папа,  -  вздохнув,  сказал старый кунигас,  -  пишет  на
телячьей коже всем народам, что бог не позволяет продавать жемайтам мечи и
кольчуги. Ты не боишься, Алекса?
     - Мы,  новгородцы, плюем на латинского папу, - отозвался кормщик. - С
кем хотим,  с тем и торгуем.  Мечи и кольчуги сделаны лучшими мастерами, -
добавил он с гордостью. - Против такого меча папская бронь не устоит.
     Видимунд хлопнул три раза в ладоши.  Из лодки вылезли двое жемайтов и
принялись поднимать на палубу лодьи тяжелые рогожные мешки.
     - Янтарь собирали в Пруссии,  -  сказал старый боярин.  - Месяц назад
двух  наших  рыбаков  береговой  староста  повесил,   их  тела  и   сейчас
раскачивает ветер. Алчные рыцари, - с презрением продолжал он, - они хотят
купить весь наш янтарь за  щепотку соли!  Орденские мастера делают из него
святые четки и продают на вес золота. А если прусс или литовец поднимет на
берегу маленький кусочек янтаря,  чтобы сделать амулет от  простуды или от
болей в желудке, его ждет позорная смерть. Но разве может уследить за всем
орденский староста?
     Литовцы подняли на  палубу  лодьи  десять  больших мешков с  крупными
кусками янтаря.
     - Возьми этот янтарь,  Алекса.  Ты  заслужил его,  -  с  достоинством
закончил Видимунд.
     Ветер совсем очистил небо  от  облаков.  Яркая луна освещала заросший
лесом темный берег с  белой полоской песка у  самого моря.  Светлым пятном
выделялся обрывистый песчаный мыс.  Огни  костров стали бледнее и  меньше.
Зато  под  луной  на  спокойном море  пролегла широкая  серебряная дорога.
Дружинники сгружали оружие на  карбас и  в  литовскую лодку.  Когда карбас
отошел  от  борта,  Алексей Копыто  пригласил палангских кунигасов в  свою
камору. Он кликнул к себе и Андрейшу. В тесной каморе, потрескивая, горели
две  скрутки бересты.  Вместе  с  кунигасами на  скамьи,  обшитые тюленьей
кожей,  сели  московские  купцы,  плывшие  на  лодье  от  самой  Ладожской
крепости:  высокий,  статный Роман Голица с глазами чуть навыкате, Василий
Корень,  небольшого роста, пузатый, как бочка, а на скуластом лице бородка
- уголек с  золой.  А  третий -  Дмитрий Самород,  юноша с  русыми густыми
волосами и румяным лицом. Горяч был нравом Дмитрий, чуть что - хватался за
меч.
     - Помоги нам,  боярин,  - сказал Алексей Копыто, когда все уселись, -
помоги  купить  в  Кнайпхофе хороших  лошадей  и  сыскать проводника.  Эти
московские купцы - мои друзья. По торговым делам им надо бы в Вильню...
     Русские наклонили головы.
     Видимунд сразу согласился.
     - Твои друзья - наши друзья, - сказал он. - В Кнайпхофе есть харчевня
<Голубой рукав>. Пусть русские назовут хозяину мое имя - он все сделает.
     - На рассвете мы уходим к  Кенигсбергскому замку,  у меня для продажи
осталось полтрюма воску.  Успеешь ли ты оповестить хозяина?  - с сомнением
спросил Алексей Копыто.
     Старый кунигас улыбнулся.
     - Ты знаешь меня не один год, Алекса. Разве у меня легкий язык, разве
мои слова расходятся с делом? - с укором сказал он.
     - Не бывало еще такого,  -  отозвался кормщик. - Не обижайся на меня,
боярин...   А  теперь,  дорогие  гости,  прошу  испробовать  новгородского
хмельного меда.
     Лодейный повар  Яков  Волкохищенная Собака принес на  оловянном блюде
копченый окорок и, поклонившись, поставил на стол. Молча вышел.
     Глотнув из братины, боярин Видимунд тяжело вздохнул.
     - Друзья,  - сказал он, - плохие дела творятся в Литве. Великий князь
Ягайла,  Ольгердов  сын,  подарил  Жемайтию,  от  моря  до  реки  Дубиссы,
немецкому ордену...  Плохо,  ай как плохо! Даже твой чудесный мед, Алекса,
не идет в глотку.
     - Разве  можно  подарить свою  землю!  -  воскликнул Роман  Голица  и
посмотрел на своих товарищей.
     - Нам  сообщил верный человек.  Вчера  он  прибыл от  великого жреца.
