я лучшим стрелком в артели.
     Раздался выстрел,  вождь чуть  пошатнулся от  попавшей в  него  пули.
Поцарапав пальцем отметину от  пули на лосином плаще,  он погрозил кулаком
окнам казармы.
     - Вот дьявол, пуля не берет!
     - Цель в голову, - распорядился Медведников.
     Но  выстрелить  Ведерникову  больше  не  пришлось.  Вождь  Скаутлельт
пронзительно закричал и бросился к казарме. За ним устремились воины.
     - Василий Григорьевич, посмотри в мое окно, - крикнул Семен Шишкин, -
нашлись агличане!
     Медведников подбежал  к  окну.  Английские матросы  сбивали  замки  с
дверей амбара, где хранились бобровые шкуры.
     Но сейчас приказчика тревожило другое.
     - Ребята,  не подпущай колошей к  казарме!  -  кричал Медведников.  -
Шестеро стреляй, а шестеро заряжай ружья.
     Частые   выстрелы   напугали   индейцев.    Они   в   нерешительности
остановились.
     Скаутлельт  снова  появился  среди  воинов.   Он  кричал,  ругался  и
размахивал боевым топором.
     Воины,  подбадривая себя криками, двинулись к казарме. Ружейный огонь
их снова остановил. Индейцы стали совещаться.
     - Давайте простимся,  ребята,  - обернулся к товарищам Медведников. -
Долго нам не выстоять, помощи ждать неоткуда.
     Мужики стали обнимать друг друга.
     - Прощай, Василий, - сказал Чумаков, - я зла не помню.
     - Прости и ты, ежели что... - отозвался Медведников.
     - Ребятушки,  самому смерть принять не тяжко.  А  вот каково бабам да
ребятишкам! - вздохнул Семен Шишкин.
     - Если выживу,  клянусь богом,  ваших детишек не  оставлю,  -  твердо
сказал Медведников и поцеловал нательный крест.
     - И я клянусь!
     - И я!
     - Хорошо, ежели бабы в лесу упрятались.
     Индейцы  за  стенами  опять  дико  заголосили.  Промышленные участили
выстрелы.
     - Семен, Ванюха! - крикнул Медведников. - Вали поперек двери скамьи и
стол. Будем обороняться.
     Промышленные  поставили  несколько  бочек  с  прошлогодней картошкой,
повалили тяжелый стол из лиственницы.  Впереди поставили скамьи. Перенесли
в соседнюю горницу запасные ружья, порох и пули.
     - Поставь ушат воды, ежели кто перед смертью пить захочет...
     Застучали  индейские топоры  по  дверям  казармы.  Дверь  заскрипела,
зашаталась.
     Промышленные укрылись за перевернутым столом с ружьями наготове.
     С  грохотом распахнулась дверь,  и  толпа колошей ринулась в казарму.
Раздался залп,  у  дверей  остались лежать  убитые,  остальные побежали на
промышленных.
     - За топоры, ребята! - прозвучала команда. - Бросай ружья!
     Топорами русские мужики владели превосходно. Индейцы сразу попятились
к  двери.  У  воинов  устрашающий вид.  На  головах маски  с  изображением
племенных гербов.  Маски  тоже  крепкие,  их  не  берут пули  и  с  трудом
раскалывает топор.
     Загорелись крепостные стены и  казарма.  В  дыму стало трудно дышать.
Пожар  разгорался  все  сильнее.  Промышленные  понимали,  что  пришел  их
последний час.  Одолеть  индейцев  они  не  надеялись.  Однако  бились  до
последнего.
     - Руби, Ванюха!
     - Нажимай, Василий!
     - Не жалей!
     - Господи, спаси нас, грешных!
     В окно казармы индейцы просунули стволы ружей,  подаренные английским
капитаном  Робертом  Хейли.  Прозвучал выстрел.  Упал  с  пробитой  грудью
Василий Медведников.
     Вторым был  убит Шишкин.  Он  как-то  сразу затих.  Изо  рта  побежал
красный ручеек.
     Упал  Ванюха Терехов.  Ему  пуля  попала в  висок...  Один  за  одним
погибали защитники русской крепости...
     Когда остались в живых четыре человека, индейцы разметали укрепления,
ворвались в  горницу  и  зарубили их.  С  воинственными песнями  с  убитых
снимали скальпы...


     После  обеда  скотник Плотников пошел  к  реке  посмотреть на  телят.
Возвратясь в  крепость,  увидел  множество  колошей,  обступивших казарму.
Против хозяйских покоев на пригорке стоял Скаутлельт.
