такое
рыцарственность в наши дни?
   - Да мне дела нет до рыцарственности. Меня заботит Лаи!
   - А!  -  воскликнул  Оффа.  Но  выглядел  он  по-прежнему  недовольным  и
обиженным, потом заявил:
   - Ты не отправишься туда в одиночку!
   - Ну прошу тебя, Оффа.  Для  тебя  эта  девушка  ничего  не  значит.  Вот
принцесса нуждается в защите...
   - Она-то! К тому же, Фезий, эта девушка  для  меня  кое-что  значит,  раз
значит для тебя... Ну ладно, ладно. Но если ты приплетешься ко мне обратно с
волочащимися кишками и отрубленной головой, не говори потом, будто я тебя не
предупреждал!
   Принцесса Нофрет содрогнулась.
   Оффа кинулся к веслам,  звучно  шлепнулся  на  скамью.  "...с  распоротым
брюхом..." Он схватил весло и всадил его в уключину. "...с дурацкой  башкой,
болающейся на ниточке..." Он с силой опустил весло в  воду.  "...повешенный,
колесованный и четвертованный - и будет ждать, что я  поплюю  на  обрубки  и
склею их вместе..."  Гахнетт  налег  на  весло  со  своей  стороны  и  барка
устремилась вниз  по  течению.  Все,  что  оставалось  Фезию,  это  оседлать
Достопочтенного Владыку Восхода и взлететь в  темноту.  Он  чувствовал  себя
за-мерзшим, крошечным и дрожащим. Оффа обернулся к нему  с  ругательством  и
крикнул, рявкнул:
   - Лучше возвращайся назад целым, Фезий, иначе помоги тебе Амра!

   Заря вскоре разольется золотом  и  багрянцем  над  восточными  пустынями.
Восход величественно пробивался сквозь нисходящие потоки.  Навязчивая  идея,
что он отыщет Лаи в замке Парнассон, гнала Фезия вперед. Возможно,  то  было
лишь зыбкое предположение, но ее заряды  должны  были  находиться  там,  где
собираются воины. Ветер ворошил Фезию  волосы,  собирал  в  длинные  складки
кожаные одежды, облекавшие его бочкообразное  туловище  и  короткие  ноги  и
заострял мысли. Небо над головой Фезия отпылало  красным  сиянием  и  начало
понемногу приобретать жемчужный оттенок по мере того, как восходящее  солнце
затеняло резкие цвета. Серо-стальные и коричневатые облака  громоздились  на
горизонте,  словно  обрезанные  понизу  бритвой.  Внизу  раскинулись  сытые,
богатые и прославленные земли, пронизанные пыльными дорогами, все  до  одной
ведущими к городу и замку Парнассон.
   Фезий пролетел над группой ванок, непрерывно поворачивающих и  изгибающих
свои длинные шеи над мерно цокающими шестерками больших подушкообразных лап.
Их  раздутые  тела  были  нагружены  товарами,  хозяевам  которых  оставался
последний переход, чтобы попасть в город. Фезий  смотрел  вниз.  Он  услышал
хлопанье грифовых крыльев и поднял взгляд как раз  вовремя,  чтобы  отчаянно
дернуть за поводья, привязанные к клыкам Восхода, отворачивая от летящего на
них дротика. На Фезия налетали три всадника, крылья их грифов мелькали - они
маневрировали в воздухе, стремясь выбрать лучшую позицию для убийства. Воины
были одеты  в  легкие  кольчуги,  как  и  большая  часть  наемной  солдатни,
служившей палану Родро - лишь  его  рыцари  были  достаточно  богаты,  чтобы
позволить себе пластинчатые доспехи, - но тем не менее меч  Фезия,  истинный
клинок-Миротворец, был против них  до  нелепого  бесполезен.  Для  воздушных
поединков требовалось длинное оружие. Еще один дротик  просвистел  мимо  его
головы. Другой воин спикировал, размахивая восьмифутовым клинком,  неуклюжим
в неумелых руках, однако смертоносным, когда его  удару  помогали  разгон  и
ветер. Он легко мог поразить человека что в тело,  что  в  голову,  а  то  и
заставить их распрощаться навеки. Фезий не стал вынимать меча из  ножен.  Он
лишь покрепче стиснул коленями узкую переднюю часть клинообразного  туловища
Восхода - гриф тут же поджал когтистые лапы, а крылья  его  чаще  замелькали
мимо фезиевых пяток. Фезий извлек из вьючной корзины и развернул трехфутовые
веревки, соединенные крестообразно, с прикрепленными  на  концах  свинцовыми
шарами. Фезий один раз крутнул над головой оружие и швырнул его с  небрежной
точностью.  Свинцовые  шары  разлетелись  в  стороны.  Веревки  разошлись  и
врезались в  атакующего  грифа.  Четыре  свинцовых  шара  захлестнули  грифу
крылья. Огромный зверь начал падать, свистя и храпя от ужаса. Воин до  самой
земли оставался в седле, привязанный к нему сбруей,  но  свой  восьмифутовый
меч незадолго до удара уронил.
