о это был  отец)  отводил  их  в  сторонку  и  говорил,  что
огромная ответственность ляжет на их плечи, ответственность за сохранение  и
передачу потомкам тщательно охраняемой семейной тайны, а отчасти потому, что
Общество способно было о себе позаботиться. Роксборо был не только  богатым,
но и умным человеком. За свою жизнь он скупил значительные участки земли,  и
прибыль, получаемая от этих капиталовложений, росла по мере  роста  Лондона.
Единственным получателем этих денег было Общество, хотя фонды его  были  так
изобретательно распределены  между  различными  компаниями  и  посредниками,
которые не подозревали о своем месте в общей системе, что  никто  из  людей,
работавших на Общество, какую бы должность он ни занимал, так никогда  и  не
узнал о его существовании.
   Это странное и бесцельное процветание Tabula Rasa продолжалось в  течение
двух столетий. Все так же, по завету Роксборо, собирались его  члены,  чтобы
поговорить о тех секретах, которыми они владеют, и полюбоваться видом города
с Хайгейтского холма.
   Каттнер Дауд бывал здесь несколько  раз,  но  ни  разу,  до  сегодняшнего
вечера,  ему  не  приходилось  присутствовать  на  заседании  Общества.  Его
повелитель, Оскар Годольфин, был одним из тех  Одиннадцати,  кто  наследовал
делу Роксборо, хотя ни один из них не был таким  лицемером,  как  Годольфин,
который, с одной стороны,  состоял  членом  общества,  целью  которого  было
полное искоренение магии, а с другой стороны был повелителем  (Годольфин  бы
сказал хозяином) существа, вызванного с помощью все той же магии в  год  той
самой трагедии, которая и вызвала появление Общества.
   Этим  существом  был,  конечно,  Дауд.  Члены  Общества   знали   о   его
существовании, но они и  не  подозревали  о  его  происхождении,  иначе  они
никогда бы не вызвали его сюда и не позволили ему войти в  священную  Башню.
Скорее всего, они последовали бы эдикту Роксборо и уничтожили его,  чего  бы
это ни стоило их телу,  душе  или  психическому  здоровью.  Разумеется,  они
знали, как это сделать, или, по крайней мере, имели возможность это  узнать.
По  слухам,  в  Башне  хранилась   непревзойденная   библиотека   трактатов,
гримуаров, энциклопедий и сборников,  собранная  Роксборо  и  группой  магов
Пятого Доминиона, которые первыми начали подготавливать попытку  Примирения.
Одним из них был Джошуа Годольфин, граф  Беллингемский.  Он  и  Роксборо,  в
отличие   от   большинства   своих   ближайших   друзей,   сумели   пережить
катастрофические события, случившиеся в разгаре лета почти двести лет назад.
Предание гласило, что после трагедии Годольфин уединился в своем  загородном
поместье и никогда больше не  покидал  его  пределов.  Роксборо  же,  будучи
наиболее практичным и деятельным из всей группы, в дни  катаклизма  сохранил
оккультные библиотеки своих погибших коллег, спрятав тысячи томов в  подвале
своего дома, где они, как он написал в письме  к  графу,  не  смогут  больше
отравлять нехристианскими  честолюбивыми  помыслами  головы  честных  людей,
таких, какими были  наши  дорогие  друзья.  Отныне  мы  должны  изгнать  эту
проклятую магию с наших берегов. Однако тот  факт,  что  он  просто  спрятал
книги под замком,  вместо  того  чтобы  уничтожить  их,  свидетельствовал  о
внутренней противоречивости его мыслей. Невзирая на все  те  ужасы,  которые
ему довелось увидеть,  и  крайнюю  степень  возникшего  у  него  отвращения,
небольшая часть его души все еще находилась  под  властью  обаяния,  которое
объединило его, Годольфина и друзей в их безумной затее.
