асти,  и орденский
приказчик был посажен в тюрьму.  Он отсидел всего один месяц и был отпущен
новгородцами восвояси.
     Вернувшись  в  Кенигсберг,  Ганс  Фрекингаузен придумал,  как  обойти
ганзейских купцов.
     - Если они не позволяют торговать сукном,  повезем серебро,  - сказал
он главному эконому. - Новгород нуждается в серебре.
     Генрих фон Ален оценил выдумку. Серебро у ордена всегда в избытке. На
серебро можно покупать меха и воск -  главные товары Новгорода.  Если дело
пойдет удачно,  орденские приказчики повезут во  Фландрию,  кроме  янтаря,
новгородскую белку  и  душистый  воск.  Пусть  это  будет  ответным ударом
заносчивым ганзейским купцам.
     Генрих  фон  Ален  положил  сладкую  фигу  в   рот  и  зажмурился  от
удовольствия.  Итальянские сушеные фиги были его слабостью.  Вчера в замок
привезли новую партию,  и  Генрих фон  Ален  получил на  пробу не  две-три
ягоды, а целую корзину стоимостью в полторы марки.
     Наслаждаясь фигами,  Генрих  фон  Ален  вспомнил,  на  чем  держалось
могущество ганзейцев.  Все началось из-за селедки. Сначала презренная рыба
шла  вдоль  поморского  берега,  и  возвысились  Любек,  Висмар  Росток  и
Штральзунд.  Когда селедка изменила свой  путь и  двинулась через Зундский
пролив,  за ней следом устремились северные рыболовы. И ганзейцы сражались
с  датчанами,  англичанами,  шотландцами и  голландцами.  Разрушив не одну
датскую крепость и  утопив сотни кораблей,  немецкие купцы заключили мир в
городе Штральзунде. Завладев по договору городами Сконер и Фальстербо, они
утвердили  свое  господство в  сельдяном промысле...  <Купчишки все  равно
сядут в хорошую лужу, - закончил свои размышления эконом. - Они не захотят
платить Новгороду за меха и воск серебром>.
     Генрих  фон  Ален  съел  еще  одну  крупную фигу  и  спрятал заветную
корзину.


                              Глава девятая

                  ВЕЛИКИЙ ПЕРКУН В ЖЕРТВУ ТРЕБУЕТ РЫЦАРЯ

     До  орденского замка Рогнеды оставалось не  более трети пути.  Дорога
шла  среди дремучих лесов и  непролазных болот,  по  бревенчатым мосткам и
гатям.  Стоит не знакомому со здешними местами человеку сойти с  почтового
тракта, соединяющего орденские земли, сделать два-три шага в сторону, и он
может завязнуть в трясине.
     Роман  Голица  ехал  впереди.  Высокая,  плотная фигура боярина будто
срослась  с  лошадью.  Легкая  стальная  кольчуга  не  отягощала  его,  не
связывала движений.  На  голове -  золоченый шлем  с  шишаком,  у  пояса -
короткий меч.
     Чуть поотстав,  бок о  бок шли кони пузатого Василия Корня и  Дмитрия
Саморяда.  Бояре были вооружены, как и Голица, только шишаки без позолоты.
Из-под шлема Саморяда выбегали светлые кудри.
     Но наряднее всех выглядел Андрейша:  на спине и  на груди серебристой
кольчуги  блестели  золотые  новгородские медведи.  Знатный  оружейник  не
поскупился для сына.
     Московские послы ехали не спеша.  Роман Голица берег лошадей.  <Места
незнамые,  - размышлял он, - потребуется вдруг от коней резвость, а откуда
ее взять, ежели они приустали?>
     Солнце поднималось все  выше  и  выше,  близился полдень.  На  дороге
жарко,  летнее солнце палило немилосердно. Хотелось сойти с коня, полежать
на траве под густой тенью деревьев.
     Всадники  сняли  шлемы.  Под  кольчугой  и  кожаным  кафтаном  рубаха
взмокла,  прилипла к  спине.  То один,  то другой с  жадностью пил воду из
походной фляги.
     Андрейша всю дорогу был невесел,  тревожные тени пробегали у  него на
лице.  Сердцем он хотел поскорее увидеть невесту,  бросить все и  бежать к
ней. Его удерживала мысль, что, помогая боярам, он помогает русской земле.
<Людмила в  безопасности,  -  успокаивал он себя,  -  она ждет меня.  А  я
мужчина и  не должен быть слабым.  Провожу бояр до Вильни,  а  уж ее после
буду искать>.
