они очень опасны, - сказала Юдит,  и  в  голову  ей
пришла мысль о том, что ее слова с таким же успехом могли бы принадлежать  и
Кларе Лиш. - Тогда от них трудно ожидать проявлений набожности.
   Не успела Кезуар открыть рот для  ответной  реплики,  как  Конкуписцентия
внезапно остановилась и начала  бормотать  себе  под  нос  какую-то  молитву
собственного сочинения.
   - Мы пришли? - спросила Кезуар.
   Конкуписцентия на секунду прервала свое бормотание, чтобы сообщить  своей
госпоже, что они действительно достигли цели. Дверь напротив них и уходившие
вверх  по  обе  стороны  от  нее  винтовые  лестницы  выглядели   ничем   не
примечательными. Все  было  монументальным,  а  следовательно,  банальным  и
скучным. По пути через остывающие внутренности дворца они миновали уже около
дюжины подобных порталов. Но этот - или, вернее, то, что за ним  находилось,
- привел Конкуписцентию в нескрываемый ужас.
   - Мы рядом с Осью? - спросила Юдит.
   - Башня прямо над нами, - ответила Кезуар.
   - Мы пойдем туда?
   - Нет. Ось может убить нас  обоих.  Но  под  Башней  есть  комната,  куда
просачиваются те послания, которые притягивает  к  себе  Ось.  Я  часто  там
шпионила, а он так и не узнал об этом.
   Юдит выпустила руку Кезуар и подошла к двери, втайне разозленная, что  ей
не удастся посмотреть на саму Башню. Ей хотелось увидеть этот сгусток  силы,
ограненный и установленный  Самим  Богом.  Кезуар  сказала,  что  это  может
оказаться смертельным, но разве можно  быть  уверенным,  пока  не  проверишь
сама? Может быть, это были просто слухи, распускаемые Автархом,  чтобы  дары
Оси доставались ему одному? Уж он-то процветал под  ее  покровительством,  в
этом не было никаких сомнений. Но на что могут оказаться способными  другие,
если ее благословение почиет на них? Сумеют превратить ночь в день?
   Она повернула ручку и открыла дверь. Из темноты пахнуло затхлым  холодным
воздухом. Юдит подозвала Конкуписцентию, взяла у нее  из  рук  светильник  и
подняла его высоко над головой. Вперед вел узкий  наклонный  коридор,  стены
которого казались чуть ли не лакированными.
   - Я подожду вас здесь, Госпожа? - спросила Конкуписцентия.
   - Дай мне, что ты взяла с собой из еды, - ответила Кезуар, - и  оставайся
за дверью. Если ты кого-нибудь услышишь или увидишь, ты должна будешь  войти
и отыскать нас. Я знаю,  что  ты  боишься  этого  места,  но  тебе  придется
проявить мужество. Ты поняла меня, дорогая?
   - Я все поняла, Госпожа, - ответила Конкуписцентия, вручая Кезуар сверток
с провизией и бутылку, которые она принесла с собой.
   Приняв эту ношу, Кезуар взяла Юдит под руку, и они  вступили  в  коридор.
Похоже, одна часть огромного механизма крепости продолжала  функционировать,
ибо не успели они закрыть  дверь,  как  круг,  разорванный,  пока  она  была
распахнута, вновь замкнулся, и кожа их ощутила воздушные вибрации, в которых
слышался едва уловимый шепот.
   - Вот они, - сказала Кезуар. - Откровения.
   Юдит подумала, что это, пожалуй, слишком возвышенное слово.  Коридор  был
наполнен негромким  гулом,  словно  сюда  долетали  обрывки  передач  тысячи
радиостанций, не поддающиеся расшифровке, то и дело пропадающие, чтобы вновь
возникнуть на той же волне. Юдит подняла лампу, чтобы посмотреть, сколько им
еще идти. Коридор заканчивался через Десять ярдов, но  с  каждым  ярдом  шум
увеличивался не по громкости, а по количеству радиостанций, на которые  были
настроены эти стены. Ни по одной из  них  не  передавали  музыку.  Это  были
множества голосов, сливавшихся в один; это были одинокие завывания; это были
рыдания, крики и слова, звучавшие так, словно кто-то читал стихи.
   - Что это за шум? - спросила Юдит.
   - Ось слышит все слова, имеющие отношение к магии,  во  всех  Доминионах.
Любое заклинание, любую исповедь, любой  предсмертный  обет.  Таким  образом
Незримый узнает о том, каким Богам, кроме Него, поклоняются  люди.  И  каким
Богиням.
