улыбнулась сознательно.
   - Реки, снега и озера, - сказала она, присев на корточки рядом с  потоком
и опустив в него пальцы. - Они пришли сюда в воде, Хои-Поллои.
   - Кто пришел?
   Поток был прохладным. Он заигрывал с пальцами Юдит и  подпрыгивал,  чтобы
лизнуть ее ладонь.
   - Не будь такой тупой, - сказала Юдит. - Богини.  Они  пришли  сюда.  Они
здесь.
   - Это невозможно. Даже если они все еще и существуют а папа говорил,  что
их давно уже нет, - то с какой стати им сюда приходить?
   Юдит зачерпнула воду ладонью и поднесла ее ко рту. Вкус оказался сладким.
   - Возможно, кто-то позвал их.
   Она подняла глаза на Хои-Поллои, с лица которой еще  не  сошло  выражение
крайнего отвращения перед тем, что сделала Юдит.
   - Кто-то там наверху? - спросила девушка.
   - Знаешь, это очень трудно - взбираться на гору. В особенности, для воды.
Не думаю, что она течет туда, чтобы полюбоваться видом. Ее что-то влечет,  и
если мы пойдем вслед за ней, то рано или поздно...
   - Не думаю, что это благоразумно, - сказала Хои-Поллои.
   - Но ведь зовут не только воду, - сказала Юдит. - Зовут и нас.  Разве  ты
не чувствуешь?
   - Нет, - откровенно ответила девушка. - Я, пожалуй, поверну назад и пойду
домой.
   - Ты уверена, что ты этого хочешь?
   Хои-Поллои посмотрела на поток, протекавший в ярде от  ее  ног.  Надо  же
было так случиться, что вода в этот момент несла мимо них не самый  приятный
груз - флотилию отрубленных  куриных  голов  и  частично  обуглившийся  труп
маленькой собачонки.
   - Ты пила это, - сказала Хои-Поллои.
   - Вкус был очень приятный, - сказала Юдит,  тем  не  менее  отвернувшись,
когда собака проплывала мимо.
   Зрелище укрепило Хои-Поллои в ее намерении.
   - Наверное, я действительно пойду домой, - сказала она. - Я не  готова  к
встрече с Богинями, даже если они ждут нас наверху. Я слишком грешна.
   - Глупости, - сказала Юдит. - Это не имеет никакого отношения к  греху  и
искуплению. Вся  эта  чепуха  -  для  мужчин.  А  это...  -  Она  запнулась,
подыскивая нужное слово, - ... это - гораздо мудрее.
   - Откуда ты знаешь?  -  сказала  Хои-Поллои.  -  Никто  по-настоящему  не
понимает таких вещей. Даже папа. Он говорил мне, что знает, как была создана
Комета, но это все вранье. То же самое с тобой и с этими Богинями.
   - Почему ты такая трусиха?
   - Если б я не была трусихой, меня бы уже давно не было в живых. И не надо
быть такой высокомерной. Я знаю, что ты считаешь меня нелепой, но если б  ты
была хоть чуточку повежливее, ты бы попыталась это скрыть.
   - Я не считаю тебя нелепой.
   - Нет, считаешь.
   - Нет. Просто мне кажется, что ты любила своего папочку немного чересчур.
В этом нет никакого преступления. Поверь мне, я сама тысячу раз совершала ту
же самую ошибку. Сначала доверишься мужчине, а потом... -  Она  вздохнула  и
покачала головой. - Ну да ладно. Может быть, ты права, и тебе  действительно
лучше пойти домой. Кто знает, может, папа тебя уже ждет.
   Не произнеся больше ни слова, они развернулись и пошли в разные  стороны.
Юдит продолжила подъем, жалея,  что  не  подыскала  более  мягких  слов  для
изложения своей точки зрения. Одолев еще ярдов  пятьдесят,  она  услышала  у
себя за спиной тихую  поступь  Хои-Поллои,  а  потом  и  ее  голос,  начисто
лишенный прежних обвинительных ноток:
   - Папа ведь уже не вернется домой, верно?