     Ехавший рядом проводник,  литовец Любарт,  повернул коня к  огромному
дубу,  росшему у самой дороги. Между его корнями пробивался родник. Любарт
сошел  с  коня,  напился  холодной воды,  от  которой щемило  зубы.  Низко
поклонившись дубу, он сорвал с ветки жесткий листок и прилепил его ко лбу.
     Вернувшись к  лошади.  Любарт сунул было сапог в стремя,  но какие-то
звуки привлекли его внимание. Он лет на землю и припал ухом.
     Бояре остановили коней и ждали.
     - За нами погоня, - сказал, приподнявшись, юноша, - надо готовиться к
бою.
     - Погоня?  - недоверчиво протянул Роман Голица. - Не может того быть,
нет у нас здесь врагов.
     - Нельзя верить рыцарям,  - сказал Любарт, - сегодня друзья, а завтра
враги.
     Он высмотрел высокую липу,  стоявшую у дороги,  и,  как кошка, на нее
взобрался.
     - Берегитесь,  русы!  - раздался его голос с вершины дерева. - Скачет
большой отряд, впереди рыцарь.
     И Любарт спустился на землю.
     - Достопочтимый господин,  -  обратился он к боярину Голице,  -  надо
уходить в лес, подальше от дороги. Мы спрячемся и переждем опасность.
     - Прятаться,  даже не  увидев врага?!  -  с  вызовом произнес Дмитрий
Саморяд. - Нас пятеро мужей.
     - Ты  забыл,  боярин,  о  письме  великого князя,  -  насупился Роман
Голица. - Не на ратные дела мы посланы.
     - Надо скорее уходить в лес,  - торопил проводник. - Рыцарь закован в
тяжелые латы. Если хочешь его убить, надо напасть из засады.
     Дмитрий Саморяд метнул гневный взгляд на Любарта.
     - Он прав,  надо уходить,  -  поддержал литовца боярин Голица,  -  не
время спорить.
     Путники спешились. Взяв под уздцы свою лошадь, Любарт нырнул в густые
заросли,  вьючные лошади покорно двинулись следом.  За проводником пошли и
бояре.
     Любарт  отыскал  в  овражке удобное место,  спрятал лошадей,  а  люди
притаились среди густых кустарников.
     Цветущая бузина, пригретая жарким солнцем, заливала все вокруг острым
и сладким запахом.
     Конский топот слышался все  громче и  громче.  На  дороге,  там,  где
только  что  стояли  бояре,  показались всадники.  Впереди скакал рыцарь с
длинным копьем и  с  черными перьями на  железном шлеме.  Его  конь,  екая
селезенкой, шел рысью.
     Вскоре всадники остановились.
     - Они вернутся и будут искать наши следы, - шепнул Любарт Андрейше. -
Если поскачут дальше, значит, я ошибся.
     Но Любарт оказался прав: всадники повернули. Послышались приглушенные
голоса, звяканье доспехов, звон колокольчиков на лошадиных сбруях.
     В  тишине  раздался  рев  боевого  рога,  и  громкий  голос  произнес
по-немецки:
     - Я рыцарь Гуго Фальштейн,  вызываю на бой трусливых руссов!  Клянусь
святой  девой,  я  заставлю вас  на  четвереньках ползти  обратно в  замок
Кенигсберг!
     Андрейша перевел слова рыцаря.
     - Не будет этого! - прохрипел боярин Голица и бросился к лошадям.
     Выдержка покинула его,  он  был красен от  ярости.  Вскочив в  седло,
боярин выхватил меч, и конь мигом вынес его на дорогу.
     Вслед за Голицей кинулись остальные.
     Вокруг высокого рыцаря столпились вооруженные всадники:  оруженосцы в
легких доспехах и  кнехты с короткими мечами и деревянными щитами.  Головы
кнехтов защищали кожаные шлемы с высоким железным гребнем.
     Боярин Голица, не сдерживая коня, с ходу налетел на высокого рыцаря и
взмахнул мечом. Рыцарь бросил на землю пику и тоже выхватил из ножен меч.
     Начался бой.
     Немцы отъехали в сторону, чтобы не мешать. Бояре, увидев, что дерутся
только двое, тоже остановились и не вступали в схватку.
     Долго стучали мечи о щиты. Противник боярина был силен и опытен. Один
раз сильным ударом он едва не выбил Голицу из седла.  Но,  видно, оставило
рыцаря боевое счастье,  и  боярин разрубил ему у плеча латы и ранил правую
руку. Меч рыцаря упал на землю.
     По  рыцарским правилам,  оруженосцы и  солдаты должны были сдаться на
милость победителя,  но немцы,  завывая и размахивая оружием, бросились на
бояр.
