целенца, - осторожно,
но твердо сказал Андреус Василе.
     Францисканцам показались странными рассуждения итальянца. Может быть,
и  сам посол показался бы  им подозрителен,  если бы они предварительно не
прочитали папский вердикт.  А там ясно было сказано: <Можете верить нашему
почтенному легату Иоанну, епископу, как нам самим>.
     Тем временем прислужник, вынул из походного сундука алтарь и распятие
из светлого дерева, зажег две свечи в бронзовых канделябрах.
     Братья францисканцы чувствовали себя  в  присутствии князя  церкви не
совсем в  своей тарелке.  Они  вскакивали с  места при каждом его вопросе,
кланялись, целовали ему руку. От руки епископа пахло сладко и приятно.
     А  посол был в  превосходном настроении.  Он с  интересом разглядывал
висевшее на стенах оружие, щиты, знамена и хоругви, отобранные литовцами у
врагов в разное время.  Он заметил на стенах хоругви крестоносцев, знамена
князя Мазовецкого и польские знамена. Посол указывал пальцем то на щит, то
на знамя и спрашивал, кому они принадлежали.
     Неожиданно папский посланник замолчал и задумался.
     Он  вспомнил о  тайных целях римской церкви,  тщательно скрываемых от
непосвященных.  Римская  церковь  боялась  славян  и  считала их  опасными
врагами.  Русские стояли непоколебимым заслоном, не давая распространиться
на  восток латинской вере.  Святейшие папы  поучали земных владык навсегда
покончить с  русскими,  расчлененными и ослабленными татарским нашествием.
Пусть  польские  католики  тешат  себя,  считая,  что  стараются на  благо
отчизны.  Славяне против славян!  Пусть они  душат и  убивают друг  друга,
пусть помогают другим народам уничтожать славянское семя.
     Посол  был  твердо уверен,  что  соединить Польшу и  Литву под  одним
королем - благословенное богом дело. Это ослабит Русь, думал он, и ослабит
Польшу,  поставит ее  еще  в  большую  зависимость от  римского двора.  Но
подвести к  польскому трону  языческого князя  Ягайлу -  не  простое дело.
Папский посол понимал,  что только большие выгоды могут заставить польских
панов и  шляхту согласиться на  брак Ядвиги и  Ягайла.  С  другой стороны,
разве  уговоришь великого литовского князя просить руки  польской королевы
без пользы для себя?..
     Монахи  терпеливо ждали,  когда  епископ  снова  заговорит,  не  смея
напомнить о своем присутствии.
     - Орденские рыцари  глупой жестокостью отпугнули литовцев от  святого
учения Христа,  -  неожиданно заговорил посол.  - Кто же захочет принимать
новую веру из окровавленных рук убийц! Дошло до того, что литовские матери
пугают детей святым распятием.  Вот и прикиньте: не сегодня завтра литовцы
могут принять православие. Спелый плод язычества выпадет у нас из рук. Да,
да,  пока  вы  ссоритесь  с  немецким  орденом,  святая  церковь  потеряет
множество человеческих душ.
     - Горе,  горе  нам,  если так  будет!  -  опять в  один голос сказали
монахи.
     - Его  святейшество папа  всегда заботился о  Польше,  своей  любимой
дочери,  -  раздумчиво продолжал посол. - Его святейшество хотел бы видеть
литовское великое княжество под управлением польского короля.
     Францисканцы оживились. Такая мысль не приходила им в голову, но была
приятна.
     - Но как это сделать?  Язычников в литовском княжестве только десятая
часть,  остальные -  русские, ваша эксцеленца, - удивился отец Бенедикт. -
Много литовских бояр давно живет в русской вере.
     - В  Польше есть пословица,  -  поддержал Андреус Василе,  -  <Славна
Польша латизною, а Литва русизною>.
     - Если  великий литовский князь  Ягайла  станет католиком,  -  сказал
посол, - и королем Польши, он сумеет...
     - Русские не послушают Ягайлу,  ваша эксцеленца,  - взглянув на своих
братьев, сказал настоятель.
     - Заставим,  - произнес, нахмурив брови, Иоанн, - а не послушают - во
имя святой матери церкви,  во  имя Христа нашего Спасителя мы  благословим
меч и огонь, уничтожим упрямых.
     Францисканские  монахи  удивились  твердости,  появившейся  в  голосе
посла.
     - И  тогда  литовские и  русские земли  станут польскими?  -  спросил
Андреус Василе.
     - Так хочет апостольская церковь.
