чинишь вред мне, то этим самым ты вредишь и себе. Подумай об этом
хорошенько. Если наша мечта сгорит, мы поджаримся вместе.
   Его слова начали доходить до нее. Она уже не  пыталась  высвободиться  из
его объятий и вся дрожала от ужаса.
   - Я не хочу отнимать  у  тебя  твои  утешения.  Оставь  при  себе  своего
Скорбящего, если он помогает тебе хорошо спать по ночам. Но помни, что  наша
плоть едина. Каким бы заклинаниям ты ни научилась в  Бастионе,  ты  осталась
тем же, кем и была.
   - Одних молитв недостаточно... - сказала она, отчасти обращаясь  к  самой
себе.
   - Да от них вообще нет никакого толку.
   - Тогда мне надо найти  Его.  Приблизиться  к  Нему.  Показать  Ему  свою
любовь.
   - Никуда ты не пойдешь.
   - Я должна. Другого выхода нет. Он в городе и ожидает меня.
   Она оттолкнула его от себя.
   - Я пойду к Нему в лохмотьях, - сказала она, начиная рвать  свои  платья.
Или нет, обнаженной! Лучше всего обнаженной!
   Автарх больше не пытался привлечь ее  к  себе,  а  наоборот  отстранился,
словно ее безумие было  заразным.  Она  продолжала  раздирать  свои  одежды,
расцарапывая в кровь кожу, и начала громко молиться. Молитва ее  была  полна
обещаний прийти к Нему, встать на колени и взмолиться о Его прощении.  Когда
она повернулась, чтобы излить все эти разглагольствования на алтарь, Автарху
надоела ее истерика. Обеими руками он схватил ее за волосы и  вновь  привлек
ее к себе.
   - Ты плохо меня слушала, - произнес он голосом, в котором и сочувствие, и
отвращение были сметены  волной  ярости,  неподвластной  даже  криучи.  -  В
Изорддеррексе есть только один Бог!
   Он отшвырнул ее в сторону и поднялся по  ступенькам  алтаря,  сшибив  все
свечки одним широким взмахом руки. Потом  он  полез  на  сам  алтарь,  чтобы
скинуть вниз распятие. Кезуар бросилась вслед за ним, чтобы помешать ему, но
ни ее призывы, ни ее кулаки не могли остановить  его.  Первым  настал  черед
позолоченных серафимов, которых оторвал от деревянных облачков и бросил вниз
на землю. Потом он взялся за голову Спасителя и потянул. Терновый венец  Его
был изготовлен со всей тщательностью, и колючки впились в  пальцы  и  ладони
Автарха. Но уколы только добавили ярости его  мышцам,  и  треск  ломающегося
дерева возвестил его победу. Распятие оторвалось от стены, и ему  надо  было
только сделать шаг в сторону, чтобы дать силе тяжести увлечь его к земле. На
мгновение он подумал, что Кезуар решила  броситься  под  него,  но  в  самый
последний  миг  она  отшатнулась  назад.  Распятие  упало  посреди  останков
расчлененных серафимов. В тот момент, когда оно  коснулось  каменного  пола,
раздался сильный треск.
   Шумная сцена, разумеется, привлекла свидетелей. Со своего места на алтаре
он увидел, как в часовню вбежал Розенгартен с оружием в руках.
   - Все в порядке, Розенгартен! - выдохнул он. - Самая тяжелая часть работы
уже сделана.
   - У вас идет кровь, сэр.
   Автарх принялся высасывать  кровь  из  ранок  на  руках.  -  Прошу  тебя,
распорядись о том, чтобы мою жену препроводили в ее комнату,  -  сказал  он,
выплевывая кровь, смешанную с чешуйками позолоты. - У нее необходимо  изъять
все острые инструменты и вообще все предметы,  которыми  она  может  нанести
себе вред. Боюсь, что она очень больна. Отныне нам придется наблюдать за ней
круглые сутки.
   Кезуар стояла на коленях среди обломков распятия и рыдала.
   - Прошу тебя, леди, - сказал Автарх, спрыгивая с алтаря, чтобы  заставить
ее подняться. - К чему зря тратить слезы  на  мертвеца?  Не  молись  ничему,
леди, кроме... - Он запнулся на мгновение,  удивленный  своими  собственными
словами, и произнес:
   - ... кроме своего Подлинного Я.
   Она подняла голову и утерла слезы, чтобы устремить  на  него  озадаченный
взгляд.
   - У меня есть для тебя немного криучи, - сказал он. - Чтобы ты  чуть-чуть
успокоилась.
   - Я не хочу криучи, - пробормотала  она  бесцветным  голосом.  -  Я  хочу
только прощения.
