жности подробно  изготовить карты  всех  разведанных
земель.
     Николай  Петрович  Резанов,  ссылаясь на  записки  покойного Григория
Шелихова,  выступил  на  собрании  акционеров с  предложением об  обучении
туземцев.  Особое внимание он  предлагал обратить на учрежденную уже школу
на Кадьяке.
     - Обязать   Баранова  выслать  подробные  сведения  об   успеваемости
учеников,  охотно  ли  учатся  алеуты,  кадьякцы и  креолы,  -  говорил он
акционерам. - Пусть немедленно составит каталог книг кадьякской библиотеки
из   числа  доставленных  туда   Шелиховым.   Правление  должно  дополнить
библиотеку недостающими и вновь изданными книгами как на русском, так и на
иностранных языках.
     Коммерсантам-акционерам приходилось впервые сталкиваться с  вопросами
просвещения, но спорить они не стали и дружно проголосовали за библиотеку,
тем более что расходы на книги вполне умещались в полпроцента на бедных.
     Наконец  правление получило  согласие государя на  снаряжение морской
экспедиции к  берегам Русской Америки.  Правительство разрешило выдать  на
надобности  экспедиции  из  государственного  заемного  банка  по  просьбе
компании двести пятьдесят тысяч рублей на восемь лет.  Разрешено направить
на компанейские корабли,  кроме Лисянского и  Крузенштерна,  еще несколько
флотских офицеров.  Кроме того, на снаряжение экспедиции разрешено продать
все необходимые товары из казенных запасов.
     Государь   император  всемилостивейше  пожаловал  главного  правителя
Баранова в  коллежские советники.  Пожалование Баранову звания коллежского
советника,  сверх  справедливого воздания  за  его  заслуги,  имело  целью
возвысить звание  главного правителя колонии  в  глазах  его  подчиненных,
принадлежавших  по  большей  части  к  числу  таких  людей,   для  которых
бесчиновность начальствующего лица составляла одно из  главных препятствий
к исполнению его требований, сколь основательны они ни были бы.
     8  сентября 1802 года в России были утверждены министерства.  Это был
значительный успех в деле управления империей. Появился министр внутренних
дел,   министры  финансов,   юстиции,  народного  просвещения,  коммерции,
иностранных дел, морской и военный.
     С  учреждением военно-морского министерства был  организован "Комитет
образования  флота",   председателем  которого  император  назначил  графа
Александра Романовича Воронцова - брата русского посла в Англии.
     Состояние  флота  комитет  представил императору в  весьма  плачевном
виде.  Заключение произвело на  Александра весьма  тяжелое впечатление.  В
наказе   комитету   император  писал:   "Мы   повелеваем  оному   комитету
непосредственно относиться к  нам  о  всех  мерах,  каковые токмо  нужными
почтено  будет  принять  к  извлечению  флота  из  настоящего мнимого  его
существования и приведение оного в подлинное бытие".
     За   последнюю  половину  века   доблестные  моряки   русского  флота
прославились  блистательными  морскими   победами.   Однако   состояние  и
постройка кораблей были далеко не на высоте. Числящиеся по спискам корабли
часто  оказывались  "по  гнилости  своей  к  службе  неспособными".  После
проверки в  Кронштадте и  Ревеле  оказалось негодных к  службе  тринадцать
кораблей и семь фрегатов. Причиной такого попустительства была небрежность
ежегодного освидетельствования,  а  еще  вероятнее,  что  состояние  судов
умышленно скрывали от начальства,  извлекая из этого выгоды.  Министерство
вынесло решение пришедшие в негодность суда немедленно разламывать,  чтобы
они не занимали напрасно место и не требовали расходов на их содержание.
     Сведущие в морском деле люди не напрасно обратили внимание императора
на деятельность американской компании. Подготовка к кругосветному плаванию
могла бы многим открыть глаза на состояние флота.
     Среди  акционеров вызвал оживление закон  от  20  февраля 1803  года,
получивший название "закона о свободных хлебопашцах".  Закон был принят по
записке графа  Румянцева,  министра коммерции.  Министр просил  разрешения
отпускать крестьян на волю тем помещикам, которые это сочтут выгодным.
     Узнав  о  новом  законе,  Резанов немедленно созвал  директоров.  Все
собрались на Большой Миллионной, у Михаила Матвеевича Булдакова.