     Монахи наклонили головы.
     - Его святейшество папа поручил все решить мне. А мое мнение - меньше
крови и  больше мудрости,  обещать и  не  исполнять,  взять и  не  отдать,
заключить любой  договор и  нарушить его,  когда  настанет время  и  будет
выгодно...  Нет  бесчестных поступков,  когда  дело  идет  о  славе святой
церкви. Ложь - великое оружие мудрых.
     Монахи, не подымая глаз, молчали.
     Епископ  прошелся по  мягкому  пушистому ковру,  устилавшему каменные
плиты  комнаты.  Длинная пеньковая веревка смешно болталась у  него  между
короткими  ногами.  Он  подошел  к  камину,  пошевелил  бронзовой кочергой
прогоревшие дрова,  бросил в  огонь несколько поленьев.  Усевшись снова на
свое  место,  епископ  с  удовольствием  прислушивался  к  потрескиванию и
шипению из камина.
     - Готова ли Литва к  столь серьезным переменам жизни,  братья мои?  -
спросил он, взглянув на отца Бенедикта.
     - Да будет известно, ваша эксцеленца, - поклонившись, сказал монах, -
время наступило,  Ягайла умертвил своего дядю, князя Кейстута, почитаемого
литовским народом и жрецами.  Великий князь не умен,  не тверд духом, зато
любит слушать приближенных и выполнять их советы.
     - Идеальная фигура для  короля Польши,  -  усмехнулся папский посол и
снова умолк, собираясь с мыслями.
     - Старый  князь  Кейстут,  ваша  эксцеленца,  -  почтительно  нарушил
молчание отец Бенедикт, - как бешеный бык, бросался на святой крест, и его
жена Бирута ненавидела католиков...  Бог  убрал эту нечистую пару с  нашей
дороги.
     - Так,  так,  - сказали монахи, - Кейстут был поистине бешеным быком.
Он преследовал святую веру.
     Папский посол поднял голову:
     - Вы правы,  братья.  Здесь виден перст божий. Но довольно о мертвых.
Кто  из  вас  доподлинно знает,  что  за  человек литовский князь?  Вот ты
сказал, - кивнул он настоятелю, - что Ягайла не умен и не тверд духом. Что
еще известно тебе?
     - Ваша эксцеленца,  я знаю многое о великом князе,  -  сказал Андреус
Василе.
     - Откуда ты почерпнул свои знания, брат мой? - спросил посол.
     - Великий князь страстный охотник,  -  помедлив,  отозвался монах.  -
Выше  охоты  для  него  нет  ничего.  Лучшие друзья князя -  в  охотничьей
дружине,  он  их  любит и  верит им.  Один  из  княжеских ловчих -  тайный
католик, наш человек.
     - Понимаю, - усмехнулся посол.
     - Ягайла не знает грамоты, на вид невзрачен, среднего роста, худой, с
маленькой головой.  Почти лыс. Маленькие бегающие глазки. Что сказать еще?
Большие уши и длинная шея.
     - Да, красавец, - неопределенно протянул епископ.
     - Голос хриплый,  -  продолжал Андреус Василе,  -  речь  отрывистая и
быстрая.  Подозрителен,  очень боится,  что его отравят. Долго не замечает
сделанной ошибки, а заметив, упорно не сознается. Горд и самолюбив...
     - Это важно, брат мой, очень важно. - Епископ поднял палец с огромным
золотым перстнем. - Не сознается в своих ошибках... Продолжай, брат мой, -
добавил он.
     - В  минуту  гнева,   -   рассказывал  монах,  -  он  может  зарубить
человека...  Ленив, спит до полудня, любит выпить и сладко поесть. Слушает
и боится свою мать.
     Епископ сложил на животе руки и улыбнулся.
     - Довольно, - сказал он, поигрывая большими пальцами.
     В  коридоре послышался топот  ног  и  звон  оружия.  В  дверь  громко
постучали.
     - Кто  там?   -  изменившись  в  лице,  отозвался  епископ.  -  Время
позднее...
     - Гонец  великого князя  Литовского и  Русского,  -  послышался из-за
двери громкий голос, - отворите.
     Длинноносый францисканец взглянул на епископа.
     - Отвори,  сын мой,  - сказал папский посол. - Делать нечего, отдадим
себя в руки пречистой деве.
     Андреус Василе повернул ключ в замке и отворил дверь. Три вооруженных
воина переступили порог и почтительно склонили головы. На одном из них был
золоченый шлем.
