я
возражения, связанные с его извечной неприязнью ко всему тому, что связано с
болезнями, но ничего подобного не произошло. Он выглядел слишком  усталым  и
опустошенным, чтобы спорить. Взгляд  его  постоянно  метался  из  стороны  в
сторону, словно в поисках куда-то исчезнувшего места, на котором он  мог  бы
наконец обрести свой покой. Она последовала за ним наверх в мастерскую.
   - Надо бы вымыться, - сказал он, оставляя ее посреди хаоса и  направляясь
в ванную.
   Она услышала шум душа. Как обычно, дверь  в  ванную  он  оставил  настежь
распахнутой.  Не  было  таких  телесных   отправлений,   вплоть   до   самых
фундаментальных, которые вызвали бы в нем хоть малейшее чувство стыдливости.
Вначале это шокировало ее, но потом она привыкла, так что, когда  она  вышла
замуж за Эстабрука, ей пришлось заново обучаться правилам приличия.
   - Не могла бы ты найти мне чистую рубашку? - крикнул он ей из ванной. - И
какое-нибудь белье?
   Похоже, в этот день ей было  суждено  копаться  в  чужих  вещах.  К  тому
времени, когда она отыскала грубую хлопчатобумажную рубашку и  пару  линялых
спортивных трусов, он уже вышел из душа и  стоял  перед  зеркалом  в  ванной
комнате, зачесывая назад свои влажные волосы. Его тело не изменилось  с  тех
пор, как она в последний раз видела его обнаженным.  Он  был  все  таким  же
стройным, с таким же крепким животом и  ягодицами,  с  такой  же  широкой  и
ровной грудью. Ее внимание привлек его укрывшийся под покровом крайней плоти
член, опровергавший милягино имя. В невозбужденном состоянии он был не таким
уж большим, но все равно привлекательным. Если он и заметил, как внимательно
она его рассматривает, то не подал виду. Он неприязненно уставился  на  свое
отражение в зеркале, а потом тряхнул головой.
   - Надо мне побриться? - спросил он.
   - На твоем месте я бы не стала об этом беспокоиться, - сказала она. - Вот
твоя одежда.
   Он быстро оделся, а потом отправился в спальню на поиски ботинок, оставив
ее в мастерской. Двойной портрет, который она видела в рождественскую  ночь,
исчез. Краски, мольберт и загрунтованные холсты были бесцеремонно свалены  в
углу. Теперь их место занимали газеты с сообщениями о трагедии, которую  она
отметила только мимоходом. Двадцать один человек, в их числе женщины и дети,
погиб во время пожара в Южном Лондоне, вызванного поджогом. Она  не  придала
этим сообщениям особого значения. В  этот  мрачный  день  и  без  того  было
достаточно причин для печали.
   Клем был бледен, но не плакал. Он обнял  их  обоих  на  пороге,  а  потом
проводил в дом. Рождественские украшения висели на прежних местах в ожидании
Двенадцатой Ночи (Двенадцатая  Ночь  -  ночь  Богоявления,  или  ночь  перед
Богоявлением, когда заканчивались рождественские праздники - прим.  перев.),
острый запах хвои висел в воздухе.
   - Прежде  чем  ты  увидишь  его,  Миляга,  -  сказал  Клем,  -  я  должен
предупредить тебя, что он накачан наркотиками, и сознание время  от  времени
покидает его. Но он так хотел тебя повидать.
   - Он не сказал, почему? - спросил Миляга.
   - Мне кажется, ему нет нужды подыскивать какую-нибудь  причину,  -  мягко
сказал Клем. - Ты пока  побудешь  здесь,  Джуди?  Может  быть,  ты  захочешь
повидать его после Миляги...
   - Да, конечно.
   Клем повел Милягу в спальню, а Юдит отправилась на кухню приготовить себе
чашку чая. Там она пожалела о том, что не пересказала Миляге по дороге  свой
разговор с Тэйлором неделю назад, в  особенности  эту  историю  о  том,  как
Миляга говорил на непонятном языке. Возможно, это помогло бы ему понять, что
Тэйлор хочет от него услышать. Раскрытие тайн постоянно занимало ум  Тэйлора
в рождественскую ночь. Возможно,  сейчас,  сколь  бы  он  ни  был  одурманен
наркотиками, он хотел хотя бы отчасти проникнуть в некоторые  из  них.  Вряд
ли, однако, Миляга сможет ему хоть чем-нибудь помочь. Тот взгляд, который он
устремил на зеркало ванной, был взглядом человека, для  которого  даже  свое
собственное отражение является тайной.
