Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
ию Шелихову наследник престола благодарит за
некоторые известия... Вот эти письма.
Губернатор сразу узнал почерк императора. Письма были короткими,
всего по нескольку строк.
- Превосходно, Николай Петрович. В наших делах этим письмам нет цены.
Фон дер Пален вынул из кармана книжку в красном сафьяновом переплете
и записал несколько строчек.
- Я готов взять под защиту интересы наследников Шелихова, - сказал он
и спрятал записную книжку. - Кое-что я уже предпринял.
- Ваше сиятельство, прошу прощения, я забыл захватить сотню лучших
якутских соболей, присланных вам госпожой Шелиховой. Они находятся в
коляске. Не сочтите за труд послать за ними вашего человека.
- Дорогой Николай Петрович, - услышал Резанов из клубов дыма, - я с
детства ненавижу взяточников... Россия стонет от этих извергов рода
человеческого. Берут взятки даже те, кому надлежит забота о благе
государства. Если хотите видеть во мне искреннего друга, никогда не...
- Простите великодушно, Петр Алексеевич, забудьте мою ошибку.
Поверьте, я хотел одарить вас по просьбе директоров иркутской компании.
Мне приятно видеть честного человека. В наше время это такая редкость.
- Император пытается вывести взяточников. Он наказывает одного, а
остаются тысячи. Я полагаю, необходимы другие меры.
- Какие, Петр Алексеевич?
- Нужен парламент. Гарантия для народа.
- Какие могут быть гарантии для народа, находящегося в рабстве? - с
горечью сказал Резанов. Он вспомнил, что и в прошлый раз губернатор
говорил о парламенте, и это показалось ему странным.
- Читали ли вы, Николай Петрович, сочинение господина Радищева?
- Да. - Этот вопрос еще больше смутил Резанова.
Из разговора Резанов понял, что граф Пален человек незаурядный. "Не
изощрен образованием, но умен и самобытен", - подумал он.
...В ноябрьские дни император Павел получил неприятные вести от
фельдмаршала Суворова. Полководец писал о ловушке, устроенной ему
австрийцами. Он вынужден был вести свою армию в горах по пастушьим тропам.
Император отложил бумаги в сторону и взглянул на генерала Зайцева,
прискакавшего с вестями от Суворова.
- Расскажи, что там вытворял Суворов. Наверное, был смешон со своими
дурацкими выходками?
Император, ранее осыпавший Суворова высокими наградами, неожиданно
изменил свое отношение.
- Ваше величество, фельдмаршал Суворов великий герой, он сделал
невозможное.
- Суворов проиграл сражение.
- Ваше величество, он одержал самую великую победу за всю историю
войн, и слава русского народа будет бессмертна.
- Надоело слушать победные реляции, когда войска Римского-Корсакова
разбиты наголову. - Павлу была далеко безразлична слава русского солдата.
- Доложите, как было.
- Когда изнуренные переходом войска узнали о победе французов,
фельдмаршал собрал своих генералов. "Теперь мы среди гор, - сказал он, -
окружены неприятелем, превосходящим в силах. Что предпринять нам? Идти
вперед к Швицу невозможно. У Массены шестьдесят тысяч войск, у нас нет и
двадцати... Мы без провианта, патронов, без артиллерии. Одна только
надежда на бога да на храбрых моих солдат". - "Войско готово следовать за
вами всюду", - сказал один из генералов. Остальные поддержали. - "Мы
русские, мы все одолеем", - услышали все твердые слова Суворова. Переход
через снеговой хребет был решен. Каждый неосторожный шаг стоил жизни,
лошади и солдаты то и дело срывались в пропасти. Но солдаты прошли через
хребет, и вместе с ними шел непобедимый старик... Простите, ваше
величество, мне тяжело говорить.
Генералы в блестящих мундирах, окружавшие императора, переглянулись.
- В Муттенской долине Суворов узнал, что в тот день, когда мы брали
Чертов мост, французский генерал Массена разбил армию
Римского-Корсакова... Измена, ваше величество.
