вами  в
этом некомпетентны, и вряд ли  наши  суждения  будут  иметь  значение  дл
кого-то, кроме нас самих.
   - А кто компетентен? - спросил Лешка. - Ты знаешь такого?
   - Не знаю. И ты не  знаешь.  Но  когда  соберут  здесь  роту  ученых  -
надеюсь, в сумме одна  компетентная  единица  получится.  И  вообще  -  не
перебивай, Лешка, сбиться я и сам могу. По-моему, сейчас главное - область
категорий эмоциональных. Мы соприкоснулись с чудом. Перед  нами  открылась
волшебная дверь в...
   - Куда? - Лешка порой бывает попросту невыносим.
   - Почем я знаю, куда?! А мы сидим тут и  спокойненько  рассуждаем,  как
будто решаем, сколько, десятков тысяч ангелов может разместиться на острие
швейной иглы. Разве это не парадоксально?
   - Что, и тебя заело,  Дим?  Это  похоже  на...  Черт,  забыл,  как  оно
называется! Ну да ладно! Знаете, в музеях есть такие ящики со  стеклом,  а
внутри  -  фигурки...  Какое-нибудь  там   Ледовое   побоище   или   охота
питекантропов на мамонта... В детстве я их  ужасно  любил.  И  мне  всегда
хотелось  самому  стать  таким  маленьким-маленьким...   Как   мальчик   с
пальчик... Чтобы войти в жизнь этого закрытого мира, Смотреть на нее через
стекло - не интересно. Вернее, нет - интересно, но извне видишь всегда  не
то, что изнутри. Конечно, это я теперь  так  формулирую.  А  тогда  просто
чувствовал - смутно, нутром, как говорится.
   Я кивнул. Мне было знакомо подобное ощущение.
   - Сантиментщики несчастные, - буркнул Лешка.  -  Знаю  я,  к  чему  ты,
Володька, подбиваешься. Не выйдет! Если нужно, я тебя  свяжу  и  сторожить
буду, дурня,  понял?  Я  сказал:  никакой  самодеятельности!  Чок  вот  не
вернулся, а с его чутьем это легче, заметь. Может,  диво  только  с  нашей
стороны видно, какое-нибудь оно одностороннее. Туда  можно  только  хорошо
оснащенной, продуманно организованной  экспедицией  идти.  Гусары-одиночки
нынче ни к чему. Сам посуди, чего ты добьешься? Ведь если это чужой мир  -
его же  исследовать  надо,  изучать!  А  что  ты  можешь  один?  С  твоими
возможностями,  знаниями?  Колумб-третьекурсник...   Даже   если   сумеешь
благополучно вернуться, ты не принесешь никакой ценной информации, а лезть
туда ради самовыражения - не слишком ли эгоистично! Предположим даже,  что
ты что-то узнаешь, поймешь. Кому и что это даст, даже если ты вернешься? А
это не только не гарантировано, но просто-напросто почти невероятно.
   - Можешь не сторожить! - великодушно разрешил  Володька.  -  Не  сбегу.
Чошку вот жалко...
   - Жалко, - согласился Лешка. - Хороший был  щен.  Почему  собаки  вечно
должны за людей страдать?..
   Мы  помолчали.  Еще  по  разу  приложились  к  бутылке,   потом   Лешка
размахнулся и бросил ее в темноту - она с треском упала.
   - Зря, - сказал я. - Зачем лес загаживать, Лекс?
   Лешка не прореагировал.
   - Ну, я спать пошел, - сказал он после паузы. - Вы еще долго?
   - Нет, - отозвался Володька. - Поболтаем еще  чуть-чуть  -  и  тоже  на
боковую.
   Проходя мимо меня, Лешка шепнул:
   - Ложись сегодня с ним, Дюдыч. На всякий случай...
   Я кивнул.
   Володька вытащил из костра ветку, прикурил.
   - Знаешь, Дим, меня это порой пугает...
   - Что?
