вистнет, - ответил Тик Ро, и в голосе его  зазвучала
определенная горечь. - Даже  если  это  произойдет  завтра,  все  равно  это
покажется для меня целой вечностью.  Эта  собачья  жизнь  -  не  для  такого
великого заклинателя, как я. Вы только оглянитесь вокруг! - Он обвел глазами
комнату. - И позвольте мне вам  заметить,  что  это  еще  верх  роскоши,  по
сравнению с некоторыми лачугами, которые я мог бы вам показать. Люди живут в
своем собственном дерьме и роются в нем, в поисках чего бы  пожрать.  И  все
это под  боком  у  одного  из  богатейших  городов  Доминионов.  Это  просто
гнусность. У меня-то по крайней мере хоть в животе ветер  не  гуляет.  Да  и
уважают меня. Они знают, что я могу  вызывать  духов,  и  держатся  от  меня
подальше. Даже Хаммеръок. Он ненавидит меня от всего сердца, но  он  никогда
не осмелится натравить на меня Нуллианака, потому что, если ему  не  удастся
меня убить, я сумею отомстить ему.  И  сделаю  это  с  превеликой  радостью.
Жалкий надутый пидор.
   - Тебе просто надо уйти отсюда, - сказал Миляга. - Уйти  и  поселиться  в
Паташоке.
   - Прошу тебя, - сказал Тик Ро со смутной болью в  голосе.  -  Неужели  мы
должны продолжать играть в эти игры? Разве я не доказал, что я свой? Я  ведь
спас вам жизнь.
   - И мы благодарны тебе за это, - сказал Миляга.
   - Не нужна мне ваша благодарность, - сказал Тик Ро.
   - Что же тогда тебе нужно? Деньги?
   В ответ на это Тик Ро встал с подушки. Лицо  его  покраснело,  но  не  от
смущения, а от ярости.
   - Я этого не заслужил, - сказал он.
   - Чего этого? - сказал Миляга.
   - Я жил все это время в дерьме, - сказал Тик Ро, - но черт  меня  побери,
если я стану его есть! Ну хорошо, я,  конечно,  не  самый  великий  Маэстро.
Хотелось бы мне им быть! Хотелось бы мне, чтобы Утер Маски до сих пор был бы
жив и прождал бы все эти годы вместо меня. Но его уже нет на свете,  а  я  -
единственный, кто остался. Если я вам не нравлюсь, можете убираться.
   Это словоизвержение совершенно обескуражило Милягу. Он бросил  взгляд  на
Пая в ожидании какого-нибудь совета, но мистиф опустил голову.
   - Может, мы лучше пойдем? - сказал Миляга.
   - Да! Может, так вы и поступите? - завопил Тик Ро. - Идите на хер отсюда!
Может быть, вы отыщете могилу Маски и воскресите его. Он там,  на  холме.  Я
похоронил его вот этими руками! - Голос его уже  срывался  на  визг.  В  нем
слышалась не только ярость, на и скорбь. - Можете выкопать его!
   Миляга стал подниматься на  ноги,  чувствуя,  что  любая  попытка  что-то
сказать только подтолкнет Тика Ро к новому взрыву или к обмороку. Ни то,  ни
другое зрелище не вызывало у Миляги особого желания стать его свидетелем. Но
мистиф подался вперед и схватил Милягу за руку.
   - Подожди, - сказал Пай.
   - По-моему, он хочет, чтобы мы ушли, - сказал Миляга.
   - Позволь мне поговорить с Тиком пару секунд.
   Заклинатель в бешенстве уставился на мистифа.
   - У меня неподходящее настроение для соблазнения, - предупредил он.
   Пай покачал головой.
   - У меня тоже, - сказал он, взглянув на Милягу.
   - Ты хочешь, чтобы я вышел? - произнес тот.
   - Ненадолго.
   Миляга пожал плечами, хотя в глубине души он был гораздо более обеспокоен
мыслью о том, что Пай и Тик Ро остаются наедине, чем это явствовало  из  его
поведения. Что-то необычное было в том, как эти двое пристально изучали друг
друга, и это навело его на мысль, что здесь скрывается какая-то подоплека. А
если это действительно так, то, без сомнения, она имеет сексуальную природу,
как бы они это ни отрицали.
   - Я буду снаружи, - сказал Миляга и предоставил им  возможность  выяснять
отношения наедине.
   Не успел он закрыть дверь, как до него донеслись звуки их  разговора.  Из
противоположной хижины раздавался адский шум: ребенок орал, а мать  пыталась
успокоить его, фальшиво голося колыбельную, - но все же ему удалось услышать
отдельные фрагменты разговора. Тик Ро по-прежнему рвал и метал.