     - Вы  слышали,  господа,  теперь крестьяне могут  быть  отпускаемы на
волю. Акции наши возрастут в цене, - улыбаясь, сказал Николай Петрович.
     - Почему? - спросил Шелихов.
     - Да как же,  разве не понятно? - кипятился Булдаков. - Это радостная
весть.  Может  быть,  свободные  крестьяне  захотят  переселиться  в  нашу
Америку.
     - Михаил Матвеевич прав,  - опять вступил в разговор Резанов. - Весть
радостная.  Однако  я  предвижу  сопротивление помещиков.  Я  слышал,  что
некоторые  члены   государственного  совета  усмотрели  в   законе  первое
потрясение  основ  помещичьей собственности.  И  опасение,  что  крестьяне
возмечтают о неограниченной свободе.
     - Какая глупость! - сказал Булдаков.
     - Глупость,  правильно.  Помещики боятся мануфактур, а без них России
не  обойтись.  Народ,  имеющий только  земледельцев и  купцов,  обречен на
бедность.  А вот его сиятельство граф Ростопчин,  известный самодур, везде
говорит,  что мануфактуры вредны...  Когда мастеровые,  не имеющие никакой
собственности, вместе, они подвержены мятежам и буйству. А земледельческий
народ  есть  самый  работный,  а  также  и  самый  миролюбивый,  крепкий и
благонравный. Он вместе с тем и самый покорный царю...
     - Покорность ищет граф в рабстве и нищете,  -  со злостью сказал Иван
Шелихов.
     - Дурак твой граф и самодур! - взорвался Булдаков.
     - Я обдумывал наше положение не раз,  - продолжал Николай Петрович. -
Народ,  политические права  которого ограничиваются правом платить подати,
правом  ставить рекрутов и  правом  кричать "ура",  нам  плохой  помощник.
Уверен,   что  расцвет  колоний  в  Америке  начнется  после  освобождения
крестьян.  Если  бы  на  первый случай приехали в  Америку тысяч пятьдесят
свободных хлебопашцев!
     - Хотя бы тысяч двадцать,  -  поддержал Михаил Матвеевич.  -  И через
десять лет мы не узнали бы край. А здесь, в Петербурге, больше заботятся о
пользе самодержавия...
     - Спокойнее,  Михаил Матвеевич,  да будет тебе известно,  что недавно
императором создан особый комитет для  совещания по  делам,  относящимся к
высшей  полиции.  Этому  комитету поручено немедленно и  исправно получать
сведения  о  подозрительных людях.  -  Николай  Петрович  погрозил пальцем
Булдакову. - Комитет наблюдает за перепиской, за вредными книгами.
     - Выходит, выходит...
     - Выходит,  что  вместо  павловской тайной экспедиции действует новый
комитет. Названия разные, но дела одинаковые.
     Директора опять  замолчали,  прислушиваясь к  веселому  потрескиванию
сухих  березовых дров  в  камине.  Прошлым летом лучшие английские мастера
поставили бронзовое сооружение в кабинете хозяина.  Камин был поставлен не
для  тепла,  а  "ради престижа компании",  как говаривал Михаил Матвеевич.
Комнату обогревала жаркая изразцовая печь, украшенная зелеными цветами.
     Резанов подошел к каминной решетке, взял в руки медную кочергу.
     - Дела  нашей компании могут пойти по-настоящему в  двух  случаях,  -
сказал он,  шевельнув поленья.  Дрова задымились, вспыхнули ярким огнем. -
Или освобождение крестьян,  или свободный доступ к иностранным портам.  Во
втором случае мы должны снабжать свои колонии всеми необходимыми товарами,
покупая их за границей. Нам нужен порт Кантон или Япония.
     - Я ратую за Кантон, - сказал Иван Шелихов.
     - Может быть,  Япония будет еще выгоднее,  -  ответил Резанов.  - Как
знать...  Для  нас она терра инкогнита.  Есть еще один путь,  -  продолжал
Резанов.  -  Надо  занять еще  не  занятые никем земли,  находящиеся южнее
пятьдесят пятой параллели.  Агличане давно бы, будь они в нашем положении,
сие исполнили.  Но у  нас нет в  той стороне военного флота,  и  мы боимся
всех. - Николай Петрович тяжело вздохнул и уселся на свое место.
