е  раб  ли  ты?..  Не  обременен ли  долгами?..  Не  имеешь ли  ты
какой-нибудь тайной болезни?
     На каждый из этих вопросов братья громко ответили:
     - Нет!
     Наступила тишина.  Слышно, как потрескивают горящие свечи. От дыхания
людей, собравшихся в церкви, стало душно. Цольнер вытер потный лоб.
     Сейчас рыцари будут присягать,  подумал он и мысленно представил, как
капеллан не  торопясь берет в  руки Евангелие и  раскрывает его на  первой
главе.
     Рыцари по очереди кладут руку на Евангелие.
     - Я  отвергаю желание  моей  плоти  и  моих  привычек для  послушания
господу,  святой Марии и вам,  великий магистр немецкого ордена, - услышал
Цольнер первые слова присяги.  -  Законам и обычаям ордена я буду послушен
до смерти.
     Другой голос,  такой же  молодой и  звонкий,  еще раз произнес те  же
слова.
     В церкви опять стало тихо.
     - Не думаешь ли ты,  вступив в орден,  вести роскошную жизнь? - снова
услышал магистр голос капеллана.  - Если так, то будешь жестоко обманут. В
ордене существует такой  порядок:  когда хочешь есть  -  должен поститься,
когда  хочешь  поститься -  должен  есть.  Когда  хочешь  спать  -  должен
бодрствовать,  а  когда хочешь бодрствовать -  должен спать.  -  Священник
закашлялся,  вздохнул.  -  Если  тебе велено куда-нибудь идти,  а  тебе не
хочется, то не должен рассуждать, а идти, куда посылают... а от воли своей
должен совсем отказаться, отца, мать, братьев, сестер и всех друзей забыть
и  только одному ордену быть послушным...  За  это  вознаградит тебя орден
сухим  хлебом и  водой  и  нищенским платьем,  и  не  можешь ты  роптать и
обижаться...
     <Когда сочиняли этот устав,  орден был нищим и все братья были равны,
- подумал великий магистр,  -  а теперь, когда мы правим государством, это
смешно... Притворство>.
     Опять  легкий шум  пробежал по  церкви.  Послышалось звяканье железа.
Магистр знал, что сейчас священники одевают братьев в рыцарские доспехи.
     Надо идти, наступает самый торжественный момент.
     Скоро два новых рыцаря войдут в орден девы Марии.
     Конрад Цольнер встал с кресла и прошел к алтарю. За ним, словно тени,
двинулись гуськом телохранители.
     <И так до самой смерти: три рыцаря неотступно будут ходить за мной по
пятам, - подумал магистр. - А хорошо ли это?>
     Медленно, как подобает князю церкви и князю земному, он приблизился к
стоявшим на  коленях братьям Лютгендорф.  Они  были  в  железных рыцарских
доспехах,  а  шлемы держали на  сгибе локтей.  Два священника стояли за их
спинами с  белыми плащами.  Братья были велики ростом,  и  на  коленях они
казались выше, чем великий магистр.
     Цольнер  вынул  из  ножен  свой  меч  и,  подняв  глаза  на  огромное
изображение девы Марии, чуть пошевелил губами.
     - Лучше  рыцарь нашей  пресвятой госпожи,  чем  кнехт,  -  неожиданно
громким голосом сказал магистр.  -  Лучше рыцарь,  чем  кнехт,  -  еще раз
повторил он. - Перенеси этот удар, а после - ни одного.
     С  этими  словами великий магистр своим  мечом  плашмя коснулся плеча
Вильгельма, а затем плеча его брата.
     Братья  Лютгендорф  стали  рыцарями  ордена  пресвятой  девы   Марии.
Священники накинули им на плечи белые плащи.
     Церковный  хор   братьев  священников  торжественно  вознес   молитву
всевышнему. Заиграл орган.
     Новопосвященные рыцари,  не  поднимаясь с  колен,  поцеловали руку  с
епископским перстнем.
     - Вы должны втройне гордиться,  -  важно сказал им великий магистр, -
христианин,  рыцарь,  немец... Это великая честь, братья мои. Помните, что
главный ваш враг -  нечестивая Литва. Вам предстоят славные битвы и победы
над язычниками. - Эти слова Конрад Цольнер сказал, для гостей, находящихся
в церкви.  - А главное, братья, берегите себя от женщин, - продолжал он. -
Женщины несут нам несчастье. Прикосновение тварей в юбках греховно... Ваша
честь - это верность ордену, - закончил он свое короткое напутствие.