   - Это что, какое-то наказание? - спрашивал он, и через  несколько  секунд
вновь гремел его голос:
   - Терпение? Сколько еще, по-твоему, я должен терпеть, ядрена вошь?
   Звуки колыбельной лишили его возможности услышать  продолжение,  а  когда
они снова смолкли, разговор в хижине Тика Ро принял совершенно новый оборот.
   - Нам предстоит пройти длинный путь... - услышал Миляга голос Пая, -  ...
и многому научиться...
   Тик Ро произнес в ответ что-то неразличимое, на что Пай сказал:
   - Он здесь впервые.
   И вновь Тик что-то пробормотал.
   - Я не могу так поступить, - ответил Пай. -  Я  несу  ответственность  за
него.
   Теперь уверения Тика Ро стали  достаточно  громкими  чтобы  достичь  ушей
Миляги.
   - Ты зря теряешь время, - сказал заклинатель. - Оставайся здесь, со мной.
Мне так не хватает теплого тела по ночам.
   Тут голос Пая упал да шепота. Миляга сделал полшажка поближе  к  двери  и
сумел уловить несколько слов мистифа. Он сказал разбитое сердце, в  этом  он
был  уверен;  потом  что-то  насчет  веры.  Но  все  остальное   слилось   в
неразличимое бормотание, слишком тихое, чтобы что-то разобрать.  Решив,  что
уже достаточно дал им побыть наедине, он объявил о своем возвращении и вошел
в хижину. Оба подняли на него глаза, как ему показалось, слегка виновато.
   - Я хочу уйти отсюда, - объявил он.
   Рука Тика Ро обнимала Пая за шею и  не  собиралась  ретироваться,  словно
заявляя о своих притязаниях.
   - Если вы уйдете, - сказал Тик Ро мистифу, -  я  не  смогу  гарантировать
вашу безопасность. Хаммеръок будет охотиться за вами.
   - Мы  сможем  защитить  себя,  -  сказал  Миляга  и  сам  удивился  своей
уверенности.
   - Может быть, пока не стоит так уж спешить, - вставил словечко Пай.
   - Нам предстоит большое путешествие, - сказал Миляга.
   - Пусть она сама примет решение, -  предложил  Тик  Ро.  -  Она  не  твоя
собственность.
   Это замечание вызвало на лице Пая странное выражение. На этот раз на  нем
отразилась не вина, а беспокойство, постепенно  уступившее  место  смирению.
Рука мистифа поднялась к шее и высвободила ее от объятий Тика Ро.
   - Он прав, -  сказал  мистиф,  обращаясь  к  Тику.  -  Нам  Действительно
предстоит путешествие.
   Заклинатель поджал губы, словно раздумывая, стоит ли дальше  спорить  или
оставить все, как есть. Потом он сказал:
   - Ну, ладно. Тогда вам лучше идти.
   Он кисло посмотрел на Милягу.
   - Пусть все будет таким, как оно кажется, незнакомец.
   - Благодарю вас, - сказал Миляга и вывел Пая из хижины навстречу  грязной
суете Ванаэфа.
   - Странные слова, - заметил Миляга, когда они удалялись  от  хижины  Тика
Ро. - Пусть все будет таким, как оно кажется.
   - Это тяжелейшее из проклятии, известных заклинателю, - ответил Пай.
   - Понятно.
   - Совсем напротив, - сказал Пай. - Не думаю, чтобы ты что-нибудь понимал.
   В  словах  Пая  послышалась  обвинительная  нотка,  на   которую   Миляга
немедленно откликнулся.
   - Уж во всяком случае я понял, что ты намылился было  сделать,  -  сказал
он. - Ты уже почти решил остаться с ним. Сидел там и хлопал глазами,  как...
- Он запнулся.
   - Продолжай, - сказал Пай. - Скажи то, что хотел сказать. Как шлюха.
   - Я не это хотел сказать.
   - Да ладно, чего уж там, - горько  продолжал  Пай.  -  Можешь  оскорблять
меня. Почему бы и нет? Это может подействовать очень возбуждающе.
   Миляга бросил на Пая взгляд, исполненный отвращения.
   - Ты говорил, что нуждаешься в знаниях, Миляга. Так вот, давай  начнем  с
этих слов: пусть все будет таким, как оно кажется. Это -  проклятие,  потому
что если бы это действительно было так, то все мы жили  бы  лишь  для  того,
чтобы умереть, и грязь была бы королем Доминионов.
   - Понял, - сказал Миляга. - А ты был бы всего-навсего шлюхой.