Ягайла на вечные времена отдал нашу землю ордену. Он сказал, что не ударит
палец о палец,  чтобы защитить наш народ. И еще сказал гонец, что славного
князя Кейстута нет  больше в  живых,  его убил Ягайла.  -  Боярин Видимунд
склонил седую голову и  ненадолго замолк.  -  Вот  почему нам дорог каждый
нож, каждый меч, которые ты сегодня привез, Алекса, - закончил он.
     Лицо молчаливого кунигаса с ввалившимися щеками преобразилось,  стало
жестоким.  Он,  как волк, щелкнул зубами и переломил древко копья, которое
держал в руках.
     - Пусть великий Перкун накажет Ягайлу смертью! Он предал наших богов,
подарил нашу землю!  -  выкрикнул он, приседая от страшного гнева. - Никто
не может распоряжаться тем, что принадлежит народу!
     Алексей Копыто рассказал,  что случилось в  море по дороге из Ладоги.
Жемайты ахали и качали головами.
     - Нам надо идти, Алекса, спасибо тебе, - внимательно выслушав рассказ
кормщика, произнес старый кунигас. - Сегодня утром гонцы разнесут скорбную
весть по всем селениям.  Жемайтия возьмется за оружие и  станет похожей на
ежа, поднявшего иглы.
     Кунигасы дружески распрощались и  сошли с борта <Петра из Новгорода>.
Они спешили:  мечи и кольчуги,  привезенные русскими, не должны лежать без
дела.  Добрая половина останется здесь,  на жемайтской земле, часть пойдет
в Литву,  часть  осядет  среди  непроходимых  лесов  и  болот   голиндской
пустыни*.
     _______________
          * Так называли рыцари болота и леса на востоке Пруссии.

     В  лесах  Голиндии все  еще  скрывались непокоренные пруссы.  Они  не
выступали открыто,  силы  слишком были  неравны,  но  всегда  были  готовы
отомстить.  Они убивали рыцарей на дорогах,  нападали на орденскую  почту,
уничтожали рыцарей из засады в  лесу на пышных охотах.  Если у  литовцев с
великим магистром начиналась война,  непокоренные пруссы  всегда  помогали
литовцам.
     Проводив кунигасов, московские купцы снова собрались в каморе Алексея
Копыто.
     Кормщик ласково посмотрел на Андрейшу.
     - Вот вам помощник в дорогу,  господа бояре,  -  сказал он, кивнув на
юношу. - В бою за троих постоит, и в голове не мякина, любое дело доверить
можно. Не болтлив,  грамотен,  и по-немецки,  и  по-литовски  знает.  И  с
пруссами как со своими русскими разговаривает.
     - Хорош человече,  -  улыбнувшись, сказал Роман Голица. - Знаем, пока
по морю плыли, присмотрелись. Обскажи ему без утайки все как есть, Алексей
Анциферович.
     Кормщик кивнул.
     - Слушай,  Андрейша,  и на ус мотай, - обернулся он к мореходу. - Это
люди  не  купцы,  а  знатные  московские  бояре,  великого  князя  Дмитрия
Ивановича посольники. Однако помни: сия тайна только тебе открыта. Товар у
них для отвода глаз и для подарков.
     - Понял, господине. - Андрейша поклонился кормщику, потом боярам.
     - Завтра,  даст бог,  в Кнайпхофе будем, - продолжал кормщик, - ветер
попутный.  Как причалим к берегу,  сразу уходите в город - не пронюхали бы
чего орденские собаки. Помнишь, Андрейша, что старый кунигас говорил?
     - Помню, господине.
     Кормщик Копыто не ложился спать.
     На  всякий  случай он  вместе со  старшим дружины Анцифером Туголуком
спрятал мешки с  янтарем в  укромное место -  мало ли что может взбрести в
голову орденского таможенного чиновника,  -  а как только засерел рассвет,
принялся наводить чистоту и порядок на лодье.
     Алексей  Копыто  пользовался большим  доверием  иванских  купцов.  На
совете  они  поручили  Алексею  Копыто  разузнать важные  и  тайные  дела,
связанные с мореходством на Варяжском море. Новгород был по-прежнему могуч
и  богат.  Может быть,  удастся,  думали русские купцы,  извлечь выгоду из
грядущих событий.  Быть  может,  бросив на  чашу  весов увесистый золотой,
удастся склонить ее в свою сторону.
     Церковь Ивана Предтечи на  Опоках была  известна далеко за  пределами
Новгорода.  Она  служила оплотом богатейших купцов-вощаников,  державших в
своих  руках обширную новгородскую торговлю.  Заморские купцы,  югорские и
другие купеческие объединения Новгорода так  или  иначе  были  зависимы от
иванских купцов. Иванские старосты играли видную роль в политической жизни
Новгорода.
