равильно - говорил он  себе
сто раз в день -  растрачиваемые  впустую  деньги  Галактики  должны  быть
использованы в более чистых, разумных целях.
     Сейчас, в  период  тяжелой  работы  и  тревожного  ожидания,  Хаулэнд
вспоминал  те  далекие  печальные  дни  перед  рождеством,  когда  он  был
мальчиком и  должен  был  жестко  экономить  деньги,  заработанные  им  на
случайной работе в деревне после школы. Его родители оба давно  умерли,  и
он после деревенской школы сам пробивал себе дорогу к образованию, пока не
достиг нынешнего высокого положения. Каждый шаг на этом пути  требовал  от
него большого труда. Теперь он выглядел  перед  всеми  мягким  и  скромным
человеком, но у него был решительный, твердый  характер  -  свидетельством
тому были успехи, которых  он  добился  самовоспитанием.  Вокруг  во  всех
областях науки было  много  энергичных,  сильных,  блестяще  образованных,
напористых молодых ученых, способных встать у него на пути.
     Дав согласие работать с Рэндолфом,  выдающимся  ученым,  занимавшимся
вопросами происхождения жизни, Хаулэнд понимал, что ему  здорово  повезло.
Тем более, что Рэндолф рассказал о своем замысле и  возможности  создавать
жизнь - и это для Питера, пожалуй, было самым большим соблазном.  Все  шло
хорошо, Хаулэнд нисколько не сожалел о переходе на новое  место,  пока  их
всех не оглушили сообщением о том, что они не получат фонд Максвелла.
     Ну ладно, после того,  как  они  уже...  уже  украдут  эти  проклятые
деньги, они смогут  завершить  свою  работу  на  Поучалин-9  и  тогда  он,
Хаулэнд,  вернется  назад  как  ученый  с  мировым  именем  и  сможет  сам
определить   свою    собственную    карьеру    -    перспектива    научной
самостоятельности имела для него решающее значение.
     Погода была отвратительной уже две недели. Монотонно  падал  снег,  у
всех людей был пасмурный вид, на их лицах лежала озабоченность тем, как бы
не забыть регулярно принимать таблетки против простуды. Небо над  головой,
когда  его  можно  было  рассмотреть  сквозь  снежные  хлопья,  напоминало
какую-то громадную кастрюлю, крышку  с  которой  снял  сам  дьявол,  чтобы
сыпать и сыпать снег вниз на Землю.
     Однажды днем в длинной, ярко освещенной лаборатории зазвенел телефон.
Хаулэнд поднял трубку  и  раздраженно  ответил,  придерживая  одной  рукой
листок с какими-то расчетами на колене.
     - Док Хаулэнд?
     - Да. Кто это?
     - Слушай, док. Встретимся сегодня ночью ровно в 11:30. Улица Сириуса,
711, подняться по лестнице, первая  дверь  слева.  Запомнил?  -  звонивший
сделал паузу, потом добавил: - И не говори никому!
     - Кто это? Что значит - встретимся?
     - Больше нет времени,  док.  Обязательно  приходи,  понял?  Иначе  не
оберешься неприятностей.
     И связь прервалась. Хаулэнд положил трубку, испытывая такое  чувство,
как будто поговорил с сумасшедшим. Хаффнер в это время суетливо  бегал  по
лаборатории и, держа в руке пробирку с  бактериями  в  питательной  среде,
подошел ближе к свету.
     - Новая партия ведет себя прекрасно, Питер. Но что  случилось?  Плохо
себя чувствуешь?
     Хаулэнду   снова   послышался   хриплый,    сухой    голос,    строго
предупредивший: "И не говори никому!"
     - Нет, нет, Вилли. Просто устал. Эти привередливые  аудиовирусы,  над
которыми мы бьемся, коварные и хитрые скотинки.
     - Но мы почти у цели, - в противоположность  бледному  и  утомленному
Хаулэнду, Хаффнер сейчас выглядел уверенным и спокойным,  что,  на  первый
взгляд, казалось странным. - Мы можем начать производство, причем в  таком
количестве, какое нужно Рэндолфу, - Хаффнер усмехнулся и добавил:  -  Если
только последняя партия окажется оптимальной.
     Хаулэнд извинился и ушел, чтобы обдумать свое положение.  Полчаса  он
ломал голову, но все его размышления и сопоставления ни к чему не  привели
- он не смог вспомнить, кому принадлежит голос звонившего по телефону. Тем
не менее он слышал этот  голос  раньше,  причем  совсем  недавно.  Угроза,
произнесенная скрипучим голосом, была не  пустым  звуком.  Хаулэнд  хорошо
понимал, что ему надо идти. Но если тут каким-то образом замешан Мэллоу...
