ьные младшие жрецы,  разряженные в длиннополые
кафтаны  разных  цветов,   били   в   бубны  и   пронзительно  выкрикивали
славословие.   Белые  жертвенные  лошади  священного  обоза  были  покрыты
разноцветными попонами и увешаны колокольчиками и брякольцами.
     В  городские  ворота  вступила  литовская  конница.  Музыканты трясли
бубны, били в тулумбасы. Лихие наездники поднимали короткие копья и грозно
кричали славу великому князю.
     Вслед  за  литовскими отрядами  шли  русские:  смоленские,  полоцкие,
черниговские и  киевские  полки.  Русские  украсили  свои  шлемы  зелеными
веточками березы.
     Как не  любить народу своих воинов!  Ратники защищали родную землю от
нападения врага, от грабежей, пожаров и рабства.
     Ягайла огорчался,  что ему не  удалось присоединить к  Литве Галицкую
Русь.  <Надо захватить в зубы как можно больше мяса.  Еще две недели - и я
вырвал  бы  у  Польши  галичан,  -  размышлял князь,  -  поляки оскудели и
ослабли>. Но торжественная встреча заставила забыть досаду.
     Великий  князь  ехал  по  Замковой улице,  разделявшей город  на  две
половины.  По правую сторону улицы,  до реки Вилейки,  с  шумом бегущей по
каменистому руслу,  жили русские. Отсюда шли древние дороги на Полоцк и на
Киев.  На  Замковой улице  стояли  амбары  для  товаров приезжих купцов  и
гостиные дворы.  Среди  зеленых  садов  виднелись купола  русских церквей.
Здесь нашли пристанище искусные ремесленники из Новгорода и Пскова, Киева,
Полоцка, Луцка и других русских городов.
     А дальше, за рекой, на холмах зеленели леса и веселые луга, усыпанные
цветами.
     По  левую  сторону Замковой улицы  жили  литовцы.  Здесь  встречались
улицы,  заселенные немецкими купцами  и  ремесленниками,  приглашенными на
жительство еще  князем Ольгердом.  Отсюда шла  дорога на  Ригу  и  древнюю
литовскую столицу Кернов.
     Немного севернее,  за небольшой рекой,  стоял дубовый лес с огромными
деревьями.  Самые большие дубы жители города звали по именам.  Перед лесом
зеленела  священная долина  Свенторога.  Здесь  жрецы  совершали языческие
обряды.  На  больших кострах торжественно сжигались тела умерших литовских
князей.
     Неподалеку от  нижнего  княжеского замка  виднелась каменная  громада
храма  Перкуна,  дворец  великого жреца  и  круглая  башня,  с  которой он
обращался к народу.
     У Рудоминских крепостных ворот великого князя встретил великий жрец в
драгоценных одеждах, окруженный множеством кумирщиков всех степеней. Жрецы
что-то кричали и пели, запрокинув головы к небу и протягивая кверху руки.
     - С помощью наших богов,  -  сказал великий жрец, - литовцы отомстили
своим врагам за свои обиды. Я молил всемогущего Перкуна о победах, князь.
     Ягайла молча поклонился великому жрецу, не останавливаясь и не слезая
с лошади. Это было тяжким оскорблением.
     За войсками шли пленные -  тридцать тысяч,  мужчин и женщин, юношей и
девушек,  поляки и мазовшане.  Понурив печально головы,  они шли босые,  в
разодранных, запыленных одеждах, покорные своей судьбе.
     - Слава  великому  князю  Ягайле!   -  снова  кричала  толпа,  дивясь
нескончаемой веренице пленных.
     Чем  больше рабов,  тем  богаче будет  земля,  оплодотворенная тяжким
трудом.
     За  пленными,  поскрипывая и  тарахтя  на  ухабах,  катились  возы  с
добычей.  Кое-кто пытался их сосчитать, но скоро сбился со счета. Сотня за
сотней  медленно  двигались возы,  покрытые  дерюгами и  крепко  перевитые
пеньковыми веревками.  На лошадях сидели ездовые с  копьями,  а  на каждом
возу - вооруженный воин.
     Чтобы не омрачать радостный день,  раненых оставили в  городе Троках.
Там  же  остановился скорбный  обоз  с  мертвыми  телами  именитых воинов,
сохраненными от гниения с помощью соли и ароматических снадобий.
     Княгиня Улиана встретила сына на крыльце княжьего замка.  И здесь,  в
ее присутствии, великий князь Ягайла будто переродился. Куда делась лихая,
горделивая осанка!  Он  словно весь сник и,  казалось,  уменьшился ростом.