   - Рассудочность наша. Это - неразумно, то  -  нерационально.  И  верно,
неразумно и  нерационально.  Только  вот  попалось  мне,  помнится,  такое
определение... Не то у Веркора, не то  еще  где-то:  человек  -  существо,
способное  на  алогичные  поступки.  Скажи,  ты  никогда   Армстронгу   не
завидовал?
   - Терпеть не могу джаз.
   - Дурак, я про Нейла! Я вот  часто  думаю:  каково  ему  было,  впервые
ступившему на Луну? Впервые в чужом мире - и он вокруг тебя, под ногами...
Как я ему завидовал, Дим! Я тогда еще совсем мальчишкой был. Да  и  сейчас
завидую, что греха таить. И Крымову со Скоттом - на Марсе.
   - Никогда им не завидовал. Понимаешь, они к этому готовились  -  долго,
тщательно. Без малого всю жизнь. Это мы отсюда им завидуем: ах, сверкающа
почва Луны!.. А для них это работа. Тяжелая. И, конечно,  интересная.  Вот
чему можно позавидовать: они место свое нашли, дело  свое.  А  это  все  -
романтика, которая, как известно, уволена за выслугой лет.
   - Шиш тебе! - Избытком вежливости Володька, увы, не страдал.
   Мы опять помолчали. Кофе совсем остыл, и я допил его одним глотком.
   - Ну, пошли спать, что ли?
   - Иди. Я сейчас, только взгляну еще раз на диво. Эх, Дим, до чего Чошку
жалко!.. Может, вместе сходим?
   - Сейчас там все равно ничего не видно - темь одна. Попозже надо, когда
там рассветет.
   - Ладно, иди спи, медведь. Спокойной ночи! И не бойся, не сбегу.
   Володька  ушел.  Я  забрался  в  их  палатку  -  она  была  просторная,
четырехместная, не то что наша с Лешкой "ночлежка".  Через  открытый  вход
был виден костер - тлеющие  угли,  по  которым  изредка  пробегали  робкие
язычки умирающего огня. От вида гаснущего костра всегда становится неуютно
и грустно... Уже засыпая, я услышал, как вернулся Володька.  Он  проворчал
что-то насчет бдительности и опеки и улегся. Через пару минут он уже спал,
посапывая и изредка всхрапывая. Тогда и я уснул окончательно.
   Когда я проснулся, было еще совсем темно. Я взглянул на часы -  четыре.
Но спать почему-то уже не хотелось. Я встал и тихонько, чтобы не разбудить
Володьку, выбрался из палатки.
   "Диво", слава богу, никуда не делось. Рассвет там еще  не  наступил,  и
оно сгустком тьмы висело на фоне темного леса. Я долго всматривался в  эту
черную бездну - так долго, что под конец мне стало мерещиться, будто  там,
в  глубине,  движется  робкая  светящаяся  точка,  словно  кто-то  идет  с
фонарем... Я протер глаза. Точка исчезла.
   Вернувшись к палаткам, я постоял в раздумье,  покурил.  Будить  их  или
нет? Я представил себе сердитую Лешкину физиономию и рассмеялся. Набрав  в
грудь побольше воздуху, я заорал во всю мочь:
   - Вставайте, дьяволы! День пламенеет!
   Володька вылетел из палатки, как чертик из табакерки.
   - Что случилось?
   - Ничего, Володечка, просто я хотел пожелать тебе доброго утра.
   Володька аж задохнулся:
   - Ну, Димка!..
   - Что-то Лешка не просыпается, - сказал я.  -  Пошли,  вытащим  его  из
берлоги!
   Лешки в палатке не было. Мы удивленно посмотрели друг на друга:
   - Куда его унесло?
   - Может, прогуляться решил? С ним бывает. Ничего, скоро вернется.
   Через час Лешка еще не  вернулся.  Мы  наскоро  позавтракали,  петом
обнаружил, что у меня кончились сигареты,  и  полез  за  ними  в  палатку.