     Совсем немного времени миновало после  встречи компаньонов.  Однако в
жизни  Резанова произошло событие огромной важности.  Вскоре  после  родов
умерла  его   жена,   Анна   Григорьевна,   оставив  у   него   на   руках
двенадцатидневную дочку Ольгу и  годовалого сына  Петра.  Анна Григорьевна
была совсем еще молода: ей едва исполнилось двадцать два года.
     Похоронив жену,  Николай Петрович закрыл окна  дома ставнями и  запер
двери.  Он  приказал никого не  пускать к  нему.  Для всех был один ответ:
"Барина нет дома".
     Николай Петрович тяжело переживал свое горе.  Он то часами неподвижно
сидел за  письменным столом,  обхватив руками голову,  то  большими шагами
ходил по комнатам. День и ночь в доме горели свечи.
     Через  месяц  Резанов  получил  приглашение министра  коммерции графа
Румянцева. Он решил не отказываться и поехал.
     Министр   вручил   Резанову   высочайший  рескрипт   о   кругосветной
экспедиции.
     - Вы  довольны?  -  спросил Румянцев Николая Петровича,  прочитавшего
документ.
     - Доволен ли? Конечно, и даже весьма... Воспользуюсь случаем, Николай
Петрович, и доложу вам о купце-арматоре Анфилатове. Он предлагает на своих
судах,  построенных  в  Архангельске,  отправиться  в плавание на Аляску и
перевезти потребный нам груз. Мы узнавали: суда отменного качества, каждое
по триста тонн...
     - Дорогой Николай Петрович,  - прервал Румянцев, - купца Анфилатова я
знаю.  Он  хочет плыть в  Америку.  Мы  ему  поможем.  Но  ваша экспедиция
приобрела  государственное значение.  В  кругосветном  плавании  весьма  и
весьма заинтересован военный флот. Теперь все решено, дело за вами.
     - Мы не знаем, как и благодарить вас, ваше сиятельство, за хлопоты.
     - Вы отблагодарите, если согласитесь на мою просьбу.
     - Рад услужить.
     - Назначьте   старшим   командиром   экспедиции   Ивана    Федоровича
Крузенштерна.
     - Это несколько неудобно,  ваше сиятельство, мы обещали Лисянскому. В
Адмиралтействе нам посоветовали назначить старшим именно его.
     - Однако  это  моя  настоятельная  просьба.   О  Крузенштерне  просит
вдовствующая  императрица  Мария   Федоровна.   Он   приходится   каким-то
родственником статсдаме графине Ливен.  Я понимаю ваше положение,  Николай
Петрович.  Но  иногда  обстоятельства бывают  сильнее нас.  Вы,  наверное,
слышали  об  этой  статс-даме,   графине  Шарлотте  Карловне,   урожденной
баронессе фон Поссе.
     - Хорошо,  Николай Петрович,  мы  вашу просьбу исполним,  -  вздохнул
Резанов.
     - Благодарю. А теперь у меня еще одна просьба.
     - Слушаю, ваше сиятельство.
     - Многое мы сделали для акционеров под победные звуки фанфар, Николай
Петрович.  Я понимаю,  это необходимо.  Но мы с вами знаем,  что поселения
русских в  Америке находятся в...  я  бы  сказал,  в  неудовлетворительном
состоянии. Так ведь, мой друг?
     - Я согласен, дело требует еще много внимания.
     - Ну вот. Ваш Баранов, будь он даже семи пядей во лбу, не в состоянии
без  существенной  поддержки  преодолеть  все  трудности,   сопряженные  с
устройством нового края.
     - И я так думаю, Николай Петрович.
     - Тогда  к  делу.  Я  предлагаю вам,  как  превосходно осведомленному
человеку о всех делах Российско-Американской компании,  принять полномочия
правительства на  себя.  Я  знаю ваше горе,  Николай Петрович,  недавно вы
похоронили свою супругу.  Но может быть,  в  дальних странствиях вам будет
легче. Недаром говорят, что дорога лечит горе.
     Резанов выслушал предложение министра,  опустив голову.  Он  понимал,
что судьба Америки во многом зависит от его решения.
     - Я согласен, ваше сиятельство. Согласен без всяких отговорок. Забота
о  далекой  Америке  мне  досталась  в  наследство от  Григория  Ивановича
Шелихова. Я готов пожертвовать своим спокойствием и удобствами.