     Семьсот одиннадцатый по улице Сириуса оказался одним  из  тех  ветхих
многоквартирных домов высотой в пятьдесят этажей, которые строили  в  виде
сумрачных спиралей. Когда-то  здесь  были  пристани  и  оживленное  речное
движение с веселыми пароходными гудками. Теперь же со  здешних  аэродромов
один за другим поднимались пассажирские и  почтовые  самолеты,  а  высокие
спирали домов, построенных много веков назад, постепенно разрушались.
     Поднявшись  по  лестнице,  Хаулэнд  нашел  первую  дверь  слева.   Он
постучал. Толстые кожаные перчатки заглушали его стук, и он  уже  собрался
стащить одну из них, чтобы стучать снова - так как звонка он не видел - но
дверь вдруг сама  приоткрылась,  зловеще  скрипнув.  Хаулэнд  почувствовал
сильное биение в висках. Так и не сняв перчаток, он толкнул дверь.
     В комнате, куда он вошел, было темно, и  Питер  ощупью  начал  искать
выключатель. Включив свет, Хаулэнд  увидел,  что  единственная,  ничем  не
прикрытая  электролампа  отражается   в   каком-то   блестящем   предмете,
находящемся в центре комнаты.
     В грязном, пыльном помещении - это сразу бросалось в  глаза  -  давно
поселились нищета  и  запустение.  В  углу  стояла  прогнувшаяся  кровать,
постельные принадлежности были разбросаны по полу. Единственный  стул  был
перевернут. А в центре - лежал лицом вниз  человек,  одетый  в  безвкусную
одежду. Тело его сгорбилось, вся одежда была сильно забрызгана кровью.
     В середине его спины торчала серебряная рукоятка ножа, заблестевшая в
ярком свете, включенном Хаулэндом.
     Всего секунды три стоял он здесь, так и не сняв пальца с выключателя.
В следующую секунду Питер услышал,  как  внизу  хлопнула  дверь,  а  потом
хриплые голоса, звуки тяжелых шагов.
     Хаулэнд нажал на выключатель - свет  погас.  Он  повернулся  лицом  к
коридору, чувствуя, что попал в ловушку. Мысль о том,  чтобы  остаться  на
месте и все объяснить, даже не пришла ему в голову. Он  должен  уходить  -
уходить немедленно!
     Как безумный, Хаулэнд бросился к лестнице и начал подниматься  вверх,
перешагивая  через  четыре  ступени.  Он  легко  управлял   своим   худым,
долговязым телом и, благодаря ботинкам с резиновой подошвой, ступал  почти
бесшумно.
     А снизу доносились голоса,  способные  свести  с  ума.  Поднимавшиеся
вверх и повторяемые эхом мужские голоса выкрикивали одни  и  те  же  слова
снова и  снова:  "Открывайте,  эй,  вы  там!",  "Живей  открывайте  -  это
полиция!" И, наконец, в бешенстве один из них заорал: "Ломайте дверь!"
     Итак - понял Хаулэнд - он плотно закрыл за собой входную  дверь,  так
плотно, что защелкнулась задвижка. Тем самым он выиграл  несколько  секунд
для своего спасения.
     Но полиция знала точно, в какую  комнату  идти.  Может  быть,  голос,
отдавший команду ломать дверь, - как раз и есть тот самый  хриплый  голос,
предупредивший его по телефону? Или владелец того голоса лежит сейчас там,
в ужасной маленькой комнате, зверски убитый кинжалом в спину?
     Преодолев четыре лестничных площадки, Хаулэнд  остановился  и  ударил
кулаком по кнопкам лифта. В  страшном  напряжении  он  ждал,  пока  кабина
медленно, со скрипом двигалась на его этаж. На  лестничной  площадке  ниже
открылась дверь - и вырвавшийся из нее луч света показался очень  ярким  в
сравнении с тусклым освещением площадки. Раздраженный  голос,  повторяемый
эхом, кричал вниз:
     - Что там происходит? Вы можете успокоиться и  дать  поспать  простым
людям?
     Когда до верхних этажей донесся грохот разбиваемой вдребезги двери  и
люди поняли, что кто-то ломится силой, начали открываться другие квартиры,
и уже многие голоса возмущенно кричали и требовали тишины. Лифт,  наконец,
остановился на этаже, где ждал его Хаулэнд, и старые металлические  дверцы
с визгом распахнулись. Вверх или вниз?