     Магистр снова поднял глаза на огромную,  ослепительных красок мозаику
за  алтарем.  Дева  Мария  с  младенцем.  Богородица держала сына,  словно
перышко,  на левой руке. <Эта мощная женщина вся пропитана не милосердием,
а грозной силой. Такой и подобает быть покровительнице тевтонов, - подумал
он.  -  От  нас  она приняла в  жертву целый прусский народ.  Прости меня,
святая дева>.
     Цольнер, зевнув, семь раз прочитал <Богородицу> и семь раз <Отче наш>
и пошел в свою опочивальню.
     <Теперь-то я посплю часок,  -  думал он.  -  Вечером предстоит ужин с
иноземцами, надо набраться сил>.
     По  случаю  торжества ворота  крепости открыли  для  бродячих певцов,
рассказчиков и  музыкантов.  На дворах и в залах замка раздавались пение и
музыка, слышались смех и веселые женские голоса.
     У  колодца двое рослых молодцов в  шелковых красных одеждах забавляли
гостей:  один перебирал струны на  арфе,  а  другой играл на  свирели.  На
противоположном конце двора слепец с длинной седой бородой распевал былины
про  деяния  короля  Зигфрида.  Заливались соловьями искусные  подражатели
пения лесных птиц.
     В  другом месте выступали акробаты и жонглеры в разноцветных колпаках
и масках. Они бегали на шарах, боролись, ходили на руках.
     Два  предприимчивых немца показывали великана,  выросшего в  прусских
лесах.  Он  был волосат,  краснолиц и  на  три головы выше самого высокого
человека в замке.  Его водили на цепи,  как медведя.  Великан оглушительно
выкрикивал какие-то слова и гнул руками толстое железо.
     Но  больше всего прельщал высоких гостей акробат в  полосатом платье:
его конь ходил но канату,  натянутому между столбами, а он плясал на спине
коня.
     Зрители орали от восторга, приветствуя ловкого наездника.
     Рассказчиков,   акробатов   и   фокусников  гости   щедро   одаривали
серебряными монетами  и  угощали  пивом.  Конечно,  фокусники должны  были
остерегаться и  не  показывать особенно удивительные фокусы,  так  как  их
запросто могли обвинить в колдовстве.
     По дворам замка,  позванивая бубенчиками и  гремя в  барабан,  ходили
поводыри с учеными медведями.
     Лазутчики тайного  совета,  шнырявшие между  гостями,  заметили  двух
странных мужчин в черных бархатных камзолах с золотым шитьем. На головах у
незнакомцев - широкополые шляпы с черным пером. У одного на лице виднелась
страшная отметина -  меч отсек ему ухо и часть щеки,  к тому же он немного
прихрамывал.
     Этих господ интересовала каждая мелочь в  крепости.  Они обшарили все
углы,  выглядывали в окна,  определяя высоту. Старались незаметно измерять
толщину крепостных стен.  Брали в руки каменные ядра,  кучами сложенные во
дворе, прикидывали их вес.
     Лазутчики доложили замковому комтуру.  Замковый комтур  выяснил,  что
это  за  люди,  и  в  свою  очередь доложил великому комтуру Радингеру фон
Эльнеру.
     - Гм...  гм...  Капитаны пиратских судов -  на службе у ее величества
королевы датской Маргариты...  Состоят в  королевском посольстве.  Вот так
раз!  -  удивлялся великий комтур.  -  Не трогать, но следить за каждым их
шагом, брат мой. Наш замок, божьей милостью, неприступен.
     Родингер фон Эльнер был не в духе после выборов.  Его обошли.  По его
мнению,  великим магистром должен  быть  он.  Но  братья опасались избрать
великого комтура. Он часто бросал греховные взгляды на женщин и любил пить
без меры крепкое пиво.
     Прием иноземных гостей состоялся в большой зале дворца.  Из ее восьми
высоких стрельчатых окон открывался величественный вид на реку и окрестные
леса.  Подвыпившие гости  со  смехом  разглядывали игривые  изображения на
капителях.  Многие  дивились  на  медные  заслонки редкого  в  те  времена
духового отопления.
     Великий магистр с  заспанным лицом сидел в  кресле с высокой спинкой.
Его голову покрывала круглая черная шапочка,  связанная из  мягкой шерсти.
По левую и по правую руку магистра восседали главные орденские сановники и
самые высокие гости.
     Рядом с  великим магистром сидел великий комтур Родингер фон  Эльнер,
второе лицо в государстве, а дальше - новый ризничий Генрих фон Вабирштете
и Ульрих Фрикке, великий госпиталярий.
