смотрели  с
маленького, как у гнома,  лица.  Трудно  было  даже  предположить,  что  у
человека с такой смешной внешностью может быть ум гения.
     Но это был гениальный ученый,  который  хотел  подарить  человечеству
секреты мироздания. Он был почти у цели - оставалось провести  завершающие
опыты по созданию живых  организмов  из  пробирок,  заполненных  инертными
химическими  препаратами.  Однако  окружающие  посмеивались  над  теориями
профессора Чезлина Рэндолфа, а правительство отказалось  предоставить  ему
миллионные средства, необходимые для последней серии экспериментов.
     Но профессор Рэндолф принял решение добыть нужные деньги во что бы то
ни  стало  -  и  его  могучий  ум  разработал   тайный   план   ограбления
межпланетного звездолета в  открытом  космосе  с  помощью  натренированных
вирусов.



                                    1

     Черные  напали  решительно  и  безжалостно  и,  проведя  целую  серию
разгромных ударов, произвели настоящее опустошение в  стане  врага,  после
чего  черная  королева  стремительно   пересекла   доску   и   предприняла
окончательную, сокрушительную атаку, действуя вероломно и беспощадно,  как
чудовище с  мощными  зубцами,  явившееся  из  преисподней.  Был  уничтожен
чернопольный слон белых, а  за  ним  и  белая  ладья  королевского  фланга
отправилась в коробку со сбитыми  фигурами.  Загнанный  жестоким  огнем  и
окруженный сильным противником  белый  король,  прикрываемый  единственной
жалкой пешкой, безоговорочно капитулировал.
     - Мат, - сказал профессор Чезлин Рэндолф и отвернулся  от  шахматного
столика. Он взял в руки последний номер  "Природы"  и  начал  листать  его
роскошные  страницы.  -   Вы   видели   послание   Кишимуры?   Ему   нужны
синтезированные  полиаминокислоты,  применяемые   в   технологии   Мацуоки
ноль-девять-семь. Да, я знаю, что он превратил одну из примитивных  планет
в лабораторию с чрезвычайно стерильными условиями, и я  собираюсь  сделать
то же самое на Поучалин-9, но...
     Профессор Рэндолф замолчал и поднял свою голову карлика, почувствовав
на себе пристальный, полунасмешливый взгляд гостя.
     -  Вы  поразительный  человек,  Чезлин,  -  сказал   Дудли   Харкурт,
вице-президент университета. - Буквально только что  все  ваши  умственные
способности были полностью сконцентрированы на сложной шахматной ситуации,
но как только игра закончилась, вы тут  же  переключили  свое  внимание  и
интенсивно направили его на совсем другой предмет.
     - Шахматы - всего лишь игра.  Здесь  нужны  скорость,  решительность,
умение нападать - чтобы выиграть,  не  надо  много  ума.  И  потом,  когда
играешь неделю за неделей, шахматы становятся менее занимательными.  Мысли
же у меня заняты совсем другим - я намерен вылететь на Поучалин-9.
     Эти  двое  людей  уютно  сидели  под  мягким  освещением  в  кабинете
Рэндолфа. За  стеклянными  и  фарфоровыми  стенами  рядом  с  ними  кипела
невидимая, но никогда не прекращающаяся жизнь университета.  Все  движения
собеседников искаженно отражались в графине  и  пепельницах.  Кабинет  был
обставлен с какой-то технической дотошностью, по-мужски  грубо,  нигде  не
чувствовалось прикосновения женских рук.
     - Вы не переутомились, Чезлин? -  вице-президент  говорил  с  жесткой
откровенностью, которую обычно приберегал для друзей.  -  Работа  пожирает
вас. Почему не дать себе отдых - хоть на небольшое время? А можете взять и
длительный отпуск.
     Профессор Рэндолф положил журнал. Он выбрал сигару и забавно уткнулся
в нее носом, подняв  свои  лягушачьи  глаза  на  вице-президента  и  нюхая
спрессованные душистые листья. Рост Рэндолфа составлял пять футов вместе с
носками, его грудная клетка была сложена соразмерно, голова для  взрослого
человека  казалась  нормальной  по  размеру,  но  такое  впечатление  было
обманчивым.
     - Вице-президент, - начал, наконец, педантично говорить профессор,  -
вам хотелось провести со мной дружеское состязание над шахматной доской. Я
принял предложение, потому что имею возможность на час отвлечься от  своей
лаборатории. Но теперь  вы  мне  вдруг  предлагаете  -  первое:  отдохнуть
некоторое время, и второе: взять продолжительный отпуск.