   - Тогда я прощаю тебя, - сказал он с безупречной искренностью.
   - Не от тебя.
   Он некоторое время понаблюдал за ее горем.
   - Мы же собирались любить и жить вечно, - сказал он тихо. - Почему же  ты
стала такой старой?
   Она не ответила, и он оставил ее среди обломков. Подчиненный Розенгартена
Сеидукс уже появился, чтобы заняться ей.
   - Будь с ней почтителен, - сказал он Сеидуксу, пока они шли  к  двери.  -
Когда-то она была великой леди.
   Он не стал наблюдать за  процедурой  выдворения  и  отправился  вместе  с
Розенгартеном  на  встречу  с  генералами  Матталаусом  и   Расидио.   После
физических усилий  он  чувствовал  себя  лучше.  Хотя,  как  всякий  великий
Маэстро, он был неподвержен времени, все же иногда организм  его  становился
вялым и нуждался в хорошей встряске. А  какое  занятие  подходит  для  этого
лучше, чем сокрушение идолов?
   Однако, когда они проходили мимо  окна,  выходящего  за  город,  шаг  его
утратил  пружинистость,  ибо  сверху  были   видны   признаки   значительных
разрушений. Несмотря на все его самоуверенные речи  о  строительстве  нового
Изорддеррекса, все же ему больно  будет  созерцать,  как  распадается  этот,
Кеспарат за  Кеспаратом.  Уже  с  полдюжины  столбов  дыма  поднимались  над
вспыхнувшими по городу пожарами. В гавани горели корабли, также были  объяты
пламенем бордели в районе Ликериш-стрит.  Как  и  предсказывал  Розенгартен,
каждый проповедник в городе исполняет свои собственные пророчества. Те,  кто
утверждал, что зараза приходит с моря, жгут корабли. Те, кто  порицал  секс,
швыряют факелы  в  бордели.  Он  оглянулся  назад,  услышав  возобновившиеся
рыдания своей супруги.
   - Наверное, не надо мешать ей плакать, - сказал он.  -  У  нее  есть  для
этого подходящий повод.

2

   Масштабы того ущерба, который Дауд  причинил  себе  своим  опозданием  на
Изорддеррекский Экспресс, стали  очевидны  только  после  их  окончательного
прибытия в забитый иконами подвал под домом  торговца.  Хотя  он  и  избежал
горькой участи вывернутого наизнанку, его вторжение серьезно  отразилось  на
его внешнем виде. Он выглядел  так,  словно  его  протащили  лицом  вниз  по
недавно посыпанной гравием дороге. Кожа на его лице и руках  превратилась  в
рваные лоскуты, из-под которых струилась жидкая слизь, которая текла  в  его
жилах. В последний раз, когда Юдит видела его раненым, он сам разрезал  себе
запястье и, судя по всему, вообще не испытывал никакой боли. Теперь все было
иначе. Хотя он сжимал ее запястье так,  что  вырваться  было  невозможно,  и
угрожал  ей  смертью,  рядом  с   которой   гибель   Клары   показалась   бы
благословенным избавлением, если она вздумает попытаться сбежать от него, он
был и сам уязвим, и лицо его скривилось  от  боли,  когда  он  тащил  ее  по
лесенке в дом над ними.
   Не так представляла она себе свои первые шаги в Изорддеррексе.  Но  и  то
зрелище, которое ожидало ее наверху, также показалось  ей  невероятным.  Или
наоборот, слишком вероятным. Дом, который оказался  пустым,  был  большим  и
светлым. Его конструкция и внутреннее убранство были  тоскливо  узнаваемыми.
Она напомнила себе, что ведь это дом Греховодника, делового партнера Оскара,
и влияние эстетики Пятого  Доминиона  неизбежно  должно  оказаться  довольно
сильным в  доме,  одна  из  дверей  которого  выводит  прямо  на  Землю.  Но
представления о домашнем уюте, которые вызывал у  нее  этот  интерьер,  были
удручающе обыденными. Единственной уступкой экзотике был надутый попугай  на
насесте у окна. В остальном же это был типичный пригородный домик, начиная с
ряда семейных фотографий у часов  на  каминной  доске  и  кончая  увядающими
тюльпанами в  вазе  на  хорошо  отполированном  обеденном  столе.  Она  была
уверена, что на улице ее ждут более необычные зрелища,  но  Дауд  был  не  в
настроении - и, собственно говоря, не в состоянии - исследовать окрестности.
Он сказал ей, что они подождут, пока ему не станет лучше, и если  кто-нибудь
из обитателей покажется за  это  время,  то  она  должна  хранить  молчание.