     Андрейша бился с бесшабашной храбростью. Рядом с ним сражался Любарт.
Отменно рубились и бояре. Но врагов было много...
     Высокий  краснолицый кнехт  стал  теснить Андрейшу.  Вдруг  конь  под
кнехтом  круто  подвернул передние ноги  и  грохнулся на  землю.  Андрейша
приметил, что голову коню разбили палицей.
     <Кто бросил палицу?> - мелькнула мысль.
     Словно в  ответ,  из  леса  раздались воинственные крики.  В  кнехтов
полетели дубинки и  копья.  Больше десятка свалились на землю ранеными или
убитыми.
     На дороге показались беловолосые вооруженные люди, и пошла рукопашная
схватка.  Орденским солдатам пришлось плохо: кого убили, кому набросили на
шею петлю. Два кнехта припустили коней и спаслись бегством.
     Вооруженные  люди  оказались  литовцами.   Их  предводитель,  Милегдо
Косоглазый,  мужчина с  могучими плечами,  оставил в живых только рыцаря и
двух оруженосцев.  У  всех убитых отрезали уши  и  собрали их  в  рогожный
мешок.
     Узнав у  проводника про  русских купцов,  Милегдо решил отвести их  в
селение. Пусть сам старейшина скажет, что делать с ними.
     Лесной  поход  был  труден  и  утомителен.  Только  раненому  рыцарю,
потерявшему много крови,  разрешили ехать верхом.  Русские вели лошадей за
собой.   В  зарослях  осинника  и  колючего  боярышника  литовцы  топорами
просекали дорогу.
     Впереди шел проводник, легко и мягко ступая кожаными лаптями по сырым
мхам.
     Напряжение недавнего боя понемногу ослабевало. Руки и ноги у Андрейши
перестали противно дрожать и снова налились силой и упругостью.
     Гуго Фальштейн,  едва пересиливая острую боль, молча ехал среди болот
и лесной глухомани.  Его лихорадило, в глазах мутилось. <Как я попал сюда?
- старался вспомнить рыцарь.  -  Ах да! Поп Плауэн передал приказ великого
маршала.  Я  лежал в  постели.  <Ты  должен уничтожить русских без  всякой
жалости>, - сказал поп.
     И  Гуго Фальштейн выполнил бы  этот приказ,  как  всегда выполнял все
приказы, но помешали литовцы.
     Рыцарь покачивался в седле от слабости. В квадратном шлеме и железной
броне, на высоком коне он выглядел, как отвратительное болотное чудовище.
     Томительно рыцарю в  боевом облачении.  Он готов скинуть с себя все и
остаться голым.  Под латами много одежды:  шелковая рубаха, вязаная рубаха
из грубой шерсти,  набрюшник.  На шерстяную рубаху надета толстая стеганая
куртка. Ноги обернуты войлоком, на плечи наложена толстыми кусками шерсть,
а шея утопает в большом ватном воротнике... Боже мой, как тяжко, все мокро
от пота!  Даже кожаная одежда под латами вся пропиталась липкой влагой.  А
может быть, это кровь?
     Гуго Фальштейну казалось,  что от него исходит запах псины, словно от
шелудивой  собаки.   Он  хотел  приказать  оруженосцам  раздеть  его,   но
постыдился.
     На жердяных мостках лошадь Гуго Фальштейна оступилась,  он пошатнулся
в седле. Сильная боль пронизала тело, он вскрикнул и прикусил губу.
     У небольшой речушки,  пересекавшей дорогу, литовцы отошли в сторону и
стали совещаться. Они разговаривали тихо, поглядывая на московских бояр.
     - Воины не знают, можно ли без разрешения старейшины привести вас как
гостей в селение.  Там священный дуб и жилище криве,  -  ответил Любарт на
вопросительный взгляд Андрейши.
     Вскоре отряд тронулся дальше. Теперь шли вдоль речного берега. Иногда
люди  обходили  трясины,  зеленевшие болотной  травой.  Но  опасность была
впереди;  предстояло перебраться через  обширное топкое  болото,  заросшее
мхом и осокой.
     Неожиданно речка исчезла из глаз, словно ушла под землю.
     - Мы вошли в Черное болото,  - тихо сказал Любарт. - Неверный шаг - и
смерть...   Здесь  живут  боги  и  злые  болотные  духи,   -  добавил  он,
оглядываясь.
     В  иных  местах мостки из  жердей прогибались,  черная жижа выступала
наверх и хлюпала под ногами.
