Польшу, и немало
польских товаров направлялось через него в разные страны.
     Немецкие  купцы  города  Торуна  пришли  на  причал  встретить  своих
собратьев...   Набережная  пестрела  разноцветными  платьями,   шляпами  и
камзолами.
     На торунскую землю Людмила сошла в длинном бархатном платье и высокой
красной шапке - Андрейша решил не скрывать больше свою невесту.
     На  следующий день  ганзейские купцы  весело  позванивали серебром  в
кошельках.  Селедку они продали с  выгодой и  готовились ехать в  Познань.
Осенью в  этом городе можно было купить по дешевке воск и  грубое польское
сукно и с большим барышом продать его в прусских землях.
     Торунские горожане отговаривали ганзейцев ехать в Познань.
     - Вся Польша в огне междоусобной войны, там не действуют справедливые
законы,  а свирепствует право сильного,  - пугали они. - Только в городах,
где  живут немцы,  вы  можете найти защиту.  Ходят слухи,  что из  Венгрии
приехала королевна Ядвига и, может быть, она наведет порядок в Польше.
     Но ганзейские купцы не испугались, их толкала вперед неутомимая жажда
наживы.
     - Наши охранные грамоты висят на поясах,  -  хвалились они, показывая
на мечи.
     На третий день гостеприимный город Торун открыл купцам свои ворота на
Познань.  С  восходом солнца небольшой отряд,  состоящий из  двух десятков
всадников и четырех груженых подвод, выехал за крепостные стены.
     Позади всех на  коротконогой лошадке трусил Стардо.  В  левой руке он
держал поводья не  только своей лошади,  но и  запасного коня,  скакавшего
рядом.
     Серый  конь  Андрейши  шел  бок  о  бок  с  белой  лошадкой  Людмилы.
Влюбленные весело разговаривали, на душе у них было светло и радостно. Они
думали, что все несчастья остались за спиной, в стране железных рыцарей.
     К  вечеру по обочинам дороги стала встречаться лошадиная падаль,  над
ней с карканьем кружило многочисленное воронье.
     Кони с испугом шарахались от мертвечины.
     Дорога шла среди небольших сосновых лесочков и полей; она была похуже
тех,  что  строили для  орденского государства порабощенные пруссы.  Мосты
были ветхие и  едва держали всадников.  Часто встречались рытвины и ухабы,
опасные для повозок.  Сосновые лесочки то взбирались на песчаные холмы, то
снова уходили в ложбинки.
     Андрейша видел на пашнях гниющую рожь, втоптанную в землю, поломанные
изгороди.  От  деревень остались одни  очаги,  сложенные из  дикого камня,
серый пепел да головешки.  И оружие валялось у дороги: проколотые и ржавые
латы,  стрелы  без  наконечников  или  без  оперения,  порубленные  шлемы,
сломанные мечи.
     Неподалеку  от  полуразрушенного костела  ганзейцы  увидели  большой,
грубо сколоченный деревянный крест. Он стоял на возвышенном месте и хорошо
был виден.  Все сразу заметили голого человека, распятого на кресте ногами
кверху. Его льняные волосы, испачканные грязью и кровью, свисали до земли.
     Купцы  остановились.  Людовик Шлефендорф подъехал к  кресту и  увидел
дощечку с надписью.
     - <Он  назвал  богородицу раскрашенной деревяшкой,  -  читал  старик,
тряся щеками,  - и возводил хулу на святую римскую церковь>. Инквизиция...
- со  страхом  сказал  купец,  стараясь не  смотреть на  ржавую  лужицу  у
подножия креста.
     Купцы долго ехали,  не  говоря ни слова.  Только грязь звучно хлюпала
под ногами лошадей. Миновали еще одну разрушенную деревеньку.
     У  развилки дорог Андрейша заметил еще одно распятие.  Краска на  нем
давно вылиняла,  дожди размыли страдальческое лицо  Христа.  Отсюда дорога
забирала круто в гору и снова начинался лесок.
     Купцы решили дать отдых лошадям и пообедать. Завтракали сегодня рано,
еще  до  восхода солнца,  и  голод давал себя чувствовать.  Они  съехали с
дороги, выбрали под кустом местечко посуше и расположились на привал.
     Слуги разожгли костры,  нарезали ивовых прутьев и стали жарить на них
куски сочной баранины.
     Над  головами шумели вершинами сосны,  пахло лесной прелью и  вкусным
дымком подгоревшего мяса.