Даже повелительный, громкий голос стал тихим и дребезжащим.
     Под материнское благословение он опустился на колени.
     - Матушка,  благослови,  бог даровал победу,  матушка, - повторял он,
целуя руки княгини. - Во имя бога всемогущего, того, кем живем и движемся.
     От матери Ягайла подошел к отцу Давиду, обнялся с братом Скиргайлой и
с другими братьями,  милостиво кивнув головой ближним боярам,  толпившимся
на крыльце, и вошел во дворец. В домашней церкви великий князь перецеловал
все иконы, истово и широко крестясь. К тем иконам, что были высоко, Ягайла
прикасался рукоятью меча,  придварительно поцеловав ее. Никто из святых не
был обижен.  Он поставил толстые золоченые свечи перед иконами,  а  щедрую
горсть золотых монет положил на  блюдо.  Это  была жертва святой церкви за
угодные богу молитвы о даровании победы.
     Литовские и русские князья последовали примеру Ягайлы. Они, крестясь,
брали свечи, зажигали их и пригоршнями бросали на блюдо золото.
     Отец   Давид   отслужил  благодарственный  молебен.   Именитые  воины
живописной толпой  стояли  службу.  На  хорах  детские голоса  трогательно
выводили торжественные напевы.  Ягайла,  склонив голову, стоял на коленях,
редкие прямые волосы свисали на  низкий лоб.  У  него  снова  выступили на
глазах слезы.
     Потом  начался  пир.  Заиграла шумная  музыка.  Проголодавшиеся бояре
набросились на еду.  Сочную баранину разрывали руками.  И  руки,  и  рот у
пировавших блестели от  жира.  Со всех сторон слышалось громкое чавканье и
сопение. Разговоры почти не велись, гости торопились утолить голод.
     Великий  жрец  не  был  приглашен к  княжескому столу.  А  недавно он
садился по правую руку князя.  Несколько бояр-язычников, собравшихся малой
кучкой на дальнем конце стола, шептались, поглядывая исподлобья на Ягайлу.
     - Забыли своих богов,  быть беде,  быть беде! - повторяли язычники на
все лады. - Подождем, посмотрим.
     Ягайла  стал  бояться отравы с  того  времени,  как  сделался великим
князем. А после измены постельничего Киркора боязнь возросла.
     Расправа с князем Кейстутом прибавила врагов среди литовских бояр,  и
Ягайла  стал  особенно осторожным.  Раньше всякое блюдо  пробовал повар  в
присутствии стряпчего. Пищу принимали ключники и в сопровождении стряпчего
несли  наверх.  Подавая  блюдо  старшему стольнику,  ключники пробовали от
него.
     Отведав в  свою очередь,  старший стольник разрешал нести к  великому
князю.  От  ключников еду принимал кравчий.  Вкусив от  каждого блюда,  он
ставил их на стол.
     Казалось, таких мер было достаточно.
     Но  князь Ягайла,  любивший хорошо поесть,  еще больше усложнил дело.
Теперь во  всех  звеньях этой  цепи  вместо одного пробовать кушанья стали
двое. И все равно великий князь опасался козней верховного жреца.
     Хмельных напитков Ягайла боялся еще больше,  поэтому и пил мало.  Его
драгоценный турий рог,  оправленный в золото,  во время пиршества держал в
руках преданный чашник, половчанин Решето. Каждый раз, как Ягайла требовал
вина,  чашник наливал из рога в ковш,  выпивал из ковша сам, а рог подавал
великому князю.
     На почетном месте,  по правую руку князя Ягайлы,  сидел опытный воин,
его брат Скиргайла,  и остальные братья.  По левую руку князя сидел боярин
Гонулон,  князь  Суздальский,  женатый на  Ягайловой сестре  Агриппине,  и
Ольгимунд, князь Гольщанский.
     Великий князь восседал на резном стуле,  украшенном золотыми кистями,
остальные - на длинных дубовых скамьях, крытых шелком и бархатом.
     Когда гости насытились и  осушили не  один  кубок хмельного,  из  рук
великого князя посыпались подарки за верную службу, за храбрость и отвагу.
Ягайла много  хвалил военачальника по  имени  Родзивилл.  Когда  литовские
войска подошли к реке Висле и надо было перейти на другой берег,  никто не
знал брода.  Родзивилл,  видя сомнения великого князя,  боявшегося утопить
войско,  накрутил на  кулак хвост своей лошади и,  крикнув:  <Тут  воде не
быть!> -  ударил коня и переплыл реку.  За ним переправилось все литовское
войско. На левом берегу Ягайла снял с себя тяжелую золотую цепь и надел ее
на Родзивилла.