     Незаметно  наступило  утро.  Северо-восточный  ветер  угнал  за  море
облака,  и  солнце  всходило  зримо.  Огромное и  багровое,  оно  медленно
выползало из-за леса, окровавленного зарей.
     Изредка Алексей Копыто поглядывал на  берег.  Там  было пустынно.  От
костров,  горевших ночью,  не осталось и следа. И люди, и лодка, и оружие,
выгруженное с  лодьи,  -  все исчезло,  словно и  не  было ничего.  Только
одинокий сизый дымок вился над далеким лесом.
     Дружинники,  помолясь богу,  выбрали якорь.  Кормщик приказал поднять
все  паруса,   и  лодья  быстро  набрала  скорость.  Путь  был  на  юг,  к
Кенигсбергскому замку, что стоит над рекой Пригорой.
     После  полудня  лодья  <Петр  из  Новгорода> обогнула песчаные берега
Самбии и  вошла  в  узкий  пролив с  быстрым течением.  И  ветер,  и  море
благоприятствовали плаванию.  Всем  казалось,  что  лодья  скоро  станет у
спокойной городской пристани.  Но ветер внезапно стих,  паруса обвисли,  и
корабль остановился.  Ждать ветра в этих местах опасно: морские разбойники
кишат в заливах.  Новгородцы спустили большой карбас, на двенадцать весел,
привязали толстой  пеньковой веревкой  лодью  за  нос  и,  споро  загребая
веслами,  потащили ее  в  реку.  Старшим на  карбасе был  Анцифер Туголук.
Двенадцать мечей,  двенадцать круглых щитов и  двенадцать сулиц лежали под
руками у гребцов.
     Лодейный повар Волкохищенная Собака затянул песню.  И полилась удалая
русская песня по реке Пригоре, разносясь эхом от лесков и пригорков.
     Андрейша прикрыл глаза,  и  ему  показалось,  что  он  видит широкую,
могучую реку в весеннем разливе и на ней острогрудый корабль, дремучий лес
без конца и края,  шумящий на ветру вершинами,  снежную равнину и мчащуюся
тройку.  И  еще он  видел чистые девичьи глаза,  черные ресницы и  тяжелые
косы.
     От такой песни забьется сердце русского человека,  закружится голова,
и  почудится  ему,   что  огромная  волна  подхватила  и  понесла  куда-то
далеко-далеко...
     Лодья  шла  среди низких,  болотистых берегов,  покрытых кустарником,
камышом и высокими травами. Вдали виднелись леса. Пруссы, ловившие на реке
рыбу, оборачивались и долго смотрели вслед большому кораблю с медведями на
парусах и  с  орлами  на  флагах.  Рыбаки дивились огромным голубым глазам
лодьи <Петр из  Новгорода>.  Их  не  напрасно нарисовал богомаз ладожского
монастыря. Говорили, что корабль с глазами видит скалы и берег и может сам
отвернуть от опасности.
     Скоро  новгородцам густой синей тенью открылся вдали орденский замок,
а чуть правее - высокий городской собор.
     Андрейша  давно  собрался в  дальнюю  дорогу.  Вместе  с  московскими
боярами он  стоял у  передней мачты и  смотрел на  медленно приближавшиеся
стены и  башни замка.  Он был рад и не рад поездке в Вильню.  Ему хотелось
подольше задержаться в  Альтштадте -  там ждала его невеста,  дочь литовца
Бутрима.
     Однако  сопровождать  московских  бояр  в  Вильню  -  дело  почетное.
Андрейша понимал, что ему оказано большое доверие.


                             Глава четвертая

                     СЧАСТЬЕ РЫЦАРЯ - НА ОСТРИЕ КОПЬЯ

     На орденском ристалище продолжалось единоборство. С лязгом и грохотом
сшиблись на  всем скаку еще два рыцаря.  Копья их разлетелись на несколько
кусков. Кони чутко вздыбились, рыцари покачнулись, но усидели в седлах.
     Заиграла дикая музыка крестоносцев.  Ухали барабаны, звонили колокола
и цимбалы, по-звериному трубили трубы.
     - Победитель получит боевые доспехи и  коня с чепраком?  -  закричали
бирючи.
     Собираясь продолжать схватку,  рыцари отъехали каждый в свою сторону.
К ним бежали оруженосцы с новыми копьями.