- Скажи, что там Суворов говорил про меня? Осмеивал перед солдатами?
Мне писали про его дерзкие слова.
- Не слышал, ваше величество.
- Мне вконец надоел этот петрушка. Он никогда не будет командовать
русскими войсками.
Ничего больше не сказав, Павел круто повернулся на каблуках и,
припечатывая шаг, направился в столовую комнату, где августейшее семейство
ждало его к полуденному чаю.
Сказать ему было нечего. Подвиги русских солдат не привели к разгрому
противника, но не потому, что французы были непобедимы, вовсе нет. Не было
согласия в лагере союзников. Англия хотела воспользоваться ослаблением
французов и расширить свои колонии. Австрия добивалась изгнания французов
из Италии. Император Павел защищал какую-то высшую справедливость и
кичился своей бескорыстностью.
В конце ноября произошло еще одно событие огромной важности.
Император Павел, покровитель Мальтийского ордена, соизволил принять
достоинство великого магистра. В Белом зале Зимнего дворца произошла
церемония возведения в сан женатого самозваного и схизматического
магистра.
Все кавалеры российских орденов были расставлены в парадных костюмах,
император сидел на троне. Ему были торжественно поднесены регалии:
специально изготовленная корона, орденское знамя, кинжал веры и большая
печать.
Из всех собравшихся для выборов нового великого магистра только двое
имели право голоса. Но это нисколько не смущало императора Павла. За сдачу
укреплений и всего острова Мальты французам бывший великий магистр Гомпеш
и все его приверженцы без объяснений с их стороны были объявлены
изменниками и лиходеями.
На это новое заведение повелено было из государственной казны
отпускать ежегодно 216 тысяч рублей. Сумма по тем временам огромная. Если
бы правитель Русской Америки Баранов получал такие деньги от
правительства, то через пять лет он обладал бы многими прекрасными
кораблями. Защита владений и перевозка необходимых грузов его бы не
тревожили. Он мог построить образцовую больницу, оборудовать ее всем
необходимым и содержать отличного лекаря. Наверное, Баранов создал бы
навигационную школу и на его кораблях служили бы туземные штурманы. Много
можно сделать на такие деньги...
Приняв звание магистра, император забросил все остальные дела и
ревностно стал заниматься потерявшим политическое значение орденом.
Отвоевать столицу острова Мальты Ла-Валлетту стало главным в политике
Русского государства.
"Вообще никогда еще умоисступление не достигало таких размеров и не
проявляло столько незаконных и комических сторон, - писал один из
участников этих событий. - Император, видимо опустившись, попирал законы,
приличие и благоразумие".
Время шло. В назначенный день алеутских тойонов с острова Уналашки
привезли во дворец. Теперь их было двое, третий простудился и недавно
умер. Они долго сидели в приемной, забавляясь своим отражением в огромных
зеркалах. Придворные посматривали на них с опаской.
Высокие белые с позолотой двери наконец открылись. Великие князья
Александр и Константин, в мундирах своих полков, с золотыми аксельбантами,
вышли первыми и встали по сторонам двери. Александр справа, а Константин
слева.
Из дверей вышел император, за ним генерал-адъютанты, советники.
Император был в форме конногвардейского полка. В сапогах со шпорами, с
тростью-берлинкой в руке, он шел церемониальным шагом, словно на параде.
Алеуты распростерлись на полу, не смея взглянуть на императора.
- Поднять, - распорядился Павел.
Несколько человек из свиты бросились к алеутам и поставили их на
ноги. Император некоторое время с любопытством их рассматривал.
- Как зовут? - он указал пальцем.
- Николай Луканин, ваше императорское величество, - внятно сказал
тойон.
- А тебя? - император ткнул в сторону другого.
- Никифор Свиньин, ваше императорское величество.
Павел с недоумением посмотрел на свою свиту. Фамилии, имена русские,
говорят по-русски, а на русских не похожи.
