нь жаль... Он просил меня перед отъездом определить сына в
Пажеский корпус. Проверьте, граф Николай Петрович, где его сын?
     - Слушаюсь, ваше величество!
     - Меня беспокоит,  ваше величество,  -  сказал князь Чарторыйский,  -
донесение камергера Резанова от восемнадцатого июля.
     - Что вас беспокоит, князь?
     - Позвольте вам напомнить, ваше величество, вот здесь, - Чарторыйский
указал на  подчеркнутое красным карандашом место в  донесении.  -  Резанов
пишет:  "Я  не  думаю,  чтобы ваше императорское величество вменяли мне  в
преступление,  когда,  имев  теперь достойных сотрудников,  каковы господа
Хвостов и Давыдов, и помощью которых выстроя суда, пущусь на будущий год к
берегам японским разорить на Матмае селенье их, вытеснить их из Сахалина и
разнести по берегам страх..."
     - Пустое затевает Резанов. - Император вынул платок и, скрывая зевок,
сделал вид, будто вытирает лицо.
     - Послушайте дальше,  ваше величество.  "...Между тем услышал я,  что
они и на Урупе осмелились учредить факторию.  Воля ваша,  всемилостивейший
государь,  накажите  меня  как  преступника,  что,  не  сождав  повеления,
приступаю я  к  делу,  но  меня  еще  более совесть упрекать будет,  ежели
пропущу я  понапрасну время и  не пожертвую собой славе твоей,  а особливо
когда   вижу,   что   могу   споспешествовать  исполнению  великих  вашего
императорского величества усмотрений!"
     Князь Чарторыйский отложил бумагу и посмотрел на императора.
     - Резанов честно  служит мне,  -  подумав,  сказал Александр.  -  Как
служил моему отцу и моей бабушке.
     - Это  так,   ваше  величество,  однако  Резанов  предлагает  военные
действия.
     Воцарилось молчание.
     - Что предлагаете вы, князь?
     - Запретить Резанову самоуправство!
     - А вы, граф? - император посмотрел на Румянцева.
     - Думаю,  государь,  Резанов  не  совершит  ничего  противозаконного,
вредного для престола.  Он человек большого разума. Я уверен, им руководит
забота о русских землях.
     Последнее   время   император   чувствовал  к   князю   Чарторыйскому
неудовольствие. Его мнение слишком часто расходилось с мнением государя.
     - Не надо запрещать Резанову,  но и поощрять не надо. Пусть действует
по собственному разумению, - решил Александр Павлович.
     На этом совещание закончилось.
     Тем  временем  войска  под  предводительством Кутузова возвращались в
Россию.  На протяжении всего пути к армии присоединялись солдаты,  ушедшие
из-под Аустерлица. Одни приносили знамена, сорванные ими с древков на поле
боя, другие дорогами почти непроходимыми привозили на себе пушки.
     Убитых в русской армии насчитывалось свыше двадцати пяти тысяч. Более
семи тысяч осталось в европейских госпиталях.
     Победа при Аустерлице открыла Наполеону дорогу на восток.
     Император Александр выразил свое  неудовольствие некоторым участникам
Аустерлицкого сражения.  Графу Ланжерону он разрешил просить увольнения от
военной службы.  Генерал Пршибышевский, взятый в плен, был отдан под суд и
разжалован в солдаты. Та же участь постигла генерала Лошакова.
     Генерала Кутузова император надолго лишил своего расположения. И хотя
Михаил  Илларионович  был  награжден  орденом  Владимира  первой  степени,
назначение его в Киев военным губернатором было как бы почетной ссылкой.
     Не были забыты и  два батальона Новгородского мушкетерского полка,  в
день  сражения  бежавших мимо  государя и  не  обративших внимания на  его
призывы.
     - Они покрыли себя бесславием, обратясь в бегство, - сказал император
и  повелел  штаб-  и  обер-офицерам  обоих  батальонов  носить  шпаги  без
темляков,  нижним чинам тесаков не иметь и  к сроку их службы прибавить по
пяти лет.
     Император Наполеон в своих воспоминаниях очень высоко оценил мужество
и  стойкость русских солдат  и  офицеров,  не  по  своей  воле  попавших в
невыгодное положение при Аустерлице.