   Второй воин, ничуть не обескураженный, разворачивал своего  грифа,  чтобы
продолжить метание дротиков. Двигаясь  яростно,  но  плавно,  почти  изящно,
Фезий выхватил кинжал и метнул его, словно молнию. Воин завалился в седле на
спину, кинжал по рукоять зарылся в его лицо. Дротик выпал из его руки.
   Гриф третьего воина пронесся мимо в диком биении крыльев. Фезий  коснулся
Восхода. Огромный гриф отреагировал и поднялся выше. Фезий взмахнул рукой  и
его противник пригнулся, стараясь укрыться от Фезия за телом  своего  грифа.
Фезий засмеялся и погнал Восхода вверх и в сторону. Драгоценные секунды были
упущены.  Последний  воин  направил  своего  зверя  прочь  и  Фезий   хрипло
рассмеялся, представив себе, как его противник рассказывает  командиру,  что
явился  за  подкреплением.  Сражение  и  убийство  сами   по   себе   всегда
представлялись Фезию  идиотским  времяпрепровождением.  И  все-таки,  Восход
отлично помог ему  в  схватке.  Степень  смышлености  грифов  различалась  в
зависимости от их породы и племени, а боевой гриф с высокопарной  кличкой  -
все хорошие боевые грифы, имели клички,  включающие  слово  "достопочтенный"
или "величественный" - был,  пожалуй,  самым  умным  из  известных  человеку
животных, за возможным исключением призового кофрея, и к тому же редким, как
ведро снега в жаркий день. Фезию приходилось слышать поэтические  истории  о
летающих скакунах, как правило,  гигантских  птицах,  которые  оставались  в
неволе свирепыми и лишь  наполовину  прирученными  и  при  малейшем  удобном
случае клевали, терзали и убивали своих хозяев, так что лишь  необыкновенная
ловкость и мастерство в полете спасали их  седоков  от  немедленной  гибели.
Такие истории лишь забавляли воинов и  рыцарей,  которым  самим  приходилось
летать в бой на грифах. Если человек не  доверяет  абсолютно  своему  грифу,
если нет между ними полнейшего согласия и взаимной симпатии - тогда крылатый
зверь в бою бесполезен. Необходимые в воздущном поединке  сложные  эволюции,
быстрые решения, беглые оценки - все это зависело от полноты  сотрудничества
между человеком и грифом.  Если  бы  Восход  не  отреагировал,  когда  Фезий
коснулся его, тогда он, Фезий, разбился бы о землю вместо того воина.  Любые
истории  о  полуприрученных,  не  говоря  уж  про  полуобученных,  чудовищах
воздушные  воители  вознаграждали  лишь  взрывами  смеха,   когда   бродячие
сказители среди лагерных костров пытались снискать с их помощью  интерес,  а
заодно злато-серебро. На подлете к городу Фезий осмотрелся окрест. Множество
грифов вилось в воздухе на всех уровнях, но теперь он вполне  мог  сойти  за
одного из здешних всадников, полуприкрыв лицо одеждой.
   Здания в Венудайне большей частью вовсе не строили  с  какой-либо  особой
заботой об уходе за грифами - предпочтение  отдавалось  стойлам  для  ванок.
Грифы обыкновенно находили постой в замках  и  во  дворцах,  устраивая  себе
гнезда на боевых и привратных башнях. Их бесформенные гнездилища свешивались
по бокам укреплений, словно раздутые чересседельные сумки.
   Фезий проигнорировал гнездилища на башнях замка и направился  к  пыльному
пятачку  за  раздутым  трактиром  в  переулочке,  знакомом  ему  по  прошлым
посещениям. Горожане не всегда так уж хорошо  ладили  с  обитателями  замка.
Фезий  частенько  способствовал  этим  неладам,  ухмыляясь  при  этом  своей
дьявольской ухмылкой.
   Он слыхал о темницах Парнассона. Глубоко в самых глубочайших тоннелях, за
узкими спиральными лестницами, ниже уровня воды в близлежащей речке, так что
влага сочилась и стекала грязными каплями по крошащимся  камням,  протачивая
ложбинки в просевших плитах пола, на  предпоследнем  подземном  этаже  замка
находилась, как и подобает ей быть в настоящем замке, комната пыток.