   - Он шпионит и у смертного ложа? - сказала Юдит,  охваченная  отвращением
при этой мысли.
   - Повсюду, где смертное создание обращается к божеству  -  независимо  от
того, существует оно или нет,  и  отвечает  ли  молящемуся,  -  присутствует
Незримый.
   - И здесь тоже? - спросила Юдит.
   - Нет, если ты только не начнешь молиться, - сказала Кезуар.
   - Не начну.
   Они были уже в конце коридора. Воздух здесь был еще насыщеннее голосами и
прохладнее. В свете  лампы  открылось  помещение  в  форме  дуршлага,  футов
двадцать в диаметре; его изогнутые стены были такими же отполированными, как
и в коридоре. В пол была вделана  решетка,  подобная  той,  что  бывает  под
разделочным столом мясника. Сквозь нее останки молитв, выдернутых  с  кровью
из сердца скорбящих и выплеснутых вместе со слезами радости, стекали в недра
горы, на которой был построен Изорддеррекс. Юдит трудно было понять, как это
молитва может вести себя  подобно  материальному  предмету  -  поступать  на
хранение, подвергаться анализу и исчезать в сточном колодце, - но она знала,
что непонимание  это  объясняется  ее  долгой  жизнью  в  мире,  который  не
благоприятствовал превращениям. А здесь  не  существовало  ничего  настолько
материального, что уже не могло бы  быть  переведено  в  духовную  форму,  и
ничего настолько бесплотного, что не нашло бы своего  места  в  материальном
мире. Молитва может со временем превратиться в твердое  вещество,  а  мысль,
которая до сна синего камня казалась ей запертой в черепной  коробке,  может
лежать, как зоркая птица, далеко удаляясь от тела, где она  родилась.  Жучок
может уничтожить плоть, если ему знаком ее код, а плоть в свою очередь может
путешествовать между мирами, превратившись в картину, возникшую  в  сознании
соединительного коридора. Она знала, что все эти тайны  являются  составными
частями  единой  системы,  которую  ей  так  хотелось  постичь:  одна  форма
превращается  в  другую,  потом  опять  в  другую,  и  опять,   вливаясь   в
великолепный ковер трансформаций, который в своем единстве и  образует  само
бытие.
   Не случайно эти мысли пришли  ей  в  голову  именно  здесь.  Хотя  звуки,
наполнявшие комнату, были пока недоступны ее пониманию, цель, с которой  они
пришли сюда, была ей ясна, и это вдохновило ее на размышления. Отпустив руку
Кезуар, она подошла к центру комнаты и опустила светильник на  пол  рядом  с
решеткой. Она почувствовала, что ей нельзя забывать о  причине,  по  которой
они здесь оказались, а иначе все ее мысли унесет мощной волной звука.
   - Как нам разобраться в этом гуле? - спросила она у Кезуар.
   - На это потребуется время, - ответила сестра. -  Даже  для  меня.  Но  я
отметила стороны света на стенах. Видишь?
   Юдит  огляделась  и  увидела  грубые  метки,  нацарапанные   на   гладкой
поверхности камня.
   - Просвет находится в направлении север - северо-запад отсюда.  Мы  можем
немного облегчить себе работу, если повернемся в  этом  направлении.  -  Она
вытянула руки, словно привидение. - Не проведешь ли ты меня на середину?
   Юдит помогла ей, и вдвоем они повернулись в направлении Просвета. С точки
зрения Юдит,  никакой  пользы  это  не  принесло:  гул  оставался  таким  же
неразборчивым, как и раньше. Но Кезуар опустила  руки  и  стала  внимательно
вслушиваться, слегка поворачивая голову то в  одну,  то  в  другую  сторону.
Несколько минут прошло.  Юдит  хранила  молчание,  боясь,  что  неосторожный
вопрос с ее стороны может  нарушить  сосредоточенность  сестры.  Наконец  ее
усердие было вознаграждено: ей удалось расслышать несколько невнятных слов.
   - Они молятся Мадонне, - сказала Кезуар.
   - Кто?
   - Голодари. Неподалеку от Просвета. Они приносят  благодарность  за  свое
чудесное избавление и просят о том, чтобы души погибших были приняты в рай.
   Кезуар  замолчала,  и  Юдит,  вооруженная  теперь   ключом   к   разгадке
доносившегося до нее бормотания, попыталась разобраться  в  разноголосье.  И
хотя ей удалось сконцентрироваться  до  такой  степени,  что  ухо  ее  стало
улавливать  слова  и  даже  отдельные  фразы,  все  равно  ей  не  удавалось
проникнуть в смысл того, что она слышала. Через некоторое время тело  Кезуар
расслабилось, и она пожала плечами.