     - Вперед, на казармы! - кричал вождь осаждающим. - Не будьте трусами,
русских немного...  -  Обернувшись к морю,  он подозвал индейцев на батах,
чтобы подходили не мешкая.
     Абросим Плотников кинулся было к казарме,  но осажденные закрылись, и
попасть туда  было невозможно.  Он  повернул обратно к  скотной избе,  где
лежало его ружье.  Там он увидел скотницу Прасковью и сказал ей, чтобы она
убегала в лес.
     Прибежали колоши,  вышибли  двери.  Ворвались в  избу,  стали  ловить
Плотникова,  но он, оставив в их руках ружье и камзол, выпрыгнул в окошко.
В  лесу он  спрятался в  дупле старого дерева.  Индейцы искали его,  но не
нашли.
     Через недолгое время Плотников решил попытаться еще  раз проникнуть в
казарму,  но увидел, что и казарма, и сараи, и балаган, и кажим, и скотная
изба горят большим огнем.  С  балкона казармы индейцы сбрасывали на  землю
все  ценное,  что  нашлось под руками.  Внизу подбирали и  носили в  баты,
стоявшие у берега близ крепости.
     С  верхних перил бросился на  землю промышленный Наквасин,  но  зашиб
ногу.  Его догнали четверо колошей,  на копьях поднесли к  крепости и  там
оскальпировали и отрубили голову.
     Бросился вниз и промышленный Кабанов, но его постигла та же участь.
     Пожар продолжался до самого вечера. Сгорел и новый, почти построенный
фрегат. У реки лежали заколотые копьями коровы.
     Последним погиб дозорный на восточной башне Захар Лебедев.  Он сделал
несколько выстрелов из пушки. Но порох кончился, и пушка замолчала. Однако
Лебедев не сдавался и стрелял из ружья.
     Индейцы долго не могли пробиться на башню. Лебедев рубил секирой тех,
кто лез к нему, а сам прятался от стрел и пуль. И все же индейцы победили.
Еще живого Лебедева сбросили с башни во двор.
     Тем,  кто стоял в дозоре на стенах, удалось выстрелить из пушек всего
один  раз  в  бежавших к  воротам индейцев.  Они  сразу  же  были  убиты и
оскальпированы.
     Склады компании колоши разбили.  Там  находилось много  добра.  Сотни
бутылок с ромом выпивали тут же, на месте. Начались танцы победителей.
     В  тот  страшный  день  зеленый  бриг  мирно  покачивался  на  волнах
Ситкинского залива.
     Капитан Роберт Хейли  во  время  обеда съел  изрядный кусок пудинга и
почувствовал боль в  левом боку.  Он лег в постель и долго держал бутыль с
горячей  водой  у  больного места.  Когда  боль  приутихла,  Роберт  Хейли
принялся за Библию и незаметно уснул.
     Разбудил его настойчивый стук в дверь.
     - Сэр,  - сказал помощник, - у борта несколько лодок. На них русские.
Они молят о спасении. В лодках много женщин и детей.
     - Откуда они? - сразу проснувшись, спросил Хейли.
     - Из  русского форта.  Он  взят индейцами.  Женщины думают,  что  все
русские убиты.
     - Что ж, - поразмыслив, сказал капитан. - Пусть поднимутся на палубу.
Под английским флагом они будут в  безопасности.  Спрячь их в  малый трюм,
где у нас помещались больные негры.
     - Их надо покормить, сэр, дети с утра ничего не ели.
     - Сколько их?
     - Трое русских мужчин,  восемнадцать женщин и шестеро детей...  И еще
шестеро туземцев.
     - Ого!  Тридцать три  человека!  Клянусь Библией,  я  возьму  за  них
хороший выкуп. Разрешаю кормить их наравне с командой.
     - Слушаю, сэр.
     Капитан Хейли полистал Библию и  опять заснул.  И на этот раз он спал
недолго.
     - Сэр, - доложил помощник. - Приехали индейцы. Ваш знакомый вождь и с
ним еще несколько человек.
     Капитан  поднялся с  постели и  надел  мундир.  За  пояс  заткнул два
пистолета.
     В  каюту,  неслышно ступая босыми ногами,  вошел Котлеан в английском
фризовом капоте и с важным видом протянул руку капитану.
     - Здравствуй, - сказал он.
     - Здравствуй, Котлеан. Рассказывай, как ты выполнил наш договор.
     Котлеан замотал головой - он не понимал по-английски.
     - А-а,  я забыл.  Ему нужен переводчик.  -  Капитан ударил в гонг.  -
Позовите Джона. Нет, он исчез, пусть придет Питер.
