волошских  орехов
покрепче -  орехами он любил заедать вино -  и  велел принести молоток.  А
солдата велел сидя привязать к столбу.  Когда молоток принесли, князь стал
колоть орехи на  его голове.  Из  разбитого ореха он  не  торопясь выбирал
кусочки ядрышка и ел их.
     На четвертом орехе солдат стал рассказывать все,  о чем спрашивал его
князь.
     Утром  заработали метательные машины.  Каменный  ливень  обрушился на
крепость. Три дня непрерывно продолжался обстрел. Ночи были светлые, и все
было хорошо видно.  Как только камни перестали сыпаться, ворота открылись,
и  отряд  шотландских стрелков в  голубых  беретах вышел  из  крепости.  У
каждого из-за  плеча  торчал  коричневый конец  тисового лука,  за  поясом
виднелся пучок стрел,  но  мечей не  было,  их  оставил в  крепости комтур
Генрих Клей.
     Вдруг молодой, звонкий голос запел песню:

                    О верный мой,
                    О храбрый мой!
                    Он ходит в шапке голубой.
                    И как душа его горда,
                    И как рука его тверда!
                    Хоть обыщите целый свет -
                    Нигде такого парня нет.

     Хоть  слова  этой  песни  были  непонятны,  литовцы  и  жемайты сразу
поверили, что шотландские стрелки идут с миром.
     В  нескольких шагах  от  литовских  пехотинцев с  огромными,  в  рост
человека, щитами отряд шотландских стрелков остановился. Замолкла песня.
     - Мы не хотим воевать за неправое дело, рыцари пришли на чужую землю.
Просим  нас  пропустить,  мы  возвращаемся на  родину,  -  сказал командир
отряда.
     Гонцы  принесли радостную весть великому князю Ягайле.  Он  призвал к
себе командира стрелков, благородного рыцаря Грейсланда.
     - Хочешь ли ты воевать под нашими знаменами? - спросил Ягайла.
     - Я  дал слово не  обнажать оружие против немецких рыцарей в  течение
одного года, - ответил Грейсланд, - и не могу его нарушить.
     - Но  тогда дай  рыцарское слово,  что не  будешь воевать против нас,
литовцев, - сказал князь Ягайла.
     Благородный рыцарь Грейсланд дал  рыцарское слово  не  воевать против
литовцев и  был хорошо принят и  обласкан Ягайлой.  Шотландские стрелки на
славу угостились пивом,  а  утром с  восходом солнца двинулись на  Вильню.
Путь на родину им предстоял долгий.  Думали они пробираться через Мазовию,
Польшу и  Нормандию;  идти через Пруссию стрелки не решались,  боясь мести
рыцарей.
     Русские  мастера огневого дела  приготовили к  стрельбе пушки.  Перед
обстрелом  великий  князь  Ягайла  предложил комтуру  сложить  оружие.  Из
крепости ответили оскорблениями.
     В  замковой церкви братья рыцари и священники молили пресвятую деву о
даровании победы над язычниками.  Шестьдесят три брата священника помогали
служить замковому капеллану.  Ярко горели жертвенные свечи.  Вдохновенно и
умилительно пел хор из  братьев священников.  Крестный ход с  распятиями и
хоругвями под  перезвон колокольчиков обошел  крепостной двор.  В  шествии
участвовали вся  орденская братия и  горожане,  за  исключением стоящих на
стенах. Комтур Генрих Клей усердно молился и отбивал поклоны.
     Ночью началось моление в  храме Патримпоса.  Несколько тучных быков с
золочеными рогами были принесены в жертву. Криве Палутис долго совещался с
богами и  предсказал великому князю Ягайле победу.  Народ в храме ликовал,
люди  поздравляли друг друга.  Радостная весть быстро облетела литовские и
жемайтские войска.
     В  эту душную ночь луна ярко светила.  С барабанным боем и завыванием
дудок от шалаша к  шалашу жрецы несли знамена с золотым петухом.  Петуха с
распущенными крыльями,  выкованного из чистого золота,  вынес из храма сам
криве Палутис.
     В  лунном свете желтые одежды жрецов выглядели необычно,  и казалось,
что они были вытканы из золотых ниток.
     Вымаливая у  бога  победу,  дымили  кадильницами и  возносили к  небу
молитвы русские попы.
     Медленно уплывала ночь.  С  первыми  лучами  солнца  русские  пушкари
открыли огонь по крепостным стенам.  В замок снова полетели каменные ядра.
Огонь всех пушек был сосредоточен на небольшом участке стены.