   - А ты - всего-навсего создателем подделок, который работает ради...
   Но прежде чем он успел договорить эту фразу, выбежала  из  прохода  между
двумя жилищами,  визжа,  как  свиньи,  хотя  по  внешнему  виду  они  скорее
напоминали крошечных лам. Миляга посмотрел в  том  направлении,  откуда  они
бежали, и увидел, как между домами движется страхолюдная тварь.
   - Нуллианак!
   - Вижу! - ответил Пай.
   Пока палач приближался, молитвенно сложенные руки, заменявшие ему голову,
приоткрылись  и  вновь  сомкнулись,   словно   накапливая   между   ладонями
смертельную дозу энергии Вокруг из домов неслись  тревожные  крики.  Хлопали
двери, закрывались ставни. Вопящего ребенка с крыльца втащили в дом.  Миляга
успел заметить, как в руках у палача оказались два клинка,  которые  тут  же
охватило искрящееся сияние разрядов,  а  потом,  подчинившись  команде  Пая,
побежал вслед за мистифом.
   Улица, на которой они только что были, была всего-навсего узкой  канавой,
но по сравнению с той дырой, в которую  они  нырнули,  она  казалась  хорошо
освещенным проспектом. Пай был проворен и быстроног, Миляга же не  отличался
этими качествами. Дважды мистиф делал поворот, а Миляга промахивал мимо.  Во
второй раз он полностью потерял Пая во мраке и грязи и  уже  собирался  было
вернуться назад, чтобы найти пропущенный поворот, когда сзади  услышал  звук
кромсающего что-то клинка палача. Когда он оглянулся назад, то  увидел,  как
одна из шатких хижин рушится в облаке пыли и криков, а из  хаоса  появляется
силуэт разрушителя с головой, охваченной молниями, и устремляет на него свой
взгляд. Наметив  себе  цель,  он  стал  продвигаться  вперед  с  неожиданной
быстротой, и Миляга ринулся в поисках укрытия в первый же переулок,  который
вывел его к болоту нечистот (преодолевая его, он чуть не упал), а потом и  в
более узкие проходы.
   Он знал, что рано или поздно очередной переулок окажется тупиком. А когда
это произойдет, игра будет окончена. Он чувствовал, как зудит  его  затылок,
словно клинки были уже там. Но это же несправедливо! Едва ли  прошел  час  с
тех пор, как он покинул Пятый Доминион, и вот он уже в  нескольких  секундах
от смерти.  Он  оглянулся.  Нуллианак  сократил  дистанцию  между  ними.  Он
рванулся изо всех сил и бросился за угол в  туннель  из  ржавого  железа,  в
конце которого не было видно выхода.
   - Дерьмо! - сказал он, выбрав для своей жалобы любимое словечко Тика  Ро.
- Фьюри, ты сам себя прикончил!
   Стены тупика были скользкими от нечистот и очень высокими. Зная, что  ему
никогда не одолеть их, он побежал в  конец  прохода  и  бросился  на  стену,
надеясь, что она обрушится от  удара.  Но  ее  строители  (проклятие  на  их
головы!) знали  свое  дело  несколько  лучше,  чем  большинство  их  коллег,
возводивших  этот  город.  Стена  содрогнулась,  и  вокруг  него  на   землю
посыпались куски зловонного раствора, но единственным следствием его  усилий
стало то, что Нуллианак, привлеченный звуком удара, направился прямо к нему.
Заметив приближение палача, Миляга с новой силой бросил свое тело на  стену,
надеясь на отсрочку в приведении смертного  приговора  в  исполнение.  Но  в
награду ему достались  только  синяки.  Зуд  в  его  затылке  превратился  в
настоящую боль, но сквозь  нее  сумела  пробиться  мысль  о  том,  что  быть
искромсанным среди нечистот - это, без  сомнения,  самая  позорная  из  всех
смертей. Чем он заслужил это? - спросил он вслух.
   - Что я такого сделал? Что я сделал, так вашу мать?
   Вопрос был оставлен  без  ответа.  Но,  впрочем,  так  ли  это?  Перестав
кричать, он ощутил, что рука его поднимается к лицу,  но  даже  осознав  это
действие, он не мог назвать его причину. Просто он  почувствовал  внутреннее
побуждение открыть ладонь и плюнуть на нее.  Слюна  показалась  холодной,  а
может быть, это ладонь была горячей. Находившийся уже лишь в  ярде  от  него
Нуллианак занес два клинка у него над головой. Миляга неплотно сжал пальцы в
кулак и поднес  его  ко  рту.  Когда  клинки  достигли  высшей  точки  своей
траектории, он выдохнул.
