ься. Чем толще становится снег, тем труднее нам будет  найти
перевал.
   Они разбудили доки, который открыто выразил свое недовольство тем, что на
завтрак вместо сена ему  предлагают  ободряющие  слова,  и,  погрузив  мясо,
приготовленное Паем вчера, оставили свое убежище среди скал  и  двинулись  в
снежную мглу. Между ними состоялся короткий спор по поводу того,  должны  ли
они ехать на доки.  Пай  настаивал,  что  Миляга,  учитывая  его  теперешнее
состояние, должен сесть в седло, а тот возражал,  что,  возможно,  если  они
попадут в более трудную ситуацию, доки  придется  тащить  их  обоих,  и  они
должны поберечь оставшиеся у животного силы на крайний случай. Но вскоре  он
стал спотыкаться в снегу, который местами был ему  по  пояс.  Его  организм,
хотя отчасти и подбодренный сном, был явно слишком слаб для  возложенной  на
него задачи.
   - Если ты сядешь на доки, мы будем быстрее продвигаться вперед, -  сказал
ему Пай.
   Долго уговаривать Милягу не потребовалось, и он сел  в  седло.  Усталость
его была столь велика, что сидеть прямо, выдерживая порывы  сильного  ветра,
ему было очень трудно, и поэтому он распластался на хребте  животного.  Лишь
иногда он приподнимался из этого положения, чтобы лишний раз убедиться,  что
вокруг них мало что изменилось.
   - Тебе не кажется, что мы должны уже быть на перевале? - спросил он у Пая
после очередного осмотра местности, и выражение лица мистифа  послужило  ему
достаточным ответом. Они сбились с пути. Миляга  сел  прямо  и,  морщась  от
бьющего в лицо ветра, огляделся в поисках убежища. Мир  был  белым  по  всем
направлениям, кроме них самих, но и они постепенно стирались на белом  фоне,
по мере того как лед намерзал на их шубы, а снежный покров,  сквозь  который
они пробивались, делался все толще. До этого момента, каким  бы  трудным  ни
становилось путешествие, ему не приходило в голову рассматривать возможность
поражения.  Он  сам  был  лучшим  приверженцем  своей  благой  вести  об  их
неуничтожимости.  Но  в  настоящий   момент   такая   уверенность   казалась
самообманом.  Белый  мир  сдерет  с  них  все  краски,  чтобы  Добраться  до
нетронутой белизны их костей.
   Он протянул руку, чтобы опереться о плечо Пая,  но  не  правильно  оценил
расстояние и соскользнул вниз. Неожиданно избавившись от  ноши,  доки  осел,
его передние ноги подогнулись. Если бы Пай не успел вовремя вытащить Милягу,
туша зверя могла бы  раздавить  его  в  лепешку.  Откинув  назад  капюшон  и
вытряхивая забившийся туда снег, он поднялся на ноги и встретился глазами  с
утомленным взглядом Пая.
   - Я думал, что веду нас правильной дорогой... - сказал мистиф.
   - Ну конечно же, ты вел нас правильно.
   - Но мы каким-то образом пропустили перевал. Склон становится круче. Хрен
его знает, где мы, Миляга.
   - В беде - вот где, и мы слишком устали, чтобы придумать, как нам из  нее
выпутаться. Нам надо отдохнуть.
   - Где?
   - Здесь, - сказал Миляга. - Этот буран не  может  длиться  вечно.  Запасы
снега на небе ограничены, и  в  большинстве  своем  они  уже  израсходованы,
правильно? Правильно, я тебя спрашиваю? Так что нам надо только продержаться
до того момента, как буря кончится, и тогда мы увидим, где мы находимся...
   - А если это будет ночь? Мы замерзнем, друг мой.
   - Ты можешь предложить какой-то другой выход? - сказал Миляга. - Если  мы
двинемся дальше, мы загубим зверя, а возможно, и  самих  себя.  Мы  запросто
можем провалиться в ущелье, не заметив его. Но если  мы  останемся  здесь...
вместе... то, может быть, у нас и будет шанс.
   - Я был уверен, что знаю, в каком направлении нам надо идти.
   - Может быть, так оно и было. Может быть, когда буря кончится, мы увидим,
что мы уже на другой стороне горы. - Миляга положил  руки  Паю  на  плечи  и
обвил его за шею. - У нас нет выбора, - сказал он медленно.