     Пришел матрос Питер, проживший два года в плену у колошей, и разговор
начался.
     - Я взял русскую крепость, все русские уничтожены.
     - Ты уверен?
     - Котлеан никогда не лжет.  Ты увидишь сам.  -  Индеец вышел и тотчас
возвратился, держа в руках связки окровавленных волос.
     - Что это?
     - Скальпы побежденных. Здесь ровно два десятка.
     - Я не хочу смотреть на эту гадость.  Немедленно убрать,  -  закричал
капитан.
     Индеец унес скальпы и вновь вернулся.
     - Теперь ты веришь мне?
     - Верю.  Но зачем ты поступил так жестоко?  Наверное, если бы ты мог,
то содрал бы и мою кожу?
     Индеец посмотрел на голый блестящий череп с  легким пушком на затылке
и чуть заметно усмехнулся.
     - Нет, твой скальп я бы не тронул.
     - Благодарю за  внимание...  Но  поговорим о  главном.  Сколько  было
бобровых шкур в крепости?
     - Всего три тысячи.
     - Где они?
     - Мой дядя и братья хотят оставить их для себя.
     - Мне наплевать на твоих братьев.  Я тебя спрашиваю, где мои бобровые
шкуры?
     - Мы их взяли себе.
     Капитан Хейли вскочил с кресла. Раздался резкий удар в гонг.
     - Я вас слушаю, - возник на пороге помощник.
     - Приготовьте две виселицы на фока-рее,  - тихим, как всегда, голосом
сказал Хейли. - Поставить на табуретки вождей и держать, пока мои бобры не
будут у меня в трюме. Они напали на русскую крепость и теперь говорят, что
им  приказал я...  Это пираты,  другой на  моем месте пристрелил бы их без
всяких разговоров. Если они вздумают сопротивляться, тогда...
     - Я понял вас, сэр!
     Котлеан  вышел   на   палубу,   все   рассказал  вождю   Скаутлельту.
Посоветовавшись,  они отдали приказ сопровождавшим их  воинам привезти все
шкурки на корабль.
     Петлю  на  шею  им  не  надевали,  но  оба  сидели под  виселицами на
табуретках, пока не привезли шкурки.
     - У этого капитана два языка и два сердца, - печально сказал Котлеан.
     - Я говорил тебе, что надо верить Баранову.
     Больше они не сказали друг другу ни слова.
     Великий  вождь  Скаутлельт и  его  племянник  Котлеан  понимали,  что
сопротивляться бесполезно.  Вся  команда брига находилась на  палубе.  Три
десятка дюжих  мужчин  с  ружьями,  пистолетами и  топорами не  спускали с
индейцев глаз.  А кроме того, капитан Хейли поставил их в такое положение,
что у  них не оставалось выбора.  Мести правителя Баранова они боялись,  а
огнестрельное оружие и порох им мог дать только английский капитан.
     И  хотя колоши тщеславны и очень обидчивы,  и иногда только от одного
взгляда,   по  их  мнению  недостаточно  вежливого,   приходят  в  ярость,
Скаутлельт  и  его  племянник  Котлеан  перетерпели  неучтивое  обхождение
капитана Хейли.
     Погрузив шкуры в трюм, капитан сделался добрым. Он пригласил вождей в
свою каюту и угостил их первосортным ромом и всякими сладостями.
     - Мы отдали всех бобров тебе,  - печально сказал Скаутлельт, - но что
же остается нам?  У  вождя Котлеана погибло двадцать воинов,  у меня около
трех десятков. У воинов остались жены и дети.
     - Ты  взял из складов все,  что там находилось,  -  отрезал Хейли.  -
Довольно с  тебя.  Наверное,  там было много бисера и  бус.  Там был ром и
рыба.  Разве ты  не  знаешь,  что  ружья,  порох и  пушки дорого стоят?  А
главное,  ты упустил правителя Баранова. Вот если бы его скальп ты принес,
у  нас мог быть другой разговор.  А  ведь теперь получается так:  вернется
Баранов, построит новую крепость, а вас, великих вождей, выпорет плетьми.
     - Так  не  будет.  Мы  построим свою  крепость,  и  Баранову придется
покинуть Ситку...  Ты  хотя бы отдал моих пленных.  У  тебя сидит в  трюме
тридцать и еще восемь человек.  -  Скаутлельт показал на пальцах.  - Пусть
мне достанется выкуп.
     - Нет,  ты не получишь пленных.  Они пришли ко мне,  и  я взял их под
защиту...  Но это ничего. Если ты будешь и дальше завоевывать крепости, то
у  тебя будет много пленных.  Пушки,  ружья и  порох ты будешь получать на
моем корабле.