     Гости, сидевшие на скамейках, оживились, заговорили. Одни утверждали,
что  победит австрийский рыцарь  в  красном плаще,  с  красными перьями на
железном шлеме.  Другие  стояли  за  француза,  рыцаря в  зеленом плаще  и
дорогих  доспехах.  На  его  золоченом шлеме  развевался кружевной женский
платок.  Среди гостей прошел слух, что австриец оступился, садясь в седло,
а это плохой знак.
     Дамы  с  жадным любопытством смотрели на  единоборство и  вскрикивали
всякий раз, когда раздавался звон оружия.
     Орденские братья  в  белых  плащах  невинности чинно  расселись возле
великого магистра;  они  занимали три  ряда скамеек.  Братья сидели молча,
внимательно наблюдая  за  каждым  движением  сражающихся.  Борьба  опытных
рыцарей была  хорошей школой.  В  поединке важна не  только победа,  но  и
умение изящно держаться на коне, красиво наносить удары.
     Князь  Витовт с  женой Анной сидели на  почетных местах,  недалеко от
благочестивого капитула,  и  громко  обсуждали с  боярами промахи и  удачи
сражающихся.
     Знакомый голос заставил князя повернуть голову. <Лютовер, - узнал он,
- стремянный боярин  Ягайлы.  Совсем  недавно  великий князь  наградил его
боярской шапкой. Может быть, он убийца моего отца?!>
     - Жди меня здесь, - торопливо бросил Витовт княгине.
     Волна гнева подняла его с места.
     - Убийца!  - сказал он, подойдя к Лютоверу и хватаясь за меч. - И ты,
холоп, осмелился поднять руку на великого Кейстута!
     - Неправда, князь, - спокойно ответил Лютовер и тоже встал.
     Ростом он был высок,  Витовт рядом с  ним казался мальчиком.  Лютовер
был сильным и бесстрашным,  как кабан.  Его лицо покрывали многие шрамы от
вражеских ударов.
     - Я не убивал твоего отца,  клянусь...  пусть я превращусь в прах!  -
притрагиваясь к руке Витовта, сказал боярин.
     Витовт замолчал, лицо его сделалось спокойнее.
     - Хорошо, убил не ты, я верю. Но кто же убийца?
     - Не знаю,  князь,  - глядя в глаза Витовту, твердо сказал Лютовер, -
но твоего отца я любил.
     - Спасибо,  Лютовер,  -  не сразу ответил Витовт, - спасибо на добром
слове...  Ягайле я  никогда не прощу.  А  я верил ему!  Он говорил хорошие
слова,  а  за  спиной готовил нам  смерть.  Отец  боялся зла  от  Ягайлы и
говорил, что у него двойное сердце. Я виноват, я легковерный.
     Лютовер  молчал,  поглаживая толстую  золотую цепь  на  шее,  подарок
великого князя Ягайлы.
     - Знаю,  княже и господине,  священна твоя месть, и все же скорблю, -
Лютовер взглянул в  глаза Витовту.  -  Ради прекрасной земли наших предков
прости его.
     - Замолчи,  безумец, ты не знаешь, что говоришь! - едва слышно сказал
Витовт. - Как я могу простить убийцу отца...
     Великий маршал Конрад Валленрод,  судья ристалища,  поднял серебряный
жезл.
     - Рубите канаты,  -  резко прозвучал его голос,  -  пустите рыцарей в
бой!
     - Надевайте шлемы,  надевайте шлемы!  - закричали бирючи. - Слушайте,
слушайте!
     Прозвучал резкий звук трубы.
     По  утоптанному полю  тяжело  проскакал  рыцарь  на  черном  коне,  в
железных доспехах. Красные перья на его шлеме содрогались и дрожали.
     Навстречу на  серой  лошади во  весь  опор  мчался француз в  зеленом
плаще.  Его  лошадь  круто  нагнула  голову,  выставив вперед  острый  шип
налобника.
     Над ристалищем клубилась пыль, поднятая копытами лошадей.
     - Верность,  верность,  верность!  - пронзительным голосом выкрикивал
боевой клич французский рыцарь.
     Умолкла музыка,  смолкли выкрики зрителей. В тишине, нарастая, гремел
яростный топот рыцарских коней.
     Князь Витовт и боярин Лютовер перестали разговаривать.
     Всадники сшиблись,  с диким ржанием вздыбились жеребцы. Пика рыцаря в
зеленом плаще со звоном ударила в  шлем противника и сорвала его с головы.
Два красных пера взлетели в  воздух и закружили на ветру.  А рыцарь упал с
лошади и покатился по земле,  как чурбан.  Он с трудом поднялся на колени,
вынул меч и,  опираясь им о землю,  встал. Все увидели залитое кровью лицо
австрийца.