   Пай  кивнул,  и  они  постарались  устроиться  как   можно   теплее   под
сомнительным  прикрытием  доки.  Животное  пока  еще   дышало,   но   Миляга
сомневался, что это надолго. Он попытался отогнать от себя мысль о том,  что
произойдет, если оно умрет, а шторм так и не стихнет, но  есть  ли  смысл  в
том, чтобы откладывать такие планы до самого последнего момента? Если смерть
неизбежна, то не лучше ли ему и Паю встретить ее вместе  -  вскрыть  вены  и
истечь кровью, вместо того чтобы медленно замерзать, притворяясь  до  самого
конца, что спасение возможно? Он  уже  собрался  высказать  это  предложение
вслух, опасаясь, что скоро ему недостанет сил и сосредоточенности для  того,
чтобы свершить задуманное, но  когда  он  повернулся  к  мистифу,  его  ушей
достигла какая-то вибрация. Это было не  завывание  ветра,  это  был  чей-то
голос, пробившийся сквозь  бурю,  и  этот  голос  велел  ему  встать.  Ветер
опрокинул бы его, если бы Пай не встал вместе с ним, и его глаза не заметили
бы затерянных среди сугробов фигуры, если бы мистиф не схватил его  за  руку
и, придвинувшись поближе к Миляге, не сказал:
   - Как, черт возьми, они сумели выбраться?
   Женщины стояли в сотне ярдов от  них.  Ноги  их  касались  снега,  но  не
оставляли на нем следов. Тела их были закутаны в одежды, которые были вместе
с ними во льду, и ветер раздувал их, словно паруса. Некоторые из них держали
в руках сокровища, отобранные назад у  ледника.  Осколки  храма,  ковчега  и
алтаря. Одна из них, маленькая девочка, чей труп произвел  на  Милягу  такое
сильное впечатление, держала в руках голову Богини, вырезанную  из  голубого
камня. Голове был нанесен варварский ущерб. Щеки ее  были  все  в  трещинах,
часть носа и глаза были отбиты. Но она находила свет  в  окружающей  тьме  и
излучала безмятежное сияние.
   - Чего они хотят? - спросил Миляга.
   - Может быть, тебя? - осмелился предположить Пай.
   Ближайшая к ним женщина, чьи длинные волосы под действием ветра  взмывали
в воздух на высоту в половину ее роста, поманила их.
   - Я думаю, что они хотят нас обоих, - сказал Миляга.
   - Похоже на то, - сказал Пай, но не пошевелил и пальцем.
   - Так чего же мы ждем?
   - Я думал, они мертвые.
   - Может быть, так оно и есть.
   - Стало быть, мы пойдем по  пути,  который  указывают  нам  призраки?  Не
уверен, что это благоразумно.
   - Они пришли, чтобы спасти нас, Пай, - сказал Миляга.
   Поманив их, женщина начала медленно поворачиваться  на  цыпочках,  словно
заводная Мадонна, когда-то подаренная Миляге Клемом и  издававшая  во  время
вращения мелодию Ave Maria.
   - Мы упустим  их,  если  не  поторопимся.  Что  с  тобой,  Пай?  Ты  ведь
разговаривал раньше с духами?
   - Но не с  такими,  -  сказал  Пай.  -  Эти  Богини  были  не  похожи  на
всепрощающих матерей. А их ритуалы - это тебе не сладенький сироп. Некоторые
из них были очень жестокими. Они приносили в жертву людей.
   - Ты думаешь, мы для этого им нужны?
   - Вполне возможно.
   - Ну что ж, давай прикинем, что перевесит - эта возможность или абсолютно
верная смерть от холода на этом самом месте, - сказал Миляга.
   - Тебе решать.
   - Нет, это решение мы примем вместе. У тебя - пятьдесят процентов голосов
и пятьдесят процентов ответственности.
   - Что ты собираешься сделать?
   - Ну вот, ты опять. Немедленно решай сам за себя.
   Пай посмотрел на уходящих  женщин,  чьи  силуэты  уже  почти  исчезли  за
снежной пеленой. Потом на Милягу. Потом на доки. Потом снова на Милягу.
   - Я слышал, что они выедают у мужчин яйца, - сказал он наконец.
   - И только-то? Так о чем же тебе беспокоиться?
   - Ладно, - проворчал мистиф. - Я голосую за то, чтобы идти за ними.
   - Тогда принято единогласно.
   Пай принялся поднимать доки на ноги. Животное  не  желало  двигаться,  но
мистиф в критических ситуациях отличался редкой  способностью  к  угрозам  и
принялся поносить доки на чем свет стоит.
   - Быстрее, а то мы потеряем их! - сказал Миляга.