     Три  раза  великий князь прикладывал к  губам турий рог  за  здоровье
храброго воина,  и  все сидящие за столом громко восхваляли его и  кричали
многая лета.
     Бояре вспоминали тайные переходы ночью,  при свете луны, и отдых днем
в чащобах глухих лесов.
     За тех,  кто оставался в Вильне и охранял город,  просил Скиргайла. И
великий князь одарил многих бояр землей, рабами, золотом и серебром.
     Темнело,  в гридне зажгли свет.  С потолка на золоченых цепях свисали
хрустальные паникадила,  каждое о  шести подсвечниках.  А  чтобы гостям во
всем  была  приятность,  слуги  внесли  серебряные  жаровни  с  курящимися
ароматическими снадобьями.
     Скиргайла поведал пирующим, как повернулись дела в Жемайтии, о борьбе
Витовта с немецкими рыцарями.  Наступали решающие дни.  Через неделю князь
Витовт будет под стенами Мариенвердера.
     - Если не разобьем немцев,  -  говорил он,  -  Литва может погибнуть.
Рыцари  разрушили Ковенскую крепость  и  на  ее  месте  поставили каменный
замок.
     - Отобьем у рыцарей Ковню! - пронзительно закричал Ягайла. - Отомстим
за погибших!
     Дружные вопли пирующих потрясали стены гридни.
     - Веди,  великий князь,  мы все за тобой!  - раздавались крики. - Где
твой стяг, там и мы!
     Главный ловчий Симеон Крапива получил княжеский приказ начинать охоту
для пополнения запасов.  Много понадобится дичи литовскому войску в  новом
походе.
     А Ягайла вызвал в гридню любимую рабыню,  плосколицую Сонку, и других
невольниц, умеющих веселить гостей. Начались удалые песни и пляски.
     Возвращение  князя  совпало  с   осенним  праздником  урожая.   Когда
стемнело,  в  долине и на холмах зажглись огни костров.  Люди веселились и
ликовали.
     Сотни  вайделотов и  младших  кумирщиков восхваляли литовских  богов,
славили князей, живущих по старине и сохранявших веру предков.
     О  великом литовском князе Ягайле и  о его победе жрецы не сказали ни
одного слова.


                          Глава двадцать вторая

                 ПОХОДЫ НАЧИНАЮТСЯ В КЕНИГСБЕРГСКОМ ЗАМКЕ

     В  кабинете  великого маршала  сидели  три  знатных  брата  немецкого
ордена:  хозяин  Кенигсбергского замка  Конрад Валленрод,  великий магистр
Конрад Цольнер и его духовник брат Симеон.  На рыцарях были белые,  только
что выстиранные куртки с черными,  во всю грудь крестами,  на священнике -
черное одеяние, приличествующее его сану.
     В приемной, за дверью, скучали телохранители великого магистра.
     Время приближалось к  полудню,  но  в  кабинете горели свечи.  Серый,
безжизненный свет едва пробивался в  окна.  Пятые сутки не  переставая лил
нудный  приморский дождь.  Оконные стекла  в  свинцовой оковке  протекали,
ковер возле стены намок и потемнел.
     После  утренних молитв знатные рыцари вели  важный разговор.  Великий
маршал Конрад Валленрод посвятил братьев в свой план завоевания Литвы.
     - ...С  помощью замка  Мариенвердер мы  уничтожим Литву  запросто,  -
говорил великий маршал. - От замка до столицы герцога Ягайлы рукой подать.
В  Мариенвердере мы  заблаговременно сосредоточим  достаточное  количество
съестных припасов, осадные машины, сено и овес для лошадей.
     Конрад Валленрод водил толстым пальцем по пергаменту с голубой лентой
реки Немана.  Там, где стояли рыцарские крепости, художник нарисовал башни
с флагами. Тупой палец маршала оторвался от замка Рогнеды и двинулся вверх
по течению.
     - Неделю  назад  караван  с  осадными  машинами вышел  из  Рогнеды  в
Мариенвердер. С часу на час я жду донесения комтура Генриха Клея. Вместе с
машинами посланы две тысячи солдат.
     Великий магистр,  слушая,  чуть  покачивал головой,  словно утверждал
сказанное.
     Палец  великого маршала немного задержался у  крепости Мариенвердер и
пополз к Вильне.