   Стоя в пустом холле Башни, Дауд тревожно поежился при мысли  о  том,  что
где-то неподалеку от него находится самое большое, находящееся за  пределами
Ватикана, собрание магической литературы, в  которой  описывается  множество
способов вызывания и уничтожения существ, подобных ему. Хотя, конечно, он не
был обычным духом. Большинство  тех,  кто  попадал  во  власть  магов,  были
тупыми, безмозглыми исполнителями, выловленными из  Ин  Ово  -  пространства
между Землей  и  Примиренными  Доминионами,  -  как  омары  из  ресторанного
аквариума.  Он  же,  в  отличие  от  них,  был  профессиональным  актером  и
пользовался большим успехом. Не глупость, но страдание отдало его во  власть
человека. Он увидел лицо  Самого  Хапексамендиоса  и,  наполовину  лишившись
рассудка от этого зрелища,  не  смог  противостоять  заклинаниям  и  утратил
свободу. Его заклинателем, разумеется, был Джошуа Годольфин, и  он  приказал
ему служить его роду до скончания века. Когда Джошуа уединился за  надежными
стенами своего поместья, Дауд оказался предоставлен самому  себе  вплоть  до
кончины старого джентльмена, после которой  он  вернулся,  чтобы  предложить
свои услуги сыну Джошуа, Натаниэлю. Но тайну своего происхождения он раскрыл
ему только тогда, когда сделался незаменимым, опасаясь, как бы не попасть  в
ловушку между чувством долга и христианским рвением.
   Опасения эти, впрочем, были совершенно  напрасны,  так  как  ко  времени,
когда Дауд  приступил  к  новой  службе,  Натаниэль  вырос  во  внушительных
размеров развратника и повесу, которому было абсолютно безразлично, кем  был
Дауд, лишь бы в его обществе не было скучно. Так и продолжалась жизнь  Дауда
от поколения к поколению; - иногда он менял лицо (элементарный трюк),  чтобы
скрыть свое долголетие от быстростареющего мира людей. Но никогда не забывал
он о том, что в один прекрасный день Tabula Rasa может раскрыть его  двойную
игру  и  отыскать  в  своих  книгах  какой-нибудь  зловредный   способ   его
уничтожения. С особой силой ощущал он эту возможность сейчас,  ожидая,  пока
его позовут на заседание.
   Это произошло спустя полтора часа, а все  это  время  он  развлекал  себя
мыслями о спектаклях, которые ему предстояло увидеть  на  следующей  неделе.
Театр остался его главной страстью, и он смотрел практически все постановки,
независимо от их художественной ценности. На следующий вторник у  него  были
билеты на расхваленного прессой  ?Короля  Лира?  в  Национальном  театре,  а
спустя два дня его ожидало место в  партере  на  возрожденной  ?Турандот?  в
Колизеуме. Да, ему предстоит много приятного, лишь бы  поскорее  закончилась
эта злосчастная встреча.
   Наконец лифт загудел, и из  него  вышел  один  из  самых  молодых  членов
Общества  -  Джайлс  Блоксхэм.  В  свои  сорок  лет  Блоксхэм  выглядел   на
восемьдесят. ?Требуется своего рода талант,  -  заметил  как-то  раз  о  нем
Годольфин (а он любил подмечать всякие связанные с  обществом  нелепости,  в
особенности  когда   был   навеселе),   -   чтобы   выглядеть   опустившимся
развратником, не обладая его богатым опытом?.
   - Мы освободились и ждем вас, - произнес Блоксхэм, жестом пригласив Дауда
войти в лифт. - Я думаю, вы понимаете, - добавил он, пока они поднимались, -
что, если вы когда-нибудь осмелитесь произнести хотя бы одно  слово  о  том,
что вы здесь видели, Общество уничтожит вас так быстро и тщательно, что даже
ваша мать не вспомнит о том, что вы были рождены на свет.
   Эта  напыщенная  угроза  звучала  крайне  нелепо,  будучи   произнесенной
гнусавым  голоском  Блоксхэма,  но  Дауд  разыграл  из  себя  провинившегося
чиновника перед лицом разгневанного начальства.
   - Я прекрасно понимаю это, - сказал он.
   - Это чрезвычайная мера, - продолжал Блоксхэм,  -  вызвать  на  заседание
человека,  который  не  является  членом  Общества.  Но   и   обстоятельства
чрезвычайные. Впрочем, вам об этом знать не следует.
   - Да-да, вы правы, - сказал Дауд, разыгрывая воплощенную невинность. Этим
вечером он будет покорно сносить  их  снисходительность,  тем  более  что  с
каждым днем в нем растет уверенность в  том,  что  вскоре  произойдет  нечто
такое, что потрясет эту Башню до основания. А когда это случится,  он  будет
отомщен.