                          Глава двадцать девятая

                НИ В ЧЕСТЬ, НИ В СЛАВУ, НИ В ДОБРОЕ СЛОВО

     Сегодня император Александр был в  мундире Преображенского полка.  На
правом плече  висел аксельбант.  Панталоны белые,  лосиные и  шарф  вокруг
талии. Короткие ботфорты. Император был при шпаге. Он в задумчивости сидел
на низком диванчике в туалетной комнате,  где совсем недавно на заседаниях
"комитета общественного спасения" происходили горячие  споры  по  вопросам
государственного устройства.  После  Аустерлица все  кончилось.  Император
больше не  призывал своих друзей на  интимные заседания.  Он считал теперь
детской  забавой  многое  из  того,  что  представлялось раньше  важным  и
нетложным.  "Ограничение власти императора...  -  думал Александр. - Как я
мог говорить об этом!  Конституция... Боже мой!" Незаметно для самого себя
он отказался от порядков, созданных им в начале царствования.
     Редко  императору Александру удавалось побыть  одному.  Всегда  возле
него  толпились люди.  Но  сегодня он  обещал свидание своему другу  Адаму
Чарторыйскому.
     Император несколько раз с нетерпением поглядывал на часы.
     В  четыре часа в туалетной комнате появился Адам Чарторыйский.  Князь
был в черном штатском сюртуке, побледневший, осунувшийся.
     Император приподнялся и обнял его.
     - Дорогой князь,  садитесь вот здесь, рядом со мной... Что случилось,
что вы хотели мне сказать? - Александр казался озабоченным.
     - Ваше величество, могу ли я говорить откровенно, как было прежде?
     - Конечно, дорогой князь!
     - Я  не  разделяю  ваших  убеждений,  ваше  величество,  относительно
Пруссии.
     - В чем именно?
     - Правительство  Пруссии  не  заслуживает  доверия.  Прусский  король
лестью пытается усыпить вашу осторожность.
     - Но, дорогой князь...
     - Доверяясь Пруссии и  слепо подчиняясь ее  внушению,  Россия готовит
себе  неминуемую  гибель.  -  Бледное  лицо  министра  покрылось  красными
пятнами.
     - Мой друг, Фридрих-Вильгельм, уверял меня в своей дружбе.
     - В  то время когда герцог Брауншвейгский уверял вас в  дружбе своего
короля, граф Гаугвиц подписал в Париже тайный договор с Бонапартом, крепко
связывающий Францию и  Пруссию.  Первая  статья  этого  договора обязывает
Пруссию не  отдаляться от  Франции и  помогать ей  всеми  силами  во  всех
войнах, - зло сказал Чарторыйский.
     - Вы  же  знаете,   дорогой  князь,  что  Фридрих-Вильгельм  согласен
подписать союзную декларацию в обмен на мою...
     - Ваше  величество,  подписав  декларацию,  Пруссия  поставит себя  в
положение немыслимое,  которому  нет  примера  в  истории  дипломатических
сношений.  В  одно и то же время Пруссия будет состоять в союзе с Францией
против России и  с  Россией против Франции.  Кого же  из  этих двух держав
Пруссия готова обмануть?
     Император Александр молчал.
     - Ваше величество,  нам  удалось добыть секретный документ,  письмо в
Париж графа Гаугвица.  -  Адам Чарторыйский вынул из  портфеля лист бумаги
синеватого цвета.
     - Прочитай, мой друг, что там написано?
     - "Если бы Наполеон мог читать в сердце короля,  то убедился бы,  что
не существует в мире человека, на которого он мог бы более положиться, чем
на Фридриха-Вильгельма..."
     - Читай громче,  мой  друг,  ты  знаешь мой недостаток.  -  Император
приложил к уху ладошку. - Совсем ничего не слышу.
     - "...положиться, чем на Фридриха-Вильгельма". Вот как он рассуждает:
Франция могущественная,  и Наполеон муж века.  Воссоединившись с ним, могу
ли я опасаться чего-либо в будущем?
     - Не может быть!  -  Император вспыхнул. - Гаугвиц клевещет на своего
короля.  С Фридрихом-Вильгельмом нас связывают давние узы дружбы.  Но чего
хотите вы? Впрочем, я знаю! Восстановления Польского государства.