   Юдит  обернулась  и  постаралась  встретиться   с   косоглазым   взглядом
Хои-Поллои, что было не так-то легко.
   - Да, - сказала она. - Скорее всего.
   Хои-Поллои посмотрела на потрескавшийся  асфальт  у  нее  под  ногами.  -
Думаю, я поняла это с самого начала, - сказала она, - но просто не  могла  с
этим примириться.  -  Потом  она  снова  подняла  взгляд,  который,  вопреки
ожиданиям Юдит, не был затуманен слезами. Собственно говоря,  она  выглядела
почти счастливой, словно это признание облегчило ей  душу.  -  Мы  ведь  обе
одиноки, верно? - спросила она.
   - Да, похоже на то.
   - Стало быть, нам лучше держаться вместе. Так нам обеим будет лучше.
   - Спасибо, что ты обо мне заботишься, - сказала Юдит.
   - Мы, женщины, должны поддерживать друг друга,  -  сказала  Хои-Поллои  и
двинулась вслед за Юдит.

3

   Миляге показалось, что Изорддеррекс уснул, и теперь ему  снится  бредовый
сон о самом себе. Черная пелена нависла над дворцом, но улицы и площади были
полны чудес. Реки вырывались из трещин в асфальте и пускались в  пляс  вверх
по склону холма, плюясь своей пеной  прямиком  в  лицо  озадаченному  закону
земного притяжения. Вокруг каждого фонтана сиял разноцветный  ореол,  яркий,
словно стая попугаев. Ему пришло в голову, что для Пая это зрелище  было  бы
настоящим пиршеством, и он стал мысленно  отмечать  каждую  попадавшуюся  по
дороге странность, чтобы рассказать обо всем мистифу, когда они вновь  будут
вместе.
   Но не только чудесами был полон город. Вокруг рек  и  радуг  простиралась
выжженная пустыня, в которой женщины, едва  заметные  на  фоне  обуглившихся
руин  своих  собственных  домов,  оплакивали  погибших.  И  только  Кеспарат
Эвретемеков, перед воротами которого он в настоящий  момент  стоял,  похоже,
был нетронут поджигателями. Однако в нем не было видно ни единого обитателя,
и Миляга отправился бродить по пустынным улицам, шлифуя в  уме  новый  набор
предназначенных для Скопика  оскорблений.  Лишь  через  несколько  минут  он
увидел того,  кого  искал.  Афанасий  стоял  напротив  одного  из  деревьев,
посаженных вдоль бульваров Кеспарата, и созерцал  его  в  состоянии  полного
восхищения.
   Крона была довольно пышной,  но  не  настолько,  чтобы  скрыть  от  глаза
конфигурацию ветвей,  и  Миляге  необязательно  было  претендовать  на  роль
Христа, чтобы понять, насколько удобно  прибить  к  ним  человеческое  тело.
Приближаясь, он несколько раз позвал Афанасия  по  имени,  но  тот,  похоже,
совсем замечтался и не оглянулся даже тогда, когда Миляга встал у его плеча.
Однако, он все-таки удостоил его ответным приветствием.
   - Ты прибыл как раз вовремя, - сказал он.
   - Самораспятие, - сказал Миляга в ответ. - Вот это будет чудо.
   Афанасий наконец повернулся к нему. Лицо его  было  болезненно-желтым,  а
лоб - весь в крови. Он оглядел шрамы на лбу у Миляги и покачал головой.
   - Уже двое, - сказал он и вытянул вперед руки.
   На ладонях виднелись раны, природа которых не вызывала никаких  сомнений.
- А такие у тебя есть?
   - Нет. А это... - Он указал на свой лоб,  -  ...  вовсе  не  то,  что  ты
думаешь. Зачем ты так себя уродуешь?