   Двери лифта открылись, и Блоксхэм велел Дауду следовать за ним.  Проходы,
по которым они шли, были голыми и лишенными ковров.  Такой  же  оказалась  и
комната, куда его ввели. На всех окнах шторы были опущены; огромный  стол  с
мраморной крышкой освещался  верхними  лампами,  свет  которых  падал  и  на
шестерых членов Общества (среди них были две женщины), сидевших вокруг. Судя
по беспорядочно наставленным бутылкам, стаканам и переполненным пепельницам,
они заседали уже не один час. Блоксхэм налил себе стакан воды и  занял  свое
место. Осталось только одно свободное место -  место  Годольфина.  Дауду  не
предложили занять его, и он остался стоять у конца стола,  слегка  смущенный
устремленными на него взглядами. Среди сидевших за столом не было ни  одного
человека,  который  пользовался  бы  широкой  известностью.  Хотя  все   они
происходили из богатых и влиятельных семей, их влияние и  богатство  никогда
не выставлялись напоказ. Общество запрещало  своим  членам  занимать  важные
посты, а также брать  себе  в  супруги  человека,  который  может  возбудить
любопытство прессы. Оно работало втайне - ради уничтожения тайны.  Возможно,
именно этот парадокс и должен был рано или поздно привести его к катастрофе.
   На другом конце стола, напротив Дауда, перед грудой газет, без  сомнения,
содержавших рассказ Берка, сидел мужчина профессорского вида. Судя по всему,
он уже разменял свой седьмой десяток,  пряди  его  седых  волос  прилипли  к
черепу. По описаниям Годольфина, Дауд узнал этого человека. Это  был  Хуберт
Шейлс, получивший от Оскара прозвище Ленивца. Он двигался и говорил с  такой
медлительной осторожностью, словно был сделан из стекла.
   - Вы знаете, почему вы здесь? - спросил он.
   - Он знает, - вставил Блоксхэм.
   - Какие-то трудности с мистером Годольфином? - отважился на вопрос Дауд.
   - Его здесь нет, - сказала одна из  женщин  справа  от  Дауда.  Лицо  ее,
частично скрытое  за  спутанной  паклей  черных  крашеных  волос,  выглядело
изможденным. ?Элис Тирвитт?, - догадался Дауд. - В этом-то и вся трудность.
   - Понятно, - сказал Дауд.
   - Так где же он, черт побери? - спросил Блоксхэм.
   - Он путешествует, - ответил Дауд. - Наверное, он  не  знал  о  том,  что
собрание состоится.
   - Как и все мы, - сказал Лайонел Уэйкмен,  лицо  которого  покраснело  от
выпитого виски. Пустая бутылка покоилась на сгибе его руки.
   - Где он путешествует? - спросила Тирвитт. -  Нам  обязательно  надо  его
найти.
   - Боюсь, мне это неизвестно, - сказал Дауд. -  Его  дела  заставляют  его
разъезжать по всему миру.
   - Какие такие дела? - с трудом ворочая языком, произнес Уэйкмен.
   - У него кое-какие капиталовложения в Сингапуре, -  ответил  Дауд.  -  Ив
Индии. Хотите, чтобы я подготовил справку? Я уверен, что он...
   - На хер эту справку! - сказал Блоксхэм. - Нам  нужен  он  сам.  Здесь  и
сейчас.
   -  Боюсь,  его  точное   местонахождение   мне   неизвестно.   Где-то   в
Юго-Восточной Азии.
   Потом,   потушив   сигарету,   заговорила   суровая,   но   не   лишенная
привлекательности женщина, сидевшая слева от Уэйкмена.  Это  наверняка  была
Шарлотта Фивер, Алая Шарлотта, как называл ее Оскар. ?Род  Роксборо  на  ней
завершится,  -  сказал  как-то  он,  -  если,  конечно,  она  не   ухитрится
оплодотворить одну из своих подружек?.
   - Здесь ему не какой-нибудь бордель, в который он может заявиться,  когда
ему приспичит.
   - Правильно, - вставил Уэйкмен, - здесь гораздо скучнее.
   Шейлс взял одну из лежавших перед ним газет и швырнул ее  по  поверхности
стола в направлении Дауда.
   -  Я  полагаю,  вам  приходилось  читать  об  этом  теле,   найденном   в
Клеркенуэлле? - спросил он.
   - Да.
   Шейлс выдержал паузу, переводя взгляд с одного члена Общества на другого.
Что бы он там ни собирался сказать, вопрос о том, стоит ли говорить об  этом
Дауду, несомненно подвергся предварительному обсуждению.
   - У нас есть причины полагать, что этот Чэнт из другого Доминиона.
   - Прошу прощения? - сказал Дауд, разыгрывая недоумение. - Я не вполне вас
понимаю. Какой такой Доминион?
   - Отбросьте  свои  предосторожности,  -  сказала  Шарлотта  Фивер.  -  Вы
прекрасно понимаете, о чем идет речь.  Не  пытайтесь  уверить  нас,  что  вы
двадцать пять лет служили у Оскара и так ничего и не узнали.