     - Да,  восстановить Польшу в прежних пределах.  Но это не цель,  ваше
величество,  но только средство. Чтобы низвергнуть Наполеона, недостаточно
обладать  военной  силой.  Необходимо противопоставить политике завоеваний
принципы справедливости и  законности.  Ваше величество,  справедливость и
законность должны быть для всех одинаковы.  Почему вы хотите защитить всех
монархов  и   все  престолы  в  Европе,   кроме  польского?   Провозгласив
восстановление Польского королевства,  Россия сделалась бы  хранительницей
международного права, порядка и свободы!
     - Вы  мечтатель,  мой  друг.  Я  хорошо  понимаю ваши  патриотические
чувства,  они  по-прежнему священны и  для  меня.  Однако дружба прусского
короля...
     - Ваше величество, - с тоской сказал Чарторыйский. - Я уверен, что не
союз с  Пруссией,  но  война с  ней России и  Польши есть залог победы над
Наполеоном.
     - Но это невозможно!
     - Я прошу, ваше величество, освободить меня от обязанностей министра,
- твердо сказал Чарторыйский,  глядя в  глаза императору.  -  Они  слишком
тяжелы для  меня.  Природному поляку трудно руководить иностранными делами
России.
     - Я  поклялся в  вечной дружбе королю прусскому перед гробом великого
Фридриха и нарушить свою клятву не могу. Мне очень жаль, дорогой князь, но
я вынужден принять отставку. В остальном мы будем друзьями по-прежнему.
     Князь  Чарторыйский  отвесил  низкий  поклон  и  вышел  из  туалетной
комнаты, стены которой были свидетелями иных разговоров и клятв.
     После  ухода  князя  император  продолжал сидеть  на  диване,  обитом
китайским шелком.  Он  вспомнил время,  когда  сочувствовал политике князя
Чарторыйского и склонялся к мысли о разрыве с Пруссией.
     Но все обернулось не так,  как предполагал сам император и окружавшие
его лица.  А почему,  он и сам не знает. Может быть, торжественный прием в
Берлине настроил его на дружественный лад?  Прусский король, как и прежде,
в  Мемеле  распростер дружеские  объятия.  Не  менее  благосклонно к  нему
отнеслась и  королева Луиза,  за которой император скромно и  благоговейно
ухаживал.
     Князь Петр  Долгоруков торжествовал победу*.  Князь Адам Чарторыйский
отступил на второй план.
     _______________
          * Дїоїлїгїоїрїуїкїоїв   -   один   из   приближенных  императора
     Александра, противник Адама Чарторыйского.

     С  тех  пор прошло более года.  После аустерлицкого поражения Пруссия
повернулась спиной к Александру.  Клятвы у гроба Фридриха были забыты. Но,
заключив союзный договор с Наполеоном, Пруссия не нашла успокоения. Англия
объявила ей войну из-за Ганновера, полученного из рук Наполеона. Англичане
задерживали прусские корабли, находившиеся в английских портах, и число их
дошло до четырехсот.
     В  английском парламенте пруссаков оскорбляли,  называя  их  поступки
презренным раболепством перед  Бонапартом.  В  Берлине гвардейские офицеры
осуждали свое правительство.  Желая высказать свое мнение,  они  по  ночам
острили сабли на ступенях крыльца французского посольства.  Толпа три раза
выбивала стекла окон  в  доме  министра графа Гаугвица,  поборника союза с
Наполеоном.
     Торговля  Пруссии  сократилась,   промышленность  пришла  в   упадок.
Пользуясь  ее  затруднительным  положением,  Наполеон  решил  окончательно
прибрать Пруссию к своим рукам и стал выискивать повод к началу войны.  Он
препятствовал образованию северного союза,  не  отвечал на соответствующие
письма короля и  в переговорах с Англией предложил возвратить ей Ганновер,
ранее переданный Пруссии.
     Летом 1806 года император Наполеон,  писали историки, стоял на высшей
ступени своего  могущества,  и  снова  Западная Европа  покорно склонилась
перед  ним.  На  развалинах Римской  империи возникла империя Французская.
Старая  монархическая  Европа  без   сопротивления  признала  его  братьев
королями, родственников и слуг - князьями и герцогами.
     Что говорить,  обстановка в Европе тревожная.  Александру приходилось
выслушивать много разных советов,  и зачастую противоречивых. Больше всего
он боялся быть побитым Наполеоном,  а  новая схватка с французами казалась
неизбежной.
     Мысли  императора вдруг приняли более приятное течение.  Он  вспомнил
Машеньку Нарышкину, давнишнюю свою приятельницу.