     Стоя  в  нерешительности,  Хаулэнд  услышал,  как  прямо  сзади  него
открылась дверь, и в панике ударил по кнопке  движения  вверх.  Женщина  в
домашнем халате, с накрученными на бигуди волосами  и  заспанными  глазами
появилась в открытой двери своей квартиры, видимо, потому,  что  услышала,
как взвизгнули дверцы лифта.
     Кнопка  лифта  после  удара  Хаулэнда  сработала,  и  дверцы   начали
сходиться. Питер быстро  надвинул  поля  шляпы  на  глаза  и,  съежившись,
протиснулся в полумрак кабины.
     Скрипнув, лифт начал подниматься. Женщина проводила  его  взглядом  и
стала громко кричать:
     - Заткнитесь, вы там внизу! Вонючие лодыри, бездельники...
     Потом ее голос пропал, так как лифт быстро двигался вверх.
     Хаулэнд был весь в  поту,  как  сильно  загнанная  лошадь.  Руки  его
дрожали, ноги подгибались. Если там внизу Терри Мэллоу,  тогда  он,  тогда
он... Хаулэнд помнил, что говорил Мэллоу  в  прошлый  раз  и  какие  делал
выводы.  Теренс  Мэллоу  не  будет   считаться   с   талантом   уважаемого
университетского доктора наук, уличенного  в  подлом  убийстве  в  грязном
многоквартирном доме и пойманного на месте  преступления  полицией,  когда
все, буквально все свидетельствует против него, Питера Хаулэнда.
     Он вышел из лифта на тридцать седьмом  этаже,  который  отличался  от
четвертого единственно тем, что здесь было тихо, и снова  не  мог  решить,
как поступить дальше. Замелькали  цифры  на  индикаторе  лифта,  и  кабина
начала опускаться. Может, это полиция вызвала лифт? И направится вверх  за
ним?  Он  вдруг  выругал  себя,  что  взобрался  сюда.  Черт  возьми,  вот
проклятье! Если бы он отправился вниз, он мог бы быть уже  на  улице.  Вот
именно, что мог бы - они, без сомнения, оставили дежурного полицейского  у
входа.
     От сильного биения сердца кружилась голова. Давно  он  не  попадал  в
такое тяжелое положение, когда надо было  спасаться  бегством.  И  никогда
раньше не приходилось ему скрываться от полиции, только что покинув  место
убийства.
     Простояв еще несколько секунд в мучительной  нерешительности  на  все
той  же  плохо  освещенной   лестничной   площадке,   Хаулэнд   пришел   к
окончательному  убеждению,  что  он  не  должен   допустить,   чтобы   его
допрашивала полиция,  что  он  в  очень  опасном  положении,  подстроенном
специально  для  того,  чтобы  предъявить  ему   ложное   обвинение.   Его
единственным спасением было избавить себя  от  коварного  представления  и
найти где-то поблизости убежище - и как можно скорее.
     Летные  посадочные  площадки  в  этом  доме  старой  постройки   были
расположены через каждые десять  этажей.  Хаулэнд  находился  на  тридцать
седьмом, значит, от верхней площадки его отделяли три этажа.
     Он  помчался  вверх  по  ступеням,  которые  когда-то  были  украшены
орнаментом, почти  совсем  истершимся  за  многие  десятки  лет.  Тридцать
восьмой, тридцать девятый - он чуть не падал от своего  бешеного  подъема,
задыхался от волнения и физической перегрузки и все время  хватался  рукой
за перила лестницы, чтобы не потерять равновесие. Табло показало, что лифт
остановился на втором этаже. Через мгновение  цифры  на  индикаторе  снова
замелькали - лифт начал тяжело подниматься вверх.
     В тот  момент,  когда  Хаулэнд  уже  ступил  одной  ногой  на  первую
ступеньку последнего пролета лестницы между тридцать девятым  и  сороковым
этажом, он вдруг почувствовал, как острая боль пронзила его тело. Закололо
в боку, и Питер вынужден был остановиться и крепко прижать  рукой  болевую
точку. Посмотрев вверх, он заметил немного выше окна темную сквозную дыру,
приспособленную под свое место жительства летучими мышами. На темном  фоне
отверстия  сияли  звезды,  находившиеся  как  раз  над  летной   площадкой
сорокового этажа.