     Рэндолф улыбнулся и стал чем-то похожим на свою черную королеву:
     - Просто вы хотите что-то сказать мне? Так скажите!
     Как  и  в  шахматной  игре,  вице-президент   растерялся   от   прямо
поставленного вопроса.
     Дудли  Харкурт  добился  поста   вице-президента   благодаря   умению
определять, в каком  направлении  дуют  благоприятные  для  него  ветры  в
университете.  Подобно  видавшему  виды  флюгеру,  он   просто   правильно
ориентировался в происходящих  событиях.  Когда  же  Харкурту  нужно  было
протащить что-то в собственных интересах, он делал это очень хитро,  через
третьи лица. Но на сей раз он не смог  найти  никого,  кто  бы  согласился
вступить в поединок с крохотным профессором Чезлином  Рэндолфом.  Пришлось
самому вице-президенту, собрав весь свой боевой арсенал, сразиться с  этим
опасным гномом.
     Харкурт родился не на Земле. Его  галактическое  лицо  было  довольно
типичным: жесткое, циничное, с запечатлевшимся на нем отражением звезд,  -
вполне обычный и предсказуемый облик. Как  улитка  обзаводится  раковиной,
так Дудли Харкурт  заботливо  окружил  себя  блестящей  внешней  оболочкой
академизма и так скоро преуспел в своей карьере, что стал вице-президентом
Льюистидского  университета.  Профессор  Чезлин   Рэндолф,   возглавлявший
кафедру внеземной микробиологии, к сожалению для Дудли, приступил к работе
над проблемой, решение которой  могло  вставить  большую  палку  в  колеса
вице-президента.
     Профессор Рэндолф не привык долго ждать ответа на заданный  вопрос  -
даже от отстающих студентов. Он вынул изо рта сигару и снова спросил:
     - Так что, Дудли?
     Харкурт поднял обе руки, а потом мягко уронил их на колени.  Он  даже
не взглянул на Рэндолфа.
     - Все дело в фонде Максвелла.
     - Вы имеете в виду, будет задержка? Я думал,  что  все  уже  улажено.
Опять затруднения? Что теперь?
     - Как я уже говорил, все упирается в членов правления. Очень жаль, но
в этом году могут быть дальнейшие препятствия.
     Рэндолф подвинулся вперед, согнувшись в сделанном специально для него
кресле, и раздраженно постучал маленькими ботинками по скамеечке для  ног.
Если бы этот человек не занимал  такое  высокое  положение  в  жизни,  его
широкое морщинистое лицо со злыми лягушачьими глазами показалось бы просто
смешным. Когда профессор Рэндолф, дымя сигарой, искривил губы и  угрожающе
прищурил свои выпученные глаза, он  стал  страшным  и  пугающим  даже  для
вице-президента Льюистида.
     Рэндолф заговорил - в его голосе не было привычного  дребезжания;  он
мурлыкал, как мурлычет кот, играя с пойманной мышью:
     - Так проволочка исходит от фонда Максвелла? Но наступил мой  год.  Я
ждал десять лет. Проведена вся подготовительная работа,  Космическое  бюро
предоставило мне Поучалин-9,  я  пригласил  доктора  Хаулэнда  в  качестве
главного ассистента - за десять  лет  выполнен  грандиозный  объем  работ,
чтобы можно было приступить к разрешению задачи  в  наступающем  году.  Вы
отлично знаете об этом. Весь университет  знает.  Купив  с  помощью  фонда
Максвелла необходимое оборудование, я должен начать серию экспериментов на
Поучалин-9 с целью культивирования на ней - жизни!
     Рэндолф опять придвинулся к спинке  кресла,  им  полностью  завладели
мысли о труде всей его жизни - он был одержим желанием довести  задуманное
до конца:
     - Я абсолютно убежден - хотя, я знаю, кое-кто надо мной посмеивается,
- что могу создать искусственную жизнь - в зачаточном виде, конечно. Чтобы
осуществить это, мне нужны средства намного большие, чем может  предложить
обычное  учебное  заведение.   Стараниями   великого   Максвелла,   творца
электродинамики, создан фонд для поддержки науки - и я  ждал  десять  лет.
Десять лет!
     Даже незначительное препятствие способно было расстроить  Рэндолфа  и
напоминало ему, какими напряженными были все прошедшие десять лет.