     - Ваше священство, - сказал воин в золоченом шлеме, - великая княгиня
Улиана повелела передать,  что  дела  не  дают  ей  встретиться с  вами  и
насладиться беседой.  Она повелела с  почетом и безопасно проводить вас до
самой границы. Завтра с восходом солнца мы начнем свой путь.
     Воины попрощались и покинули комнату.
     <Что  теперь  делать?  -  лихорадочно соображал посол.  -  Мои  планы
рухнули.  Я не увижу великого князя. Придется продолжить дело через вторые
руки. Да, остается одно - довериться францисканцам>.
     Он испытующим взглядом обвел монахов.
     - А  что,  братья,  не поговорить ли с Ягайлой о наших делах во время
охоты?  - вкрадчиво начал епископ. - Я надеюсь, он не возит с собой старую
княгиню?  Надо предложить ему польскую корону наедине,  без свидетелей! Вы
поняли меня,  братья?  Если  великий князь  захочет сделаться королем,  он
добьется своего,  а  те,  кто  встанет ему поперек дороги,  превратятся во
врагов. Честолюбец никогда не откажется от королевской короны. Ягайла убог
разумом и жаден к славе,  так я понял,  братья?.. Только бы заронить ему в
голову эту мысль.
     - Трудно, очень трудно, ваша эксцеленца...
     - Что трудно?
     - Уединиться с великим князем.  -  Отец Бенедикт скривил рот, обнажив
большие желтые зубы.  - Вокруг него наушники и соглядатаи. Великая княгиня
Улиана крепко держит сына в руках.
     - Постой, брат, - раздумывая, медленно сказал посол. - А если заранее
спрятаться в охотничий дворец и, когда князь останется один, сказать ему о
короне?
     Монахи переглянулись.
     - Ваша эксцеленца, - опять сказал отец Бенедикт, - это очень опасно.
     - Опасно!  Я знаю...  Но не перевелись же в Польше храбрые люди.  Кто
отважится  во  имя  святой  матери  церкви  совершить  подвиг,   тому  его
святейшество папа простит все грехи на  сто лет вперед.  Помните,  братья:
кто отважится на подвиг, будет славен и на этом, и на том свете.
     Францисканцы посмотрели на  Андреуса Василе.  Длинноносый монах долго
молчал.
     - Есть ли у вашей эксцеленцы пластырь? - неожиданно спросил он посла.
     - Да,  мой брат,  возьми. - Епископ, недоумевая, открыл шкатулку, где
хранились лекарства.
     Монах оторвал кусок черного пластыря и заклеил им левый глаз.
     - Даю обещание святой деве Марии,  -  торжественно сказал он,  подняв
кверху руку,  -  носить пластырь до  тех пор,  пока князь Ягайла не станет
польским королем...  Я  готов во  имя  святой девы и  отчизны пожертвовать
жизнью. Благословите, ваша эксцеленца.
     Папский посол торжественно благословил францисканца на подвиг.
     - Ягайла боится мести,  -  снова начал отец Бенедикт, - он приговорил
княгиню Бируту к позорной смерти. Князь Витовт будет мстить.
     - Приговорил мать  князя  Витовта  к  позорной смерти?  -  оживляясь,
повторил легат. - Это интересно! Я хочу знать подробности.
     - Бирута,  жена трокского князя Кейстута,  прежде была жрицей в храме
богини Прауримы, ваша эксцеленца, - кланяясь, продолжал настоятель.
     - Богини Прауримы? - спросил итальянец. - Кто это?
     - Одна  из  главных литовских богинь,  ваша  эксцеленца.  Огонь вечно
пылает в ее капище,  и жрицы должны его поддерживать... Кстати, если огонь
потухнет, виновную сжигают. Если я не ошибаюсь, храм и сейчас стоит где-то
на берегу моря.  Тридцать лет назад красавица Бирута, став жрицей, обрекла
себя на безбрачие.  Слухи о  ее красоте достигли Кейстута,  молодого тогда
трокского князя.  Он решил ее взять в жены и, несмотря на заклятия жрецов,
силой увез прелестную деву в  свой замок на озере Гальва.  Там он женился,
там у них родился сын Витовт.
     - Как романтично!  -  Епископ Иоанн прищелкнул языком. - Хорошо, брат
мой,  что поведал мне эту историю...  И что же, позорная смерть, к которой
князь Ягайла приговорил свою тетку, свершилась?
     - Свершилась,  ваша  эксцеленца.  Великий  жрец  Литвы  заступался за
Бируту - вероятно, в память больших заслуг ее мужа, - но безуспешно.