   Животное наконец-то встало на ноги, и Пай, схватив уздечку,  потянул  его
за собой, стараясь не отстать  от  Миляги,  который  шел  первым,  чтобы  не
потерять из виду их проводниц. Иногда женщины полностью исчезали за  снежной
пеленой,  но  он  видел,  как  та,  которая  поманила  их,   несколько   раз
оглядывалась назад, и он знал, что она не даст своим  найденышам  потеряться
снова. Спустя некоторое время показался конечный пункт  их  путешествия.  Из
мрака выступала отвесная сланцево-серая скала, вершина  которой  терялась  в
снежной мгле.
   - Если они хотят,  чтобы  мы  лезли  наверх,  пусть  еще  раз  хорошенько
подумают, - закричал Пай сквозь ветер.
   - Нет, здесь дверь, - закричал Миляга в ответ. - Видишь ее?
   Это была явно слишком лестная характеристика того, что на деле было всего
лишь зазубренной  трещиной,  которая  рассекла  лицо  утеса,  словно  черная
молния. Но во всяком случае это было хоть какое-то убежище.
   Миляга обернулся к Паю.
   - Видишь ее, Пай?
   - Я вижу, - раздалось в ответ. - Но я нс вижу, куда подевались женщины.
   Миляга оглядел подножие скалы и убедился в том, что мистиф прав. Либо они
вошли в утес, либо улетели в облака,  но  какой  бы  путь  они  ни  избрали,
удалились они очень быстро.
   - Призраки, - сказал Пай раздраженно.
   - Ну и что с того? - ответил Миляга. - Они привели нас к убежищу.
   Он отобрал у Пая поводья и стал улещивать доки, говоря ему:
   - Видишь вон ту дыру в стене? Там внутри будет  тепло.  Ты  помнишь,  что
такое тепло?
   На последних ста ярдах снежный покров делался все толще и толще,  до  тех
пор, пока снова не стал им по пояс. Но все трое - человек, животное и мистиф
добрались до трещины живыми.  Это  было  не  просто  убежище;  там,  внутри,
виднелся свет. Им открылся узкий проход,  чьи  черные  стены  были  закованы
льдом. Где-то в глубинах  пещеры,  за  пределами  видимости,  мерцал  огонь.
Миляга отпустил поводья доки, и умное животное направилось в глубь  прохода,
и удары его копыт гулко отдавались в сверкающих стенах. Когда Миляга  и  Пай
нагнали его, проход успел слегка повернуть, и они увидели источник  света  и
тепла, к которому направлялся доки. В том месте, где проход расширялся,  был
установлен широкий, но неглубокий таз из кованой меди, и в нем яростно бился
огонь. Были две любопытные детали.  Во-первых,  пламя  было  не  золотым,  а
голубым. А во-вторых, огонь горел без топлива; языки пламени просто парили в
шести дюймах над дном котла. Но, Господи, как там было тепло. Комки  льда  в
бороде Миляги подтаяли и упали на пол. Хлопья снега на гладком лбу  и  щеках
Пая превратились в капли. С уст Миляги сорвался радостный возглас,  и,  хотя
руки его до сих пор болели, он протянул их  в  радостном  объятии  навстречу
Пай-о-па.
   - Мы не умрем! - сказал он. - Разве я не говорил  тебе  об  этом?  Мы  не
умрем!
   Мистиф также обнял его и поцеловал, сначала в шею, потом в лицо.
   - Ну ладно, я был не прав, - сказал он. - Вот видишь! Я признаю это!
   - Тогда пошли поищем женщин, да?
   - Да!
   Когда замерли отзвуки их энтузиазма, они услышали звук.  Тоненький  звон,
словно звук ледяного колокольчика.
   - Они зовут нас, - сказал Миляга.
   Доки отыскал свой маленький рай у огня и не собирался сдвинуться с места,
невзирая на все усилия Пая.
   - Оставь его пока, - сказал Миляга, не давая  мистифу  разразиться  новой
серией проклятий. - Он  нам  хорошо  послужил.  Пусть  отдохнет.  Мы  сможем
вернуться позже и забрать его.
   Проход, по которому они пошли, не только поворачивал, но и  раздваивался,
причем неоднократно. Все дороги были освещены горящими тазами. Они  выбирали
нужный проход по звуку колокольчиков, который, похоже, не становился  громче
Каждый новый выбор, разумеется, делал их  возвращение  назад,  к  доки,  все
более сомнительным.
   - Это лабиринт, - сказал Пай, и в  голосе  его  снова  послышалась  нотка
старой тревоги. - Я полагаю, мы должны  остановиться  и  постараться  отдать
себе отчет в том, что мы делаем.
   - Мы ищем Богинь.
   - И теряем наш транспорт. Оба мы  в  таком  состоянии,  что  идти  пешком
дальше не сможем.