     Целый  день  без  перерыва  ухали  бомбарды.   Стреляли  по  очереди,
десятками,  чтобы  не  накалялись стволы.  К  вечеру в  стене образовалась
изрядная брешь.
     Как только замолкли пушки,  литовские войска пошли на стены. Их повел
князь Скиргайла. Но рыцари защищались храбро и отбили атаку.
     Прорвавшийся во  двор  замка высокий литовец толчком опрокинул лошадь
вместе с  железным рыцарем и  растоптал ногами всадника.  Литовца зарубили
набежавшие кнехты.
     В  это время князь Витовт отбивал правый берег Немана от  наступавших
войск великого маршала.  Находясь на левом берегу, Конрад Валленрод не мог
оказать помощи осажденным, а переправляться ему не давал Витовт. Несколько
раз великий маршал пытался достичь правого берега,  но отступал с  большим
уроном.
     В  том,  что Витовт захватил все немецкие крепости на  правом берегу,
сказалась его военная мудрость. А сейчас он соорудил своеобразную крепость
на берегу: вдоль реки поставил в один ряд пять сотен телег одна к одной. С
наружной стороны к телегам навесили дощатый забор с бойницами.  Лучники на
телегах были хорошо защищены от стрел и копий.
     Не раз видел князь Витовт за рекой высокого мужчину с белыми большими
крыльями на золоченом шлеме. <Ну-ка, великий маршал, доберись до крепости,
- со злорадством думал князь, - пожалуй, и крылья свои здесь оставишь>.
     Немецкие рыцари собрали огромное войско.  Но  силы  их  разбивались о
твердую решимость литовцев изгнать врагов со своей земли.
     Снова  взошло солнце над  полем  боя.  И  снова крепость обстреливали
метательные машины.  И  надо же  так случиться,  что камень упал на голову
Генриху Клею,  стоявшему на стене. Рыцарь свалился и тут же испустил дух -
голова его раскололась, как пустой орех. Крепость осталась без отважного и
умного комтура.
     Солнце заходило красное и большое. После его захода долго кровавилось
небо.  В шатре великого князя Ягайлы начался совет. Узнав о смерти Генриха
Клея, великий князь решил, не откладывая, штурмовать крепость.
     Посредине стола на  черном кованом треножнике горели толстые свечи из
красного воска.  Возле  Ягайлы  сидел  Витовт,  по  другую  руку  -  князь
Скиргайла, литовские и русские военачальники.
     Выпрямившись,  оттопырив слюнявую губу,  рядом с Витовтом сидел криве
Палутис в желтом балахоне. Князь Ягайла с трудом терпел возле себя жреца.
     Прихлебывая вино,  князь  Скиргайла рассказал о  своем  плане захвата
крепости. План был хорош, и с ним все согласились без спора.
     Обговорив дела, военачальники разошлись.
     Прежде  чем  уйти,  жрец  Палутис  призвал  благословение Перкуна  на
великого князя и, шлепая губой, тихо сказал:
     - Наши  боги  посылают тебе  благополучие,  пока ты  хранишь веру,  в
которой умерли твои  предки,  и  будешь содержать родную землю заботливо и
прилежно. - И жрец поднял на князя выпуклые глаза фиалкового цвета.
     Ягайла внезапно почувствовал робость.
     - Да будет так,  -  сказал он. А ночью долго не мог уснуть, вспоминая
слюнявую губу жреца и его странные фиалковые глаза.
     В  шатре за столом после ухода Палутиса остались великий князь Ягайла
и его брат Витовт. Князья не сразу начали разговор.
     - Как ты мог? - сказал Витовт, подняв глаза.
     - Я  сожалею о том,  что произошло,  -  поторопился Ягайла,  -  но не
отрицай,  если  бы  я  попал тогда в  твои руки,  со  мной обошлись бы  не
лучше...  Не  будем  ворошить прошлое.  Нам  надо  сломать хребет немецким
рыцарям.  После победы ты по-прежнему станешь трокским князем. Но придется
принять православие, - добавил он.
     - Твоя правда, надо сломать хребет ордену, - медленно ответил Витовт,
сдерживая в  себе  гнев,  -  поэтому я  в  твоем  стане.  Главное -  земля
предков... А с тобой мы всегда сочтемся, люди свои.
     - Великий московский князь скоро будет моим тестем,  - сказал Ягайла.
- Он обещал помощь, если понадобится.
     - Что ж,  поздравляю.  -  Витовт поднял чашу с  вином.  -  А скоро ли
московский князь сможет помочь тебе?