   - Я не уродую, - ответил Афанасий. - Я проснулся с этими ранами.  Поверь,
я совсем этому не рад.
   Лицо Миляги приняло скептическое выражение, и Афанасий принялся  убеждать
его с удвоенной энергией.
   - Я никогда этого не хотел, - сказал он. - Ни стигматов, ни снов.
   - Так почему ж ты тогда уставился на это дерево?
   - Я голоден, - ответил Афанасий. - Просто я прикидывал, хватит ли у  меня
сил на него забраться.
   Миляга проследил за взглядом Афанасия и на верхних  ветках  увидел  целые
грозди фруктов, созревших под жаркими лучами Кометы. Внешне  они  напоминали
мандарины, но были полосатыми.
   - Боюсь, что ничем не смогу тебе  помочь,  -  сказал  Миляга.  -  Во  мне
слишком мало материи, чтобы я мог за них ухватиться.  А  стрясти  ты  их  не
можешь?
   - Да я пробовал. Ну ладно. У нас есть дела и поважнее моего голода...
   - Для начала, забинтовать твои раны, - сказал Миляга. - Я не хочу,  чтобы
ты истек кровью до начало Примирения.
   - Ты имеешь в виду эти? - спросил Афанасий, опуская взгляд на свои  руки.
- Да нет, кровь течет и останавливается сама, когда захочет. Я уже  к  этому
привык.
   - Ладно, тогда нам надо найти тебе что-нибудь поесть. Ты не заглядывал  в
дома?
   - Я не вор.
   - Не думаю, чтобы кто-нибудь вернулся сюда, Афанасий. Давай  найдем  тебе
какое-нибудь пропитание, пока ты не околел с голоду.
   Они подошли к ближайшему дому, и после нескольких ободряющих  наставлений
Миляги, который был немало  удивлен  такой  щепетильностью,  Афанасий  вышиб
дверь ударом ноги.  Дом  либо  стал  жертвой  мародеров,  либо  был  покинут
хозяевами в большой спешке, но кухня была нетронута, и  там  нашлось  немало
съестного. Афанасий приготовил себе сэндвич, запачкав кровью хлеб.
   - Меня одолел такой голод, - сказал он. - Я полагаю, ты постился, не  так
ли?
   - Нет. А что, надо было?
   - Каждый решает по-своему, - ответил Афанасий. - У каждого - своя  дорога
на Небеса. Я,  к  примеру,  знал  человека,  который  мог  молиться,  только
примотав к чреслам целое гнездо зарзи.
   Миляга поморщился. - Это не религия, это какой-то мазохизм.
   - А мазохизм, по-твоему, не  религия?  -  спросил  Афанасий.  -  Ты  меня
удивляешь.
   Миляга был  поражен,  убедившись,  что  Афанасий  обладает  определенными
способностями к остроумию, и обнаружил, что  стал  относиться  к  нему  куда
теплее, чем до этого разговора.  Возможно,  в  конце  концов  они  и  сумеют
поладить, но любое примирение будет иметь поверхностный  характер,  если  не
состоится разговора о Просвете и о том, что там произошло.
   - Я должен попросить у тебя прощения, - оказал Миляга.
   - Вот как?
   - За то, что произошло в лагере. Ты потерял множество своих людей, и  все
это из-за меня.
   - Сомневаюсь, что  события  могли  развиваться  как-то  иначе,  -  сказал
Афанасий. - Никто из нас не знал природы тех сил, с которыми мы столкнулись.
   - Не уверен, что знаю ее сейчас.
   Лицо Афанасия помрачнело. - Мистиф причинил  много  несчастий,  послав  к
тебе свое привидение.
   - Это было не привидение.
   - Так или иначе, это потребовало от него  колоссального  усилия  воли.  Я
уверен, что Пай-о-па знал о том, чем это грозит ему самому и моим людям.