     Едва успели путники утолить голод,  как  на  дороге показался военный
отряд.  Впереди ехал вельможный пан с  большими усами,  в камзоле красного
бархата,  увешанный оружием.  Два  оруженосца везли его герб -  серебряный
шлем на красном поле.  За паном рысили в боевых доспехах рыцари помельче и
гербовые братья.
     Шляхтичи были вооружены и одеты по-всякому:  кто в богатых одеждах, а
кто в бараньем полушубке, напяленном на голое тело.
     За  шляхтой  двигались  подневольные крестьяне,  полуодетые и  босые,
вооруженные чем попало.  У кого пика,  у кого меч, а у иных простые косы и
ножи, привязанные к палкам. Крестьяне были без штанов, в одной рубахе чуть
выше  колен.  Сверху на  плечи  наброшены сермяжные накидки,  у  некоторых
рубахи лоснились от употребления, словно их натерли воском.
     Босые крестьяне с косами и рогатинами бежали, ухватившись за стремена
всадников и за лошадиные хвосты.
     Когда  отряд  проезжал мимо,  Людовик Шлефендорф вышел  на  дорогу  и
вежливо спросил у вельможного пана, куда он торопится.
     - Защищать крепость и  город во  имя божье,  -  ответил пан,  свирепо
выкатив глаза.  -  Торопитесь и  вы,  панове,  а  не  то  венгры и  кошубы
позабавятся вашими головами.
     Конь под паном поигрывал и бил копытом.
     - А разве опять кошубы появились в Польше? - осторожно спросил купец.
     - Да уж появились,  если говорю. Торопитесь, - повторил поляк, - враг
близко,  а  как мы въедем -  закроют городские ворота.  -  И  он пришпорил
лошадь.
     - На этой земле странные порядки: не знаешь, будешь ли ты жить завтра
или нет,  -  тряся толстыми щеками,  сказал Людовик Шлефендорф. - Пожалуй,
надо послушаться пана.
     Внушительный вид  рыцаря  и  его  властный  голос  произвели на  него
впечатление.
     Через два  часа  купцы въехали в  город.  За  ними  закрыли ворота на
осадные запоры.
     Вскоре  с  городских башен увидели вражескую конницу.  Венгры неслись
галопом и, словно шумливый поток, в половодье, окружили городские стены.
     Горожане-немцы  толпами подходили к  ратуше  и  громогласно требовали
сдать город.
     - Мы не хотим вмешиваться в братоубийственную войну, - кричали они, -
не хотим терять свою жизнь и имущество! Венгры разграбят город, но оставят
нам жизнь. Да и не всё разграбят, кое-что останется.
     Андрейша слушал и удивлялся.
     <Открыть врагу  ворота,  -  думал  он,  -  значит  предать защитников
крепости...  Лучше  сжечь город.  Тогда врагу не  достанется ни  мяса,  ни
хлеба, ни другого пропитания. И укрыться негде будет от непогоды>.
     Кастелян замка,  доблестный рыцарь из рода наленчей,  обещал повесить
за  ноги всех городских советников,  если они посмеют открыть ворота.  Для
острастки  обезглавил  одного   смутьяна,   и   у   ратуши  появилась  его
окровавленная голова на  пике.  Городской совет единогласно решил защищать
город.
     Противник дважды ходил на приступ и во множестве бросал зажигательные
ядра.  Защитники города -  польские воины  и  кучка  мещан-ремесленников -
отбили  врага  с  большим для  себя  уроном.  Зажигательные ядра  подожгли
несколько домов, и в городе начались пожары.
     Андрейша решил  помогать полякам.  Ганзейские купцы  стали смеяться и
назвали его глупцом.  Людмила обняла юношу,  заплакала и стала уговаривать
не ходить на стены.
     - Что со мной будет,  если тебя убьют? - говорила она, стараясь унять
слезы. - Ты один у меня остался в чужом краю, подумай, любимый.
     Андрейша очень  жалел свою  невесту,  но  ему  казалось,  что  нельзя
оставаться в стороне.
     - А если бы враг напал на Новгород, ты тоже стала бы меня удерживать?
- строго спросил он у девушки.
     - Когда призовет Русь, я сама перепояшу тебя мечом.
     Но  Андрейша не выдержал.  Он ласково отстранил Людмилу,  надел шлем,
вынул из ножен меч и пошел на крепостную стену.
     И  Стардо надел боевой шлем и  бросился в  самую гущу боя,  поближе к
своему другу Андрейше.
     Поляки не хотели пускать в город врага. Гербовые братья рода наленчей
продолжали яростно осыпать стрелами венгров,  сбрасывали камни и  выливали
на вражеские головы кипящую смолу.