Тогда-то я и обнаружил записку, прижатую "Спидолой".

   "Ребята!  Я  ухожу.  Это  неразумно,  знаю.  Но  не  могу  иначе.  Чудо
происходит лишь один раз, а не то - какое ж оно чудо? И нельзя  пропустить
его, чтобы потом не каяться всю жизнь, Это эгоистично - я иду для себя,  а
не для других. Но идти должен.
   Я взял твое ружье, Володя,  кое-что  из  продуктов  и  почти  все  ваши
сигареты - не серчайте.
   И не думайте, что я собираюсь жертвовать собой, - уходя, всегда думаешь
о возвращении. Я вернусь.
   Постарайтесь понять и не осудить.
   Ваш Лешка".

   Впрочем, записку мы дочитали уже потом.  А  тогда,  переглянувшись,  мы
ринулись напролом, обдираясь о ветви елей и колючие кусты можжевельника. И
- с разгона проскочили  между  соснами,  ограничивавшими  "диво".  "Диво",
которого уже не было.
   - Леша! - заорал я, понимая, что это бессмысленно, что он  не  услышит,
что его уже нет нигде в нашем мире. - Лешка! - Я ругался, что-то кричал  -
не помню уже что, но что-то бессмысленное и громкое,  а  в  мыслях  билось
одно: "Что ты наделал, дурак, что ты наделал?!"
   Володька тряс меня за плечо. Лицо у него было совершенно мертвое, глаза
сразу ввалились, губы вытянулись в ниточку.
   - Это я, - сказал он механическим, странно спокойным и ровным  голосом.
- Это я должен был пойти, а не он. Он мое место  занял.  Я  болтал,  а  он
пошел. Понимаешь, это я должен был пойти...


   Вот, собственно, и все.
   К вечеру приехали на мотоцикле Толя с  Наташей  и  привезли  в  коляске
Трумина. Он нам поверил, но...
   Началось  следствие.  Боюсь,  следователь  до  сих  пор   пребывает   в
уверенности, что мы злодейски расправились с Лешкой, а  потом  для  отвода
глаз придумали всю историю с "дивом". И не судили  нас  только  за  полным
отсутствием улик.
   Еще была академическая комиссия. Работала она долго: снимки,  сделанные
Володькой, изучались и так и этак;  нам  устраивали  перекрестные  допросы
почище, чем во  время  следствия...  К  единому  мнению,  как  я  понимаю,
комиссия так и не  пришла.  Некоторые  считали  нас  мистификаторами  или,
наоборот,  жертвами  мистификации;  другие  утверждали,   что   "диво"   -
галлюцинация, непонятным образом за  фиксированная  на  пленке,  третьи...
Пожалуй, один лишь Бармин принял вас и нашу версию всерьез.  Но  тогда  он
был одинок в этом мнении. Почти одинок.
   С тех пор прошло более двадцати лет.
   Иногда, когда я попадаю в Усть-Урт, я заезжаю на это место. Четыре года
назад, по предложению Бармина, уже академика, ученого  мирового  масштаба,
нобелевского лауреата, там была поставлена автоматическая станция слежени
и огорожена охранная зона. Я смотрю на сосны - теперь из них осталась лишь
одна, вторую повалило ветром лет семь назад...
   И уезжаю.
   Я знаю, ты неправ, Лекс. Знал тогда, уверен в  этом  и  теперь.  И  все
же...
   И все же где-то в глубине души, там, на самом две,  шевелится  странное
чувство, похожее на зависть.
   Иногда и вижу его во сне. Обросший, истощенный, бредет он, по щиколотку
увязая в темном,  рыхлом  песке,  раздвигая  руками  похожие  на  выгнутые
стрекозиные  крылья  растения.  И  тогда  мне  кажется,  что  он   должен,
непременно должен вернуться. Я чувствую это. Может, он уже -  вот  сейчас,
только что - вернулся? Или - сегодня? Завтра?
   Ты должен вернуться, Лекс!