   "Только по двум причинам в спальне может быть так жарко натоплено:  из-за
болезни или из-за любви?, - подумал Миляга, когда Клем ввел его  в  комнату.
Жар помогает выпарить вместе с потом наваждение или  заразу.  Конечно,  и  в
том, и в другом случае успех не всегда гарантирован, но у  любовной  неудачи
есть, по крайней мере, свои плюсы. С тех пор как он уехал из  Стритхэма,  он
почти ничего не ел, и от застоявшегося жаркого воздуха  у  него  закружилась
голова. Ему пришлось оглядеть комнату дважды, прежде чем  взгляд  его  нашел
наконец ложе Тэйлора,  окруженное  молчаливыми  и  равнодушными  свидетелями
современной смерти - кислородной подушкой с трубками и  маской,  столиком  с
перевязочным материалом и полотенцами, другим столиком с  тазом  для  рвоты,
подкладным судном и салфетками,  рядом  с  которым  стоял  третий  столик  с
лекарствами и мазями. Посреди всех этих аксессуаров находился притянувший их
магнит, который теперь больше напоминал пленника. Голова  Тэйлора  покоилась
на покрытых клеенкой подушках, глаза его  были  закрыты.  Он  был  похож  на
жителя древнего мира. Волосы его были  редкими,  тело  исхудало,  внутренняя
жизнь его организма -  костей,  нервов,  кровеносных  сосудов  -  болезненно
проглядывала сквозь  кожу  цвета  простыни,  на  которой  он  лежал.  Миляге
оставалось только созерцать это зрелище, борясь  с  желанием  повернуться  к
нему спиной и убежать. Смерть вновь была рядом, так скоро. Источник жара был
другим, другой была и обстановка, но Миляга оказался во власти той же  самой
смеси страха и беспомощности, что и в Стритхэме.
   Он задержался у двери, давая возможность  Клему  первому  приблизиться  к
кровати и разбудить спящего. Тэйлор пошевелился,  и  на  лице  его  возникло
недовольное  выражение,  которое  немедленно  исчезло,  стоило  его  взгляду
остановиться на Миляге.
   - Ты нашел его, - сказал он.
   - Это не я, это Джуди, - сказал Клем.
   - А-а-а, Джуди. Она просто чудо, - сказал Тэйлор.  Он  попытался  улечься
поудобнее на подушке,  но  это  оказалось  ему  не  под  силу.  Дыхание  его
немедленно участилось, и он скривился от боли, вызванной этим движением.
   - Тебе дать обезболивающее? - спросил у него Клем.
   - Нет, спасибо, - сказал он. - Я хочу, чтобы у меня была ясная  голова  и
мы с Милягой могли бы поговорить.  -  Он  посмотрел  на  своего  посетителя,
который до сих пор медлил в дверях. - Ты поговоришь со мной, Джон? - спросил
он. - Наедине.
   - Конечно, - ответил Миляга.
   Клем отошел от постели и дал Миляге знак  подойти  поближе.  Рядом  стоял
стул, но Тэйлор похлопал ладонью по кровати. Там Миляга и  присел,  услышав,
как скрипнула под ним клеенчатая простыня.
   - Позови меня, если что-нибудь понадобится, - сказал Клем, обращаясь не к
Тэйлору, а к Миляге. Потом он оставил их вдвоем.
   - Не мог бы ты налить мне стакан воды? - попросил Тэйлор.
   Миляга выполнил его просьбу, но, передавая ему стакан, он  понял,  что  у
Тэйлора не хватит силы удержать его. Тогда он поднес  стакан  к  его  губам.
Несмотря на слегка увлажнявший их слой лечебной  мази,  они  потрескались  и
распухли от болячек. Сделав несколько глотков, Тэйлор что-то пробормотал.
   - Хватит? - спросил Миляга.
   - Да, спасибо, - ответил Тэйлор. Миляга поставил стакан на столик. -  Мне
уже всего на этом свете хватит. Пора закругляться.
   - Ты поправишься.
   - Я тебя не для того хотел видеть, чтобы  мы  сидели  тут  и  лгали  друг
другу, - сказал Тэйлор. - Я ждал тебя, чтобы сказать, как  часто  я  о  тебе
думал. Днями и ночами, Миляга, днями и ночами.
   - Уверен, что я этого не заслуживаю.
   - Мое подсознание считает иначе, - ответил Тэйлор. - И, если уж  говорить
начистоту, то и остальная часть меня - тоже. Ты выглядишь так, словно  почти
не спишь, Миляга.
   - Просто я работал, вот и все.
   - Рисовал?
   - От случая к случаю. Ждал, пока придет вдохновение.