     - Очень хорошо, я рад. - Министр встал и слегка обнял приподнявшегося
Резанова. - И благодарю вас сердечно...
     Во  второй  половине мая  месяца  Резанов был  призван к  императору.
Александр сам  вышел  в  приемную комнату и  пригласил Николая Петровича к
себе.
     - Я  слышал,  что недавно вы потеряли жену и у вас остались маленькие
дети? - сказал император.
     Николай Петрович смахнул слезы.
     - Успокойтесь,  мой друг...  Мне сказали, что вы хотите отправиться в
далекое путешествие.  Может быть, оно исцелит вас, поможет вам забыть ваше
горе.
     Император был ласков, внимателен и расположил к себе Резанова.
     - Да, я дал согласие графу Румянцеву.
     - Николай  Петрович,  -  изменив тон,  сказал  император.  -  Я  хочу
назначить вас своим посланником к японскому двору. Согласны вы принять мое
предложение?
     - О,  государь...  - Резанов поклонился императору. - Высоко чту ваше
милостивое доверие.
     - Я  возьму ваших детей под  свое покровительство.  А  ваша служба не
будет забыта.
     - Согласен, ваше величество, и сделаю все, что зависит от моих сил...
Каждый день готов жертвовать для вас жизнью своей.
     - Благодарю вас, мой друг. - Император пожал руку Резанову. - Попытка
завязать  отношения  с  Японией,  предпринятая при  императрице Екатерине,
окончилась  неудачей.  Предполагалось  направить  еще  одну  экспедицию  в
Японию,  но  мой  отец  не  захотел  следовать по  стопам  своей  матушки.
Ознакомьтесь с докладом Адама Лаксмана и иркутского губернатора. Вы должны
удостовериться,  как обстоят дела с  этими загадочными странами.  Назначаю
вас  действительным камергером своего двора.  В  преддверии ваших  больших
заслуг награждаю орденом святой Анны первой степени.
     - Благодарю вас, ваше величество, я не достоин таких почестей.
     - Под  ваше  начальство отдаются  оба  корабля  компании.  Вас  будет
сопровождать почетная миссия, состоящая из уважаемых лиц...
     После  разговора  с  Александром Резанов  удостоился  поцеловать руку
императрицы Елизаветы.
     День был праздничный, и во дворец съезжались приглашенные.
     "Для  праздничного дня,  -  записано  в  камер-фурьерском журнале,  -
съехались ко двору знатные придворные и прочие особы обоего пола,  персоны
и чины военные, дамы в круглом, кавалеры в праздничном платье и собрались:
придворные и имеющие вход за пост кавалергардов в Кавалерском зале, прочие
же в комнате, где пост кавалергардов".
     Обласканный  императором,   Николай  Петрович  не   стал   дожидаться
праздничной церемонии.  Ему  хотелось скорее рассказать обо  всем  Михаилу
Матвеевичу Булдакову.
     Провожаемый завистливыми взглядами придворных, Резанов быстро миновал
кавалергардский пост, оделся в передней и вышел на Дворцовую площадь.
     Настроение у Николая Петровича было приподнятое.  Он словно отошел от
собственных своих  забот  и  думал  только о  предстоящем путешествии.  Он
увидит Русскую Америку.  Чем он может ей помочь?  Каким окажется правитель
Баранов при  близком знакомстве?  Николай Петрович бесконечно просматривал
списки товаров для компанейских нужд, приготовленных к погрузке. Не забыть
бы главного, в чем нуждаются люди в Америке.
     В  один из  теплых июньских вечеров он  сел  за  стол,  зажег свечи в
серебряном канделябре.
     "...Теперь  готовлюсь к  походу,  -  писал  он  другу  своему,  Ивану
Ивановичу  Дмитриеву.  -  Два  корабля  купеческих,  купленные в  Лондоне,
отдаются в мое начальство.  Они снабжены прекрасным экипажем.  В миссию со
мной  назначаются гвардии  офицеры,  а  вообще  для  путешествия -  ученая
экспедиция.