     Хаулэнд тотчас же снова ринулся вверх,  доводя  до  изнеможения  свои
ноги, раскрыв рот от частого дыхания, игнорируя боль,  вцепившуюся  ему  в
бок. Успев все же бросить взгляд  на  индикатор  лифта,  он  увидел  цифру
двадцать  шесть.  Еще  секунда  -  и  его  глаза  остановились  на  дверях
посадочной площадки. Двери  медленно  открывались  -  и  из  них  выходили
мужчина и женщина. Правильнее сказать, они шли, как  бы  танцуя,  так  как
рука мужчины обвивала  талию  женщины,  ее  волосы  разметались,  а  глаза
горели. Губы и щеки мужчины были разрисованы губной помадой.
     Хаулэнд, прикрыв одной рукой лицо,  бесшумно  проскочил  мимо  них  и
выбежал  на  площадку.  Автоматические  двери   почти   сразу   же   стали
закрываться. Он сделал бросок  вперед,  руками,  заменившими  ему  в  этой
экстремальной ситуации железные когти, схватил и крепко  вцепился  в  края
сдвигавшихся половинок дверей. Худое тело Хаулэнда,  трясясь  от  сильного
напряжения всех мышц его ног, протискивало себя в  неумолимо  суживавшуюся
щель, чтобы оказаться по ту сторону дверей.
     В то же время он нажал  на  кнопку  движения,  и  ускорение  с  силой
втолкнуло его внутрь на подушки сидений. Неуклюжими  в  больших  перчатках
руками Питер нащупал монеты, опустил их в щелку  автомата,  выдавшего  ему
билет для полета  до  "Золотого  Петушка",  и  закомпостировал  полученный
билет. После этого доктор Хаулэнд в изнеможении  провалился  в  сидение  и
посмотрел вниз, на простершийся  под  ним  город  с  реками  золотистых  и
серебряных огней, четко отделявшими один квартал от другого.
     По своим трассам двигались другие экспресс-флайеры, а флайер Хаулэнда
только начинал плавно и тихо  подниматься,  чтобы  занять  свою  воздушную
тропинку. Питер не мог определить, есть ли среди тех других экспрессов под
ним полицейский флайер - возможно, он был. Но убитый жил на втором этаже -
по лестнице первая дверь налево - и полиция  поднималась  туда  с  первого
этажа. Хаулэнд откинулся на спинку кресла - он был совершенно  истощен,  в
нем до сих  пор  все  трепетало  и  колотилось.  Он  знал,  что  лицо  его
мертвенно-бледного цвета.
     Из "Золотого Петушка" Питер Хаулэнд пошел прямо  в  университет.  Под
ногами сильно хрустел и скрипел  снег.  Он  зашел  в  профессорскую,  взял
почитать последний номер "Природы",  с  напускной  веселостью  перекинулся
двумя словами со старым Гусманом и пошел спать, вконец вымотанный и телом,
и душой.



                                    7

     В последнее время Питер Хаулэнд  старался  не  посещать  общественные
места университета. У него совсем не было желания встретиться с Элен Чейз.
Он не боялся признаться  самому  себе,  что  это  нежелание  имело  точное
название - малодушие. Хаулэнд не мог устраивать ей сцены и вступать с  ней
в споры из-за фонда Максвелла - а тем более поднимать скандал.
     Утром он сидел и завтракал  в  "Золотом  Петушке",  одном  из  многих
маленьких, уютных ресторанчиков, расположенных недалеко  от  университета.
Хаулэнд теперь не боялся оставлять Хаффнера одного, правда, не надолго.
     Питер сделал заказ по телефону, стоявшему на столе, и ждал, когда его
обслужат. Как раз в этот момент к его столику подошел человек и сел. Видно
было, что незнакомец - случайный или во  всяком  случае  редко  посещающий
рестораны человек. Он был  средних  лет,  небольшого  роста,  с  открытым,
дружелюбным лицом, которое ничем примечательным не отличалось. Он  приятно
улыбнулся и спросил:
     - Не возражаете, что я сел здесь, дружище?
     - Пожалуйста, сидите, - сказал  Хаулэнд.  Он  был  достаточно  сильно
занят своими собственными мыслями, и никто  посторонний  не  мог  помешать
ему.
     Но человеку хотелось поговорить. За то время, пока они  оба  ели,  он
высказал свои мысли о погоде, о последних запусках ракет в  околосолнечное
пространство,   о   различных   политических   разногласиях,   потрясающих
Галактику, об очередных дерзких нападениях обитателей  вселенной  Роджера.
Хаулэнд не проявил интереса ни к одной из этих тем.
     - Ты меня, конечно, извини, приятель, но создается такое впечатление,
что ты совершенно отрезан от всего происходящего вокруг. Из университета?
     - Да.