     - Этот жрец обладает властью?
     - Для   язычников  Пруссии,   Литвы   и   Жмуди,   ваша   эксцеленца,
криве-кривейте - все равно что его святейшество папа для католиков.
     - Надо запомнить эту  занимательную историю.  В  Риме она  несомненно
возбудит интерес,  -  сказал, зевая, епископ. - Благочестивый брат мой, не
согласишься ли ты составить описание сих событий?
     - Сочту за честь,  ваша эксцеленца, - согнулся в почтительном поклоне
настоятель.
     - Однако довольно пустых разговоров,  братья мои.  Время позднее.  До
утра должно все обсудить.
     - Великий  князь  Кейстут умер  в  подземелье,  под  этой  башней,  -
неожиданно сказал Андреус Василе. - Его удавили.
     - Под этой башней? - переспросил легат. - Может ли быть?!
     - Это  правда,  ваша эксцеленца,  -  подтвердил настоятель.  -  А  из
комнаты, где мы сидим, бежал его сын, князь Витовт. Его тоже ждала казнь.
     Итальянец  испуганно посмотрел на  монахов.  Медленно  обвел  глазами
стены. Он был суеверен.
     Францисканцы молчали.
     В ночи отчетливо слышались шаги дозорного.  Потом они сделались тише.
Замковый колокол ударил полночь.
     На вершине огромного дуба кто-то заплакал.  Внизу протяжно заскрипела
дверь,  пахнуло свежим воздухом. Густой запах свежескошенных трав заполнил
комнату.
     Монахи побледнели и по-прежнему не говорили ни слова.
     Что-то завыло в трубах,  по вершинам деревьев прошел шелест. Протяжно
заскрипели деревянные ступени лестницы.
     Вдруг дым и  сноп искр вырвались из  камина и  коснулись ног епископа
Иоанна.
     - Разве на дворе ветер? - спросил он, поспешно убрав ноги.
     - Души поганых,  -  опять сказал Андреус Василе, - много дней обитают
подле места, где были убиены.
     - Да поможет нам бог!  - сказал брат Мартин, младший из францисканцев
и перекрестился.
     Перекрестились и остальные.
     - Великий князь Кейстут был муж воинственный и правдивый,  -  скривил
рот отец Бенедикт.  -  Мне доводилось его видеть. Лицо белое, губы тонкие,
черные глаза насквозь могли пронизать.  Седая борода во  всю грудь.  Голос
громкий, как гром.
     Странные звуки  послышались рядом.  Монахи  оглянулись.  Молодой брат
Мартин дробно колотил зубами. С ним начался припадок.
     - Нет от него стен,  нет окон и  дверей,  нет запоров!  -  кричал он,
брызгая слюной.
     - Давайте, братья, отслужим мессу, - еле выдавил из себя епископ.
     По  правде сказать,  и  он  чувствовал себя  в  этой башне не  совсем
хорошо.
     Из  походного  сундука  прислужник вынул  несколько  толстых  свечей.
Комната ярко осветилась. И понеслись к небу заунывные молитвы, повторяемые
по-латыни дрожащими голосами.
     - Возложи,  господи,  знак спасения на этот дом,  - произнес епископ,
крестя дрожащей рукой стены и кропя их святой водой, - и не допусти, чтобы
тут  вредил нечистый дух.  Во  имя  отца и  сына и  святого духа -  аминь!
Прибудь к нам с помощью,  господи боже наш! - повторял он, поворачиваясь к
каждой стене.
     Давно сменилась замковая стража.  Воин Леховт спал на медвежьей шкуре
в душной низкой комнате с маленьким оконцем, у самого потолка.
     А в окне на втором этаже башни все еще горел свет.


                          Глава двадцать первая

               НАДО ЗАХВАТИТЬ В ЗУБЫ КАК МОЖНО БОЛЬШЕ МЯСА

     Оружничий князя Ягайлы боярин Брудено привез княгине Улиане радостную
весть  о  славных победах литовского войска  в  Мазовии и  Польше.  Завтра
великий князь  возвращается в  столицу с  богатой добычей.  Боярин Брудено
принял из рук княгини серебряный кубок с хмельным медом,  разом осушил его
и поскакал обратно.
     В  дворцовой церкви  духовник  княгини  Улианы  торжественно отслужил
благодарственный молебен.
     По  приказу Скиргайлы,  брата великого князя,  два  десятка гонцов на
быстроногих конях помчались в  разные стороны литовско-русского княжества.