   Любого человека с душой, чувствительной к самой идее пыток, от этой мысли
могло бы затошнить. Для такого же человека,  как  Фезий,  многим  обязанного
собственной любви к оружию и доспехам, но в то  же  время  понимающего,  что
насилие само по себе более, чем бессмысленно - для такого человека  мысль  о
пытках оказывалась сдобрена  горькой  иронией.  Мучения,  пережитые  во  имя
великой цели, ради исполнения клятвы - это уже достаточно плохо. Но мучения,
которым ты подвергаешься в мрачной комнате пыток собственного сознания - это
дело рук дьявола.
   Фезий знал о существовании комнаты пыток палана Родро и о  его  маленьких
экспериментах, в ней проводимых. Фезий  питал  горячее  желание  никогда  не
оказаться в этой комнате лично.
   Он опустился на пятачке и его маленькое тело  сотрясла  дрожь  от  удара.
Какой же он доверчивый лопух!  Непрерывно  бормоча  Достопочтенному  Владыке
Восхода успокоительные  слова,  Фезий  забросил  поводья  на  луку  седла  и
привязал, не натягивая. Затем оплел крылья золочеными цепочками.
   - Вот так, старина, - прошептал он, близко наклоняясь к  уху  Восхода.  -
Вот так. Если я приду за тобой, радуйся и поднимай меня поскорее вверх. Если
же за тобой придут другие - бей их когтями и клыками!
   Длинная,  узкая  клыкастая  пасть  и  круглые  блестящие   умные   глаза,
по-видимому,  выразили  согласие  со  словами  Фезия.  Он  вошел  в  трактир
вразвалочку, с таким видом,  словно  это  место  принадлежало  ему.  В  этой
покосившейся развалюхе, где из-под отвалившейся штукатурки виднелась  гнилая
дранка, Фезий прополоскал горло пинтой золотого эля. Он  находился  в  самом
грязном районе Парнассона. Восход  останется  в  безопасности,  лишь  покуда
сможет использовать когти и клыки. То,  что  здесь  плохо  лежало,  исчезало
навеки. Фезий, стараясь не привлекать внимания, направился к внешней стороне
рва, окружавшего замок. Переплыть его не было никакой надежды.
   На период намечавшихся веселых свадебных пиршеств к  задней  двери  замка
возле кухни был подвешен легкий плетеный мост, весь качавшийся  и  бренчащий
цепями, когда по нему пробегали слуги. Вообще-то  эта  невысокая  дверь  под
арочным  сводом  предназначалась,  чтобы  делать  военные   вылазки.   Фезий
подождал, пока группа слуг пронесет по мостику хлюпающие бурдюки с вином,  и
затем, подхватив из дожидавшегося переноски штабеля мешок  с  мукой,  прошел
вслед за ними, как  следует  приотстав  от  последнего.  На  пятки  ему  уже
наступал следующий, несущий  олений  окорок.  Все  они  столпились  в  узких
дверях, ведущих в замок, как если бы имели право там находиться. Фезий ловко
просочился в царство главного кондитера.
   Здесь, в прохладной полутьме, пронизанной лучами солнца, падающими сквозь
зарешеченные оконца и выхватывающими из сумрака клубившуюся в воздухе  муку,
он сбросил свой мешок на пол  и,  выпрямившись,  услыхал  разговор  толстого
кондитера  со  служанкой.  Кондитер  говорил  заплетающимся  от  возбуждения
языком:
   -  Подумать  только,  какая  отвага!  Как  будто   ее   здесь   ждали   с
распростертыми обьятиями!
   - Гарн! - предостерегла его служанка, поглядывая на Фезия. Тот  склонился
над мешками с мукой. Кондитер, похоже, мог еще долго распространяться на эту
тему, не приходя ни к какому определенному заключению, ибо тема была из тех,
которые обсуждают подолгу и с удовольствием.
   - Дас. Страсть, что за ведьма -  потомуто  вчера  пироги  и  не  подошли,
попомни мои слова!
   - Гарн!
   - Однако  она  получила  по  заслугам,  такие  всегда  плохо  кончают.  С
такими-то рыжими волосами и зеленым платьем. Фезий слушал, как зачарованный,
притаившись за мешками с мукой. Он был полон ужаса.
   Кулинар торопливо продолжал, смакуя каждое слово:
   - Я рад, что она попалась! Бедняжка принцесса, такой позор,  но  палан  о
ней позаботится. Эта колдунья  заплатит  за  все.  Ее  сожгут!  Попомни  мои
слова... Эту ведьму сожгут!