Разговаривать будет он,  иначе  она  подвергнет  опасности  не  только  свою
собственную жизнь, но и жизнь всей семьи Греховодника.
   Она ни на секунду не усомнилась в его способности на  массовое  убийство,
тем более в таком состоянии. Он потребовал,  чтобы  она  помогла  ему  унять
боль. Она послушно омыла его лицо с помощью воды  и  кухонных  полотенец.  К
сожалению, ущерб носил  более  поверхностный  характер,  чем  ей  показалось
вначале, и как только раны были промыты, он быстро начал выказывать признаки
выздоровления. Перед ней возникла дилемма. Учитывая то  обстоятельство,  что
он исцелялся с нечеловеческой быстротой, если  она  собиралась  использовать
его уязвимое состояние для побега, то надо было сделать это быстро. Но  если
она сделает это -  убежит  прямо  сейчас,  -  то  она  окажется  без  своего
единственного проводника в этом городе. И, что еще более важно, она удалится
от места,  в  которое,  как  она  надеялась,  может  вскоре  прибыть  Оскар,
последовав за ней через Ин Ово. Она не могла позволить  себе  такой  риск  и
разминуться с ним в городе, который, судя по всему, был настолько велик, что
они могут бродить по нему десять жизней и так ни разу и не встретиться.
   Вскоре  начал  подниматься  ветер,  принесший  одного  из  членов   семьи
Греховодника домой. Долговязая девушка лет около двадцати, одетая в  длинный
жакет и цветастое платье, приветствовала двух незнакомцев, один из  которых,
к тому же, явно оправлялся от серьезных  телесных  повреждений,  с  деланным
оживлением.
   - Вы друзья Папы? - спросила она, снимая очки со  своих  сильно  косивших
глаз.
   Дауд ответил утвердительно и стал объяснять, как они здесь оказались,  но
она вежливо попросила его отложить свою историю до  того  момента,  как  она
закроет окно, чтобы защититься от приближающейся бури.  Она  попросила  Юдит
помочь ей, и Дауд не стал возражать, правильно предположив, что его пленница
не отважится убежать в незнакомый город в преддверии бури. Первые порывы уже
забарабанили в дверь, и Юдит последовала за Хои-Поллои по дому, закрывая  на
задвижки даже те окна, которые были открыты  хотя  бы  на  дюйм,  и  опуская
жалюзи на тот случай, если стекла выбьет порывами ветра. Хотя песчаный ветер
уже затмил даль, Юдит все же удалось немного разглядеть город.  Увидела  она
удручающе мало, но этого было достаточно, чтобы она  убедилась  в  том,  что
когда наконец она пройдет по улицам Изорддеррекса, месяцы ее ожиданий  будут
с лихвой вознаграждены.
   Мириады  улиц  покрывали  возвышающиеся  над  домом  склоны,   увенчанные
величественными стенами и  башнями  того,  что  Хои-Поллои  назвала  дворцом
Автарха, а прямо из окна мансарды открывался вид на океан, блистающий сквозь
усиливающуюся бурю. Но эти зрелища - океан, крыши и башни - были доступны ей
и в Пятом Доминионе. О том, что это  место  находится  в  другом  Доминионе,
говорил вид находившихся на улице существ. Среди них некоторые были  людьми,
многие - нет, все они спешили укрыться от ветра. Некое создание  с  огромной
головой  ковыляло  вверх  по  улице,  таща  под  мышками  нечто  вроде  двух
остроносых свиней, издающих яростный лай. Несколько молодых людей,  лысых  и
одетых в балахоны, пронеслись в другом направлении, размахивая над  головами
дымящими кадилами, словно пращами. Раненого,  яростно  вопящего  человека  с
канареечно-желтой бородой и фарфорово-белой кожей вносили в дом напротив.
   - Повсюду восстания, - сказала Хои-Поллои.  -  Надеюсь,  что  папа  скоро
придет.
   - Где он? - спросила Юдит.
   - Он в порту. Ожидает прибытия товара с островов.
   - А вы не можете позвонить ему?
   - Позвонить? - переспросила Хои-Поллои.
   - Ну, вы знаете, это такая...
   - Я знаю, что это такое, -  раздраженно  сказала  Хои-Поллои.  -  Но  они
запрещены законом.
   - Почему?
   Хои-Поллои пожала плечами.
   - Закон есть  закон,  -  сказала  она.  Прежде  чем  опустить  жалюзи  на
последнем окне, она устремила взгляд в бурю. - Папа  будет  благоразумен,  -
сказала она. - Я всегда говорю ему: будь  благоразумен,  и  он  всегда  меня
слушается.