   - Я знаю очень мало, - запротестовал Дауд.
   - Вполне достаточно, чтобы  быть  в  курсе  приближающейся  годовщины,  -
сказал Шейлс.
   "Бог мой! - подумал Дауд. - Они не так уж глупы, как кажется?.
   - Вы говорите о годовщине Примирения? - спросил он.
   - Вот именно. В середине этого лета...
   - К чему говорить об этом вслух? - сказал Блоксхэм. - Он и так уже  знает
больше, чем следует.
   Шейлс проигнорировал это замечание и начал было снова, но  в  тот  момент
раздался голос, исходящий от массивной фигуры, сидевшей в тени  и  до  этого
хранившей молчание. Все это время Дауд  ждал,  когда  этот  человек,  Матиас
Макганн, произнесет свое суждение. Если у Tabula Rasa и  был  лидер,  то  им
являлся именно он.
   - Хуберт? - спросил он. - Могу я сказать свое мнение?
   - Конечно, - пробормотал Шейлс.
   - Мистер Дауд, - сказал Макганн, - я не сомневаюсь, что Оскар  не  держал
язык за зубами. У каждого из нас есть свои слабости. Его слабостью были  вы.
Никто из нас не обвиняет вас за то, что вы не сочли нужным заткнуть уши.  Но
это Общество было создано с весьма  специфической  целью,  и  порой  во  имя
достижения цели ему приходилось идти  на  самые  крайние  меры.  Я  не  буду
вдаваться в детали. Как  уже  сказал  Джайлс,  вы  оказались  осведомленнее,
нежели хотелось бы  каждому  из  нас.  Так  что,  поверьте  мне,  мы  сумеем
заставить замолчать всякого, кто подвергнет этот Доминион опасности.
   Он подался вперед. У него оказалось лицо человека с  хорошим  характером,
но неудовлетворенного своей теперешней судьбой.
   - Хуберт упомянул о том, что приближается  годовщина.  Это  действительно
так. И силы, стремящиеся нарушить  спокойствие  этого  Доминиона,  возможно,
готовятся к тому, чтобы ее отпраздновать. В настоящее время вот  это,  -  он
указал на газету, - является единственным  свидетельством  того,  что  такие
приготовления действительно велись, но если найдутся и другие, то они  будут
немедленно уничтожены нашим Обществом и его агентами. Вы понимаете? - Он  не
стал ждать ответа. - Это очень опасно, - продолжал он. - Люди заинтересуются
и начнут исследования. Ученые. Мистики. Они начнут задумываться.  Потом  они
начнут мечтать, грезить.
   - Я понимаю, это действительно очень опасно, - сказал Дауд.
   - Не  пытайся  подлизываться,  ты,  самодовольный  ублюдок!  -  взорвался
Блоксхэм. - Мы все знаем, чем ты там занимался вместе с  Годольфином.  Скажи
ему, Хуберт!
   - Я напал на след кое-каких  артефактов...  внеземного  происхождения.  И
след этот ведет к Оскару Годольфину.
   - Это еще неизвестно, - вставил Лайонел. - Наверняка эти  уроды  навешали
нам лапши на уши.
   - Я рада, что вина Годольфина доказана,  -  сказала  Элис  Тирвитт.  -  А
заодно и этого типа.
   - Я возражаю, - сказал Дауд.
   - Вы занимались магией! - завопил Блоксхэм. - Признавайся! - Он  поднялся
и стукнул кулаком по столу. - Признавайся немедленно!
   - Сядьте, Джайлс, - сказал Макганн.
   - Вы только гляньте  на  него,  -  продолжал  Блоксхэм,  тыча  пальцем  в
направлении Дауда. - Он же виновен, как смертный грех.
   - Я  же  сказал,  сядьте,  -  повторил  Макганн,  слегка  повышая  голос.
Сконфузившись, Блоксхэм сел. - Мы не собираемся судить вас, - сказал Макганн
Дауду. - Нам нужен Годольфин.
   - Вы должны найти его, - сказала Фивер.
   - А когда найдете, - добавил Шейлс,  -  скажите  ему,  что  у  меня  есть
несколько предметов, которые могут показаться ему знакомыми.
   Над  столом  воцарилась  тишина.  Несколько  лиц  повернулись  к  Матиасу
Макганну.
   - Я полагаю, мы закончили, - сказал  он.  -  Если,  конечно,  у  вас  нет
желания что-то сказать.