     - Я  не  просил  его  об  этом,   -  отозвался  Ягайла,  -  пока  нет
необходимости...  Как драгоценное здоровье Анны?  - перевел он разговор на
другое. - Мне помнится, она тяготилась сердцем.
     - Она здорова, - ответил Витовт.
     - Брат,  -  сказал,  помолчав,  Ягайла,  -  я  виноват перед  тобой и
постараюсь искупить свою вину. Не сердись.
     Двоюродные братья разошлись мирно,  поклонившись друг другу и пожелав
победы на завтра. Но о прежней дружбе не могло быть и речи.
     Еще до восхода солнца все было готово к решительному наступлению.
     Жрецы снова приносили жертвы и снова советовались с богами.
     Перкун благословил наступление.
     Ягайла в золоченой броне,  полученной в подарок от московского князя,
сидел на  сером коне под  красным сафьяновым седлом и  смотрел на  мрачные
стены крепости.  И  стремена у  князя золотые,  и стальная сбруя с золотой
отделкой.  На  конской груди  сияло  круглое золотое украшение величиной с
человеческую голову.
     Первый   солнечный  луч   ударил  в   разноцветие  стекол  маленького
церковного окошка в  замке.  Князь Ягайла вынул из ножен меч и  поднял его
кверху.
     Оглушительный  рев  многотысячного  войска  ответил  великому  князю.
Литовцы и жемайты первые бросились на приступ.  Медленно поползли к стенам
закутанные в мокрые шкуры осадные машины.
     Перед  воинами первой  преградой встали глубокий вал  и  ров.  Тысячи
людей бросали в  ров  охапки хвороста.  Многие падали,  сраженные стрелами
противника. Но ров быстро заполнялся. Как опара из квашни, хворост выпирал
кверху...  По  хворосту  воины  полезли  на  вал  и  многоголовой  лавиной
перевалили через него.
     У  самых крепостных стен был  еще  один ров.  Литовцы и  его завалили
хворостом. По приставным лестницам и прямо из осадной башни они полезли на
стены.  Но  самая ожесточенная схватка шла  у  пробитой бреши.  Бой длился
несколько часов.  Рыцари защищались храбро. Около полудня литовцы, жемайты
и русские ворвались внутрь крепости.
     Увидев,  что дальнейшая защита бесполезна, рыцари бросились в главную
башню,  не имевшую дверей,  а только узкое оконце вверху.  В оконце рыцари
влезли с помощью приставной лестницы.
     Благородный рыцарь из Австрии,  не успевший подняться на башню,  стал
выпрашивать себе жизнь,  двигая пальцами,  будто считая деньги. Но жемайты
на деньги не польстились.
     Князь Скиргайла въехал на крепостной двор,  покрытый телами раненых в
убитых.
     - Эй,  вы!  -  зычно  крикнул он.  -  Великий князь Ягайла дарует вам
жизнь, если без промедления сдадите крепость. Если нет - будете уничтожены
огнем.
     Князя  Скиргайлу из  верхнего оконца башни легко можно было  поразить
стрелой, но у рыцарей не поднялась рука.
     Новый  комтур,  избранный старцами вместо убитого Генриха Клея,  видя
бесполезность  дальнейшего  кровопролития,   решил   сдаться  на   милость
победителя.
     Пятьдесят пять немецких рыцарей,  двести пятьдесят рыцарей из  других
стран,   орденские  священники  с  хмурыми  лицами  без  оружия  вышли  из
крепостного двора,  направляясь на  поклон  к  великому  князю.  Орденские
братья шли молча,  перешагивая через убитых и  раненых,  один за одним,  в
белых плащах с  черными крестами...  Иноземные рыцари чувствовали себя  не
столь угнетенно; они шли, улыбаясь и оживленно разговаривая.
     Князь Ягайла,  открыв забрало шлема, подбоченясь, сидел на своем коне
неподалеку от шатра.
     Наклонив голову,  скрестив в знак смирения  на груди руки,  проходили
рыцари мимо великого литовского князя.
     Ягайла  обратил внимание на  двух  рослых  рыцарей.  Они  шли  рядом,
опустив глаза  в  землю.  Ягайла  успел  подумать,  что  хорошо  бы  таких
богатырей иметь  в  своей  охране.  В  эту  минусу один  из  них  выхватил
спрятанное в  плаще короткое копье и  бросился на  князя.  Мелькнув словно
молния,   телохранители  смяли  конями  немца.   Великий  князь  пришел  в
неистовство.  Не  помня себя от  гнева,  он  выхватил меч  и  отсек голову
высокому рыцарю.