   Они спустились вниз и обнаружили, что Дауд стоит на крыльце,  а  дверь  у
него за спиной распахнута настежь. В  дом  задувал  жаркий  песчаный  ветер,
пахнущий пряностями и дальними странами. Хои-Поллои крикнула Дауду, чтобы он
немедленно зашел в дом. Тон ее был таким пронзительным, что Юдит  испугалась
за ее голосовые связки, но Дауд, похоже,  был  рад  играть  роль  непутевого
гостя и незамедлительно выполнил  ее  распоряжение.  Она  захлопнула  дверь,
заперла ее на засов и спросила, не хочет  ли  кто-нибудь  чаю.  В  ситуации,
когда лампы в комнатах бешено раскачивались, и ветер завывал в каждой  щели,
было трудно делать вид, что все идет,  как  обычно,  и,  однако,  Хои-Поллои
удалось ни на шаг не отступить от самых банальных тем, занимая гостей,  пока
они ожидали порцию чая Дарджилинг и сдобных  бисквитов.  Полная  абсурдность
ситуации стала немного забавлять Юдит. Вот они сидят и пьют чай, в то  время
как город несказанных чудес сотрясается в непосредственной близости от  бурь
и революций. Если Оскар появится сейчас, - подумала она, -  он  будет  очень
доволен. Сядет на стул, будет макать бисквит в чай и рассуждать  о  крикете,
как и положено идеальному англичанину.
   - А где все остальные члены вашей семьи? -  спросил  Дауд  у  Хои-Поллои,
когда разговор снова вернулся к ее отсутствующему отцу.
   - Мама и братья уехали за город, - сказала она, - туда, где поспокойнее.
   - А вы не хотели поехать вместе с ними?
   - Но ведь папа здесь. Кто-то должен за ним присматривать. Конечно,  он  в
основном ведет себя благоразумно, но мне надо ему постоянно напоминать.
   Особенно злобный порыв ветра оторвал несколько  черепиц,  загремевших  по
крыше, словно ружейная канонада. Хои-Поллои подскочила на стуле.
   - Если бы папа был здесь,  -  сказала  она,  -  думаю,  он  предложил  бы
чем-нибудь успокоить нервы.
   - А что у тебя есть, дорогуша? - спросил Дауд.  -  Может  быть,  немножко
коньяка? Ведь Оскар всегда привозит с собой коньяк, не так ли?
   Она ответила утвердительно, достала бутылку и разлила коньяк по крошечным
рюмочкам.
   - Доттерела тоже он привез, - сказала она.
   - Кто такой Доттерел? - поинтересовалась Юдит.
   - Попугай. Он подарил мне его, когда я была  маленькая.  У  попугая  была
подружка, но ее съел соседский рагемай. Скотина! Теперь Доттерел один, и  он
несчастлив. Но Оскар  собирается  скоро  привезти  мне  нового  попугая.  Он
обещал. Как-то он привез маме жемчужное ожерелье. А папе от всегда  привозит
газеты. Папа любит газеты.
   Она продолжала говорить в том же духе, почти не прерываясь. Тем  временем
рюмочки  были  уже  несколько  раз  осушены  и  вновь  наполнены,   и   Юдит
почувствовала легкое опьянение. Звук  непрекращающегося  монолога  и  легкое
покачивание света над головой оказали на нее сильное снотворное действие,  и
она в конце концов спросила, нельзя ли ей где-нибудь  ненадолго  прилечь.  И
вновь Дауд не стал возражать, позволив Хои-Поллои отвести  Юдит  в  гостевую
комнату и сказать вслед: ?Спокойной ночи, дорогуша?.
   Она благодарно положила на подушку свою гудящую голову,  подумав  о  том,
что имеет смысл немного поспать, пока буря все равно не позволяет  выйти  на
улицу. Когда она закончится, ее экспедиция начнется - с Даудом или без него.
Оскар не отправился сразу вслед за ней, это точно. Либо  он  слишком  сильно
пострадал, либо запоздавшая посадка Дауда повредила сам экспресс. Но что  бы
ни  произошло,  она  не  может  откладывать  свое  путешествие.  Когда   она
проснется, она оставит далеко позади  силы,  барабанящие  в  окна,  и  бурей
ринется в Изорддеррекс.