     Предмет моего  путешествия,  -  писал Резанов,  -  относится более до
торговли. Я должен произвести все возможные опыты, ибо одно из двух судов,
со  мной  назначенных,  принадлежит компании.  В  Америке должен  я  также
образовать край тот, сколько позволит мне время и малые мои способности. Я
везу туда семена наук и  художеств;  со мной посылают обе академии книги и
картины,  также и  многие частные люди посылают кто книги,  кто бюст,  кто
эстамп,  кто картину,  кто творения свои, и я желал бы, чтобы имя русского
Лафонтена украсило  американский музей.  Пришли,  любезный друг,  творения
свои при письме,  которые я  положу там в  ковчеге,  сохраняющем потомству
память первых попечителей о просвещении края того. Я прошу вас, как друга,
не  лишать  меня  сего  удовольствия.  Сделайте мне  также  чувствительное
одолжение,  постарайтесь убедить к  таковому же подвигу великих мужей века
нашего, в Москве пребывание имеющих".
     Николай  Петрович  поправил  пальцами  обгоревшие фитили  у  оплывших
свечей и несколько минут сидел задумавшись, устремив взгляд в окно.
     Белая петербургская ночь царила над городом. Резанов стал думать, что
его  ждет  в  долгом  плавании  вокруг  всего  земного  шара.  Выдержит ли
здоровье?   Здоровьем  он   никогда  не   мог  похвастаться.   Но  желание
"образовать" для России новый край глушило всякие сомнения.  Резанов снова
взялся за перо:

     "Прощай,  любезный  друг  мой,  будь  здоров  и  благополучен.  Когда
подрастут дети мои и ты с ними встретишься,  скажи им,  что знаешь об отце
их и матери,  помоги советами своими,  чтобы были они добрые люди и верные
сыны отечества,  для которого ими их отец пожертвовал. Сего единого просит
от дружбы твоей преданный и душою тебя чтущий Резанов.
     P. S. Державин прислал мне сочинения свои в кадьякскую библиотеку. Не
согласится ли  кто  из  московских писателей  прислать  что-нибудь,  чтобы
увековечить свое имя?  Распусти,  любезный,  слух сей. Все безделки вообще
составят знатное собрание".


     За  две  недели  до  окончания погрузки  император назначил  в  свиту
чрезвычайного посла Резанова несколько чиновников и  офицеров.  Здесь были
из  свиты  его  величества  майор  Фредерицкий,  подпоручик гвардии  Федор
Толстой,  надворный советник  Фосс,  доктор  медицины  Бринкин,  живописец
Курляндцев и иеромонах Гедеон.
     Камергер   Резанов   получил   подробную   инструкцию,   утвержденную
императором,  для  точнейшего выполнения возложенных на  него  поручений и
триста золотых и серебряных медалей для раздачи отличившимся в колониях на
службе компании.
     В  делах  Лаксмана  нашелся  лист  со  знаками  японского императора,
заключавший в  себе дозволение одному русскому судну прибыть в  Нагасаки с
представителями для  ведения  переговоров с  японским правительством.  Это
давало некоторую надежду.


     На следующий день Иван Федорович Крузенштерн был приглашен в  кабинет
главного директора компании Булдакова.
     Крузенштерн явился в парадной форме, при орденах.
     - Рад вас видеть, господин Крузенштерн. Прошу вас, садитесь.
     Михаил Матвеевич тоже был в  парадном мундире коллежского советника и
при  шпаге.  В  прошлом году  он  был  представлен государю,  обласкан его
величеством и чувствовал себя крепко.
     За  спиной  директора нависал большой портрет российского императора,
поражавший посетителей лентами и  орденами,  во  множестве сиявшими на его
груди.
     Крузенштерн сухо ответил на приветствие. Держался гордо и независимо.
     - Господин  Крузенштерн,   -   немного  подзамявшись,  начал  главный
директор,  -  я хочу вас предварить,  что в инструкцию,  врученную вам, мы
должны внести существенные изменения... Начальником экспедиции назначается
его превосходительство Резанов,  действительный камергер двора и посол его
величества к японскому императору.  Компания считает своим приятным долгом
уполномочить его полным хозяйским лицом не только во время вояжа,  но и  в
Америке...
     - Но ранее было сказано,  что начальствовать над экспедицией поручено
мне, - несколько опешив, сказал Крузенштерн.
     - Совершенно правильно,  но  теперь вы начальник над своим кораблем и
над  кораблем  господина  Лисянского,   и  вам  надлежит  во  время  вояжа
командование судами  и  морскими  служителями,  яко  частью,  зависящей от
собственного  вашего   искусства.   Компания  выдала  аккредитивы  Николаю