        Андрей Балабуха. "Гениак"


   - Спасибо, - Гранж улыбнулся. Улыбка у него была обворожительная.
   Брод тоже улыбнулся, но скупо, краешками губ.
   - Пожалуй, это я должен благодарить вас за оказанную честь.
   - Вы настолько верите в успех?
   - Дело даже не в этом. Благодаря вам я попал в такую компанию... - Брод
снова пробежал глазами лежащий перед ним список.
   Список и в  самом  деле  был  внушительным.  Двадцать  семь  Хортовских
лауреатов, шесть Нобелевских...
   - И все согласились?
   - Не все. - Гранж непонимающе повел плечами. - Трое отказались.
   - Почему?
   -  Брендон  сказал,  что  не  хочет  рыть  могилу  самому  себе.   Кому
понадобятся исследователи после рождения "Гениака"? Акоста  отказался,  не
объясняя причин. Дорти заявил, что считает  работы  по  цереброкопированию
недостаточно отработанными, а потому не хочет рисковать своей головой.
   Но как раз  это-то  Брода  не  смущало:  цереброкопированием  занималс
институт Штамба, а в их работу он верил. Смущало Брода совсем другое...  В
целом же, надо отдать Гранжу  должное,  проект  был  задуман  с  размахом.
Мощная электронно-вычислительная  машина  с  объемом  памяти,  позволяющим
вложить в нее чуть ли не всю информацию, накопленную со времен  Адама.  Но
это только базовая память, мертвая, как библиотека конгресса.  А  затем  -
затем в памятные блоки  методом  цереброкопирования  переносятся  личности
крупнейших ученых века. Первоначально они записываются каждая на отдельный
блок, и только потом между ними постепенно возникают  связи,  объединяющие
их в единое целое - "Гениак". Проект изящный. Но...
   - Значит, остальные согласились... - повторил Брод. - Когда я буду  вам
нужен?
   - Копирование - процесс сложный и длительный, а  нам  нужно  обработать
сорок семь объектов. (Как легко это у Гранжа получилось - "объектов"! Ведь
каждый из них - человек...) Думаю, с вами мы займемся  месяца  через  три.
Точнее мы сообщим дополнительно.
   - Только не позже, чем за три дня,  -  сказал  Брод  к  поднялся  из-за
стола, протягивая Гранжу руку...
   Сперва Гранж позвонил ему по телефону.
   - Простите, что беспокою вас во время уик-энда, Брод. Помните,  что  вы
сказали мне тогда, после копирования?
   - Да, - ответил Брод. - Помню, конечно (Тогда, расставаясь  с  Гранжем,
он не удержался и  сказал:  "Если  у  вас  начнутся  какие-либо...  м-м...
чудеса, сообщите, пожалуйста, мне. Хорошо?") Так что у вас случилось?
   - Скажите, вы не смогли бы приехать к нам в Центр?
   Брод подумал.
   - В понедельник, в четыре часа вас устроит?
   - Спасибо, Брод, я вам очень признателен!
   И вот теперь они сидели друг против друга в кабинете Гранжа.
   - Так что у вас случилось?
   - Если бы я знал! Пока  мы  налаживали  коммуникации  между  отдельными
индивидуальностными блоками и подсоединяли их в базовой  памяти,  все  шло
очень хорошо. Месяц назад этот  этап  работы  был  закончен.  И  тогда  мы
поставили перед "Гениаком" первую проблему. Какую, не суть важно пока, тем
паче что  заказчик  категорически  против  разглашения  тайны  заказа.  Мы
ожидали чего угодно, любого невероятного ответа. А получили...
   - Получили?
   - Мы сами не знаем, что  получили.  Вот  уже  месяц  наши  программисты
пытаются расшифровать ответ,  но  ничего  осмысленного  получить  пока  не
удалось. Понимаете, если бы "Гениак" ответил, что дважды два -  пять,  это
могло бы быть или ошибкой, или открытием. Но когда он отвечает, что дважды
два - крокодилий хвост ночью...