   Он почувствовал, как  дыхание  воспламенилось  у  него  в  кулаке,  и  за
мгновение до того, как клинки коснулись его головы, оно вырвалось из кулака,
словно пуля. Оно ударило Нуллианака в шею с такой силой, что его  опрокинуло
на спину, и синевато-багровый сгусток энергии вырвался из щели в его голове,
устремляясь в  небо,  словно  рожденная  на  земле  молния.  Тварь  упала  в
нечистоты, и ее руки выронили клинки, чтобы ощупать рану. Это им  так  и  не
удалось. Жизнь покинула его  тело  вместе  с  судорогой,  и  его  молитвенно
сложенная голова успокоилась навечно.
   Потрясенный его  смертью  не  меньше,  чем  близостью  своей  собственный
гибели, Миляга поднялся на ноги и перевел взгляд с лежавшего в грязи тела на
свой  кулак.  Он  разжал  его.  Слюна  исчезла,  превратилась   в   какую-то
смертельную стрелу. Полоска обесцвеченной кожи шла от подушечки его большого
пальца к другому краю ладони. Это был единственный  след,  который  оставило
вырвавшееся из него дыхание.
   - Срань господня, - сказал он.
   Небольшая толпа уже собралась у входа в тупик, и чьи-то  головы  возникли
над стеной у  него  за  спиной.  Отовсюду  слышалось  возбужденное  гудение,
которому, как он предположил, потребуется не слишком  много  времени,  чтобы
достичь  ушей  Хаммеръока  и  Верховной  Жрицы  Фэрроу.   Было   бы   наивно
предполагать, что они управляют Ванаэфом с одним лишь палачом  в  гарнизоне.
Есть и другие, и вскоре они окажутся здесь. Он  перешагнул  через  труп,  не
став внимательно изучать причиненный им ущерб,  но  мельком  определив,  что
размеры его весьма значительны.
   Толпа, заметив приближение победителя,  разделилась.  Некоторые  опустили
головы, некоторые пустились в  бегство.  Один  закричал  браво  и  попытался
поцеловать его руку.  Он  оттолкнул  почитателя  и  огляделся  по  сторонам,
надеясь увидеть хоть какой-нибудь след Пай-о-па.  Ничего  не  обнаружив,  он
прикинул, какие варианты у него есть. Куда мог отправиться  Пай?  Во  всяком
случае, не на вершину холма. Хотя  холм  и  напрашивался  в  качестве  места
встречи, там бы их заметили  враги.  Куда  же  тогда?  Возможно,  к  воротам
Паташоки, на которые мистиф первым делом обратил  его  внимание,  когда  они
прибыли? ?Это место ничуть не хуже прочих?, - подумал  он  и  отправился  по
кишащему Ванаэфу к великолепному городу.
   Его худшие предположения о том, что вести  о  его  преступлении  достигли
ушей Верховной Жрицы и ее подчиненных, вскоре подтвердились.  Он  уже  почти
дошел до края города и видел впереди голую  землю,  простершуюся  между  его
границами и стенами Паташоки, когда  раздавшиеся  у  него  за  спиной  крики
возвестили о появлении погони. В одежде из Пятого Доминиона -  в  джинсах  и
рубашке - его вскоре опознают, если он направится  к  воротам,  но  если  он
попытается спрятаться в пределах Ванаэфа, его  все  равно  рано  или  поздно
поймают. Так не лучше ли пуститься в бегство отсюда  прямо  сейчас,  пока  у
него еще есть преимущество?  Даже  если  они  догонят  его  раньше,  чем  он
доберется до ворот, во всяком случае он  умрет,  созерцая  сверкающие  стены
Паташоки.