   - Теперь слышны только какие-то обрывки, - сказала она.  -  Мне  кажется,
они находят  трупы.  Кто-то  молится  плачущим  голосом,  кто-то  произносит
клятвы.
   - Ты знаешь, что там произошло?
   - Это случилось не сейчас, - сказала Кезуар. - Ось  слушает  эти  молитвы
уже в течение нескольких часов. Но это было что-то ужасное,  уж  это  точно.
Похоже, очень много человеческих жертв.
   - Эпидемия изорддеррекской чумы? - предположила Юдит.
   - Возможно,  -  сказала  Кезуар.  -  Ты  не  хочешь  присесть  и  немного
перекусить?
   - Прямо здесь?
   - А почему бы и нет? Это  место  меня  успокаивает.  -  Протянув  руки  и
опершись на Юдит, Кезуар присела. - Со временем ты к нему привыкнешь.  Может
быть, это даже немножко похоже на наркотик. Кстати сказать... где наша  еда?
- Юдит вложила сверток  в  протянутые  руки  Кезуар.  -  Надеюсь,  это  дитя
положила криучи.
   Ее цепкие пальцы исследовали поверхность свертка, разодрали его  и  стали
передавать Юдит его содержимое. Там были фрукты, три  ломтя  черного  хлеба?
немного мяса и - последняя находка вызвала у Кезуар радостное восклицание  -
небольшой пакетик, который она не стала передавать Юдит, а поднесла к носу и
понюхала.
   - Умное создание, - сказала Кезуар. - Она знает, что мне нужно.
   - Это какой-то наркотик? - сказала Юдит, раскладывая еду. -  Я  не  хочу,
чтобы ты принимала его. Мне нужно, чтобы ты оставалась здесь, а  не  улетела
Бог знает куда.
   - И ты пытаешься отнять у меня мое удовольствие, увидев такой сон на моих
подушках? - сказала Кезуар. - Да, я слышала, как ты  задыхалась  и  стонала.
Кто тебе приснился?
   - Это мое дело.
   -  А  это  -  мое,  -  ответила  Кезуар,  отбрасывая  ткань,  в   которую
Конкуписцентия тщательно завернула криучи.
   Выглядел он аппетитно, похоже на кубик помадки.
   - Когда у самой нет  пристрастия,  сестра,  тогда  можно  позволить  себе
морализировать, - сказала Кезуар. - Я,  конечно,  слушать  не  буду,  но  ты
можешь продолжать.
   С этими словами она запихнула весь криучи себе в рот и  принялась  жевать
его с довольным видом. Тем временем Юдит подыскала себе  более  традиционное
пропитание, выбрав из нескольких  фруктов  тот,  который  с  виду  напоминал
уменьшенный вариант ананаса. Очистив его,  она  обнаружила,  что  содержание
соответствовало форме: правда, сок был  немного  терпковатым,  но  мякоть  -
вкусной и сладкой. Съев ананас, она принялась за хлеб и мясо. Не успела  она
откусить первый кусок, как в ней разыгрался такой аппетит, что вскоре добрая
половина запасов была уничтожена. Жажду она  утоляла  горьковатой  водой  из
бутылки. Гул молитв, казавшийся  столь  всепроникающим,  когда  она  впервые
вошла в  комнату,  не  смог  составить  конкуренцию  более  непосредственным
ощущениям - вкусу фруктов, мяса, хлеба и воды, и  превратился  в  отдаленное
бормотание, о котором она почти забыла во время  своей  трапезы.  Когда  она
кончила есть, криучи, судя по всему,  уже  проник  в  кровь  Кезуар  и  стал
оказывать свое  действие.  Она  раскачивалась  взад  и  вперед,  словно  под
действием волн какого-то невидимого прилива.
   - Ты слышишь меня? - спросила у нее Юдит.
   Кезуар ответила лишь после довольно долгой паузы.
   - Почему ты не последуешь моему примеру? - сказала она. - Поцелуй меня, и
мы сможем поделиться криучи. Уста к устам.
   - Я не хочу тебя целовать.
   - Почему? Неужели ты  настолько  не  любишь  саму  себя,  что  не  можешь
заняться с  собой  любовью?  -  Она  улыбнулась  самой  себе,  позабавленная
парадоксальной логикой этой фразы. - Ты когда-нибудь  занималась  любовью  с
женщиной?
   - Насколько я помню, нет.