   Брод улыбнулся.
   - Неадекватность реакции. Все правильно.
   - То есть?
   - Я хочу сказать, что примерно так и должно было быть.
   - Почему?
   - Вы хотели создать сверхинтеллект, Гранж. А создали... Знаете, что  вы
создали? Сорок семь личностей в одной - это сверхшизофреник, Гранж!
   - И вы знали это с самого начала?!
   - Знал?.. Нет, пожалуй. Предполагал - это точнее.
   - И все-таки молчали? - В голосе  Гранжа  прорвались  какие-то  хриплые
ноты.
   - Вы даже не представляете, как нужен ваш "Гениак" нам, психиатрам...




        Андрей Балабуха. Операция "Жемчужина"


   Коуп-Ридж львиной шкурой распластался по равнине, вытянув передние лапы
вдоль шоссе. В левой был зажат столб со щитом, украшенным надписью:

   ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В НАШ УЮТНЫЙ КОУП-РИДЖ,
   ГДЕ ЖИВУТ ДВАДЦАТЬ ДВЕ ТЫСЯЧИ ВЕСЕЛЫХ ЛЮДЕЙ
   И ДВЕ СТАРЫЕ ГРЫМЗЫ!

   Джеральд скользнул по щиту взглядом, сбавил скорость и еще раз сверилс
с  планом.  Теперь  не  пропустить  бы  четвертый  поворот   направо,   по
Ганновер-стрит, а потом вверх по Гринхилл-род - уже до  самого  места.  Он
стал считать повороты. будь трижды  неладны  эти  провинциальные  городки!
Насколько проще там, где существует единая адресная система  и  достаточно
накрутить на диске автомедонта  код,  чтобы  машина  сама  остановилась  у
нужных дверей, а затем сама же припарковалась на ближайшей стоянке... Ага!
Он резко бросил свой "тандерсторм" вправо, отчего  оба  правых  колеса  на
мгновение зависли. Джеральд покачал головой и еще сбросил скорость.
   Его привела сюда одна из выдумок шефа, вечно  озаряемого  какими-нибудь
гениальными идеями.  "Вот  что,  Джеральд,  -  сказал  он  как-то  раз.  -
Свяжитесь со всеми патентными бюро и  под  каким-нибудь  более  или  менее
благовидным  предлогом  выудите  у  них  сведения  о  всяких   сумасшедших
изобретателях - из тех, что приносят заявки на антигравитацию и  аппараты,
делающие все из ничего. Вдруг в этом навозе обнаружится  жемчужное  зерно?
Ведь педанты из Патентного запросто могут его прохлопать..."
   Так родилась "Операция "Жемчужина". За  месяц  составленный  Джеральдом
список достиг внушительных размеров.  "Хватит,  -  сказал  шеф.  -  Теперь
прощупайте их, но осторожненько.  Или  нет,  это  будет  слишком  долго...
Возьмите в помощь Джонсона и Брентлея".
   Список они поделили на три части.  Себе  Джеральд  оставил  всех,  кого
считал хоть мало-мальски перспективными,  скинув  Бобу  и  Дорси  Брентлею
остальную мелочь. Увы, ни одному из них не удалось обнаружить  пресловутой
шефовой "жемчужины". И этот "mad scientist" из  Коуп-Риджа  был  последней
надеждой Джеральда. Впрочем, он не слишком обольщался. Надо сказать,  идеи
шефа редко оказывались плодотворными. Зато когда в них обнаружилось все же
рациональное зерно, оно окупало все холостые ходы, вместе взятые.  Потому,
очевидно, шефа и ценили наверху. В ближайшем будущем он получит бригадного
генерала и уйдет из Отдела перспективных разработок, а тогда...  Чем  черт
не шутит! Во всяком случае, в отделе у Джеральда наибольшие  шансы.  Да  и
сам шеф, пожалуй, будет рекомендовать именно его.
   По Гринхилл-род он вел машину медленно, всматриваясь  в  номера  домов.