   - Не думаю, - ответил Дауд.
   - Тогда вы можете идти.
   На этом разговор был окончен, и Дауд удалился. До лифта его  сопровождала
Шарлотта Фивер, а спускаться ему пришлось в одиночестве. Они  знали  больше,
чем он предполагал, но все же были далеки от истины. Возвращаясь  на  машине
на Риджентс Парк-роуд, он восстанавливал в памяти детали допроса  для  того,
чтобы суметь пересказать их впоследствии.  Пьяные  несообразности  Уэйкмена,
неосторожность Шейлса, слова Макганна, вкрадчивые и  мягкие,  как  бархатные
ножны. Все это, а в особенности расспросы о местонахождении  отсутствующего,
он повторял про себя для того, чтобы передать Годольфину.
   "Где-то на востоке? - так сказал о нем Дауд. На востоке Изорддеррекса?  -
что ж, вполне возможно. Например,  в  Кеспаратах,  возведенных  недалеко  от
гавани, где Оскар частенько закупал контрабанду, доставленную из  Хакаридека
или с Островов. Но там ли он был, или в каком-нибудь другом месте,  у  Дауда
не было никакой возможности вернуть его  назад.  Он  вернется  тогда,  когда
вернется, так что  Tabula  Rasa  придется  подождать,  хотя  чем  дольше  им
придется ждать, тем скорее один из них выскажет вслух  подозрение,  которое,
без сомнения, уже пришло  многим  в  голову:  подозрение  о  том,  что  игры
Годольфина с талисманами и женщинами сомнительной  репутации  являются  лишь
верхушкой айсберга. Возможно, они даже могут заподозрить, что  он  совершает
путешествия.
   Он,  конечно,  не   был   единственным   обитателем   Пятого   Доминиона,
пересекавшим границу в том и другом направлении. Много путей вело от Земли к
Примиренным Доминионам. Некоторые из них были безопасней других, но все  они
использовались, и не только  магами.  Иногда  находили  свой  путь  и  поэты
(случалось, они возвращались и рассказывали  об  увиденном).  На  протяжении
столетий происходило это  и  со  многими  священниками,  и  с  отшельниками,
которые так упорно размышляли о сущности этих путей, что Ин Ово поглощало их
и выплевывало уже в другой мир. Любая душа, оказавшаяся  в  бездне  отчаяния
или поднявшаяся на вершины вдохновения, могла получить туда доступ. Но  лишь
несколько человек на памяти Дауда превратили  для  себя  это  путешествие  в
такое же обычное дело, каким оно стало для Годольфина.
   Но сейчас  для  путешественников  с  обеих  сторон  наступили  не  лучшие
времена.   Примиренные   Доминионы   находились   под   контролем    Автарха
Изорддеррекса уже более ста лет, и каждый раз, когда  Годольфин  возвращался
назад, он рассказывал о новых беспорядках.  На  огромных  пространствах,  от
окраин Первого Доминиона до Паташоки и ее городов-спутников в Четвертом, все
чаще стали  раздаваться  голоса,  призывающие  к  восстанию.  Соглашение  по
вопросу о том, как свергнуть тиранию Автарха, пока еще не  было  достигнуто,
но повсюду зрели семена недовольства, постоянно прораставшие  восстаниями  и
забастовками,  зачинщики  которых  неизменно  арестовывались  и  предавались
смертной казни. Но  в  некоторых  случаях  меры  Автарха  носили  еще  более
драконовский характер. Целые сообщества были  уничтожены  во  имя  Двигателя
Изорддеррекса. У племен и небольших народов были отняты их боги, их земли  и
их право на произведение потомства, а некоторые из них были  просто-напросто
вырезаны  во  время  погромов,  происходивших  под  личным  покровительством
Автарха. Но ни один из этих ужасов  не  заставил  Годольфина  отказаться  от
путешествий в Примиренные Доминионы. Может быть, события сегодняшнего вечера
заставят его сделать это? Во всяком случае, хотя бы на время,  до  тех  пор,
пока подозрения Общества не рассеются.
   Как это ни было утомительно, но Дауд знал, что другого выхода  нет:  этой
ночью он должен ехать в поместье Годольфина, среди пустынных земель которого
находится стартовая площадка Оскара. Там он  будет  ждать  его  возвращения,
словно стосковавшаяся по  хозяину  собака.  Но  не  только  Оскару  придется
оправдываться в ближайшее время, та же участь предстоит и ему. В свое  время
убийство Чэнта казалось ему очень проницательным маневром - да и так приятно
был