     Прогремел взрыв.  На  воздух взлетели каменные обломки,  на  северном
участке крепостной стены  послышались отчаянные крики.  С  мечом  в  руках
Андрейша бросился на помощь.  Он видел,  как вражеские воины устремились в
пролом.  Венгерские лучники  осыпали  стрелами осажденных.  Их  тяжелые  и
короткие стрелы стучали о  каменную стену,  впивались в  деревянную крышу,
разили защитников.
     Когда Андрейша подбежал к пролому, бой был в полном разгаре.
     Вдруг он услышал знакомую песню:

                    О верный мой,
                    О храбрый мой!
                    Он ходит в шапке голубой.
                    И как душа его горда,
                    И как рука его тверда!
                    Хоть обыщите целый свет -
                    Нигде такого парня нет.

     Андрейша оглянулся.  К  пролому спешили шотландские стрелки в голубых
беретах.
     По  приказу своего  командира,  благородного рыцаря  Грейсланда,  они
выпустили на  рвущихся в  город врагов по меткой стреле и,  отбросив луки,
взялись за короткие мечи.
     Атака была отбита.
     В это время немец,  по имени Ганс,  портной с Длинной улицы,  и с ним
подмастерья,  вооруженные мечами, перебили стражу северных ворот, а ворота
открыли.
     Венгерские солдаты с победным криком ворвались в город и бросились на
защитников.  Андрейша увидел,  как  вражеский солдат  замахнулся копьем на
польского  шляхтича  Ясека  из  Коровьего Брода,  бившегося с  ним  рядом.
Новгородец ударил мечом солдата,  но  он принял удар на щит,  изловчился и
воткнул копье в грудь Андрейши.
     Многих убили венгры,  многих взяли в плен.  Кто мог, укрылся в стенах
замка.
     Раненого Андрейшу шляхтичи унесли в крепость.
     В  большой  комнате  со  сводчатым потолком Андрейша открыл  глаза  и
увидел шотландского стрелка в голубом берете, того, что пел песню.
     - Друг,  -  сказал Андрейша,  пересиливая боль,  -  ты  раньше служил
немецким рыцарям?
     - Мы,  шотландцы,  свободный народ,  -  ответил стрелок,  -  и всегда
готовы воевать за справедливость. А где справедливость у немецких рыцарей?
     - Ты сказал правду,  -  прошептал раненый,  -  у немецких рыцарей нет
справедливости.


     В  это  утро  была  ясная,   холодная  погода.   За  ночь  неожиданно
подморозило. Лужицы покрылись тонким льдом, трещавшим под ногами.
     Солнце всходило нерадостное, плоское, словно мазок кровавой краски.
     Ясек из  Коровьего Брода и  Андрейша стали побратимами.  Их  сроднила
кровь, пролитая новгородцем за Польшу.
     - Кто тебе враг,  тот и мне враг,  кто тебе друг,  тот и мне друг,  -
сказал Ясек.
     Они  обменялись крестами и  обняли  друг  друга,  и  нательные кресты
казались им совсем одинаковыми.
     Защитники замка  во  главе  с  отважным рыцарем  Викатнем из  Шомотул
решили не сдаваться, держать, замок.
     Старинный польский род  наленчей соединил под своим гербом не  только
множество  великопольской шляхты  и  сторонников  старых  обычаев  Великой
Польши, но и людей, известных всем храбростью и благородством.
     Венгры город  разграбили,  все,  что  могли сжечь,  сожгли,  а  замок
осаждать не стали.  В  этот же день они двинулись на другие города.  Опять
горели деревни,  церкви и  города Великой Польши и  Мазовии.  Тысячи домов
пустили  венгры  на  дым,  безжалостно топтали  брошенные  пашни  и  сады.
Крестьяне и бедные шляхтичи спасались от иноземного рабства в лесах.
     Множество польских девушек и юношей со связанными руками гнали венгры
перед собой, и много возов с добычей ехало за их войсками.
     Людмилу спрятали немецкие купцы.
     В  тот же  день,  как венгры ушли из города и  поднятая ими по дороге
пыль осела на растоптанные нивы,  девушка стала ходить по городским стенам
вместе  с  женами  и  матерями  убитых  воинов.   Она  надеялась  отыскать
Андрейшу...  <Может быть,  он ранен и лежит где-нибудь>,  - думала она. Но
Андрейши нигде не было.  Горожане давно похоронили всех убитых,  а Людмила
все еще искала своего жениха.