- Ваше величество... - К императору подошел его духовник отец Петр. -
Это алеуты. Они крещены в православие. Наша духовная миссия делает доброе
дело.
Император внимательно рассматривал алеутов. Они были в своем
праздничном наряде. Парки из топорковых шкурок украшены козьей шерстью и
узенькими ремешками, выкроенными из котиковой шкуры. На головах деревянные
шляпы с навесом вперед, украшенные бусами и толстыми сивучьими усами. Лица
благообразные, с несколько выступающими скулами. Волосы черные, прямые.
Борода едва заметна. Ноги босые.
- Из чего сшита одежда? - спросил государь. - Перья какие-то!
- Из птичьих перьев, ваше величество.
- Зачем из птичьих перьев, что за причина?
- При нашей мокрой погоде одно спасение, ваше величество.
- А почему без сапог? - присмотревшись к босым ногам тойонов,
продолжал Павел.
- Ваше императорское величество, мы у себя на островах по каменьям и
зимой и летом ходим. Никакие сапоги не выдержат. А здесь почему не ходить,
земля мягкая.
- У них натура такая, - опять вступился духовник, видя, что
императору не нравятся босые ноги, - трудно к сапогам привыкают.
- Приказать, чтобы все сапоги надевали, - сказал император. - Без
сапог из них плохие солдаты.
- Никак невозможно, ваше величество, - сказал Никифор Свиньин, -
несподручно нам в сапогах. Прими от нас подарок своей женке. Лучшие наши
мастерицы делали.
Тойон взял с пола свернутую женскую парку и быстро развернул ее перед
глазами императора. Парка была действительно нарядная, сделанная из
котиковых шкур, с белыми поперечинами из козьей шерсти. От воротника
спускались почти до колен длинные нити с нанизным бисером вперемешку с
синими и красными бусами.
- Спасибо за подарок, - сказал император. - Возьмите, - кивнул он.
Кто-то из свиты подхватил и унес парку.
- О чем просите меня, добрые люди? - спросил император. - Говорите,
не бойтесь.
Военный губернатор фон дер Пален, стоявший в группе царедворцев,
приблизился к императору.
Тойоны встали на колени.
- Заступись, ваше императорское величество, - сказал Никифор Свиньин.
- Притесняют нас шелиховские приказчики. Мало платят за бобровые и прочие
шкуры, а работать заставляют много.
- Обычная жалоба, ваше величество, - тихо сказал фон дер Пален. - Все
хотят поменьше работать, побольше получать. Они получают от шелиховской
компании полсотни рублей серебром и больше в год. Наш рязанский крестьянин
был бы рад такому заработку.
- Плохо кормят, ваше императорское величество, - напирал Свиньин. -
Народу нашего много мрет. Ты бы посадил к нам на острова своего
губернатора, пусть бы купцов поприжал. А купец Киселев - тот не в пример
лучше против шелиховских-то.
- Велик ли народ ваш?
- Велик. Мы на многих островах живем, ваше императорское величество.
Тысячи две будет. Раньше, когда купцов Шелиховых не было, еще больше
народу было.
- А едите что?
- Китовый жир для нас первое дело, ваше императорское величество.
Будто для русских хлеб. Ну и юколу едим.
- Юколу?
- Вяленая рыба так у нас прозывается.
- А хлеб едите?
- И хлеб едим, когда есть, ваше императорское величество, - однако
его и русским не хватает.
- А еще что едите?
- Коренья и травы, рыбу свежую, когда есть.
- А это что? - спросил Павел, показав на стрелу длиной фута в четыре
и дощечку, лежавшую у ног Николая Луканина. И дощечка и стрела окрашены в
красный цвет.
- Этим мы зверя промышляем, ваше величество.
- Как же вы это делаете?
- Разрешите показать, ваше императорское величество? Пусть вон там,
на стене, кто-нибудь шапку свою повесит.
- Повесьте шапку, - приказал император.
Шапку повесили, расстояние шагов пятьдесят.