   - Он никогда никому не хотел зла.
   - Так какая же цель толкнула его на этот поступок?
   - Он хотел увериться в том, что я понял свое предназначение.
   - Это недостаточная причина, - сказал Афанасий.
   - Это единственная причина, которую я знаю, - ответил Миляга,  умолчав  о
другой части послания Пая, которая была связана с Сартори.  У  Афанасия  все
равно нет ключа к этой разгадке, так зачем же его понапрасну беспокоить?
   - У меня такое впечатление, что происходит что-то, чего мы не понимаем, -
сказал Афанасий. - Ты видел воду?
   - Да.
   - И тебя это не беспокоит? Миляга, здесь трудятся какие-то  другие  силы,
помимо нас. Может быть, мы должны найти их, спросить у них совета?
   - Какие силы ты имеешь в виду? Других Маэстро?
   - Нет. Я имею в виду Мадонну. Мне кажется, что она может  быть  здесь,  в
Изорддеррексе.
   - Но ты не уверен.
   - Но что-то же двигает эти воды?
   - Если б она была здесь, неужели ты не знал бы об этом? Ведь ты был одним
из ее верховных священнослужителей.
   - Никогда я им не был. Мы  молились  у  Просвета,  потому  что  там  было
совершено преступление. С  этого  места  в  Первый  Доминион  была  похищена
женщина.
   Флоккус Дадо рассказал Миляге эту историю, когда они ехали по пустыне, но
потом произошло столько волнующих и тревожных событий, что он забыл о ней, а
ведь это, без сомнения, была история его матери.
   - Ее звали Целестина, не так ли?
   - Откуда тебе это известно?
   - Я встречался с ней. Она  все  еще  жива  и  сейчас  находится  в  Пятом
Доминионе.
   Афанасий прищурился, словно для того,  чтобы  навострить  свой  взгляд  и
пригвоздить эту ложь к позорному столбу. Но через  несколько  секунд  улыбка
тронула его губы.
   - Стало быть, ты поддерживаешь отношения со святыми женщинами,  -  сказал
он. - Значит, для тебя еще есть надежда.
   - Ты сможешь сам встретиться с ней, когда все завершится.
   - Я очень хотел бы.
   - Но  сейчас  мы  должны  строго  придерживаться  нашего  курса.  Никаких
отклонений быть не должно. Ты понимаешь? Мы  сможем  отправиться  на  поиски
Мадонны, когда Примирение закончится, но не раньше.
   - Я чувствую себя таким уязвимым, - сказал Афанасий.
   - Мы все себя так чувствуем. Это неизбежно.  Но  существует  кое-что  еще
более неизбежное.
   - Что же?
   - Целостность, - сказал Миляга. - Мир будет исцелен,  и  это  куда  более
неизбежно, чем грех, смерть или темнота.
   - Хорошо сказано, - ответил Афанасий. - Кто тебя этому научил?
   - Ты еще спрашиваешь - ты ведь обвенчал меня с ним.
   - Ааа, - он улыбнулся. - Тогда позволь тебе напомнить, для  чего  мужчина
женится. Чтобы обрести целостность в своем союзе с женщиной.
   - Может быть, кто-то другой, но не я, - сказал Миляга.
   - Разве мистиф для тебя не был женщиной?
   - Иногда...
   - А в другое время?
   - Ни мужчиной, ни женщиной. Блаженством.
   Афанасий, похоже, был крайне обескуражен.
   - Это кажется мне нечестивым, - сказал он.
   Миляга никогда не рассматривал свою  связь  с  мистифом  с  точки  зрения
религиозной морали, да  и  сейчас  не  собирался  взваливать  на  себя  ношу
подобных сомнений. Пай был его учителем, его другом и  его  возлюбленным,  а
кроме того был беззаветно предан Примирению с самого начала. Миляга  не  мог
поверить, что его Отец допустил бы  подобный  союз,  не  будь  он  святым  и
благословенным.