   - Мне надо сделать одно признание, -  сказал  Тэйлор.  -  Но  сначала  ты
должен обещать, что не будешь на меня сердиться.
   - Что ты сделал?
   - Я рассказал Джуди о той ночи, что мы провели вместе, -  сказал  Тэйлор.
Он уставился на Милягу, словно ожидая какой-то бурной реакции. Когда  ее  не
последовало, он продолжил:
   - Я знаю, что для тебя это был пустяк, - сказал он. - Но я часто об  этом
вспоминал. Ты ведь не против, а?
   Миляга пожал плечами.
   - Уверен, что она не особенно-то и удивилась.
   Тэйлор положил руку на простыню ладонью вверх, и Миляга взял  ее.  Пальцы
Тэйлора были вялыми, на они вцепились в  руку  Миляги  со  всей  той  силой,
которая в них осталась. Пожатие его было холодным.
   - Ты дрожишь, - сказал Тэйлор.
   - Я некоторое время ничего не ел, - сказал Миляга.
   - Тебе надо быть в форме. У тебя много дел.
   - Иногда мне надо немного поплавать по течению, - ответил Миляга.
   Тэйлор улыбнулся, и в его изможденных  чертах  промелькнул  на  мгновение
призрак красоты, которой он когда-то обладал.
   - Ну да, - сказал он. - Я все время плаваю по течению. По  всей  комнате.
Даже из окна выплывал и смотрел на себя со стороны. То же самое произойдет и
когда я умру, Миляга. Я уплыву по течению, только на этот раз мне не удастся
вернуться. Я знаю, Клем будет очень тосковать по мне  -  мы  прожили  вместе
целых полжизни, - но ведь вы с Джуди поможете  ему,  правда?  Если  сможете,
постарайтесь ему все объяснить. Расскажите ему, как я уплывал по течению. Он
не желает меня слушать, когда я об этом говорю, но ведь ты меня понимаешь.
   - Я не вполне в этом уверен.
   - Но ты художник, - сказал он.
   - Я мастер подделок.
   - В моих снах это не так. В моих снах ты хочешь исцелить меня, и  знаешь,
что я тебе говорю? Я говорю тебе, что не хочу  поправиться.  Я  говорю,  что
хочу уйти из этого мира в мир света.
   - Неплохо там, наверное, оказаться, - сказал Миляга. - Может быть, и я  к
тебе присоединюсь.
   - Неужели твои дела так плохи? Скажи мне. Я хочу знать.
   - Вся моя жизнь прошла зря, Тэй.
   - Не надо так сурово к себе относиться. Ты очень хороший человек.
   - Ты же сказал, что мы не будем лгать друг другу.
   - А я и не лгу. Ты действительно хороший. Просто тебе нужен  кто-то,  кто
напоминал бы тебе об этом время от времени. Это каждому необходимо. А  иначе
мы снова сползаем в грязь, понимаешь?
   Миляга крепче сжал руку Тэйлора. Его переполняли чувства, которым  он  не
мог найти ни имени, ни выражения. Вот перед ним лежит Тэйлор и изливает свое
сердце насчет любви, снов и того, что будет,  когда  он  умрет,  а  чем  он,
Миляга, может ему помочь? В лучшем случае он сможет  предложить  ему  только
свое смятение и забывчивость. Миляга поймал себя на мысли о том, кто  же  из
них страдает более тяжкой болезнью? Тэйлор, который обессилел,  но  сохранил
способность изливать то, что у него на сердце? Или  он  сам,  молчащий,  как
бревно? Решив во что бы то ни стало не покидать Тэйлора  до  тех  пор,  пока
хотя бы отчасти не сумеет поделиться тем, что с ним произошло,  Миляга  стал
подыскивать слова для объяснения.
   - Мне кажется, что я нашел такого человека,  -  сказал  он.  -  Человека,
который сможет помочь мне... вспомнить самого себя.
   - Это здорово.
   - Я не уверен, - сказал он едва слышно. - За последние несколько  недель,
Тэй, я видел  такое...  такое,  во  что  я  просто  не  хотел  верить,  пока
обстоятельства не заставили. Иногда мне казалось, что я схожу с ума.
   - Расскажи мне...
   - Один человек в Нью-Йорке пытался убить Юдит.
   - Я знаю.  Она  рассказала  мне.  Так  что  с  ним  такое?  -  Глаза  его
расширились. - Это и есть он?
   - Это вообще не он.
   - По-моему, Джуди говорила, что это мужчина.
   - Это не мужчина, - сказал Миляга. - Но и  не  женщина.  Это  даже  и  не
человек, Тэй.
   - Что же это тогда такое?