     - Я открываю путь в будущее, Дудли! Не чините мне препятствий!
     Сквозь стеклянные стены проникали шумные  разговоры  студентов,  а  в
апартаментах профессора ничто не нарушало наступившую  зловещую  тишину  -
даже тиканье часов.
     Наконец, Рэндолф прервал затянувшееся молчание и снова спросил:
     - Ну что, Дудли? В этом году моя  очередь  на  получение  средств  из
фонда. Какие проблемы?
     - Вернитесь мысленно назад во времени, Чезлин. В прошлом году  деньги
из фонда пошли Гэкенбаху на изучение  передаточных  чисел.  В  позапрошлом
году - Месаровику для волновой механики. Еще  годом  раньше  -  Льюису  на
работы по эндокринологии. Еще раньше...
     - На развитие классической или ядерной физики, насколько я помню.  Ну
и что? Для этого и был создан фонд. Весь мой факультет нуждается  в  новом
оборудовании - без него мы пропадем.
     Рэндолфу  не  хотелось  усматривать   в   поведении   вице-президента
серьезную для себя опасность - профессор имел полное  право  на  получение
субсидий, - но Харкурта что-то беспокоило. "Что его волнует,  -  размышлял
Рэндолф. - Может быть, трудности, предстоящие моему отделу. Может, ему  не
нравится, что я пригласил дорогостоящего доктора Хаулэнда,  но  он  только
усилит команду в неизведанной  работе.  Весь  мой  труд  будет  напрасным,
если... Результаты не могут быть опубликованы, пока не будут  доказаны.  Я
уверен, что могу осуществить то, о чем заявил, и взять верх над теми, кто,
подобно Кавагучи, насмехается надо мной. Но мы не можем  так  долго  ждать
ассигнований!"
     - Как вы знаете, Чезлин, все  средства  фонда  были  распределены  на
много лет вперед. Мы  должны  тщательно  учитывать  относительную  степень
важности...
     - Я должен получить средства - в нынешнем году. Пришел мой черед!
     - Но нигде это официально не зафиксировано...
     - Официально! - воскликнул профессор.
     И вдруг его охватило чувство, которое он не сразу осознал, - это была
паника. Его обычно спокойную манеру  поведения  ученого  начало  вытеснять
громадное  честолюбие,  являвшееся   главной,   характерной   особенностью
Рэндолфа, все его  нутро  бессознательно  искало  конкретное  препятствие,
чтобы разбить его вдребезги и уничтожить. Ничто не должно стоять  на  пути
работы, которой он посвятил всю жизнь, - ничто!
     - Я очень сожалею, Чезлин, - вице-президент Харкурт  говорил  жестко,
подыскивая самые убедительные слова. - Вы  должны  понять,  что  в  планах
фонда Максвелла произошли изменения.
     - Нет! Я не верю! Они - члены правления фонда - вы, вы не лишите меня
средств...
     - Речь не идет о том, чтобы отобрать у вас фонд, Чезлин.  Просто  нет
еще окончательного решения, кто получит субсидии в этом году.
     - Но  они  должны  быть  выплачены  мне.  Так  было  запланировано  и
согласовано десять лет назад...
     - Нет, Чезлин, - Харкурт медленно покачал головой. - Не  совсем  так.
Ничего такого не было сказано, ничего не было записано...
     - Но это подразумевалось! Сам президент говорил  мне,  что  я  получу
фонд в нынешнем году.
     - Даже если и так, Чезлин, президент уже не помнит об этом.
     - Не помнит! - крошечная рука Рэндолфа сначала ощупывала  подлокотник
кресла, потом хватала его в  разных  местах,  крепко  сжимала,  как  будто
искала хоть какую-нибудь надежную опору в этом безумном мире.
     - Не помнит... - снова повторил он.
     - Я могу только сочувствовать вам. Мы были добрыми друзьями,  Чезлин.
Очень надеюсь, что наши отношения не изменятся после всего случившегося  -
из-за неудачно сложившихся обстоятельств.
     Харкурт пристально смотрел на маленького  человека,  сгорбившегося  в
глубоком кресле. Поколебавшись, вице-президент продолжал:
     - Пусть то, что я скажу, останется между  нами,  но  мое  уважение  к
президенту и членам правления фонда серьезно поубавилось после их решения.