     Раздумья  императора прервали удары  башенных часов.  Пробило  шесть.
Неприятное чувство не  покидало его.  Ушел  в  отставку старый друг  князь
Адам.  Отставка была неотвратима и справедлива. Слишком много нареканий от
придворных на его польский патриотизм.  И вел он себя несколько развязно в
присутствии своего императора.  И все же в глубине души Александр сожалел:
вряд ли  кто  выскажет свое мнение так прямо и  откровенно,  как это делал
князь Адам...  Но  кому  все-таки  быть  министром?  В  прошедший четверг,
вспомнил император, был разговор с императрицей-матушкой и графом Ливеном,
и  они  настоятельно советовали назначить  управляющим иностранными делами
генерала  барона  Будберга.   Барон  был   немедленно  вызван  из   своего
лифляндского поместья и сейчас должен находиться в Петербурге.
     Александр звякнул серебряным колокольцем.
     - Барона Будберга ко мне! - сказал он, не оборачиваясь к адъютанту.
     Через несколько минут барон Будберг,  курносый и  лупоглазый генерал,
стоял возле императора,  польщенный тем,  что вызван в  туалетную комнату,
про которую ходило столько легенд.
     - Садитесь,  Андрей  Яковлевич.  -  Император показал ему место возле
себя,  где недавно сидел  Адам  Чарторыйский.  -  Назначаю  вас  министром
иностранных дел, - чуть помедлив, добавил он. - Что скажете?
     - Не смею возражать, ваше величество, готов служить вашему величеству
всеми силами.
     - Хочу  знать ваше  мнение,  барон.  Велика ли  военная мощь Пруссии?
Справится ли она с Бонапартом?
     Барон Будберг выразил презрение на своем простоватом лице.
     - Вряд  ли,  ваше  величество.  Уже  сорок  четыре  года  Пруссия  не
участвовала в военных действиях.  Прусские генералы помнят войну только по
преданиям.  Они  не  следили за  успехами военного искусства,  оставаясь в
застарелых понятиях Фридрихова века...
     Будберг запнулся.  Он понял,  что совершил ошибку. Император был явно
недоволен  его   словами.   Он   вспомнил  про  непоколебимую  преданность
Александра прусской монархии.
     - Но это исправимо,  ваше величество,  -  поторопился барон.  -  Если
приспичит и генералы возьмутся за голову,  то и Бонапарту придется туго. Я
совершенно уверен в этом.
     - Принимайте дела у князя Адама Чарторыйского.  Всегда помните первый
пункт моей секретной декларации. Употреблять постоянно большую часть наших
сил на защиту Европы и все силы нашей империи на поддержание независимости
и целости прусских владений. - Император строго посмотрел на Будберга.
     - Слушаю, ваше величество, всегда буду помнить первый пункт секретной
декларации.
     Беседа  не  была  длинной.  Через  четверть часа  сияющий от  царской
милости барон был в  толпе царедворцев.  Его обнимали,  поздравляли,  жали
руки.  Было известно,  что  барон не  хватает с  неба звезд.  Больше того,
говорили,  что барон принадлежит к  тем ласкателям и царедворцам,  которые
мыслят только по приказанию. Но это никого не беспокоило.
     Вскоре  новым  русским  посланником  при  прусском  дворе  стал  граф
Штакельберг.
     Забегая несколько вперед,  скажем, что вступление барона в управление
дипломатическим ведомством  повлекло  за  собой  значительные изменения  в
личном  составе.  Число  немцев  быстро  возросло,  и  вскоре  они  сумели
оттеснить на  задний  план  игравших до  этого  видную  роль  всех  других
иностранцев.  В  то  же  время все они дружно выживали из  дипломатических
рядов прирожденных русских.
     Утверждали,   что   при   министре  Будберге  только  лица  немецкого
происхождения почитались имеющими высшее достоинство.  Немецкая партия при
дворе по-прежнему была сильна и многочисленна.
     Вечером в Зимнем дворце гремел оркестр, в залах горели тысячи свечей.