     Вечером вожди уехали на бате в свое селение.  Несколько бутылок рома,
мешок табака,  две курительные трубки - вот и все, что удалось им получить
от капитана Хейли.
     - Не надо было слушать капитана Хейли, - сказал вождь Скаутлельт, - и
ссориться с  Барановым.  Он -  верный человек и  всегда держал свое слово.
Теперь  правитель будет  мстить.  Хочешь  не  хочешь,  а  придется строить
крепость. Русские - храбрые люди, и нам придется плохо.
     Котлеан не отвечал, пощипывая редкую бородку. Он молчал всю дорогу.
     Невеселыми  они  вернулись  в  селение,  расположенное неподалеку  от
разгромленной крепости,  стараясь не смотреть на дело своих рук.  Там, где
стояла  русская  крепость,  остались обгорелые бревна  да  кирпичные печи.
Новый фрегат,  заложенный два  года назад и  почти готовый к  спуску,  еще
дымился.  Ветер с моря носил над пожарищем пепел.  Немного поодаль бродили
индейские собаки, разыскивая поживу. Тоскливо мычала уцелевшая корова.
     - У нас есть пушки,  и мы будем воевать,  - сказал Котлеан, ступив на
берег.  - Плохо, что мы зависим от капитана Хейли. Правитель Баранов будет
мстить, но мы не должны быть в обиде. Месть - святое дело.
     Проводив гостей,  хозяин брига не стал терять время. Ему не терпелось
получить  от  Баранова  выкуп  за  оставшихся в  живых  обитателей русской
крепости. Он вышел из Ситкинского залива и, миновав гору Эджкомб, проложил
курс к острову Кадьяку.


                             Глава двадцатая

                  ДЕРЖИСЬ ЗА АВОСЬ, ДОКОЛЕ НЕ СОРВАЛОСЬ

     Накинув на  плечи  овчинный полушубок,  Александр Андреевич вышел  на
крыльцо к ожидавшему его кадьякскому тойону Савве Куприянову.  Стоял июнь,
самый  разгар  лета,  а  крепкий северо-восточный ветер  заставлял одеться
потеплее.  Баранов с наслаждением вдыхал теплый запах овчины, напоминавший
ему далекую Россию.
     После тревожных событий 1801  года наступили спокойные дни,  и  жизнь
понемногу возвращалась в  прежнее русло.  Конечно,  не  все  шло  гладко в
огромном государстве Баранова.  Он  прожил  на  Аляске  десять лет  и,  по
существу, только расправлял крылья.
     Весь  прошлый  год  по-прежнему ощущалась большая нужда  в  предметах
первой необходимости,  а пополнения не было.  Александр Андреевич не знал,
что из Охотска на Кадьяк в 1800 году был отправлен "Св. архангел Михаил" с
грузом кормовых припасов.
     Но  плавание его  было  несчастливо,  корабль разбился,  и  весь груз
погиб.
     После  постройки  крепости  на   острове  Ситке  Александр  Андреевич
почувствовал себя увереннее.  Много времени он  уделял кадьякским жителям,
стараясь улучшить их быт,  поднять культуру и образование.  После перерыва
стала работать школа, которую маленькие кадьякцы посещали с увлечением.
     Сегодня Баранов решил напомнить Савве Куприянову о  кормовых запасах.
Если  упустить летнее время и  ничего не  заготовить на  зиму,  люди будут
голодать.
     - Здравствуй, Савва.
     - Здравствуй, Александр Андреевич.
     - Расскажи, как у тебя с кормами, много ли привезли охотники?
     - Китовины немножко, да рыбьи головы припрятаны. Юколы самая малость.
     - На сколько хватит?
     - Недели на две, Александр Андреевич.
     - Что же ты смотрел, Савва? Ведь люди твои помрут с голоду.
     - Потерпим, Александр Андреевич, не первый раз. Возле моря живем.
     Баранову часто  приходилось слышать  такие  отговорки.  Он  удивлялся
беспечности кадьякцев.  Зная,  что  зимой они не  могут ничего промыслить,
кадьякцы не  пекутся о  завтрашнем дне и  с  запасами не  умеют обходиться
бережливо. Трудно научить кадьякца быть запасливее. Живя у моря, он всегда
надеется взять  что-нибудь  от  богатой морской житницы.  Однако  море  не
всегда милостиво...