Я даже намекнул, что уйду в отставку. Но  невозможно  бороться  с  людьми,
обладающими высоким авторитетом, Чезлин. Стоящие у власти знают,  что  они
на вершине, - и им дела нет до других.
     - Власть, - тихо проговорил Рэндолф.
     Харкурт чувствовал себя очень неловко. Он  никогда  раньше  не  видел
маленького  профессора  таким   раздавленным,   несчастным   и   разбитым.
Вице-президент был поражен такой  реакции,  так  как  ожидал  от  Рэндолфа
гнева, возмущения, справедливой ярости. Все эти чувства профессор  сначала
вроде бы проявил, но совсем скоро, как  бы  не  выдержав  такого  нервного
напряжения, совершенно сник.
     - Скажи мне, Дудли: что стряслось с фондом?
     - Всех тех, кто  получал  средства  из  фонда  последние  десять  или
одиннадцать лет, объединяла общая черта.
     - Им всем везло.
     - Нет, - покачал головой Харкурт. - Они все  ученые.  Фонд  Максвелла
был основан для всего профессорско-преподавательского состава.
     - А что я  больше  не  принадлежу  к  профессорско-преподавательскому
составу?
     Харкурт, игнорируя вопрос Рэндолфа, упрямо продолжал:
     - В этом году фонд Максвелла получает профессор Элен Чейз...
     - Очаровательная дама с золотистыми волосами?
     - Да.
     - Я никогда не мог понять, чем она занимается.
     - Она руководит кафедрой по исследованию творчества Бернарда Шоу.
     - Какой кафедрой?
     - Кафедрой, занимающейся изучением творчества Бернарда Шоу.
     Профессор Рэндолф сделал большое усилие, чтобы вспомнить, о чем  идет
речь,  но  мысли  неизменно  возвращали  его  от  универсальных  знаний  в
совершенно определенное место в Галактике, куда он  так  надеялся  попасть
после десяти лет ожидания.
     - Она  что  -  одна  из  предсказательниц?  Из  тех  странных  людей,
преклоняющихся перед бормочущими заморскими языками, умершими  тысячи  лет
назад, - людей, которые не могут отличить парсек от электронвольта?
     - Эти люди занимаются  гуманитарными  науками,  мой  дорогой  Чезлин.
Искусством.
     - Они - паразиты, завладевшие обещанными мне субсидиями... Это просто
издевательство! Для чего им такие средства, что они будут с ними делать?
     - Университету просто необходим новый мало-мальски приличный театр  -
у нас довольно хорошая репутация в Галактике благодаря нашей  работе,  как
вы знаете.
     - А почему не смотреть, как все, телевизор?
     Харкурт с досадой улыбнулся:
     - Телевидение - дело коммерческое. А здесь мы имеем дело с театром  -
с высоким искусством.
     Рэндолф только  сейчас  начал  оценивать,  какое  огромное  несчастье
обрушилось на него. Подняв для убедительности худенький палец, он говорил:
     - Никакой театр - даже самый необыкновенный и экзотический - не стоит
того, чтобы в него вкладывать так много денег.  Работа  же  на  Поучалин-9
стоит больших затрат, потому что эти затраты окупятся! Лучшей планеты  для
научной  работы  нельзя  придумать   -   планета   простейшая,   абсолютно
стерильная, на ней нет ни одной живой клетки.  Каждый  израсходованный  на
мои эксперименты пенни из фонда будет потрачен  не  зря,  когда  я  получу
положительные результаты. Но  я  вынужден  оставаться  здесь,  потому  что
средства отдаются какому-то жалкому театру...
     - Нехорошо...
     -  О,  я  знаю  причину.  Потратить  фонд  здесь,  непосредственно  в
университете, чтобы было что демонстрировать и чем хвастать.
     - Фонд пойдет не только на театр. У Элен Чейз есть возможность купить
для университета самую замечательную коллекцию рукописей  Бернарда  Шоу  с
его заметками на полях, со  всякими  интересными  подробностями,  а  также
несколько документов, вызывающих споры и дебаты.
     - Дебаты. Хорошо сказано, - в словах Рэндолфа  было  столько  горечи,
что это резануло Харкурта.