   Ей снилось, что она оказалась в месте великой  скорби.  Темные  покои  со
ставнями, закрытыми для защиты от той же бури, которая бушевала  за  стенами
комнаты, где она спала, видела сон и знала, что спит и видит сон. И  в  этих
покоях раздавался звук женских рыданий. Горе было таким осязаемым,  что  она
почувствовала, как сжалась ее грудь, и она  захотела  утешить  женщину,  как
ради нее, так и ради себя самой. Она двинулась через мрак по  направлению  к
звуку, натыкаясь на покрывало за  покрывалом.  Все  они  были  тонкими,  как
паутина, словно приданное  сотни  невест  было  развешано  в  этой  комнате.
Однако, прежде чем она смогла добраться до плачущей женщины,  чья-то  фигура
приблизилась к кровати, в которой она лежала, и прошептала ей:... Криучи...
   Сквозь покрывала Юдит мельком увидела обладателя шепелявого голоса.
   Более странной фигуры ей никогда  не  приходилось  видеть  даже  во  сне.
Существо было бледным, даже во мраке, и  обнаженным,  со  спины  его  свисал
целый сад хвостов. Юдит подалась вперед, чтобы  разглядеть  его  получше,  и
существо также заметило ее - или, во всяком случае,  вызванное  ею  движение
покрывал, - потому что оно  окинуло  взглядом  комнату,  словно  в  ней  был
призрак. Его голос вновь зазвучал, и в нем послышалась тревога.
   - Здесь еста ктот, гожа, - сказало оно.
   - Я никого не замечаю. В особенности, Сеидукса.
   - Я не говорита Сендукса. Я видета никтот, но я чуята ктот здесь еста.
   Рыдания стали тише. Женщина  подняла  глаза.  Между  ней  и  Юдит  висели
покрывала, и комната действительно была темной, но Юдит  безошибочно  узнала
свои черты, хотя волосы ее были влажными от пота  и  прилипли  к  голове,  а
глаза распухли от слез. Она не отпрянула при виде  самой  себя,  постаралась
замереть, насколько это доступно духам, окруженным паутиной, и смотрела, как
женщина приподняла голову на кровати. На лице ее отразилось блаженство.
   - Он послал ангела, - сказала она существу,  стоявшему  рядом  с  ней.  -
Конкуписцентия... Он послал ангела, чтобы вызвать меня.
   - Да?
   - Да, абсолютно точно. Это знамение. Я удостоюсь прощения.
   Шум у двери привлек внимание  женщины.  Человек  в  военной  форме,  лицо
которого было освещено только сигаретой, которой  он  затягивался,  стоял  и
наблюдал за ней.
   - Убирайся, - сказала женщина.
   - Я пришел только для того, чтобы посмотреть,  в  порядке  ли  вы,  мадам
Кезуар.
   - Я же сказала, Сеидукс, убирайся.
   - Если вам что-нибудь понадобится...
   Кезуар внезапно вскочила  и  бросилась  сквозь  покрывала  в  направлении
Сеидукса. Нападение застало врасплох как  Юдит,  так  и  саму  жертву.  Хотя
Кезуар была на голову ниже своего тюремщика,  страха  в  ней  не  было.  Она
выбила сигарету из его губ.
   - Я не хочу, чтобы ты наблюдал  за  мной,  -  сказала  она.  -  Убирайся.
Слышишь? Или мне закричать, что меня насилуют?
   - Как вам будет угодно! - сказал он, выходя из комнаты. - Как  вам  будет
угодно!
   Кезуар захлопнула за ним дверь и стала внимательно оглядывать комнату.
   - Где ты, дух? - спросила она, идя назад сквозь  покрывала.  -  Ты  ушел?
Нет, не ушел, - она  повернулась  к  Конкуписцентии.  -  Ты  чувствуешь  его
присутствие? - Существо казалось слишком испуганным, чтобы вымолвить хотя бы
слово. - Я ничего не чувствую,  -  сказала  Кезуар,  неподвижно  стоя  среди
колышущихся покрывал. - Проклятый Сеидукс! Он прогнал духа!
   За неимением способов опровергнуть это, все, что оставалось делать  Юдит,
это ждать  рядом  с  кроватью,  надеясь,  что  после  изгнания  Сеидукса  их
способности воспринимать ее присутствие вскоре восстановятся. Она вспомнила,
как Клара говорила о склонности мужчин к  разрушению.  Разве  ей  сейчас  не
довелось  видеть  пример  этого?  Одного  присутствия   Сеидукса   оказалось
достаточно, чтобы прервать  контакт  между  спящим  и  бодрствующим  духами.
Конечно, он сделал это, сам того не ведая, не подозревая о  своей  силе,  но
это не могло быть оправданием для него. Сколько раз на дню он и его собратья
- разве Клара не говорила, что  они  принадлежат  к  другому  виду?  -  тупо
препятствовали соединению более тонких и не