   - А я занималась. В Бастионе. Было гораздо лучше, чем с мужчиной.
   Она потянулась к Юдит и столь безошибочно  нашла  ее  руку,  словно  была
зрячей.
   - Какая ты холодная, - сказала она.
   - Да нет, это ты горячая, - ответила Юдит,  освобождаясь  от  ее  руки  и
отодвигаясь в сторону.
   - Ты знаешь, почему здесь так холодно, сестра? - сказала  Кезуар.  -  Это
из-за ямы под городом, где лежит фальшивый Искупитель.
   Юдит бросила взгляд на решетку и поежилась. Под землей повсюду скрывались
мертвые.
   - Холод твоего тела - это холод  смерти,  -  продолжала  Кезуар.  -  Твое
сердце во льду.  -  Все  это  произносилось  напевным  голосом,  в  такт  ее
раскачиваниям. - Бедная сестра. Умереть еще при жизни.
   - Я больше не желаю это слушать, - сказала Юдит.  До  этого  момента  она
сохраняла самообладание, но бредовые речи Кезуар начали  раздражать  ее  все
больше и больше. - Если ты не прекратишь, - сказала она тихо,  -  я  оставлю
тебя здесь и уйду.
   - Не делай этого, - сказала  Кезуар.  -  Я  хочу,  чтобы  ты  осталась  и
занялась со мной любовью.
   - Я же сказала тебе...
   - Уста к устам. Душа к душе.
   - Ты ходишь по кругу.
   - Именно так и был создан мир, - сказала она. - Слившись вместе, двигаясь
по кругу. - Она поднесла руку ко рту, словно собираясь прикрыть его, а потом
улыбнулась едва ли не демонической улыбкой. - Нет ни входа, ни  выхода.  Так
говорит Богиня. Когда занимаются любовью, движутся по кругу, по кругу...
   Снова она протянула руку к Юдит с той же  безошибочной  легкостью,  и  на
этот раз Юдит отодвинулась, догадавшись, что это повторение входит в  ритуал
эгоцентрических  игр  ее  сестры.  Наглухо  закупоренная  система  зеркально
симметричной плоти, в безостановочном круговом вращении - неужели именно так
был создан мир? Если да, то это очень похоже на  ловушку,  и  ей  захотелось
немедленно вырваться из этого заколдованного круга.
   - Я не могу больше оставаться здесь, - сказала она Кезуар.
   - Ты вернешься, - сказала в ответ ее сестра.
   - Да, через некоторое время.
   В ответ прозвучал новый повтор.
   - Ты вернешься.
   На этот раз Юдит не удостоила ее ответом и, миновав коридор, поднялась  к
выходу. Конкуписцентия по-прежнему была там. Она уснула  на  подоконнике,  и
фигура ее вырисовывалась в первых лучах наступающей зари. Юдит удивилась: ей
казалось, что до появления огненной головы Кометы  над  горизонтом  остается
еще несколько часов. Она была здорово сбита  с  толку:  время,  которое  она
провела с Кезуар в комнате, оказывается, исчислялось не минутами, а часами.
   Она подошла к окну и посмотрела вниз на сумрачные дворики. С  уступа  под
окном неожиданно вспорхнули птицы и полетели в разгорающееся небо, уводя  ее
взгляд к Башне. Кезуар недвусмысленно предупредила ее об опасности,  которая
может ожидать ее там. Но со всеми своими разговорами о любви между женщинами
не осталась ли она до сих пор в плену у выдумок человека, который сделал  ее
королевой Изорддеррекса и заставил поверить в  то,  что  запретные  для  нее
места могут причинить ей вред? Сейчас, когда начинается новый день  и  сила,
выкорчевавшая Ось и воздвигнувшая вокруг нее такие мощные стены, исчезла,  -
самое подходящее время бросить вызов этой вере.
   Она подошла к  лестнице  и  стала  подниматься  наверх.  Через  несколько
ступенек плавный поворот завел ее в абсолютную темноту, и, ослепнув,  словно
оставленная внизу сестра, она продолжала  подъем,  ощупывая  рукой  холодные
камни. Но примерно через тридцать ступенек  ее  вытянутая  рука  уперлась  в
дверь, такую тяжелую, что вначале она сочла  ее  запертой.  Ей  понадобилось
приложить все свои усилия, чтобы открыть ее, но старания были вознаграждены.