     - Море-то море,  а что есть будете?  - нажимал Баранов.  - Коли сам о
себе не радеешь,  так кивать не на кого. Брали бы в пример колошей. Море у
них  будто  поласковей  вашего,  а кормов они запасают даже с избытком.  И
расходуют бережливо. Вот кабы и вам так.
     На  круглом добродушном лице Саввы появилась хитрая ухмылка.  У  него
были темно-карие глаза.  Веки полные,  а верхние как бы опухшие. Сросшиеся
темные брови.
     - Однако колоши бобра не промыслят.  Таких охотников,  как наши, тебе
не  найти,  правитель.  Ракушки будем  есть.  А  ежели  нас  голодом шибко
прижмет, отпустишь юколы. Отработаем небось.
     Баранов  вздохнул.  Забота  о  пропитании  кадьякцев  лежала  тяжелым
бременем на его плечах.
     - Думай, Савва, как лучше. На мою юколу надейся, а сам не будь плох.
     Савва Куприянов понял, что Баранов поможет.
     - Спасибо, правитель, пойду домой.
     - С богом, Савва.
     Баранов  постоял  еще  немного  на  крыльце,  наблюдая за  кадьякским
вождем. Спустившись по лестнице, Савва заковылял к берегу. От многолетнего
сиденья в байдарке ноги его в коленках разгибались плохо,  поэтому походка
была неровная и он шел словно спотыкаясь или прихрамывая.
     Но когда кадьякец сидит в  своей байдарке,  он совсем другой человек.
На море он ловок и бесстрашен.  Кадьякец,  словно кентавр, сросся со своей
байдаркой.  Правитель вспомнил,  как один раз,  когда он спешил, байдарщик
греб двадцать часов, только раз остановившись передохнуть.
     Проводив глазами Савву,  Александр Андреевич стал  думать  о  другом.
Никаких известий из России давно не было. Приходящие на Кадьяк иностранные
капитаны рассказывали всякие были и  небылицы.  В колониях бродили слухи о
вооруженном  нападении.   Они  беспокоили  правителя.   Кадьякские  склады
ломились  от  драгоценного пушного  товара.  Ситкинские промыслы  работали
безотказно.
     Кто же возможный враг?  Одно время говорили об испанцах и  французах.
Потом  французы стали  друзьями,  и  главным противником России  сделалась
Англия.  Не  имея  верных  сведений,  можно  было  принять  неприятелей за
союзников и наоборот. Ошибиться легко, и в то же время Александр Андреевич
хорошо понимал, что вооруженный фрегат противника, проникнув в гавань, мог
нанести компании и людям большой вред.
     Павловская  гавань  представляла  собой   узкий  пролив,   шириной  в
полтораста сажен.  Александр Андреевич недавно  поставил батарею на  самом
узком месте при входе. Здесь пролив суживался песчаным мыском так, что для
входа корабля оставалось не более сорока сажен.
     А  пушные запасы Баранов решил  спрятать подальше от  греха -  внутри
острова.  "Если придут сильные неприятели,  -  думал он,  - спасти пушнину
мудрено.  Но,  по крайней мере,  сколько сил будет, все брошу на защиту. А
там как бог поможет".


     То,  что увидел капитан Роберт Хейли,  войдя в Павловскую гавань, его
удивило.  В таком отдаленном и неудобном для жизни месте русские построили
маленький город. В подзорную трубу он видел десятки домиков.
     За  последние четыре  года  трудами правителя столица Русской Америки
еще больше выросла и расширилась.
     Возле  церкви  Воскресения Господня  высилась просторная казарма  для
компанейских служителей.  Тут же несколько складов,  лавки. Чуть поодаль -
школа  со  службами и  дом  духовной миссии.  Бросался в  глаза чистенький
небольшой дом правителя Баранова, дом компанейского старосты и приказчика.
     Но это не все.  В поселке есть несколько мастерских,  кузница, верфь,
дома для семейных чиновников, казармы для кадьякцев и, конечно, баня.
     На берег,  посмотреть незнакомое судно, набежало много народа. Погода
стояла ясная, день, хотя и солнечный, но холодный, ветреный.
     Александр Андреевич с башни своего дома наблюдал в подзорную трубу за
действиями капитана  зеленого брига.  Положив  якорь  на  середине гавани,
Роберт Хейли приказал матросам выдвинуть из бортов двадцать пушек. Баранов
понял, что это не обычный мирный заход с коммерческими целями. Не медля ни
минуты,  он  послал Ивана Кускова в  крепостицу на  мысе  с  приказом быть
готовым к бою.
     - Я поеду к агличанину, узнаю, в чем дело, - сказал правитель жене. -
Обедать не жди.