     - Профессор Чейз работает над доказательством своей теории о том, что
Джордж Бернард Шоу и Герберт Джордж Уэллс - один и тот  же  человек.  Одно
имя служило псевдонимом для другого. Если ей удастся доказать, что Уэллс -
псевдоним, которым пользовался Шоу, то она, как поклонница  Бернарда  Шоу,
разобьет  наголову  почитателей  Уэллса.  Успех  профессора   Чейз   будет
величайшим триумфом, так как многие пытались найти подтверждение того, что
либо  Уэллс  писал  произведения,  которые  присваивал  себе  Шоу,   либо,
наоборот, работы, принадлежавшие перу Шоу, Уэллс выдавал за свои.
     Выслушав пространные объяснения Харкурта, Рэндолф совершенно  потерял
над собой контроль -  доведенный  до  бешенства,  он  резко  опустил  свои
маленькие ноги в мягкий ковер, встал  и  начал  угрожающе,  как  безумный,
бегать по комнате.
     - Но кому это интересно, кому это нужно? - он  требовал  ответа,  зло
размахивая крошечной рукой. - Эти люди - или один человек - умерли  тысячи
лет тому назад. Они жили, насколько  я  помню,  в  средневековье.  У  них,
возможно, не было даже пишущих машинок и шариковых ручек для  работы.  Они
что, высекали свои шедевры из камня?
     - Мне очень жаль, Чезлин, - Харкурт тоже встал, но из осторожности не
подходил близко к маленькому человечку - приходя в агрессивное  состояние,
Рэндолф забывал сам себя.
     - Чертовски жаль, - повторил вице-президент. Он сделал  свое  дело  -
загубил труд всей жизни человека. - Я, пожалуй, пойду. Вы будете...
     - Я буду бороться, конечно! Заниматься всякой чепухой вроде  изучения
стиля Шоу, тогда как целый безмолвный мир ждет меня,  чтобы  я  вдохнул  в
него жизнь! Когда я так  близок  к  доказательству  того,  что  человек  -
простой смертный человек - может сам создавать чудо жизни!
     Наблюдая за профессором, Дудли Харкурт подумал: впереди - грандиозная
битва.
     - Всю свою жизнь я жил этой большой мечтой, в этом  была  цель  моего
существования, - Рэндолф все больше  и  больше  понимал,  что  разразилась
катастрофа.  -   За   последние   десять   лет   были   закончены   только
подготовительные работы. Если они отберут у меня фонд  Максвелла,  они  не
только уничтожат труд десяти лет - они погубят всю мою жизнь!
     Неожиданно открылась дверь,  и  появилась  физиономия,  очень  сильно
кого-то напоминавшая. Харкурт не узнал объявившегося молодого человека,  а
Рэндолф, поглощенный своими мрачными мыслями, просто ничего не видел.
     - Что угодно? - вежливо спросил Харкурт.  -  Это  кабинет  профессора
Рэндолфа. Чем могу быть полезен?
     Молодой человек улыбнулся, что совершенно не произвело впечатления на
Харкурта. Улыбка пришедшего была притворной, было похоже, что ему хотелось
показать свои ровные белые зубы.
     - Я думаю, ничем. Я уже сам вижу профессора Рэндолфа. Эй, дядя! Это я
- Терри Мэллоу.
     Услышав знакомый голос, Рэндолф сначала повернул массивную голову,  а
потом развернул и все свое сухопарое тело.  Все  еще  занятый  неприятными
думами, он уставился в идентичное лицо - и, наконец, поняв, кого он видит,
быстро двинулся ему навстречу, чтобы заключить парня в свои объятия.
     - Теренс Мэллоу, - с удивлением сказал профессор  и,  вдруг  забыв  о
своих собственных затруднениях, добавил: - А мне говорили, что ты погиб.



                                    2

     Черные узорчатые стрелки часов показывали, что до  полуночи  осталось
пятнадцать минут.
     Прошло уже много времени, как вице-президент Дудли  Харкурт  ушел  от
профессора Чезлина Рэндолфа. Профессор сидел  глубоко  в  своем  кресле  с
подушечкой для головы, опять  охваченный  грустными  мыслями.  На  краешке
стола, прямо под рукой, стоял стакан с  виски.  По  другую  сторону  стола
небрежно сидел его племянник - Теренс Мэллоу, курил сигарету  и,  наблюдая
за своим  знаменитым  дядей,  размышлял  над  тем,  как  в  очередной  раз
попросить у него денег.
     Они уже долго молчали, и, хотя Мэллоу ясно  видел,  что  со  стариком
что-то стряслось, молчание стало казаться ему гнетущим и способным разбить
все планы, с которыми он сюда явился.
     - Послушай, дядя,