 V

   Эти слова означали все и ничего.
   Языки пламени, облизывающие, точно дикие звери, стройную фигурку Лаи.  Ее
рыжие волосы, с треском горящие и чернеющие. Ее огромные глаза, полные  боли
- да, все и ничего... Не следовало ей уходить.
   Глупая женщина - так попасться.
   "Колдунья" - ха!
   Одетый в украденный им белый фартук и  плоскую  шапочку  грузчика,  Фезий
спешил по валунам внутреннего дворика  под  серыми  каменными  стенами.  Вот
дуреха! Попалась - ее схватили - эти слова занозой сидели  под  черепом.  Ее
должны сжечь. Его меч, неуклюже спрятанный  под  фартуком,  натягивал  белую
ткань при каждом движении, стреноживая, как бы в насмешку, его  и  без  того
короткие ноги. Фезий всегда предпочитал длинный меч, надеясь возместить этим
свой небольшой рост, хотя и  знал  очень  хорошо,  что  длинный  меч  обычно
уступает короткому в драках. Изделие Мастеракузнеца Эдвина было не чрезмерно
длинным, однако нести его спрятанным оказалось нелегким делом.
   К тому же еще здорово мешал деревянный поднос,  уставленный  тарелками  с
булочками, покоившийся на его белой плоской шапочке с подбоем.
   Фезий  намеренно  мазнул  по  щеке  мукой,  чтобы  добавить  естественный
маскировочный фактор, и надеялся надеждой  отчаяния,  что  сможет  сойти  за
какого-нибудь очень низенького и толстенького братца главного кулинара. Ха!
   Торопливо  проходя  в  следующий,  лежащий  еще  ближе  к  центру   замка
внутренний двор, Фезий был вынужден ловко увернуться от всадника  на  ванке,
проехавшего мимо, дрыгая вдетой  в  стремя  ногой,  обутой  в  сапог.  Ванка
изогнула длинную тонкую шею, чтобы не  расшибиться  о  каменный  свод  арки.
Фезий не поднимал взгляда, но вид смертоносных отверстий наверху поразил его
с неожиданной силой.
   Оказавшись на внутреннем подворье, уже  сплошь  выложенном  валунами  или
каменнымим плитами, Фезий увидал над собой второй ряд окон: по  обе  стороны
от него находились жилые покои рыцарей и их дам,  впереди  же  располагались
трапезная и рыцарская кухня, часовня, внутренняя оружейная и сокровищница  -
и еще вход в те самые темницы, о которых он был наслышан.
   Фезий обошел открытое пространство по краю с  теневой  стороны,  стараясь
идти с таким видом, будто имеет полное право там находиться.
   Вокруг кипела обычная жизнь замка: мужчины  и  женщины,  рыцари  и  леди,
конюхи и пажи приходили и уходили, занятые какими-то делами. Из трапезной до
Фезия донеслись звуки музыки, и глубоким контрапунктом к ним - хоровое пение
из часовни. Может быть, Амра взирает на него в этот  самый  миг.  Если  так,
подумал Фезий, охотно признавая реальность  богов,  если  они  удостоят  его
своей помощи, то пусть он оборонит теперь своего верного слугу.
   Дверь в подземелья была закрыта, ее старые дубовые доски покорежились,  а
железные головки болтов приобрели глубокую пурпурную  окраску,  говорящую  о
длительном воздействии погоды.
   Фезий толкнул дверь и не удивился, когда она отворилась. В конце  концов,
палачи тоже должны есть, не так  ли?  Внутри  в  землю  вертикально  уходила
каменная  кольцевая  лестница,  освещенная  круглым  окном  далеко   вверху.
Ступеньки веером расходились от центрального каменного столба. С  внутренней
стороны,  там,  где  они  соединялись  с  центральным   столбом,   ступеньки
совершенно  сходили  на  нет,  внешние  же  их  части  едва  могли  вместить
человеческую стопу. Лестница была дьявольской ловушкой для людей, как  ей  и
полагалось. Фезий спускался, одной рукой придерживая тарелки с булочками,  а
другой наполовину держа поднос неуклюже и косо  перед  собой,  наполовину  -
придерживаясь за влажную стену и лишь удивляясь, как это собственный меч  не
распорет его от паха до глотки.
   На первой площадке, добравшись до которой Фезий облегченно  перевел  дух,
сидел стражник на  деревянной  трехногой  табуретке.  Стражник  был  одет  в
кольчугу и стальную каску, а в руке держал копье с железным древком, которым
он играючи ткнул в сторону Фезия.