     С другой стороны уселся великий маршал Конрад фон Валленрод. За ним -
магистры Германии и  Лифляндии,  епископ Самланда Дитрих и другие епископы
прусской земли.
     Позванивая бубенцами,  у  стола  кривлялся придворный шут  Карлуша  в
ушастой шапке и колпаке в красно-белую клетку.
     Среди иноземных гостей -  посольства всех  европейских владык.  Гости
старались удивить монахов дорогими одеждами и подарками, а сами удивлялись
поистине королевскому угощению благочестивых братьев.  На столах - золотая
и  серебряная посуда с  гербами ордена,  золотые кубки и  чаши,  роскошные
дорогие вина,  самые изысканные яства,  привезенные из  дальних стран.  На
серебряных блюдах дымилось душистое и нежное мясо,  возбуждая аппетит. То,
что  было  за  монашеским столом,  не  всегда могли позволить себе великие
владыки Европы.
     Подвыпившие  гости  славили  орден  и   его  богатства,   восхищались
неприступным замком и военной силой рыцарей...
     Расталкивая толпящихся между  столами певцов и  комедиантов,  в  зале
появился человек в запыленной дорожной одежде. Он протиснулся к столу, где
сидел Витовт, и, нагнувшись, тихо сказал:
     - Измена,  князь Витовт...  Янош  Мазовецкий мечом захватил полесские
города Дрогичин и Мельник, отчину твоего отца.
     Витовт поднялся из-за  стола  и  вместе с  княгиней Анной  и  боярами
покинул пиршество...
     Великий магистр старался не  смотреть,  как ест Конрад Валленрод:  он
слишком глубоко окунал свои  волосатые пальцы в  общую чашу,  вылавливая в
подливке жирные куски мяса, и громко чавкал.
     После  короткого  сна  Конрад  Цольнер  не  чувствовал облегчения.  В
постели под пологом было жарко,  снилась всякая дрянь.  Сидя за столом, он
стал  вспоминать сны.  Он  видел собственную душу  и  рассыпанные на  полу
деньги ордена из плохого серебра,  с крестом на одной стороне. Душа была в
легких белых одеждах,  но  стонала и  плакала,  стараясь оторвать от  себя
какие-то  черные комочки.  Цольнер присмотрелся,  и  в  черных комочках он
узнал свои грехи.  Ох,  много их было!  Они вцепились,  как пиявки, сосали
кровь, и делались все больше и больше...
     В  мир  действительности его  вернул  пронзительный голос  мужчины  в
черном  камзоле  с  золотым шитьем.  Конрад  Цольнер хотел  прислушаться и
понять слова, но мешало чавканье великого маршала.
     Когда  в  зал  ввалились ученые  медведи  с  поводырями,  а  за  ними
набеленные  и  раскрашенные  плясуньи-девки,  великий  магистр,  а  с  ним
благочестивый капитул и епископы покинули пиршество.
     Члены капитула и епископы прошли в малую трапезную дворца доканчивать
праздник,  а  Конрад Цольнер вернулся в опочивальню.  Рыцари-телохранители
оставили его у порога. Один из них встал у дверей.
     Конрад Цольнер долго искал в  большой связке ключ с двойной бородкой.
Отыскав,  открыл  железные двери  в  стене,  прикрывавшие глубокую нишу  с
маленьким слуховым оконцем,  и  припал к  нему  ухом.  Он  сразу  различил
пронзительный голос одноухого гостя в черном камзоле.
     - Если ее  величество королева Маргарита прикажет,  ни  одно судно не
пройдет через проливы.
     - Так ли,  господин? - ответил кто-то ему. - У немецкого ордена много
кораблей, а у ганзейских городов еще больше. Они дадут вам бой.
     - Если ее  величество королева Маргарита нам  прикажет,  -  продолжал
безухий, - мы свяжем все корабли ордена и корабли ганзейских городов одной
веревкой и приведем к ее прелестным ножкам.  От Бельта и Зунда до Рюгена и
Борнхольма мы властелины моря.
     Унизанная кольцами рука великого магистра сжалась.
     <Мерзкий хвастун!  -  подумал он.  -  Однако  следует этой  распутной
женщине Маргарите укоротить рога>.
     Конрад Цольнер пошевелил пальцами, любуясь блеском алмазов на золотом
кольце великих магистров.
     Шум  в  зале  усиливался.  Пьяные  гости  горланили  на  все  голоса.
Слышались удары барабана и  звон бубенчиков.  Ревели медведи,  взвизгивали
женщины.