   - По-моему, лучше нам оставить эту тему, - сказал он Афанасию. - А  иначе
мы опять вцепимся друг другу в глотки, чего лично мне крайне не хотелось бы.
   - Мне тоже, - ответил Афанасий. - Больше не будем это  обсуждать.  Скажи,
куда ты отправишься дальше?
   - К Просвету.
   - А кто из членов Синода будет там?
   - Чика Джекин.
   - Ага, так ты выбрал его?
   - Ты его знаешь?
   - Не очень хорошо. Мне было известно, что он пришел  к  Просвету  гораздо
раньше меня. Собственно говоря, вряд ли вообще кто-нибудь знает, сколько лет
он там провел. Странный он человек.
   - Если бы это было основанием для вывода о профнепригодности,  -  заметил
Миляга, - тогда мы бы оба остались без работы.
   - Согласен, что ж.
   После этого Миляга высказал Афанасию все свои наилучшие пожелания, и  они
расстались - с учтивостью, если не с симпатией. Миляга подумал о пустыне  за
пределами Изорддеррекса, и  Эвретемекская  кухня  скрылась  из  виду,  через
несколько секунд уступив место огромной  стене  Просвета,  возвышавшейся  из
тумана, в котором он надеялся отыскать последнего члена Синода.

4

   По дороге потоки продолжали сливаться друг с другом, и вскоре женщины шли
уже  по  берегу  настоящей  реки,  которая  была  слишком   широкой,   чтобы
перепрыгнуть через нее, и слишком бурной, чтобы перейти  ее  вброд.  Никакие
берега, кроме сточных канав, не сдерживали эти воды,  но  та  же  сила,  что
влекла их к вершине холма, не давала им растечься  в  разные  стороны.  Река
взбиралась вверх, словно животное, чья шкура  постоянно  росла,  чтобы  дать
приют силе, которая вливалась в нее с каждым новым  притоком.  К  настоящему
моменту цель  ее  не  вызывала  никаких  сомнений.  На  вершине  холма  было
расположено только одно здание - дворец Автарха, и  если  только  бездна  не
собиралась разверзнуться посреди улицы и поглотить эти вода,  они  неизбежно
должны были привести их к воротам крепости.
   У Юдит были разные воспоминания  о  дворце.  Некоторые,  подобно  видению
Башни Оси и расположенной под нею комнаты, в  которую  стекали  подслушанные
молитвы, внушали тревогу и страх. Другие же были исполнены  нежной  эротики:
она дремала в постели Кезуар под пение Конкуписцентии, а  любовник,  который
показался ей слишком совершенным, чтобы быть реальным, покрывал поцелуями ее
тело. Конечно, его уже нет там, но она вернется в построенный  им  лабиринт,
ныне обращенный на службу совсем другим силам, неся с собой  не  только  его
запах (от тебя воняет соитием, - сказала Целестина), но и плод их любви.  Ее
надежды на откровения Целестины, без сомнения,  были  разбиты  именно  из-за
этого. Даже после отповеди Тэя и увещеваний  Клема  эта  женщина  все  равно
продолжала  обращаться  с  ней,  как  с  парией.  А  если  она,   лишь   раз
соприкоснувшаяся с божеством, учуяла Сартори в запахе ее кожи, то  Тишалулле
наверняка не только почувствует тот же запах, но и догадается о  ребенке.  В
ответ на возможные вопросы и обвинения Юдит решила говорить только правду. У
нее были  свои  причины  для  каждого  ее  поступка,  и  она  не  собирается
подыскивать для них фальшивые оправдания. К алтарю Богинь она приблизится не
только со смирением, но и с чувством собственного достоинства.
   Вдали  показались  ворота.  Белый,  ревущий  поток   устремлялся   в   их
направлении. То ли его натиск, то ли недавнее революционное  насилие  снесли
обе створки с петель, и вода исступленно рвалась в проем.