Люди везде должны радоваться победам князя.
     На площадях и улицах города заиграли звонкие трубы и раздались зычные
голоса бирючей.
     - Победа,  победа!  -  возвещали они.  -  Великий князь  Ягайла нанес
врагам великий ущерб  и  оскорбление.  Завтра он  возвращается в  стольный
город.  Радуйтесь, люди, великий князь отомстил полякам и захватил богатую
добычу!
     Вечером  новый  гонец  известил великую  княгиню,  что  князь  Ягайла
расположился на ночлег в Троках.
     Улиана до  поздней ночи  молилась в  крестовой горнице.  На  душе  ее
скребли кошки.  Поход великого князя был не только местью за город Мельник
и Драгичин. Княгиня хотела помочь Галицкой Руси освободиться из-под власти
католической Польши и заодно расширить за ее счет границы Литвы.
     Князь  Ягайла  победоносно  прошел  по  Малой  Польше  и  намеревался
завоевать Краков. У Вислицы его нагнал гонец: княгиня Улиана сообщила сыну
о походе немецких рыцарей на литовскую землю. И он вынужден был вернуться.
     На  следующий день  толпы  народа валом  валили к  городским воротам.
Жители  Вильни  и  окрестных селений  встречали князя  Ягайлу  по  старому
языческому обычаю -  с  женами и детьми.  Люди кучились в лесу по обочинам
трокской дороги.  Княгиня Улиана распорядилась выставить бочки  с  пивом и
медом.  В  ожидании  князя  люди  пели  песни  и  веселились.  Недалеко от
городских ворот,  у  высокого дуба,  ствол которого не  обхватят и  десять
человек,  юноши поставили качели.  Девушки повязали платками платье вокруг
ног  и,  посмеиваясь,  ждали,  когда придет очередь полетать в  воздухе на
белой липовой доске.
     Седовласые  вайделоты  воспевали  деяния  богов  и   славные  подвиги
предков.
     Многие именитые бояре и богатые купцы,  литовцы и русские,  поехали в
Троки навстречу князю...
     День  был  солнечный.  Чуть  заметный  ветерок  пробегал по  вершинам
деревьев.
     В  полдень дозорные на круглой башне верхнего замка увидели далеко на
дороге сверкающие доспехи воинов.
     К  городским воротам  в  золоченых ризах  вышло  русское духовенство,
окруженное толпой почетных граждан, с иконами и хоругвями. Еще больше было
литовцев с  Перкуном на знаменах.  Вайделоты несли на палках разукрашенных
цветами деревянных идолов.  Подъехал с отрядом копейщиков староста Вильни,
русоволосый боярин Ганулон.
     Город встретил князя дружным колокольным звоном и стрельбой из пушек.
Язычники били в ладоши и пели восхваления князю.
     Повелитель Литвы  ехал  в  золоченом шишаке  и  в  красных сафьяновых
сапогах   с   высокими   каблуками.   В   доспехах  князь   выглядел  куда
представительнее и благороднее.  Не видно было красных оттопыренных ушей и
длинной  шеи.   Поверх  легкой  кольчуги  на  великом  князе  был  кафтан,
украшенный жемчугом и драгоценными камнями,  золотой пояс и на шее золотая
цепь. А сверх всего на плечи Ягайлы наброшена пурпуровая княжеская мантия.
Княжеский вороной жеребец прельщал взоры толпы дородностью, густой длинной
гривой и  огромным хвостом,  подметавшим землю.  Когда конь скакал,  хвост
расстилался сзади,  словно облако,  а на ногах позванивали привязанные под
бабками серебряные бубенчики.
     На  двадцать локтей впереди ехали  вооруженные всадники с  княжескими
знаменами.  Позади  князя  гарцевала  сотня  конных  барабанщиков и  сотня
трубачей.
     Литовские  военачальники  и  русские  князья  окружали  князя  Ягайлу
плотным кольцом.  Позолоченные шлемы и латы,  убранство коней, драгоценные
камни на  ножнах и  рукоятках мечей -  все  светилось и  сверкало в  лучах
приветливого солнца.
     Женщины прорывались сквозь кольцо великокняжеской свиты и бросали под
ноги вороного жеребца цветы и яркие ковры, вытканные собственными руками.
     За  княжеской дружиной ехали  на  двадцати четырех колесницах жрецы с
походной утварью  для  богослужения и  с  деревянными богами.  Седобородые
кумирщики важно  восседали в  подушках,  придерживая качавшихся на  ухабах
идолов.  А вайделоты и остал