     - Если захочет бог, не позже первых дней сентября мы будем пировать в
литовской столице, - закончил маршал.
     - Крепость ордена -  в самом сердце Литвы!  Ха-ха!  Я все еще не могу
поверить в  нашу  удачу.  Пресвятая дева Мария помогла нам?  -  воскликнул
священник.  -  Ты  сказал,  брат,  что на  первой неделе сентября мы будем
пировать в Вильне?
     - Да, я сказал.
     - У тебя в комнате холодно и сыро,  - заметил Конрад Цольнер, - как в
лесу.  Если не протапливать -  простудишься.  -  Он покосился на камни; из
черного, прокоптевшего очага пахло горьким, давно остывшим дымом.
     - Я подаю пример рыцарям, брат великий магистр. Надо привыкать. Часто
приходится ночевать в лесу,  возле топких болот, - сказал маршал и подумал
со злорадством: <Разнежился, привык у себя во дворце топить днем и ночью!>
     Великий  магистр молча  покручивал на  большом пальце  золотое кольцо
Германа фон Зальца. Возразить было нечего.
     - Когда ты назначишь время выступить в поход?
     - В день святого Егидия,  - не задумываясь, отвечал великий маршал, -
наши войска должны выступить из Мариенвердера на Вильню.
     Конрад Цольнер решил согласиться с  великим маршалом,  но  неожиданно
подумал, что многие рыцари считают великого маршала непогрешимым в военных
делах.  Он-де  имеет  видения  и  знает  от  святых,  когда  пришло  время
воевать... Сие унизительно для магистра ордена.
     - Я  предлагаю выступить в  поход за неделю до дня святого Егидия,  -
важно изрек он, - и сначала взять Троки, а не Вильню.
     Конрад Валленрод удивился резкому вмешательству магистра.
     Духовник Симеон  осуждающе посмотрел на  главу  ордена,  сразу  поняв
тайные пружины, толкнувшие его против маршала.
     - Брат  великий магистр,  -  откашлявшись,  словно у  него  першило в
глотке,  начал Конрад Валленрод,  -  мы  израсходуем наши силы на крепость
Троки и  не  сможем взять Вильню.  Все будет как в  прошлом году.  А  если
захватим столицу, Литва будет в наших руках.
     - Великий маршал прав,  -  поддержал брат Симеон,  -  если мы возьмем
Вильню, то...
     Но Конрад Цольнер закусил удила.
     - Будет так,  как  я  сказал,  брат великий маршал,  -  закрыв глаза,
произнес он.  -  Восемнадцать пушек,  заказанных тобой в наших мастерских,
давно готовы... Если же ты не согласен с моим решением, рассмотрим военный
план на  капитуле.  Когда советуются несколько достойных братьев,  ошибки,
присущие одному человеку, исключаются. Не я и не ты, брат мой, а только мы
все можем победить, - скромно закончил он.
     Конрад Валленрод тяжело вздохнул.
     <Обсуждать на капитуле план войны с Литвой,  -  думал он, - а что это
даст?  Все равно будет так,  как хочет магистр.  А  когда о  военном плане
знают несколько человек, может узнать и враг>.
     Для  Конрада Цольнера капитул -  только ширма.  По  уставу вся  слава
ордена, здоровье рыцарских душ, порядок и справедливость зависят только от
великого магистра.  Капитул еще  больше укрепляет единоличную власть.  Все
равно  никто  из  членов капитула не  решится возражать.  Вместе с  тем  в
затруднительных случаях удобно ссылаться на единогласное решение.
     - Раз ты велишь,  брат великий магистр,  -  сказал Валленрод, - пусть
будет так.  Прошу еще раз повторить свой приказ,  может быть,  брат Симеон
запишет его вот сюда, на пергамент.
     - Сначала Троки,  а  потом Вильня,  -  с  неприступным видом повторил
великий магистр.
     Великий маршал, насупив брови, склонил голову.
     - Послушай,  дорогой хозяин, - брат Симеон шумно втянул носом воздух,
- у  тебя  на  кухне  жарится душистая баранина.  Совсем  неплохо отведать
сочного  мяса  и  промочить глотку  хорошим  вином.  После  молитвы  я  не
попробовал еще ни капли...
     - Да,  да,  - сказал великий магистр, - и я чувствую запах... Но если
бы еще затопить камин!..