Николай Луканин поставил стрелу на доску, придерживая ее пальцами
левой руки, замахнулся доской и сильным рывком кинул стрелу. Она попала в
шляпу, пробила ее и пригвоздила к деревянной панели.
- Великолепно, - сказал Павел.
- Примите в подарок, ваше величество, - поклонился Николай Луканин,
подавая Павлу свое оружие. - Стрела сделана из особого крепкого дерева и
прослужит долго. А ты уж помоги в нашем деле.
В свите кто-то засмеялся.
Император обернулся и строго посмотрел на приближенных.
- Коммерция - важное дело для государства, - сухо сказал он. - Я
прикажу иркутскому губернатору разобраться. Того, кто виноват, пусть
накажет... Только бы коммерции не в убыток. А этих, алеутов, одеть по
обычаю, дать им по сто рублей. И сапоги дать, пусть носят. Отправить домой
на острова за мой счет.
Аудиенция закончилась, адъютанты вывели из приемной алеутов.
Через час Иван Павлович Кутайсов ожидал императора у потайного входа
во дворец. У графа была редкая судьба: из пленного турчонка, взятого под
Кутаиси, он превратился сначала в царского брадобрея, а затем, сделавшись
помощником императора в любовных утехах, получил графское достоинство и
высокую придворную должность. Вскоре сын графа Кутайсова женился на сестре
Анны Лопухиной, что еще больше укрепило положение Ивана Павловича.
Наконец император вышел, закутанный в орденский плащ, как и Кутайсов,
который тоже любил похождения и в этом не отставал от своего господина.
Они отправлялись обыкновенно вдвоем, якобы сохраняя инкогнито. Лакей и
кучер были одеты в красные ливреи. Было строгое приказание от полиции
петербуржцам не узнавать императора.
На набережной Невы стоял дворец княгини Анны Петровны Лопухиной, а по
соседству с дворцом дом французской артистки Шевалье, подруги Кутайсова.
Император и Кутайсов, оглядываясь по сторонам, как заговорщики, сели в
стоявшую у подъезда карету.
В недавнюю поездку в Москву император увидел двадцатитрехлетнюю
девицу Анну Петровну Лопухину и влюбился в нее. Анна Петровна была
невысока ростом, черноволосая, с превосходными зубами и прелестным ртом.
Сложением она похвастаться не могла, не украшал ее и небольшой вздернутый
нос. Но император влюбился страстно и был склонен проливать свои милости
на всех ее родственников. Как мы знаем, отец - Петр Васильевич Лопухин -
был вызван в Петербург и назначен генерал-прокурором Сената, жена его
возведена в статс-дамы, а сама Лопухина - в фрейлины.
Путь ко дворцу Лопухиной был недолог. Карета остановилась у
незаметной дубовой двери высокого дома. Император выпрыгнул из кареты и
быстро открыл дверь своим ключом. Когда он вошел в дом, граф Кутайсов
поехал дальше.
Император поднялся по крутой каменной лестнице и открыл еще одну
дверь, которая вела в маленькую прихожую, - отсюда был вход в комнаты
княгини. Анна Петровна ждала Павла и встретила его радостно.
- Павлушка, милый!
- Аннушка!
Никто бы не узнал раздражительного, требовавшего беспрекословного
повиновения и быстро приходящего в ярость императора. Он был нежен и
внимателен, старался предупредить каждое ее желание.
Собираясь к Лопухиной, Павел долго одевался, изучал перед зеркалом,
как войти, кланяться... В те дни, когда Лопухина была с ним ласкова, Павел
был доволен и каждого попадавшего навстречу осыпал милостями. Но зато
лучше было не попадаться на глаза государю после неласкового приема
Лопухиной.
После первых объятий они сели за накрытый стол.
Когда император налил в бокалы шампанское, Лопухина сказала:
- Сделай для меня милость, Павлушка.
- Какую, моя любимая?
- Награди бедного офицера.
- Как его фамилия?
- Лопухин.
- Не родственник ли он князю Петру Васильевичу?