     - Рубите изменников! - выкатив глаза, крикнул Ягайла.
     Началась  расправа.  Телохранители обрушились на  безоружных немецких
рыцарей. Несколько человек упали, обливаясь кровью.
     Князь Скиргайла подскакал к брату и, нагнувшись, тихо сказал:
     - Помни о княжеском слове!
     - Довольно!  -  опомнившись,  крикнул Ягайла.  - Остальных заковать в
цепи!
     Начался праздник победы.  В  крепостных подвалах нашли много съестных
припасов и напитков.  Вокруг замка горели костры. Воины пили и ели сколько
хотелось.  Тела убитых еще валялись во множестве, стонали раненые. Русские
попы отпевали своих воинов,  в  небо поднимался дым от кадильниц.  Раненых
укладывали на  телеги,  подостлав сена.  Словно тени,  двигались жрецы;  у
каждого через плечо на ремне висела большая баклага с  водой.  Они утоляли
жажду раненых, оказывали им помощь.
     Опасаясь разгрома,  великий маршал Конрад Валленрод увел свои войска.
Победа  литовцев была  полная.  Сто  пятьдесят рыцарей немецкого ордена  и
много рыцарей из других стран были убиты... На поле боя осталось множество
кнехтов и  полторы тысячи простых ратников.  Мощь ордена была сломлена,  и
рыцари отброшены от границ Литвы.
     Ночью  в  присутствии жреца Палутиса и  всех  остальных жрецов Витовт
принес клятву верности великому князю. Ярко горели смолистые факелы.
     Жрецы подвесили на колья огромного живого быка. Князь Витовт бросил в
него нож и попал в жилу,  брызнула кровь. Князь вымазал кровью руки и лицо
и  торжественно произнес клятву.  Жрецы,  обмакнув пальцы в  кровь,  хором
запели священную песню.
     Под  песню жрецов Витовт отрубил быку голову и  медленно прошел между
его туловищем и головой.
     Через несколько дней после победы, 23 августа 1384 года, князь Витовт
был крещен в  Рождественском монастыре возле Трок и  наречен в православии
Александром.
     Великий  князь  Ягайла  передал новокрещенному пергамент на  владение
Берестьем,  Драгичином,  Гродной,  Белостоком,  Суражем,  Луцком и другими
городами.   Троки,  вопреки  обещанию,  Ягайла  оставил  за  своим  братом
Скиргайлой.
     В столице Вильне победа над рыцарями была отпразднована торжественно.
Праздновали и примирение великого князя Ягайлы с князем Витовтом.
     Две недели длилось пиршество...


     Проснувшись на  мягкой  постели в  своей  спальне,  Ягайла услышал за
дверью собачий лай.  Откинув бархатный полог,  князь  толкнул голой пяткой
стремянного, храпевшего на медвежьей шкуре, и велел отворить дверь.
     Радостно  повизгивая,  ворвалась любимая  охотничья собака  Змейка  и
бросилась к хозяину. Великий князь был очень доволен. Он приласкал собаку,
встал, подошел к окну и увидел родной лес.
     Держалась теплая солнечная осень.
     Ягайла почувствовал приятное волнение,  как-то  сразу охватившее его.
<Кабаны жируют в  лесах,  в  этом году на желуди урожай>,  -  подумал он и
понял, что настала пора поохотиться.


                           Глава двадцать пятая

                        МОСКВА, ЩИТ ЗЕМЛИ РУССКОЙ

     Князь Дмитрий,  большой и  грузный,  сидел под образами в  просторной
гридне, пропахшей смолой. Янтарные капли обильно сочились из свежих еловых
бревен.  Дом ставили в  прошлом году,  после ухода из  Москвы Тохтамышевых
полчищ.
     Перед  князем на  столе,  покрытом красным сукном,  стояла запотевшая
серебряная чаша с холодным квасом.
     В гридне было жарко. С вечера Москву прихватило морозцем, и княжеские
истопники постарались, натопили печи. А под утро на дворе потеплело, будто
снова вернулось лето.
     Князь расстегнул ворот просторной холщовой рубахи, сопел и отдувался.
После Куликовской битвы он  еще больше пополнел.  Но  не  от  здоровья шло
дородство, а от сердечной хвори.
     Тяжел стал князь, но по-прежнему ходил быстро и поворачивался круто.