   - Это чудо, - сказал Миляга. Он  не  осмеливался  употреблять  это  слово
раньше, даже наедине с самим собой. Но любое другое оказалось  бы  ложью,  а
лжи здесь не было места. - Я говорю тебе, что чуть с ума не сошел.  Но  если
бы ты видел, как оно менялось... это было что-то абсолютно неземное.
   - А где это существо сейчас?
   - По-моему, он умер, - ответил Миляга. - Я потерял слишком много времени,
прежде чем отправиться на его поиски. Я попытался забыть о том, что когда-то
видел его. Я боялся того, что он возбуждал  во  мне.  А  когда  это  мне  не
удалось, я попытался изгнать его из моей  головы  на  холст.  Но  и  это  не
помогло. Да и не могло помочь. К тому моменту он уже сделался частью меня. А
когда я наконец отправился на его поиски... было уже слишком поздно.
   - Ты уверен? - спросил Тэйлор. Пока Миляга говорил, на лбу его  появились
складки боли, с каждой секундой становившиеся все глубже и глубже.
   - С тобой все в порядке?
   - Да, да, - сказал Тэйлор. - Я хочу дослушать до конца.
   - Больше нечего рассказывать. Может быть,  Пай  и  бродит  где-нибудь  по
свету, но я не знаю, где.
   - И ты поэтому собрался плыть по течению? Ты надеешься... - Он запнулся и
неожиданно стал задыхаться. - Знаешь, ты все-таки позови Клема.
   - Конечно.
   Миляга направился к двери, но прежде чем он успел выйти, Тэйлор сказал:
   - Ты должен во всем разобраться, Миляга. В  чем  бы  ни  заключалась  эта
тайна, ты должен разгадать ее для нас обоих.
   Рука его уже взялась за  ручку  двери,  да  и  здравый  смысл  велел  ему
удариться в поспешное отступление, и  Миляга  знал,  что  у  него  еще  есть
возможность промолчать, уйти от этого древнего римлянина, оставив без ответа
его призыв. Но знал он и то, что, если он ответит, он будет связан.
   - Я во всем разберусь, - сказал он, встретив исполненный отчаяния  взгляд
Тэйлора. - Мы оба во всем разберемся. Клянусь.
   Тэйлор сумел выжать из себя улыбку, но она быстро  сползла  с  его  лица.
Миляга открыл дверь и вышел на площадку. Клем ждал его.
   - Ты ему нужен, - сказал Миляга.
   Клем шагнул в спальню и закрыл за собой дверь. Внезапно почувствовав себя
отверженным, Миляга пошел вниз по лестнице. Юдит сидела за кухонным  столом,
вертя в руках какой-то кусок камня.
   - Как он? - спросила она.
   - Не очень хорошо, - сказал Миляга. - Клем пошел за ним присмотреть.
   - Хочешь чаю?
   - Нет, спасибо. Чего мне по-настоящему хочется, так это глотнуть  свежего
воздуха. Пожалуй, я пройдусь здесь, неподалеку.
   На улице шел  мелкий  дождик,  показавшийся  ему  манной  небесной  после
удушающего жара, царившего в комнате больного. Он почти не знал окрестностей
и решил не отходить Далеко от дома, но  смятенное  состояние  духа  помешало
осуществлению этого намерения,  и  он  бесцельно  побрел  вдаль,  путаясь  в
лабиринте улиц и в своих собственных мыслях. И лишь когда ветер пробрал  его
до  костей,  он  стал  подумывать  о  возвращении.  В  таком  месте   трудно
рассчитывать на то, что сможешь разгадать тайну. С началом нового  года  все
на  свете  вступают  в  новый  круг  конфликтов  и  честолюбивых   замыслов,
расписывая свое будущее, словно интригу в банальном фарсе. Лучше уж он будет
держаться подальше от всего этого.
   Отправившись в обратный  путь  к  дому,  он  вспомнил  о  том,  что  Юдит
попросила его купить по дороге молока и сигарет. Тогда он повернул  назад  и
отправился на поиски,  занявшие  у  него  гораздо  больше  времени,  чем  он
предполагал. Когда он наконец завернул за угол с покупками в руках, радом  с
домом стояла машина скорой помощи.  Парадная  дверь  была  распахнута.  Юдит
стояла на пороге и созерцала моросящий дождик. Лицо ее было заплакано.
   - Он умер, - сказала она.
   Он остановился, как вкопанный, в ярде от нее.
   - Когда? - спросил он, словно это имело какое-нибудь значение.
   - Как раз после того, как ты ушел.
   Ему не хотелось расплакаться в ее присутствии. Он и  так  уже  достаточно
низко упал в ее глазах. Каменным голосом он сказал:
   - Где Клем?