     Конрад Валленрод хлопнул в  ладоши.  Вбежавшему оруженосцу он  что-то
шепнул.  Появились прислужники и  белой  скатертью покрыли стол.  Принесли
вино в серебряных кувшинах,  серебряные кубки.  Поварята на огромном блюде
притащили жареного барана, украшенного зелеными травами.
     Священник Симеон,  поглядывая на жаркое и на кувшины с вином, потирал
в нетерпении руки.
     Слуги разлили вино по кубкам и удалились.
     Конрад Валленрод охотничьим ножом, покряхтывая, разрезал барана. Брат
Симеон прочитал молитву и  благословил стол.  Сочное мясо рыцари разрывали
зубами и руками и запивали красным,  как кровь, венгерским вином. Хрустели
кости и булькало вино.
     Конрад Цольнер смешно перекашивал рот.  У него болел коренной зуб,  и
он жевал одной стороной.
     - Ваши белые рыцарские куртки непригодны для хорошего обеда, - сказал
священник,  закончив еду и  вытерев рот полотенцем.  -  Смотрите,  как они
забрызгались мясным соком.  То  ли дело я.  На моей одежде трудно что-либо
заметить.
     Великий  маршал  и   великий  магистр  взглянули  друг  на   друга  и
ухмыльнулись.
     - Сколько может продержаться замок Мариенвердер, если Ягайла задумает
взять его?  -  спросил брат Симеон,  наполнив второй раз  кубок размером с
маленькое ведро.
     - Мариенвердер неприступен,  - гордо ответил великий магистр. - Я сам
наблюдал за  постройкой и  мерил  своими руками толщину его  стен.  Лучшие
мастера  строили  эту  крепость.   Отважный  и  разумный  рыцарь  назначен
комтуром. Запасов хватит на три года.
     Великий маршал согласился, он тоже был уверен в неприступности замка.
     Рыцари вспомнили князя Витовта.
     - На этом месте,  -  Конрад Валленрод показал на стул, где сидел брат
Симеон,  -  герцог  Витовт подписал договор.  Пергамент хранится за  тремя
замками.  Если сам  герцог или его родственники умрут бездетными,  все его
земли навечно переходят в собственность ордена.
     - Я бы не стал подписывать такой договор на месте герцога,  -  сказал
священник. - В наше время слишком легко умереть раньше срока.
     - Но ведь он стал христианином,  -  вмешался великий магистр,  -  его
окрестили по  всем правилам.  Правда,  он  просил держать все в  тайне.  В
лагерь к  нему  сбегаются язычники со  всей  Литвы.  На  Вильню мы  ударим
вместе.  Пусть  потешится герцог  -  казнит своего братца Ягайлу.  Сильной
Литвы  больше  не  будет.  Витовт  не  сможет  управлять русскими землями:
православные князья  не  станут слушать католика.  -  Конрад Цольнер снова
принялся вертеть епископское кольцо.  -  Как  смешно  иногда  складываются
обстоятельства,  -  продолжал он,  помолчав,  -  чтобы управлять русскими,
литовские князья  тайно  принимали православие,  а  герцог  Витовт  должен
скрывать от них католичество.
     - Самое  главное -  что  Литва  наша.  Пусть  теперь попробует Польша
выпросить у папы этот жирный кусочек,  -  брат Симеон рассмеялся,  - пусть
попробует!
     Великий  магистр,  плотно  набив  желудок бараниной,  не  склонен был
продолжать беседу. Поднявшись от стола, он подошел к развешенному на стене
оружию и сделал вид,  что интересуется  огромным  новгородским  мечом.  Он
потрогал рукоять, повел пальцем по клинку.
     - Брат Симеон, - сказал он, не сдержав зевка, - нам следует удалиться
для беседы. Пусть слуга покажет спальню.
     Оруженосец Стардо проводил великого магистра и брата Симеона до самых
дверей их комнаты.
     В  кабинете великого магистра появился Отто  Плауэн  в  черной куртке
священника.  Он подошел к столу,  брезгливо взглянул на остатки баранины и
кувшины с вином.
     В  комнате стояла  тишина.  Собака маршала,  вычесывая блох,  стучала
лапой.
     - Что тебе надо,  поп? - спросил Конрад Валленрод, с рассеянным видом
рассматривая что-то в окне.  -  Если хочешь вина, налей себе и пей сколько
влезет.
     - Вино  вредит моему здоровью,  -  скромно ответил Плауэн,  хотя  был
совсем здоров и вино употреблял.  -  Плохое дело совершилось у стен нашего
замка, брат великий маршал!
     Валленрод покосился на священника.
     - Утренняя стража нашла в старо