     Андрейша заметил,  что литовцы находили безопасную дорогу по вершинам
дальних деревьев,  по  кочкам и  камням,  торчащим кое-где  из  травы.  На
встречном крупном валуне лежал плоский камень, а на другом камне он увидел
четкое изображение человеческой ступни и понял,  что след показывал,  куда
идти.
     Отряд пересек болото и  вошел в  лес.  Люди  почувствовали твердь под
ногами и  снова увидели реку.  В  лесу встретился огромный зубр.  Стараясь
повалить молодую осинку,  он  подкапывал корни  рогами,  сопел и  басовито
хрюкал, словно кабан.
     Лес неожиданно кончился,  и глазам открылись обширные озера, заросшие
высоким камышом.
     - Эге-ге-гей...  ге-гей!  -  закричали литовские воины и  застучали в
щиты.
     В лесу отозвалось эхо.  Воины перестали шуметь и испуганно посмотрели
друг  на  друга.  Не  богиня  ли  в  медвежьей шкуре  охотится  где-нибудь
поблизости?
     Сделалось тихо. И было слышно, как дятел стучит клювом о ствол дерева
и осыпаются кусочки коры.
     Наконец послышался громкий крик болотной птицы.  Он повторился четыре
раза.
     Из  камышей выплыла большая лодка.  Она  медленно двигалась по  тихой
воде, оставляя за собой расходящиеся полосы. В лодке сидели четыре гребца.
Кормщик стоял,  зажав коленями рулевое весло,  и разглядывал из-под ладони
берег.
     В лодку вошел Милегдо Косоглазый с пленниками и русскими боярами.
     В  озере,  заросшем камышом,  лодка все время делала крутые повороты,
выходила на чистую воду и  снова скрывалась в плавучих камышовых островах.
Андрейше иногда казалось, что лодка возвращается к берегу.
     - Чужой человек может блуждать в  камышах неделю и все-таки не найдет
острова,  -  сказал рулевой,  заметив удивление Андрейши.  -  Здесь  мы  в
безопасности от длинных рук рыцарей.
     Впереди показался остров, заросший густым кустарником. Лодка пристала
к низким деревянным мосткам.
     Раздвинув ветви, путники вышли на веселую лужайку, покрытую желтыми и
синими цветами. На лужайке виднелись деревянные дома с камышовыми крышами.
     От  старейшины на  берег  прибежал запыхавшийся слуга  и  с  поклоном
пригласил московских бояр.
     Снаружи  дом  старейшины не  отличался  от  других  литовских  домов:
продолговатая деревянная изба из толстых еловых бревен,  стоящая на сваях,
входная дверь сделана посредине,  к  ней ведет дощатая лестница из десятка
ступеней.
     Старейшина приветливо встретил гостей у  порога и,  кланяясь,  просил
войти в дом.  Он был одет в зеленую рубаху и короткий кафтан со множеством
пуговиц.  На красном лице вислый,  большой нос,  вместо шеи широкая жирная
складка.  Позади боярина стояла первая жена,  пожилая,  с торчащими вперед
зубами.
     Хозяин с поклонами усадил гостей на скамью,  стоявшую слева от входа,
а  вторая  жена,  молодая и  красивая,  принялась снимать сапоги  с  бояр.
Служанка принесла глиняный таз и  кувшин с  теплой водой.  Молодая хозяйка
усердно мыла  ноги  и  вытирала мягким льняным полотенцем.  Вместо тяжелых
сапог  путники надели  легкие  домашние туфли  из  плетеной соломы и  были
довольны. В лесах и болотах они изрядно натрудили ноги.
     Андрейша очень  удивился,  увидев  боярина  Вассу.  Щеки  жемайта еще
больше ввалились, а глаза лихорадочно сверкали.
     - Здравствуй,  -  сказал боярин. - Ты помнишь, мы встречались. Старый
Видимунд послал меня сюда...
     Они приветствовали друг друга как старые знакомые.
     - Русские  купцы  -  наши  друзья,  -  сказал  Васса,  обернувшись  к
старейшине. - Мечи и копья, те, что прислал Видимунд, привезли они.
     - Рад видеть у  себя почтенных купцов,  -  с  улыбкой сказал хозяин и
пригласил гостей к столу.
     - Видимунд большой человек,  - говорил Виланд, усаживая Романа Голицу
рядом с собой.  - Брат княгини Бируты. Он прислал нам приказ быть готовыми
к  войне.  Я  отправил Милегдо Косоглазого на разведку посмотреть,  все ли
спокойно на дороге, а он увидел орденских псов и...
     - Худо  пришлось бы  нам,  -  вмешался Роман  Голица.  -  Ваши  воины
подоспели как раз вовремя.