   - Лично я чувствую себя не так плохо. Разве только руки. - Он поднес их к
лицу,  ладонями  кверху.  Они   распухли   и   были   покрыты   синяками   и
синевато-багровыми ссадинами. - Полагаю, я  весь  так  выгляжу.  Ты  слышишь
колокольчики? Клянусь, они должны быть прямо за этим углом!
   - Они были прямо за углом в течение последних сорока пяти минут.  Они  не
становятся  ближе,  Миляга.  Это  какой-то  трюк.  Мы  должны  вернуться   к
животному, пока его не зарезали.
   - Не думаю,  что  они  проливают  здесь  чью-то  кровь,  ответил  Миляга.
Колокольчики раздались снова. - Послушай-ка. Они действительно стали  ближе.
- Он двинулся к следующему повороту, скользя по льду. - Пай. Подойди сюда  и
взгляни.
   Пай присоединился к  нему.  Впереди  них  проход  сужался  и  оканчивался
дверью.
   - Что я тебе говорил? - сказал Миляга, двинулся к двери и вошел в нее.
   Святилище, оказавшееся за дверью, было довольно  просторным,  размером  с
небольшую церковь, но оно было вырублено в скале с такой изобретательностью,
что создавало впечатление величия. Однако ему был причинен  огромный  ущерб,
несмотря на мириады колонн, украшенных  тончайшей  резьбой,  и  великолепные
своды из покрытого тонким слоем льда камня, стены его были рябыми от выбоин,
пол был выщерблен. Не надо было быть семи пядей во лбу,  чтобы  понять,  что
закованные  в  лед  предметы  когда-то  были  частью  убранства   святилища.
Расположенный в центре  алтарь  был  повержен  в  руины,  а  среди  обломков
попадались куски голубого камня,  того  самого,  из  которого  была  сделана
голова, которую несла девочка. Теперь можно было сказать с уверенностью, что
они находятся в месте, в котором остались следы пребывания Хапексамендиоса.
   - По Его стопам, - пробормотал Миляга.
   - О да, - сказал Пай. - Он был здесь.
   - И женщины тоже, - сказал Миляга. - Но я не думаю, что они выедают  яйца
у мужчин. По-моему, их ритуалы были  более  миролюбивыми.  -  Он  присел  на
корточки и ощупал один из покрытых резьбой обломков. -  Интересно,  чем  они
здесь занимались? Я хотел бы увидеть их ритуалы.
   - Они бы тебя изрезали по кусочкам.
   - Почему?
   - Их служения не были предназначены для мужских глаз.
   - Но ты-то смог бы проникнуть туда, не так ли? - сказал Миляга. - Из тебя
бы получился идеальный шпион. Ты мог бы все увидеть.
   - Это надо не видеть, - сказал Пай тихо. - Это надо чувствовать.
   Миляга поднялся с корточек и посмотрел на мистифа с новым  пониманием  во
взгляде.
   - Кажется, я завидую тебе, Пай, - сказал он. - Ты знаешь, каково это быть
и мужчиной, и женщиной, так ведь? Я  никогда  об  этом  не  задумывался.  Ты
расскажешь мне о том, что ты чувствуешь, в один из ближайших дней?
   - Тебе лучше самому это узнать, - сказал Пай.
   - А как я сумею это сделать?
   - Сейчас не время...
   - Ну, расскажи мне.
   - Ну, у мистифов есть свои ритуалы, точно так же, как у мужчин и  женщин.
Не беспокойся, тебе не придется за мной шпионить. Ты будешь приглашен,  если
захочешь, конечно.
   Слушая  эти  слова,  Миляга  почувствовал  легкий  укол  страха.  Он  уже
чувствовал себя едва ли не пресыщенным теми чудесами, которые они  встречали
по дороге во время путешествия, но то существо, которое  было  рядом  с  ним
весь этот долгий срок,  как  он  сейчас  понял,  осталось  для  него  полной
загадкой. Он никогда не видел его голым  со  времени  их  первой  встречи  в
Нью-Йорке, никогда не целовал его так, как целует возлюбленный,  никогда  не
позволял себе испытывать  к  нему  сексуальное  влечение.  Может  быть,  это
произошло потому, что здесь он задумался о женщинах и их секретных ритуалах,
но, как бы то ни было, нравилось это ему или не  нравилось,  он  смотрел  на
Пай-о-па и чувствовал возбуждение.
   От этих мыслей его отвлекла боль. Он посмотрел на свои Руки и увидел, что
в волнении сжал  их  в  кулаки  и  раны  на  ладонях  снова  открылись.  Его
обескураживающе красная кровь падала на лед.  Зрелище  это  вызвало  у  него
воспоминание, которое было задвинуто в самые глубины памяти.