   - Как мы попадем внутрь? - закричала Хои-Поллои, голос которой  был  едва
слышен за ревом потока.
   - Здесь не так глубоко, - крикнула в ответ  Юдит.  -  Мы  сможем  перейти
вброд, если пойдем вместе. Давай, берись за мою руку.
   Не дав ей времени возразить или уклониться, Юдит  крепко  сжала  запястье
Хои-Поллои и шагнула в реку. Как она и предполагала,  здесь  было  не  очень
глубоко. Пенистая поверхность потока доходила им только до  середины  бедер.
Но мощь его была велика, и им приходилось двигаться с крайней осторожностью.
Вода бесновалась вокруг так, что Юдит даже не видела той суши, к которой они
направлялись под ее руководством. Сквозь подошвы она чувствовала,  как  река
размывает мостовую, в считанные минуты дробя камни, на  которых  бесконечные
вереницы солдат, рабов и кающихся не смогли оставить  особых  отпечатков  за
последние два столетия. Но не  только  эта  опасность  угрожала  им  потерей
равновесия. Груз плывущих по реке даров, прошений и мусора, собранный  пятью
или шестью ручьями  в  нижних  Кеспаратах,  значительно  потяжелел.  Обломки
дерева бились об их поджилки и голени, обрывки ткани облепляли им колени. Но
Юдит крепко держалась на ногах и двигалась вперед твердым  шагом,  время  от
времени оборачиваясь к Хои-Поллои, чтобы  успокоить  ее  и  дать  ей  понять
взглядом или улыбкой, что, несмотря на  все  неудобства,  никакой  серьезной
опасности им не угрожает. Ворота они миновали благополучно.
   Оказавшись  на  территории  дворца,  река  не  собиралась  успокаиваться.
Напротив, она, похоже, обретала новый импульс, и чем выше взбирались ее воды
по внутренним дворикам, тем выше взлетала  над  ними  неистовая  пена.  Лучи
Кометы проникали сюда в куда большем изобилии, чем в нижние Кеспараты, и  их
свет, отражаясь от поверхности воды отбрасывал серебряную  филигрань  бликов
на безрадостные каменные стены. Отвлеченная  красотой  этого  зрелища,  Юдит
немедленно потеряла опору и упала, увлекая за собой Хои-Поллои. Хотя им и не
угрожала  опасность  утонуть,  мощь  потока  неудержимо  влекла  их  вперед.
Хои-Поллои,  весившая  значительно  меньше,  вскоре  оказалась  впереди.  Их
попытки остановиться были обречены на неудачу из-за водоворотов и  встречных
течений, которые порождались их же собственными усилиями, и лишь  по  чистой
случайности Хои-Поллои, брошенная на плотину мусора, частично перегородившую
поток, сумела упереться в скопившуюся массу обломков  и  встать  на  колени.
Вода яростно разбивалась о ее тело, не желая отпускать свою  жертву,  но  ей
удалось удержаться, и когда Юдит поднесло  к  этому  месту,  Хои-Поллои  уже
поднялась на нога.
   - Давай сюда руку! - закричала она, возвращая полученное несколько  минут
назад приглашение.
   Юдит потянулась к ней, разворачиваясь, чтобы уцепиться за ее пальцы. Но у
реки были свои планы. В тот момент, когда их разделяло не  более  нескольких
дюймов, поток закрутил ее в водовороте и унес прочь.  Его  хватка  оказалась
настолько мощной, что у нее  перехватило  дыхание,  и  она  не  смогла  даже
прокричать Хои-Поллои  что-нибудь  ободряющее.  Поток  пронес  ее  тело  под
монолитной аркой, и оно скрылось из виду.
   Но с какой бы яростью ни швыряли ее воды, продолжая свой  бег  по  крытым
галереям и  колоннадам,  она  не  испытывала  страха,  совсем  наоборот.  Их
радостно