     Девушка оказалась в  тяжелом положении -  одна  в  чужой стране,  без
всякой поддержки.  Она боялась даже думать о том, что будет с ней, и жила,
словно во сне.
     Немецкие  купцы  стали  собираться  в  Познань.   Людовик  Шлефендорф
предложил девушке ехать с ними.
     - Будешь мне дочерью, - сказал он, - со мной тебя никто не обидит.
     Но Людмила и  слышать не хотела.  В  доме мастера-колесника она сняла
маленькую комнатку и решила ждать.
     Дни делались короче и  холоднее.  На юг большими стаями летели птицы.
Часто шли дожди и шумели ветры.
     Оборванный и  худой,  неожиданно вернулся Стардо,  взятый  венграми в
плен.  На  высокий лоб  свисали поседевшие пряди  волос.  Ночью он  зубами
перегрыз пеньковые веревки на руках и убежал.
     Прошло две недели. Людмила твердо верила, что Андрейша жив. Она стала
думать,  что он в  плену у венгров,  и собиралась ехать просить Елизавету,
королеву венгерскую, возвратить ей жениха.
     Как-то утром Стардо пошел в замок. Он сторговал у воротного стражника
кольчугу,  снятую с убитого.  У могучего Стардо грудь была как у зубра,  и
трудно было ему найти доспехи по росту.
     Велика была  радость верного Стардо,  когда он  узнал от  стражника о
раненом  русском воине,  лежащем в  замке!  С  радостной вестью,  забыв  о
кольчуге, Стардо побежал в город.
     И Людмила снова встретилась с Андрейшей.
     Девушке пришлось ухаживать за  раненым.  Дни  и  ночи  она  сидела на
скамейке возле постели,  не  спуская с  него глаз.  Ласковые,  нежные руки
Людмилы лечили Андрейшу лучше всяких лекарств.
     До  ее появления побратим шляхтич Ясек из Коровьего Брода заботился о
раненом. Он привез хорошего лекаря, доставал разные снадобья.
     Ясек  тоже  принадлежал к  роду  наленчей.  Хозяин  замка  приходился
гербовым братом Ясеку.  Сам Ясек хоть и  был беден,  но давно доказал свое
шляхетское происхождение и был по праву равен другим гербовым братьям.
     Вчера он поехал к знатному рыцарю Сендивою Свидве, гербовому брату, и
должен был с часу на час вернуться. Он хотел выпросить для Андрейши охрану
до  города Торуна.  Мореход собирался возвращаться в  Штральзунд,  на свою
лодью <Петр из Новгорода>.
     Всю  неделю дули  морские октябрьские ветры.  По  небу ползли низкие,
темные облака. Но сегодня ветер изменился, из облаков показалось солнце, и
сразу потеплело.
     После  ужина  Людмила  ушла  рукодельничать на  женскую  половину,  а
Андрейша собирался спать.  Он  снял сапоги и  ходил по  чистым половикам в
белых шерстяных носках.
     Вдруг в комнату ворвался Ясек, он только сошел с лошади.
     - Андрейша,  меня посылают в  Краков!  Рыцарь Сендивоя Свидва поручил
мне важное и тайное дело. Ох, Андрейша, какое интересное дело!
     - Ты мне расскажешь?
     Ясек задумался.
     - Вот что, побратим, - сказал он, - светлейший рыцарь разрешил и тебя
взять в Краков. Если согласишься ехать со мной, я все расскажу тебе.
     - А Людмила?
     - Она может ехать вместе с нами. Это даже удобнее.
     - Но что за поручение, Ясек?
     - Очень важное и  интересное,  -  повторил шляхтич.  -  Ты  мне очень
поможешь. Прошу тебя, согласись.
     Андрейша задумался:  конечно,  хотелось поскорее увидеть  родных.  Но
ведь Людмила была с  ним рядом,  а  на  зиму глядя в  Новгород на лодье не
пройдешь.  Он  подумывал ехать  сухопутьем,  но  зимняя  дорога  длинная и
нудная.
     - Долго ты пробудешь в Кракове? - спросил он, все еще раздумывая.
     - Да  уж  не так мало.  Но ведь твоя лодья все равно будет зимовать у
ганзейцев. В Новгород морем не успеешь, скоро зима.
     Ясек говорил правду.
     - Ладно,  Ясек,  еду,  - наконец сказал новгородец. - Раз ты просишь,
отказать не могу.
     Ясек бросился обнимать побратима.
     - Теперь я скажу, зачем нас посылают в Краков.