     Низкий продолговатый стол слуги уставили кушаньями.  От  сочного мяса
молодого жеребенка шел вкусный запах.  Принесли жареных глухарей,  кабаний
окорок и много колбас с начинкой из сала, крови и муки. Рыба была жареная,
копченая и соленая.
     Все с  аппетитом принялись за  еду,  запивая жирные куски либо медом,
либо настойками из  малины и  смородины.  Пили из  турьих и  бычьих рогов,
украшенных серебром.
     Гостям  прислуживали обе  жены  боярина и  невольницы,  захваченные в
Мазовщине.
     Говорили о многом. Старейшина интересовался, как живут люди в Москве,
в Новгороде и Пскове.
     Андрейша  сидел  между  хозяином  и  боярином  Голицей  и  служил  им
переводчиком.
     Но  больше всего  разговор за  столом касался смерти князя Кейстута и
грядущей войны.
     - Вся Жемайтия скоро поднимется,  -  говорил Васса. - Старый Видимунд
послал гонцов ко всем кунигасам. Я еду в селение старейшины Лаво.
     Услышав это имя, Андрейша чуть не вскрикнул от радости.
     - Господине, - обратился он к Вассе, - далеко ли селение старейшины?
     - Если выехать утром,  -  сказал кунигас,  - и переночевать в лесу, к
восходу солнца,  можно быть у  Лаво.  Селения не  миновать,  оно  стоит на
лесной дороге в Вильню.
     Андрейша решил больше не скрываться и рассказал о своем несчастье.
     - Постой,  постой!  -  сказал хозяин, услышав рассказ Андрейши. - Две
недели назад ко мне заезжал литовец Бутрим с женой и дочерью, красавицей с
длинными косами и синими глазами. Он ночевал у нашего жреца, а утром уехал
в селение старейшины Лаво.
     - Его  дочь Людмила -  моя  невеста!  -  воскликнул Андрейша.  -  Она
красавица с длинными косами и голубыми глазами.
     За столом все рассмеялись.
     - Нехорошо,  человече, - с укором произнес Роман Голица, - почему нам
ни слова не сказал?  Может быть,  что-нибудь и придумали бы вместе-то... А
мы смотрим, ходит наш Андрейша сумрачный, не знали, что и думать.
     - Хотел я вам рассказать,  да сдержал себя:  зачем людей заботить,  -
ответил Андрейша. - Надо дело вперед закончить.
     Роман Голица ничего не сказал, но посмотрел на Андрейшу одобрительно.
     В  разгар пиршества в  дом старейшины вошел высокий и  худой жрец.  В
широких черных  одеждах он  больше  походил на  огородное пугало,  чем  на
человека.
     - Светлейший криве  зовет  всех  к  священному дубу,  -  торжественно
произнес жрец, - народ собрался и ждет старейшину.
     - Пусть будет так, - сказал хозяин, вставая.
     - Христиане не должны выходить из дому, иначе будут наказаны смертью,
- продолжал жрец, - так велел криве.
     - Мы повинуемся,  -  ответил старейшина.  - А вы простите, гости, что
оставлю вас. Рабы, угощайте и веселите русских гостей.
     - Криве еще повелел,  -  с каменным лицом закончил жрец,  -  русскому
юноше Андрейше прийти к священному дубу.
     Бояре с удивлением переглянулись.
     Юноши шли  за  посланцем жреца по  тропинке,  еле  заметной в  густой
траве.  Им встретилась лосиха с двумя детенышами. Она спокойно обгладывала
листву с  молодого деревца.  С  озера доносилось кряканье уток и  хлопанье
крыльев.   Солнце  давно  зашло,  на  западе  догорали  последние  краски,
несколько   больших   звезд   показались  на   небе.   Луна,   большая   и
матово-бледная,  словно надутый бычий пузырь,  плыла над темными вершинами
деревьев.
     На  дальнем конце острова,  густо поросшем орешником и  бузиной,  жил
криве,  хранитель  святилища,  главный  жрец  озерных  селений.  Его  дом,
невидимый в кустах,  стоял недалеко от священного дуба и был такой же, как
дом старейшины. Он тоже разделялся на две половины. В одной жил сам криве,
а в другой - его служанки. Других построек на этом конце острова не было.
     Дверь отворила девушка в красном платье.
     Криве  был  крепкий седой  старик  с  высоким лбом  и  пронзительными
глазами.  Он сидел на высоком дубовом стуле, укрыв ноги шерстяным платком.
Окна  пропускали в  горницу тусклый вечерний свет через промасленные куски
холстины. В железном держаке ярко горели две желтые восковые свечи.
     Любарт  приветствовал жреца,  став  на  одно  колено.  Старик положил
высохшу