   Он прибавил скорости и меньше чем  через  минуту  оказался  за  пределами
города. Суматоха у него за спиной нарастала. Хотя и  трудно  было  судить  о
расстоянии до ворот при свете, в  лучах  которого  земля  обретала  радужное
сияние, оно наверняка составляло не меньше мили, а может быть, и две. Ему не
удалось далеко уйти, когда первый  преследователь  уже  выбежал  за  пределы
Ванаэфа. Они были быстрее и проворнее его и быстро сокращали  дистанцию.  На
прямой дороге, шедшей к воротам, было много путешественников. Некоторые  шли
пешком,  в  основном  группками.  Одеты  они  были  как   паломники.   Более
величественные путники двигались на лошадях,  бока  и  головы  которых  были
расписаны яркими рисунками. Кое-кто ехал на лохматых родственниках мула.  Но
вызывавшими наибольшую зависть и самыми редкими были экипажи с мотором. Хотя
в самых существенных своих чертах они и  напоминали  свои  аналоги  в  Пятом
Доминионе, представляя собой ходовую часть на колесах, в остальном они  были
творениями свободной фантазии. Некоторые из  них  утонченностью  отделки  не
уступали барочным алтарям: каждый  дюйм  их  кузова  был  покрыт  резьбой  и
филигранью. Другие, с огромными хрупкими колесами, в два  раза  превышавшими
саму машину, обладали неуклюжим изяществом  тропических  насекомых.  Были  и
такие, которые опирались на дюжину или  даже  большее  количество  крошечных
колес и чьи выхлопные трубы изрыгали густой,  горький  дым;  они  напоминали
устремившиеся вперед обломки неведомой катастрофы, асимметричную  и  нелепую
мешанину стекла и металла. Рискуя найти свою смерть под копытами и колесами,
Миляга влился в этот поток и, уворачиваясь  от  экипажей,  предпринял  новый
рывок. Первые преследователи также уже достигли дороги. Он заметил, что  они
вооружены и, похоже, готовы пустить свое оружие в ход без малейших угрызений
совести. Его надежда  на  то,  что  они  не  станут  пытаться  убить  его  в
присутствии свидетелей, внезапно показалась ему  весьма  тщетной.  Возможно,
закон Ванаэфа распространяется на  всю  территорию  вплоть  до  самых  ворот
Паташоки. Если это так, то он уже мертв. Они перехватят его задолго до того,
как он успеет оказаться в святилище.
   Но вот, сквозь царящий на дороге шум его ушей достиг еще один звук, и  он
осмелился бросить взгляд через левое плечо, чтобы  увидеть  его  источник  -
маленький, неказистый автомобиль  с  плохо  отлаженным  двигателем,  который
несся к нему во весь опор. Автомобиль был с открытым верхом, и водитель  был
на виду. Это был Пай-о-па, да хранит его  Господь,  и  он  жал  на  газ  как
одержимый.  Миляга  мгновенно  изменил   направление   и,   рассекая   толпу
паломников, рванулся с дороги по направлению к шумной колеснице Пая.
   Целый хор криков у него за спиной дал ему знать, что преследователи также
изменили направление, но вид Пай-о-па вселил в Милягу новую надежду.  Однако
его скоростные возможности были исчерпаны. Вместо того, чтобы замедлить  ход
и  подобрать  Милягу,  Пай-о-па  проехал   мимо   и   направился   навстречу
преследователям. Увидев устремившийся на них автомобиль, предводители погони
разбежались в разные стороны, но не они, а  человек  в  паланкине,  которого
Миляга до сих пор не замечал, был настоящей  целью  Пая.  Хаммеръок,  удобно
устроившийся для того, чтобы получше разглядеть казнь, теперь в свою очередь
стал жертвой. Он завопил носильщикам, чтобы они отступали, но в панике им не
удалось согласовать направление этого  отступления.  Двое  ринулись  налево,
двое - направо. Одна из ручек треснула, Хаммеръок был выброшен из паланкина,
тело его с силой ударилось о землю, и осталось лежать без движения. Паланкин
был  брошен,  носильщики   разбежались,   дав   Паю   возможность   спокойно
развернуться и отправиться обратно к Миляге. После того  как  их  лидер  был
повержен, рассеянные преследователи, которых, скорее всего,  силой  вынудили
служить Верховной Жрице, совсем утратили решимость. Они явно не  чувствовали
достаточного вдохновения, чтобы рискнуть навлечь на себя судьбу  Хаммеръока,
и  держались  на  приличном  отдалении,  пока  Пай  подбирал   запыхавшегося
пассажира.
   - А я думал, может  быть,  ты  вернулся  к  Тику  Ро,  -  сказал  Миляга,
оказавшись в автомобиле.
   - Он не пустил бы меня к себе, - ответил Пай. - Ведь я замешан в связях с
убийцей.
   - Ты о ком?
   - О тебе, друг мой, о тебе. Теперь мы с тобой оба убийцы.
   - Наверное, ты прав.
   - И, как мне кажется, вряд ли мы можем рассчитывать на  гостеприимство  в
этих местах.
   - Где ты раздобыл автомобиль?
   - Несколько машин запаркованы на стоянке на окраине города.  Очень  скоро
они усядутся в них и отправятся за нами в погоню.
   - Стало быть, чем раньше мы попадем в город, тем лучше для нас.
   - Не уверен, что мы надолго обретем там безопасность, - возразил мистиф.
   Он развернул машину так, что ее вздернутый нос  стал  смотреть  прямо  на
дорогу. Перед ними