По  случаю  тезоименитства вдовствующей императрицы  Марии  Федоровны  был
устроен бал.  В  десять часов вечера в залу вошел император Александр.  Он
был в  мундире,  ботфортах и лосиных штанах,  плотно облегавших его жирные
ляжки.   Кукольная  красота  императора,  его  русые  кудри,  как  всегда,
производили   неотразимое   впечатление  на   придворных   дам   немецкого
происхождения.   Сопровождаемый   обер-гофмейстером   графом   Толстым   и
генерал-адъютантом Ливеном,  он прошествовал по залу,  обозревая в  лорнет
млеющих от восторга красоток.
     В  кресле под портретом императрицы Екатерины в тяжелой золотой раме,
задумавшись,   сидел  министр  коммерции  Николай  Петрович  Румянцев.  Он
поднялся навстречу императору.
     - Рад вас видеть,  Николай Петрович.  Есть ли известия от моего посла
Резанова?  -  спросил Александр.  - Граф, вы, наверное, прячете камергера?
Где он? Воюет с японцами на Сахалине или Курильских островах?
     - Последнее письмо,  ваше величество,  только получено,  -  кланяясь,
ответил Румянцев. - Резанов пишет, что покинул Ново-Архангельск на Ситке и
с бригом "Юнона" отплыл в Калифорнию.
     - Куда? Я не расслышал, граф! - император приложил к уху ладонь.
     - В Калифорнию, ваше величество!
     - Непоседа! Но для чего же он отплыл туда?
     - На  Ситке  голод.  Умирают  люди.  Николай Петрович решил  привезти
кормовых припасов, чтобы подкрепить край.
     Император помолчал.
     - Когда вернутся в Петербург наши корабли,  с которыми ушел в Америку
Резанов? Прошло три года.
     - Мы ждем их каждый день, ваше величество.
     - Ах  да,  камергер Резанов просил определить своего сына в  Пажеский
корпус, - забеспокоился император. - Надо исполнить, граф.
     - По вашему повелению, государь, он зачислен в Пажеский корпус.
     - Очень хорошо, я доволен.
     Император    прошествовал    дальше,    по-прежнему    сопровождаемый
обер-гофмаршалом  Толстым   и   генерал-адъютантом   Ливеном.   Он   часто
останавливался и лорнировал танцующих.
     На  особом кресле,  похожем на трон,  сидела вдовствующая императрица
Мария  Федоровна,  еще  больше  располневшая,  окруженная со  всех  сторон
царедворцами.  Ее белую,  жирную шею украшали две нитки огромных жемчужин.
Императрица занимала блестящее положение в  Петербурге.  По улицам столицы
ездила  в  парадной  карете,  запряженной шестеркой гнедых  жеребцов,  или
скакала верхом в мужском костюме,  подражая императрице Екатерине. Молодой
император относился к  матери нежно и почтительно.  Но в то же время он не
прощал ей неудачную попытку завладеть престолом после смерти мужа.  Все ее
письма  подвергались  просмотру,  и  о  всяком  подозрительном слове  было
известно императору. Возле Марии Федоровны группировались недовольные, они
превозносили ее до облаков. В эти тревожные дни она возглавила противников
Наполеона и вдохновляла немецкую партию.
     Александр поклонился  матери  и  почтительно  поцеловал  ее   пухлую,
сдобную  руку.  Он еще утром,  в интимной обстановке,  поздравил ее с днем
ангела,  а  сейчас  подчеркивал  свои  нежные   сыновние   чувства   перед
Петербургом и Европой.
     - Надеюсь, ваше здоровье по-прежнему не вызывает опасений?
     - Благодарю, ваше величество.
     Император подошел к своей жене Елизавете Алексеевне, сидевшей в кругу
придворных дам.  Глаза у нее были красные,  заплаканные. Александр знал, в
чем  тут дело.  Недавно умер ее  любовник ротмистр конногвардейского полка
Алексей Охотников.  Он получил удар кинжалом при выходе из театра и вскоре
умер.  Говорили,  что  убийца  был  подослан великим князем  Константином,
оскорбленным невниманием Елизаветы Алексеевны к его чувствам.
     - Дорогая,  как  твое  здоровье?  -  целуя руку императрицы,  спросил
Александр. - Все ли хорошо у тебя?
     Императрица ничего не  ответила.  Она молча склонила голову.  На этом
ритуал был окончен. Император прошествовал дальше.
     Прищурив  заплывшие глазки,  вдовствующая императрица смотрела  вслед
удалявшемуся императору.  Нет, она не уважала своего сына. Слишком молод и
недостаточно внимателен к матери. Однако она пол