     - Он хочет продолжать поединок пешим,  -  сказал Витовт.  -  Будет ли
толк?
     К  рыцарю в  зеленом плаще подбежали оруженосцы и сняли его с лошади.
Тяжело передвигая ноги в железных башмаках,  француз зашагал к противнику,
положив двуручный меч себе на плечо.
     Красное  кудрявое перо,  покружившись над  головой великого магистра,
медленно опустилось ему на колени.  Все удивились и не знали,  хороший это
или плохой знак.
     А  раненый  австрийский рыцарь,  потеряв  много  крови,  не  дождался
соперника, пошатнулся и упал навзничь.
     Заиграли  трубы  конных  бирючей.   Они   объявили  решение  великого
магистра:  победителем стал  рыцарь  с  кружевным  платочком на  золоченом
шлеме. К нему подбежали оруженосцы и усадили на коня.
     - Слава, слава! - закричали бирючи.
     Гости громко приветствовали победителя,  загремела музыка.  Склонив к
земле  пику  и  сняв  шлем,  рыцарь проехал вдоль скамеек.  Дамы  неистово
вопили,  размахивали платками,  бросали под  копыта рыцарского коня шляпы,
перчатки и туфельки.
     Посредине ристалища рыцарь спешился и  на коленях вознес молитву небу
за дарованную победу...
     - Скиргайла поклялся страшной клятвой,  что  нам  с  отцом  ничто  не
угрожает, - продолжал Витовт, когда немного стихли приветственные крики. -
Я поверил, уговорил отца, а в Вильне нас заковали в цепи...
     - Княгиня Бирута жива, - перебил Лютовер. - Ее укрыл великий жрец.
     - Дальше, боярин.
     - Великий жрец заявил,  что,  пока княгиня больна,  ни  один волос не
упадет с ее головы.
     - А потом?
     Лютовер потупил голову.
     - Слушайте, слушайте! - закричали бирючи.
     Затрещали барабаны,  загремели литавры, зазвонили колокола, затрубили
кованные в серебро рога и трубы.
     На ристалище выехали еще два рыцаря.  Остановившись на середине поля,
они  громко  поклялись,   что  будут  сражаться  честно,   не  прибегая  к
чародейству и заклятиям.
     - Наградой победителям, - объявил судья, - будут перья, развевающиеся
при малейшем дуновении, и золотой браслет, - и поднял свой жезл.
     Когда  вечерние  тени  протянулись  с   запада  на  восток  и  десять
храбрейших успели помериться силами, великий магистр вспомнил, что сегодня
предстоит посвящение в  рыцари.  Устало  вздохнув,  он  велел  заканчивать
турнир.
     Под пронзительные звуки бирючи объявили решение великого магистра,  и
гости стали покидать ристалище.
     Посвящение в  рыцари ордена святой девы  Марии -  большое событие,  и
великий магистр был  уверен,  что  на  церемонии будут  присутствовать все
иноземные гости и обо всем виденном расскажут при дворах своих владык.
     Слаб  человек духом.  Велика сила власти и  славы.  Получивший власть
хочет быть сильнее.  Прославленный неутомим в  своих желаниях прославиться
еще больше.


                                  * * *

     Конрад  Цольнер уселся  на  свое  место  в  церкви  напротив главного
алтаря.  Его кресло с дубовым навесом,  покрытое искусной резьбой,  стоило
огромных денег.  По сторонам от великого магистра расположились на стульях
поскромнее старшие  братья.  Остальные сидели  на  простых  скамейках.  За
спиной магистра стали рыцари-телохранители.
     Громким  голосом капеллан стал  читать  Евангелие,  рыцари  встали  и
обнажили оружие.
     Чтение продолжалось недолго.
     К  магистру с  поклоном подошел замковый комтур и стал рассказывать о
достоинствах посвящаемых в рыцари.
     Конрад Цольнер заметил, что комтур поклонился ему не так, как прежде,
а  ниже  и  почтительнее.  Великий магистр не  удержался и,  усмехнувшись,
взглянул на епископский перстень с рубином и двумя алмазами.  Ему и самому
стало казаться, что после избрания он поумнел и даже стал выше ростом.
     Закончив  доклад,  замковый комтур  еще  раз  поклонился и  отошел  в
сторону.
     По  церкви  прошел  чуть  слышный  шорох.  Братья  священники привели
кандидатов. Они были в черной одежде, без доспехов.
     Раздался четкий  голос  священника Николая.  Великий  магистр  закрыл
глаза и стал слушать.
     - Не связан ли ты какой-либо присягой другому ордену?
     - Нет! - в один голос ответили братья.
     - Н