     Каждый раз,  услышав женский визг,  великий магистр шептал, вспоминая
разбухшую пиявку на своей душе:
     - О женщины, женщины...
     - От  Бельта и  Зунда до  Рюгена и  Борнхольма мы властелины моря!  -
опять произнес пронзительный голос.
     Раздалась песня, заглушившая пьяный шум; ее пел опять тот же господин
с пронзительным голосом:

                    Синий флаг развевается,
                    Мы плывем туда, где есть купец,
                    Смерть и огонь.
                    Отдай, купец, господу богу свою душу,
                    А все, что имеешь, отдай нам.

     Великий магистр помянул дьявола, прочитал семь раз <Отче наш>, выполз
из ниши и улегся на мягкое ложе под парчовым шатром.


                               Глава пятая

            ПОВИНОВАТЬСЯ С ГОРДОСТЬЮ, ПОВЕЛЕВАТЬ СО СМИРЕНИЕМ

     Узнав  о  вероломном поступке Яноша  Мазовецкого,  Витовт  поскакал в
Черн,  но  на  половине  пути  раздумал.  <Разве  в  моем  положении можно
ссориться с  человеком,  приютившим в тяжелое время?  Как повернутся дела,
трудно предугадать.  Не  будет  ли разумнее оставить пока все как есть?  А
братец Ягайла?  Вот о ком не  надо  забывать.  Но  что  можно  сделать,  -
продолжал  он  размышлять,  -  у кого просить помощи?  Жемайтские кунигасы
встанут за меня,  но их мало, а Ягайла, как всегда, призовет в свое войско
русских.  Остаются немецкие рыцари.  С их помощью, если умно повести дело,
можно отомстить.  Уговорить великого магистра и вместе с  ним  напасть  на
Литву.  Но  честно  ли  просить помощи у извечного врага?..  Против Ягайлы
можно объединиться даже с немцами,  - решил князь, тряхнув головой, - ведь
он не постеснялся...  Ах, Ягайла, Ягайла! - Чем больше думал о нем Витовт,
тем больше распалялся.  - Не может быть двух  ног  в  одном  сапоге,  двух
медведей в берлоге, не может быть в Литве двух великих князей!>
     - Ануся, - обернулся он к жене; их кони шли бок о бок.
     - Что,   мой  супруг?  -  Княгиня  Анна  давно  заметила  перемену  в
настроении мужа и ждала разговора.
     - Ты  продолжай путь.  Благодари Яноша,  ведь он  для  нас захватил у
Ягайлы Мельник и Дрогичин. - На словах <для нас> Витовт сделал ударение.
     Княгиня Анна с удивлением посмотрела на него:
     - Но, мой супруг...
     - Так нужно,  Ануся.  Ведь Янош говорил именно так.  Поверим ему,  не
навсегда,  а  на время.  Попрощаемся -  я  еду обратно в Мариенбург,  а ты
побудь в Черне у моей сестры... Береги себя, Ануся. С тобой поедут бояре.
     - Что ты задумал?  - встревожилась княгиня, зная неугомонный характер
мужа.
     - Постараюсь уговорить великого магистра.  Если все пойдет хорошо,  я
пошлю за  тобой,  если нет  -  вернусь к  Яношу.  Цольнеру преподнесу наши
драгоценности,  те,  что в костяной шкатулке,  -  добавил он.  -  Говорят,
старый петух любит подарки.
     - Хорошо, мой супруг, - вздохнув, сказала Анна.
     - Я скоро вернусь.
     - Буду ждать тебя.  -  На глазах княгини выступили слезы. - Мыслями я
буду там, где ты будешь.
     Витовт молча прижал ее к груди.
     Кликнув  слуг,  он  повернул коня  и,  не  оборачиваясь,  поскакал по
ухабистой дороге.
     В голове трокского князя вертелись невеселые мысли.  Он вспомнил дни,
проведенные в башне Кревского замка.  Его,  как простого вора,  заковали в
наручники и  приговорили к смерти.  Из-за болезни казнь отложили.  Княгиня
Анна  ежедневно навещала больного мужа  вместе с  верной служанкой Еленой.
Когда Витовт почувствовал себя лучше и  смог вставать с постели,  служанка
предложила князю переодеться в ее платье и, обманув стражу, выйти за стену
крепости.  Вечером в  сгустившейся темноте князь в женской одежде прошел с
княгиней Анной мимо стражи.  За крепостным валом их ждали лошади... Бедная
Елена,  она три дня не вставала с постели,  притворяясь больной. Что с ней
сейчас, жива ли она?