- Родственник. Двоюродный племянник.
- Его чин? - Лицо императора сделалось важным, строгим.
- Штабс-капитан.
- Жалую его во флигель-адъютанты. Есть ли у него состояние?
- Никакого.
- Дарю пятьсот душ и жалую его в генерал-адъютанты. Ты довольна?
- Благодарю тебя, Павлушка. - И Лопухина поцеловала императора.
Анна Петровна была добра и не способна ни желать, ни делать
кому-нибудь злое. Однако она была недалекого ума и не получила должного
воспитания. Влияние ее на государя проявлялось только в раздаче милостей.
Но сегодня было иначе.
- Еще прошу твоей милости, Павлушка.
- Поцелуй меня, Аннушка.
Лопухина стремительно расцеловала императора.
- А теперь говори, какую хочешь от меня милость?
Лопухина вынула маленькую записочку, спрятанную на груди, и, медленно
шевеля губами, прочитала:
- "Не давай привилегий купцам Шелиховым. Назначь в Америку
губернатора, как в прочих областях. Пусть там все купцы одинаково
промышляют..."
Император был удивлен. До сего дня Лопухина ни во внешнюю, ни во
внутреннюю политику не вмешивалась. Он боготворил Анну Петровну, однако ее
просьба заставила императора задуматься.
- Граф Петр Алексеевич только вчера докладывал мне об Аляске и просил
сделать как раз обратное, - помолчав, сказал он. - Утверждал, что, если
уравнять американский край с прочими областями России, понадобится много
денег... А деньги мне нужны на другое. Я воюю на суше и на море.
Лопухина надула пухлые губки.
- Я подумаю, Аннушка... Но почему ты просишь именно это?
- Купец Голиков умолял меня, Павлушка. Он говорил, что пользы России
заставили его просить. Он подарил мне целую коляску прекрасных
американских мехов.
- Купец Голиков... Зачем ты якшаешься с мужиками, Аннушка? Я всеми
силами споспешествую торговле. Ее цветущее состояние и всевозможное
распространение - первое мое попечение. Но прежде всего надо иметь
политическое рассуждение... - Император посмотрел на погрусневшую
Лопухину. - Я подумаю, Аннушка, поцелуй меня еще...
Император взял из ее рук записку и стал читать:
- "Нужно между тем, сколько для ограждения коренных жителей от обид
промышленных, - читал он написанное четким, писарским почерком, - сколько
и для того, чтобы образовать нравы жителей и приуготовить их к повиновению
и принятию законов, учредить в Америке вид коронного в том краю
управления..."
Император вздохнул, свернул записку вдвое, еще вдвое и положил на
стол.
Елена Петровна догнала своего мужа, Ивана Степановича Крукова, в
Тобольске. Здесь полицейские сделали небольшую передышку. Осенью дорога до
Тобольска была грязная, ухабистая, ехали медленно и очень устали. Но грязь
никого не удивляла. Даже дороги между столицами и подъездные пути к
Петербургу, проходившие по местам лесистым и болотистым, были выложены
бревнами, поднимавшимися в дождливое время и плясавшими под колесами. О
сибирских дорогах и говорить нечего.
Круковы встретились в плохонькой монастырской гостинице. Оставшись
вдвоем, всю ночь проговорили о том, что их ждет впереди и как поступать
дальше.
- Я с тобой поеду хоть на край света, - сказала Елена Петровна. Она
плакала и смеялась, все еще не веря, что встретила мужа.
- Если считать краем света край Восточного полушария, то тебе
действительно придется туда ехать и даже дальше, - пошутил Круков. - Как
сказал адмирал Кушелев, фельдъегерь везет письмо иркутскому
генерал-губернатору с приказанием отправить нас в Америку.
- Ну и пускай. Я тебя никогда не покину. Всюду пойду за тобой.
- Спасибо, Леночка, спасибо.
В тобольских амбарах лежали товары для промысловой компании
Шелиховых. Здесь мореходы увидели адмиралтейски