     - Тогда все понятно. Ваши профессорские головы забиты только научными
сведениями. А времени на обыкновенные дела Галактики не остается.
     - Я бы не сказал так.
     - Вот мы сколько просидели здесь и до сих пор не  коснулись  события,
которое потрясает сейчас весь Льюистид...
     - Вы о чем?
     - Как, вы не  знаете?  -  незнакомец  добродушно  рассмеялся.  -  Ну,
значит, вы действительно ничем не интересуетесь. Но вы же могли  прочитать
в газетах или увидеть по видеоканалам...
     - Мне кажется, я ничего не слышал сегодня утром.
     - Ну, ладно! Вы хотите сказать, что не слышали  об  убийстве,  именно
здесь в Льюистиде?
     - Убийство? В университете?
     - Не непосредственно в старом добром университете. Но прямо здесь,  у
нас в городе. Парню всадили нож в спину в старом районе, там, где мусорная
свалка. Однако, как вы сказали, вы не интересуетесь убийствами.
     Он  предложил  Хаулэнду  сигару,  но  Питер  с   вымученной   улыбкой
отказался. Закуривая, неожиданный собеседник сказал:
     - Я отношусь с уважением к такому образу  мышления,  потому  что  оно
исходит от человека науки.
     - Откуда  вы  знаете,  что  я  человек  науки,  как  вы  сладкозвучно
выражаетесь?
     Эта с виду обыкновенная беседа давалась Хаулэнду с трудом.  Он  почти
не спал всю ночь, а  ту  голую  лампу,  отражавшуюся  в  мерцавшем  блеске
серебряной рукоятки кинжала, он никак не мог забыть.
     - Это только догадка. Вы случайно не знакомы с  профессором  Чезлином
Рэндолфом?
     - Да, случайно знаком.
     - Его многие знают. Но я готов держать  пари,  вы  знаете  его  лучше
всех. Не так ли?
     Хаулэнд невольно засмеялся:
     - Никто не знает профессора Рэндолфа. Он слишком скрытен и не делится
своими мыслями до конца ни с одним человеком.
     - Да ну? Ладно, это тоже впечатляет. Кажется, у него есть  племянник,
который сейчас живет с ним?
     Хаулэнд бросил салфетку на стол. Ему не нравилась  последовательность
вопросов, слишком откровенно выражавших ход мыслей незнакомца.
     - Послушайте, кто вы, наконец? Вы появились в  Льюистиде  в  связи  с
убийством, я полагаю. Так при чем тут Рэндолф,  какое  он  имеет  к  этому
отношение?
     - Меня зовут Тим Варнер, -  усмехнулся  мужчина,  -  я  журналист  из
"Дэйли Гэлэкси". Очень надеялся, что вы прольете свет на  одного  парня  -
Мэллоу. Вот посмотрите, судя по всему, он был последним, кто видел убитого
живым. О, он  обеспечил  себя,  конечно,  железным  алиби,  здесь  нет  ни
малейшего сомнения. Но меня  интересует,  почему  он,  человек  из  высших
кругов, был знаком с убитым.
     Хаулэнд был точно осведомлен, что никто на Земле не  знал  о  военном
суде над Мэллоу, да и сам Питер никогда бы  не  узнал  этого,  если  бы  в
порыве откровенности профессор Рэндолф не поведал ему о  мрачном  факте  в
биографии племянника. Другой на месте Хаулэнда  не  преминул  бы  в  таких
обстоятельствах рассказать газетчику компрометирующую Теренса историю.  Но
Хаулэнд, хоть и сильно не любил и не доверял Мэллоу, не  мог  без  видимой
причины повредить ему.
     - Ох, - сказал, наконец, Хаулэнд нарочито небрежным  тоном,  встав  и
поправив  свитер.  -  Возможно,  Мэллоу  совсем  недавно  приобрел  такого
знакомого в городе. Вы понимаете, о чем я говорю.
     - Да, конечно. Может быть, этому Мэллоу повезло.
     - Каким образом?
     - Ну, он мог стать очередной жертвой - его, может, хотели  обокрасть.
Киркуп-Пальцы был превосходным мастером воровского дела.


     Хаулэнд нашел Мэллоу в библиотеке университета.  Терри,  с  серьезным
видом сдвинув брови, углубился в старые книги, лежавшие кучами на столе из
красного  дерева  и  в  пылу  увлеченности  разбросанные  по  ковру  пола.
Выражение  глубочайшей  сосредоточенности  придавало  его  красивому  лицу
что-то похожее на благородство. Но Хаулэнд быстро освободился  от  имиджа,