Вот. Он проверил адрес. Все верно. Джеральд нажал кнопку на щитке,  дверца
беззвучно скользнула назад, в кресло - вбок, в открывшийся проем. Он встал
на асфальт, разминая затекшие за три часа ноги.
   Майкл У.Крафтон.  Окончил  Массачусетский  политехнический.  Работал  в
"Восточной электрической", затем в "Дженерал энергетик лимитед". Шесть лет
назад оставил службу, хотя считался работником перспективным. И с тех  пор
тринадцать раз обращался в различные патентные бюро с  заявкой  на  вечный
двигатель. Естественно, его осмеивали. Прошел слух, что бедняга Крафтон...
Что ж, пощупаем его.
   Участок был окружен высокой живой изгородью, плотной и  издали  похожей
на зеленую губку. Но в редких просветах пробивался кое-где  серый  тон,  в
котором опытный взгляд Джеральда  без  труда  угадал  скрытую  за  зеленью
бетонную ограду  Над  ней  виднелись  кроны  растущих  внутри  деревьев  и
какой-то сферический купол, напоминающий не то  газгольдер,  не  то  кожух
антенны радиотелескопа. Металлические ворота были плотно закрыты. Джеральд
на мгновение остановился перед ними. Потом вдавил клавишу сигнала.
   - Слушаю, - раздалось из скрытого динамика.
   - Джеральд Кремаски из Олдкрикского Патентного бюро.
   -  Долго  же  вы  раскачивались,  мистер  Кремаски...  Что   ж,   добро
пожаловать, как сказано на щите, который вы,  без  сомнения,  заметили.  А
одна из старых грымз, к вашему сведению, - это я.
   Ворота провалились вниз, открыв проезд,  достаточно  широкий  даже  дл
армейского грузовика. В глубине виднелся дом-вилла из стекла  и  бетона  в
стиле Луиса Кана.
   - Гараж за домом слева, - закончил голос. - Я сейчас выйду.
   Джеральд вернулся в машину и медленно въехал  на  территорию  виллы.  В
зеркало он заметил, как створки ворот поползли  вверх,  едва  их  миновала
тяжелая корма "тандерсторма".
   - Хороший зверь, - прозвучал неведомо откуда тот же  голос.  -  Лошадей
триста?
   - Триста восемьдесят.
   - Экий динозавр...
   - Почему, собственно?
   - Потому что скоро таких не будет.  Как  только  пойдет  в  работу  мой
двигатель, они неизбежно отомрут. К тому же поддержка  сенатской  комиссии
по охране среды гарантирована.
   "Начинается, - подумал Джеральд. Ему стало тоскливо. - Надо  отделатьс
от него побыстрее".
   Черт возьми, но где же гараж? Салатная лента  асфальта  вывела  его  на
прямоугольную площадку, где могла разместиться максимум  одна  машина.  Он
резко затормозил. В тот же момент площадка провалилась вниз, и он очутилс
в подземном гараже, где стояли уже "лендровер-сафари" и машина  незнакомой
Джеральду марки - тупорылая, как автобус, микролитражка.
   - Это и есть мое чадо, - сказал голос гулко;  акустика  в  гараже  была
великолепная. - "Жучок". Как вы думаете, мистер Кремаски,  сколько  в  нем
сил?
   - С полсотни. - Джеральд еще раз критически осмотрел машину.
   - Вы ошиблись ровно в четыреста раз, - в голосе послышалось ехидство.
   Бедняга Крафтон! Похоже, он действительно...
   - У вас будет возможность самому убедиться в этом, мистер  Кремаски,  -
пообещал голос с той же  ехидной  ноткой.  -  А  пока  загоните-ка  своего
динозавра в стойло.
   - Благодарю, - сказал Джеральд. - Ну, тронулись, динозавр.
   Поднявшись на поверхность, Джеральд увидел, наконец,  самого  Крафтона.
Они поздоровались.
   - Неужели эти тупицы