   - В чем дело? - спросил Пай.
   Но Миляга был не в силах ответить ему. Он вновь слышал как трескается под
ним замерзшая река и как завывают прислужники Незримого,  описывая  круги  у
него  над  головой.  Он  чувствовал,  как  его  рука  бьет,  бьет,  бьет  по
поверхности ледника и в лицо ему летят ледяные осколки.
   Мистиф приблизился к нему.
   - Миляга, - сказал он обеспокоенно, - ответь мне, хорошо? Что с тобой?
   Он положил руки Миляге на плечи, и после его  прикосновения  Миляга  смог
сделать вдох.
   - Женщины... - сказал он.
   - Что такое с ними?
   - Это я освободил их.
   - Как?
   - С помощью пневмы. Как же еще?
   - Ты разрушил то, что было  сотворено  Незримым?  -  сказал  мистиф  едва
слышно. - Ради нашего блага,  я  надеюсь,  что  женщины  были  единственными
очевидцами этого.
   - Там были его приспешники, как ты и  предсказывал.  Они  чуть  не  убили
меня. Но я им врезал хорошенько.
   - Плохие новости.
   - Почему? Если мне суждено пролить кровь, то пусть и Он прольет  ее  хотя
бы немного.
   - Хапексамендиос не может пролить кровь.
   - Все проливают кровь, Пай. Даже Бог. Может быть, Бог  в  особенности.  А
иначе чего бы ему прятаться?
   Пока он говорил, колокольчики зазвучали снова, на  этот  раз  ближе,  чем
когда бы то ни было, и, взглянув через плечо Миляги, Пай сказал:
   - Наверное, она дожидалась, пока ты не произнесешь эту маленькую ересь.
   Миляга повернулся и  увидел,  что  женщина,  которая  манила  их,  стоит,
наполовину  скрытая  тенью,  в  самом  конце  святилища.  Лед,  до  сих  пор
облеплявший ее тело, не растаял, что наводило на мысль о том, что ее  плоть,
как и стены, имеет температуру ниже нуля. На волосы ее намерзли куски  льда,
и, когда она слегка двигала головой, как она сделала  это  только  что,  они
ударялись друг о друга, звеня, как крошечные колокольчики.
   - Я освободил вас из льда, - сказал Миляга, шагнув мимо Пая ей навстречу.
Женщина ничего не ответила. - Вы понимаете меня? - продолжал  Миляга.  -  Вы
выведете нас отсюда? Нам нужно найти путь через горы.
   Женщина сделала шаг назад, укрывшись в темноте.
   - Не бойтесь меня, - сказал Миляга. - Пай! Да помоги же ты мне.
   - Как?
   - Может быть, она не понимает по-английски.
   - Она понимает тебя прекрасно.
   - Ну поговори с ней, пожалуйста, - сказал Миляга.
   Пай послушно заговорил на языке, который Миляга никогда не слышал раньше.
Его музыкальность действовала успокаивающе и ободряюще, хотя слова и не были
понятны. Но, похоже, ни смысл, ни музыка не произвели  на  женщину  никакого
впечатления. Она продолжала удаляться в темноту. Миляга  осторожно  следовал
за ней, опасаясь испугать ее, но еще больше опасаясь совсем потерять  ее  из
вида. Его вклад в убеждения Пая свелся к примитивнейшему вымогательству:
   - Услуга за услугу, - сказал он.
   Пай был прав, она действительно все понимала. Несмотря на  то,  что  тень
скрывала ее, он увидел, как на  ее  сомкнутых  губах  играет  едва  заметная
улыбка. Разрази ее гром, -  подумал  он,  -  почему  она  не  отвечает  ему?
Колокольчики, однако, по-прежнему звенели в ее волосах, и он продолжал  идти
за ними, даже когда тени сгустились настолько, что она фактически затерялась
среди них. Он оглянулся на мистифа, который к настоящему  моменту  отказался
от каких бы то ни было попыток вступить с этой женщиной в  диалог  и  вместо
нее обратился к Миляге:
   - Не ходи дальше, - сказал он.
   Хотя от него до мистифа было не более пятидесяти ярдов, голос Пая  звучал
неестественно далеко, словно  пространство  между  ними  подчинялось  своим,
особым законам.
   - Я здесь. Ты видишь меня? - крикнул он в ответ и,  обрадовавшись  ответу
мистифа, что тот по-прежнему его видит, вновь вперил свой взгляд в  темноту.
Женщина исчезла. Проклиная все на свете, он бросился к тому месту,  где  она
стояла, когда