   - А ну-ка, парень!
   Фезий надеялся, что муки и сажи, размазанных  им  по  своему  щетинистому
подбородку,  окажется  достаточно,  чтобы  провести  стражника   в   здешнем
рассеянном освещении. В особенности вселяло надежду слово "парень".
   Проходя мимо стражника, он наклонил голову, а  поднос  держал  прямо  над
фартуком, чтобы прикрыть меч. Стражник хихикнул, рыгнул и  загреб  пригоршню
булочек.
   - Если я их сейчас не возьму, мне и вовсе не достанется. Будь благословен
добрый палан Родро! Он умеет заботиться о своих людях.
   - Да-а, - пропищал Фезий, словно кастрат, и поспешил вниз по  ступеням  с
трепыхащимся   сердцем.   Отчаянность   всей   этой   авантюры,    полнейшее
безрассудство и опрометчивость собственного  поведения  ужасали  Фезия.  Эта
сумасбродная лихость - как, склонен он был полагать в теперешнем настроении,
могли бы это назвать трубадуры - так радикально отличалась от  его  обычного
холодного профессионализма. Он жил сейчас в  возвышенном  мире,  где  каждая
краска испускала сияние. Его  шаги  вниз  по  каменным  ступеням  спиральной
лестницы отражались от стен гулким резонансом, напоминающим боевую музыку.
   Он миновал вторую площадку,  где  трехногий  табурет  лежал  на  боку,  а
железное  копье  стражника  праздно  стояло,  прислоненное  к  стене.  Фезий
поспешил дальше. Так или иначе, он наконец добрался.
   Он знал, чего ожидать внизу: комнаты пыток  у  всей  благородной  сволочи
смердят. Что далеко ходить - даже комнатой пыток его отца в Фезанойсе  то  и
дело  пользовались,  а  палан  Родро  и  вовсе  приобрел  в  этом  отношении
устрашающую известность. Спустившись по  лестнице,  Фезий  вышел  на  ровную
площадку, куда выходили две тяжелых дубовых двери. Перед  той,  что  справа,
стоял стражник и пристально смотрел на него.
   - Булочки?
   - Я нишефо не снаю! - пропищал Фезий. - Я только  толшен  снести  пулочкы
фнис!
   - Ну, так имей  в  виду,  что  тебе  сюда  нельзя.  Так-то  вот,  парень.
Удивляюсь, что тебя вообще сюда пропустили.
   - Но я толшен!
   - Ступай, парнишка! Валяй обратно наверх!
   Фезий вздохнул. Стражник был упрямым,  и  это  вполне  могло  стоить  ему
жизни. Швырнув в лицо воину деревянный поднос с булочками, Фезий выхватил  у
него копье и нанес острием серию тычков по  корпусу,  закончившуюся  режущим
ударом в голову. Стражник упал без чувств.
   Фезий открыл дверь.
   И не понял, куда попал.
   Комната пыток Родро,  по  его  понятиям,  должна  была  оказаться  сырой,
насквозь провонявшей застойным смрадом крови, пролитой с помощью неописуемых
приспособлений. Высоко под куполообразным сводом должны были висеть сетчатые
путы. На стенах позванивали  бы  цепи  и  железные  крючья.  Специалисты  по
извлеканию информации должны были стоять, подбоченясь, с холодными  глазами,
одетые в черно-алые рясы Гильдии Вопрошающих, кнуты должны были волочить  по
испятнанному каменному полу свои завязанные узелками  хвосты.  Стены  должны
были быть пропитаны ужасом.
   Вместо этого Фезий был вынужден заморгать  от  яркости  обрушившегося  на
него света.
   Его  глаза  наполнились  влагой,  мир  сделался  оранжевым   и   зеленым.
Проморгавшись, Фезий прозрел, но не смог понять, что он увидел.
   Комната была велика, это нельзя  было  оспорить.  Комната  была  также  и
высокой. На каждой стене маленькие шишечки ряд за рядом окружали  стеклянные
панели, крошечные рычажки выстроились стройными  шеренгами  вдоль  маленьких
циферблатов, которые, как Фезий ясно видел, вовсе не были настоящими часами.
   Толстые веревки, гладкие, без следа  плетения,  там  и  сям  змеились  по
комнате.
   А белизна? А чистота! Невероятно!
   Люди, смотревшие на пораженного Фезия, одетые в  белые  халаты  наподобие
женских ночных рубашек, оказавшись захваченными врасплох, действовали тем не
менее целенаправленно и быстро. Прежде, чем Фезий  понял,  что  на  него  не
нападают,