     Срывая   пожелтевшие  листья,   с   далекого   моря   дул   холодный,
пронизывающий  ветер.  Темные,  беспросветные тучи  двигались  над  самыми
верхушками могучих дубов  и  лип.  Иногда порывы ветра  достигали страшной
силы, и в лесу раздавались скрипы и стоны гнущихся деревьев.
     Вдруг конь  Витовта шарахнулся в  сторону.  Высокая сосна,  с  корнем
вырванная ветром, упала поперек дороги.
     <Плохой знак, - испугался князь. - Не вернуться ли мне? В самом деле,
что ждет меня у рыцарей?  Приехав в замок, я отдаюсь им на милость. Рыцари
могут заковать меня в цепи и бросить в каменную яму, а могут выдать братцу
Ягайле. Всего можно ждать от орденских псов... Но разве есть другой выход?
Может быть,  надо искать примирения с Ягайлой?.. Нет! - Витовт и думать не
мог о примирении. - Тогда вперед>.
     Не  раздумывая больше,  князь  пришпорил  своего  любимца,  и  сытый,
ухоженный жеребец легко перенес его через упавшее дерево.
     У  разросшегося куста  бузины  князь  остановился,  вынул  из  кошеля
серебряную монету и,  бормоча заклинание,  бросил  ее  под  куст.  Каждому
литовцу хорошо известно, что под бузиной, между корнями, живет в земле бог
лесов.


                                  * * *

     Великий магистр сидел откинувшись в резном деревянном кресле с мягкой
кожаной подушечкой на спинке. Сбоку, на скамейке, примостился его духовник
брат  Симеон.  Между ними  стояла шахматная доска с  янтарными фигурками и
серебряный кувшин с вином, наполовину пустой. Шла пятая по счету партия.
     Конрад Цольнер и  брат  Симеон давно  знали друг  друга.  Магистр,  с
окладистой бородой и  орлиным носом,  внешне был полной противоположностью
брату Симеону.  Поп был курнос, гладко выбрит, с круглой лысой головкой на
тонкой  кадыкастой  шее.  Единственной растительностью на  его  лице  были
кустистые брови; из-под бровей выглядывали шустрые, зоркие глазки. Зато их
души объединяло многое.  Когда они были помоложе,  орденский устав не  был
помехой для веселых похождений. Комтур и капеллан Христианбургского замка,
строгие наставники!  Кто бы мог заподозрить дурное в их частых отлучках? А
ведь устав попирался друзьями в самых щепетильных пунктах и подпунктах. За
подобные дела рядовых братьев ждали беспощадный суд и суровое наказание.
     Ни Конрад Цольнер, ни брат Симеон не сожалели о бурных днях молодости
и  не думали раскаиваться в  своих грехах.  Наоборот,  они с удовольствием
вспоминали свои похождения. Вот и сейчас, стоило великому магистру отвести
взгляд от шахматной доски, и он видел вместо мраморной мадонны с младенцем
круглое и  мягкое колено белотелой Катрин.  А  длинные ночи за чашей вина!
Сколько  было  переговорено и  передумано!  Сколько  раз  рассвет заставал
приятелей бодрствующими за душевной беседой!
     Словом, у них было о чем поговорить и что вспомнить.
     Сегодня Конраду Цольнеру целый день нездоровилось. Он мерз в огромном
каменном замке.  От кирпичных стен тянуло холодом. Слуги развели огонь под
каменными плитами и  сняли  бронзовые заслонки духового отопления,  и  все
равно он зябко кутался в  мягкий шерстяной халат.  Когда зажгли камин,  он
перенес кресло ближе  к  огню  и  ноги  в  теплых полусапожках поставил на
маленькую скамейку.
     Колокол  ударил  восемь  раз,  в  крепости сменялась стража.  Великий
магистр поднял голову и  невольно стал прислушиваться.  Где-то раздавались
шаги,  звенело оружие,  слышались голоса.  Скоро все стихло.  Цольнер взял
янтарную королеву,  подержал ее  в  волосатых пальцах и  поставил на новую
клетку.
     - Что с тобой,  Конрад?  -  вкрадчиво сказал священник. - Я возьму ее
пешкой.
     Великий магистр спохватился и вернул королеву.
     - Лезет всякое в голову!  -  усмехнувшись, он шевельнул одним усом. -
Мне  вдруг представилось,  что  Польша окрестила Литву у  нас  под носом и
стала сильным государством.
     - Но  ведь это невозможно,  брат мой,  -  ответил духовник.  -  И