По другую сторону оказался коридор, в котором было немного светлее,  чем  на
лестнице, хотя все равно видимость ограничивалась десятью ярдами. Держась за
стену, она  двинулась  вперед  с  крайними  предосторожностями.  Вскоре  она
добралась до угла и увидела на полу сорванную с петель и покореженную дверь,
которая, судя по всему, раньше отделяла коридор от расположенной в его конце
комнаты. Там она  остановилась,  прислушиваясь,  не  обнаружит  ли  взломщик
своего присутствия. Но вокруг царила абсолютная тишина, и она  прошла  мимо,
привлеченная видом винтовой лестницы слева от нее. Оставив коридор у себя за
спиной, она начала второй подъем, который,  подобно  первому,  привел  ее  в
темноту. Но когда она завернула за угол, сверху на  нее  упал  лучик  света.
Источником его была слегка приоткрытая дверь на вершине лестницы.
   И вновь она ненадолго  остановилась.  Хотя  вокруг  и  не  было  открытых
указаний на присутствие силы - атмосфера казалась почти безмятежной,  -  она
не сомневалась, что Ось, которой она отважилась бросить вызов, дожидается ее
в своей Башне  и  наверняка  знает  о  ее  приближении.  Поэтому  не  стоило
отбрасывать возможность, что эта тишина служит для того, чтобы успокоить  ее
подозрения, а свет - чтобы заманить ее внутрь. Но если Ось хочет, чтобы  она
поднялась к ней, значит, у нее на то есть причина. А если нет - если она так
же безжизненна, как и камень у нее под ногами, - тогда ей нечего терять.
   - Давай посмотрим, из какого ты теста, - сказала она вслух, обращаясь  не
только к Оси Незримого, но и к самой себе. С этими словами она  двинулась  к
двери.

2

   Хотя, без сомнения, существовали и более короткие пути к Башне  Оси,  чем
тот, которым шли они вместе с Никетомаас, Миляга решил не искушать судьбу  и
отправился проверенной дорогой. Он расстался с Флоккусом Дадо, Сайшай  и  ее
потомством у Ворот Святых и начал свое восхождение по  дворцу,  сверяя  свой
маршрут с положением Башни из каждого второго окна.
   Восход был близок. Птицы покинули свои гнезда на колоннадах  и  распевали
свои песни, летая над утренними двориками и не обращая внимания  на  горький
дым, который в это утро вполне мог сойти за  утренний  туман.  Наступал  еще
один день, и организм Миляги изнемогал без сна. В последний раз ему  удалось
подремать во  время  путешествия  от  Просвета  в  Изорддеррекс,  но  эффект
оказался косметическим. Он чувствовал такую усталость во всем теле, что едва
держался на ногах, и это заставляло его стремиться  закончить  свою  дневную
миссию как можно быстрее. Он вернулся сюда по двум  причинам.  Первая  -  он
должен завершить то дело, которое не было доведено до  конца  из-за  ранения
Пая: поймать и убить Сартори. Вторая - независимо  от  того,  найдет  ли  он
своего двойника или нет, он должен вернуться в Пятый Доминион,  где  Сартори
собирается соорудить Новый Изорддеррекс. Он знал, что теперь, когда он вновь
ощутил в себе способности Маэстро, вернуться домой будет нетрудно. Даже  без
подсказок мистифа он сможет  вырвать  у  памяти  способы  путешествия  между
Доминионами.
   Но сначала - Сартори. Хотя с тех пор,  как  Автарх  ускользнул  от  него,
прошло уже два дня, он лелеял надежду, что его двойник не покинул  еще  свой
дворец. В конце концов, уход из этой самодельной утробы, в которой любое его
слово было законом, а любой  поступок  -  объектом  поклонения,  должен  был
оказаться для него болезненным. Наверняка он захотел  немного  помедлить.  А
если уж он задержится, то скорее всего неподалеку от  того  символа  власти,
который сделал его неоспоримым хозяином Примиренных Доминионов, - Оси.
   Он уже собрался было выругать себя за то, что сбился с  пути,  как  вдруг
перед ним оказалось то самое место, где упал Пай. Он немедленно  узнал  его;
узнал и видневшуюся вдалеке дверь, которая вела в Башню.  Он  позволил  себе
задержаться на мгновение на том месте, где Пай лежал у  него  на  руках,  но
мысли его обратились не к их нежному диалогу, а к последним словам  мистифа,
которые он успел произнести, прежде чем сила Просвета втянула его обратно.
   - Сартори, - сказал тогда Пай. - Найди его... он знает...
   Какой бы информацией ни располагал Сартори (Миляга предполагал,  что  она
имеет отношение к заговорам противников Примирения), он, Миляга,  был  готов
на любые меры, чтобы выжать ее