     Рядом  с  князем  сидел  окольничий боярин  Федор  Андреевич  Кобыла,
ведавший посольскими делами.  Родом  он  был  прусс,  прадед его,  Камбила
Дивонович,  владел  обширными землями в  Самбии  и  Земландии.  Но  пришли
немецкие рыцари,  и  Камбила Дивонович после многих кровавых боев  покинул
свою землю и выехал на Русь, к великому князю Александру Невскому. На Руси
имя Камбила переиначили на свой лад и стали прозывать его Кобылой.
     Боярин Федор Андреевич служил верой и  правдой,  Дмитрий любил его за
светлый ум, за твердость и прямое слово.
     Заметив,  что князь мучается от  жары,  боярин распахнул окно.  Ветер
вдохнул в  горницу  густой  запах  хвойного  леса.  Где-то  близко  пропел
горластый петух и кудахтали куры.
     - Спасибо,  Федор Андреевич,  -  сказал великий князь,  -  ты  всегда
вперед меня успеваешь.
     Дмитрий посмотрел на  зеленевшие вокруг Москвы еловые леса,  на синее
небо,  на темные воды реки,  на людей,  толпившихся на торгу, и задумался.
Мысли князя уплывали в орду,  к сыну Василию. В прошлом году Василий повез
большую дань хану -  восемь тысяч серебряных рублей,  - а Тохтамыш оставил
его заложником в орде.
     Тяжело,  беспокойно на  душе у  Дмитрия.  Несмотря на  свои совсем не
старые годы,  он часто стал задумываться о смерти, скрывал даже от близких
свое больное,  ослабевшее сердце.  Пусть все  думают,  что  князь здоров и
проживет еще долгие годы...
     По  ночам,  пересиливая тупую  боль  в  груди,  князь Дмитрий думал о
русской земле. Все ли он сделал, может ли спокойно умереть?
     Часто он видел свою смерть,  себя - лежащим под иконами, видел, как с
плачем припадает к  его ногам верная Авдотьюшка,  а  дети жмутся в  углу и
пугливо смотрят на неподвижное отцовское тело.
     И  тут же приходила мысль:  <Что станет за моей смертью?  Что сделает
рязанский князь Олег,  тверской князь Александр,  как поведут себя литовец
Ягайла,  татарский  хан  и  немецкие  рыцари?>  Московский князь  старался
заглянуть вдаль, постичь, что таится в тумане будущего.
     <Разве я жил?  -  думал князь.  - Я всю жизнь ждал. И все же дождался
своего часа  -  разбил татарского хана,  заклятого врага.  Я  могу умереть
спокойно,  -  утешал он  себя.  -  Но сколько осталось дел!>  Хотелось еще
многое свершить,  облегчить первые шаги  своему наследнику.  Только бы  не
ошибиться! Неверный шаг может погубить все, отбросить назад.
     После  Куликовской битвы  московский князь  стал  подумывать о  Малой
Руси,  находящейся под Литвой.  Надо избавить всю русскую землю от плена и
разорения...
     В прошлом году от полоцкого князя Андрея Горбатого в Москву прискакал
боярин Федор Тризна и предложил выступить вместе против литовца Ягайлы.
     Князь Дмитрий заколебался. Федор Тризна обещал, что магистр немецкого
ордена окажет поддержку.  Против Ягайлы поднимется Жемайтия.  <Мы  обложим
Ягайлу со всех сторон, как бешеного волка>, - говорил Федор Тризна.
     Долго  думал князь Дмитрий.  Хотелось ему  соединить русские земли на
западе и  на  юге.  И  Ягайловы дела в  Литве были из  рук  вон  плохи,  и
отомстить хотелось за помощь татарам.  Но,  посоветовавшись с боярами,  он
отклонил предложение сына Кейстута Андрея Горбатого.
     Нет,  не пришло еще время, осторожность и благоразумие взяли верх. Не
простое дело вырвать изо рта у злой и сильной собаки жирную кость.
     <Хорошо,  что я не вступился за кейстутовичей, - размышлял Дмитрий, -
драка могла обойтись для Руси очень дорого>.
     Когда  Ягайла  стал  свататься к  его  дочери  Софии,  князь  Дмитрий
согласился.  Он  мыслил  через  замужество дочери  породниться с  тверским
князем Михаилом,  главным своим врагом,  обезвредить его,  а  если  можно,
привлечь на свою сторону.
     Но время шло,  и сейчас тверской князь Михаил не так опасен,  как был
еще недавно,  хоть и  получил из  рук хана ярлык.  Дмитрий твердо с