     Он наклонился к уху Андрейши и сказал вполголоса:
     - Мы не хотим никакого короля, кроме поляка. Нам надоели иноземцы. Мы
хотим  Зимовита  Мазовецкого.   Наш  молодой  Семко  встречает  в  Кракове
королевну Ядвигу.  Он  потребовал у  Сендивоя Свидвы два десятка преданных
людей,  готовых на  все,  и,  если  господу богу  будет  угодно,  я  стану
начальником.
     - Что мы должны делать?
     - Все, что прикажет наш Семко.
     - Но чем я могу помочь тебе?
     - Я  сказал  светлейшему рыцарю  Свидве  про  твою  золотую цепь.  Ты
знатный  литовский  шляхтич,  можно  сказать  -  вельможный  пан.  Золотая
княжеская цепь - большое отличие. Вот ты и будешь ее надевать, когда надо.
А  Людмила -  твоя  жена.  Вас  в  Кракове никто  пальцем не  тронет,  еще
кланяться будут. А мне от этого помощь.
     - А Стардо?
     - И Стардо с нами.
     - Когда поедем, Ясек?
     - Завтра.
     - Ну  что  ж,  ехать так  ехать.  Скажи мне,  Ясек,  давно хочу  тебя
спросить:  почему вы, шляхтичи, хотите князя Мазовецкого поставить королем
Польши?
     - М-м...  почему?  Поймешь ли ты,  - призадумавшись, сказал Ясек. - У
князя Мазовецкого в жилах течет кровь Пястов,  древних польских королей, -
это во-первых.  А потом...  в наших городах почти сплошь живут немцы. Если
шляхтич станет жить в  городе с  немецкими законами,  он потеряет все свои
привилегии.  Он  станет  не  свободнее  любого  горожанина,  какого-нибудь
портного или горшечника.  Зимовит считает нас, шляхтичей, выше мещанства и
купечества, и навеки сделает шляхту неподсудной городскому суду. Ты понял,
Андрейша? Шляхтича может судить только шляхетский суд.
     Андрейша вспомнил новгородские порядки.  Для всех один суд -  вече. В
городе все  равны.  Он  представил совет  иванских купцов -  решающую силу
республики...  Новгородские бояре -  большая сила в Новгороде, но и на них
была управа. А князья и вовсе не совали свой нос в городские дела. То, что
он видел в  Польше,  совсем не было похоже на свое,  новгородское.  Но что
делать? В каждой стране свои обычаи, и к ним надо относиться уважительно -
так учили Андрейшу родители.
     - Кого у вас называют шляхтичем? - вздохнув, спросил он.
     - Того,  кто носит оружие.  А оружие может носить только тот,  у кого
есть  собственная  земля,  полученная  в  наследство.  У  шляхтичей  много
вольностей, дарованных королями.
     - А ваши мужики? Какие у них права? - спросил Андрейша.
     - Какие у мужика могут быть права?  -  удивился Ясек.  -  Работает на
пашне и платит подати. Он раб, а не вольный человек.
     Долго сидели друзья за беседой. Ясек много рассказывал о порядках, об
их жизни в стране. О Великой и Малой Польше, о Мазовии...
     - Теперь за Галицкую Русь краковские паны воюют,  -  добавил Ясек,  -
земли у галичан много, побольше, чем у поляков.
     - Но ведь это русская земля!  -  удивился Андрейша.  -  Зачем полякам
грабить своих братьев?
     - Об этом малопольские вельможные паны знают,  -  сказал Ясек, - нам,
великопольской шляхте, от этой земли пользы мало.
     <Что за народ в Польше,  бог его ведает, - думал Андрейша. - Позволил
своим господам совсем оседлать себя...  Ни  о  каких свободах и  обычаях и
разговору нет...  рабы. А в бою храбры. Зато шляхтичи! Попробуй тронь его.
У них про запас не одна привилегия>.


                          Глава тридцать девятая

            <ПОРА ЗАКОЛОТЬ КАБАНОВ, ЖИРУЮЩИХ НА НАШИХ ХЛЕБАХ>

     Первую ночь конному отряду Ясека пришлось коротать у  стен небольшого
городишка. Время было тревожное, и горожане открыть ворота побоялись.
     Зато следующую ночь,  на  вторник после дня  святого Франциска,  Ясек
решил провести в замке наленча Сендинежа из Леды,  одного из самых богатых
самовластных владельцев Великой Польши. Ясек доводился ему гербовым братом
и рассчитывал на спокойный ночлег и хороший ужин.
     Прадед Сендинежа не пожалел денег