   - Наверху, радом с ним. Не ходи туда. Там уже слишком много людей.
   Она заметила у него в руках сигареты и потянулась за пачкой. Лишь  только
ее рука прикоснулась к его руке, между ними пробежал  разряд  горя.  Вопреки
его намерению, слезы брызнули у него из глаз,  и  они  упали  друг  другу  в
объятия. Оба они не сдерживали своих  рыданий,  словно  враги,  объединенные
общей утратой, или любовники перед разлукой. Или словно души, которые  никак
не могут вспомнить, враги они или любовники, и плачут, не в состоянии в этом
разобраться.

Глава 16

1

   С  момента  того  собрания,  на  котором  впервые  был  поднят  вопрос  о
библиотеке  Tabula  Rasa,  Блоксхэм  несколько   раз   собирался   выполнить
добровольно возложенную на  себя  обязанность  и  спуститься  во  внутренние
помещения Башни, чтобы проверить, не  была  ли  нарушена  неприкосновенность
собрания. Однако дважды он откладывал это дело, внушая себе, что у него есть
дела и поважнее, как, например, организация Великой Чистки. Он бы и в третий
раз отложил осмотр, если бы вопрос снова не всплыл,  на  этот  раз  в  форме
нарочито небрежной реплики в сторону, изреченной Шарлоттой Фивер, которая  и
на том, первом собрании говорила о сохранности  книг,  а  теперь  предложила
сопровождать Блоксхэма в его экспедиции.  Женщины  озадачивали  Блоксхэма  и
ставили  его  в  тупик.  Влечение,  которое  они  в  нем  вызывали,   всегда
соседствовало с чувством неудобства, которое он испытывал в их обществе,  но
в последнее время он ощутил, как сексуальное влечение,  едва  ли  ранее  ему
известное, растет в нем со  всевозрастающей  требовательностью.  Но  даже  в
своих собственных уединенных молитвах не осмеливался он  признаться  себе  в
причине этого. Его возбуждала  Чистка.  Именно  она  бередила  его  кровь  и
мужские качества, и он ни на  секунду  не  усомнился  в  том,  что  Шарлотта
ответила на его  жар,  хотя  и  постаралась  сделать  это  как  можно  более
сдержанно и скрытно. Он  с  готовностью  принял  ее  предложение,  и  по  ее
предложению они договорились встретиться в Башне в последний  вечер  старого
года. Он принес с собой бутылку шампанского.
   - Можем заодно и поразвлечься, - сказал он, когда они спускались вниз  по
руинам, оставшимся от старого дома Роксборо, подвал которого был сохранен  и
скрыт под ничем не примечательными стенами Башни.
   Никто из них в течение  долгих  лет  не  отваживался  проникнуть  в  этот
подземный мир. Он оказался еще более примитивным, чем им  помнилось.  Наспех
было  проведено  электричество  -  с  проводов  свисали  лишенные   абажуров
лампочки, - но в остальном место осталось таким же,  как  и  в  первые  годы
существования Общества. Подвалы были сооружены для  того,  чтобы  в  срочном
порядке спрятать там собрание Общества, а стало быть,  на  века.  От  нижней
лестничной площадки разбегался веер одинаковых  коридоров,  по  обе  стороны
которых  стояли  книжные  полки,  поднимавшиеся  вдоль  кирпичных  стен   до
полукруглых потолков. В местах пересечения коридоров  было  много  сводчатых
перекрытий, но других украшений не попадалось.
   - Не раздавить ли нам бутылочку перед началом? - предложил Блоксхэм.
   - Почему бы и нет. А из чего будем пить?
   Вместо ответа он извлек из кармана два граненых стакана. Она взяла  их  в
руки, пока он открывал бутылку. Пробка подалась с декоративным вздохом, звук
которого затерялся где-то в  лабиринте.  Наполнив  стаканы,  они  выпили  за
Великую Чистку.
   - Ну вот мы и здесь, - сказала Шарлотта, поплотнее закутываясь в меха.  -
Что будем искать?
   - Следы вторжения или кражи, - сказал Блоксхэм. - Разделимся  или  пойдем
вместе?
   - О-о-о, вместе, - ответила она.
   Роксборо утверждал, что все хоть  сколько-нибудь  значительные  книги  по
магии этого полушария собраны здесь, и,  бродя  вдвоем  и  созерцая  десятки
тысяч манускриптов и  печатных  изданий,  они  готовы  были  поверить  этому
хвастливому заявлению.
   - Как, черт возьми,  им  удалось  собрать  здесь  все  это?  -  удивилась
Шарлотта во в