ы-
ми зарослями, Морей мы не обнаружили; россыпи озер в умеренных широтах -
вот и вся вода. Пока спускались, эколог не переставал недоумевать, отку-
да здесь может взяться влага для столь пышной растительности. Всего лишь
одна из множества загадок, которые нам предстояло решить...
   Приземлились. Вернее, "припланетились", ибо от Земли нас  унесло  бог
весть как далеко, а имени планете мы еще не дали. Затем пошла  восьмича-
совая рутина: химический анализ, бактериологический  анализ,  радиацион-
ный, электростатический, почвенный, биотоксический, споруляционный, одо-
риметрический, психомутагенный. Анализы, анализы, анализы... Все! Кончи-
лось. Сумматор выдает предписание: опасностей для жизни нет, мера защиты
минимальная. Надеваем респираторные маски, ибо пыльца каких-то растений,
носящаяся в воздухе, может оказать  аллергическое  действие,  а  ароматы
местных цветов не из приятных. Можно выходить...
   Сразу и не вспомнишь, как ОНИ перед нами появились. То  ли  выступили
из-за кустов, то ли поднялись на ноги, потому что до этого  лежали  нич-
ком, то ли просто  "возникли".  Впечатление  было,  словно  они  выросли
из-под земли. Несколько мужчин, удивительно похожих на нас, чужаков в их
мире, только малорослых - будто уменьшенные копии землян.  Зато  лица  -
необычайно правильные и благородные, пропорции тела - античные,  позы  -
спокойные: без тени превосходства, но и нисколько не настороженные.
   Одежда их состояла из ниспадающих складками свободных плащей с корот-
кими рукавами и легких сандалий, на головах - тонкие, похоже, медные об-
ручи, перевитые надо лбом зелеными листьями. Ни дать  ни  взять  древние
эллины в туниках, собравшиеся на праздник Пана. Разве что без свирелей.
   Мы настроили переносный "лингавокс" на прием,  однако  потребность  в
переводе сразу же отпала. Планетяне заговорили на  нашем  родном  языке.
Чистейшем, надо сказать, языке, хотя и немало архаичном.
   - Целы ли власы пришельцев? - произнес кто-то из них.  Мы  озадаченно
переглянулись, не зная, что ответить.
   - Зрим, что целы. Рады за ваших потомков!-  продолжал тот  же  голос.
Мы еще раз переглянулись, и наконец-то пилот  наш  вспомнил  стандартную
формулу приветствия.
   - Мир и счастье обитателям этого мира! Не с бедой  или  злым  умыслом
явились мы сюда, но во имя познания. Незваные  гости,  но  мечтаем  быть
друзьями. До той поры мы ваши добровольные пленники.
   Теперь настала очередь изумляться аборигенам. В заметном смущении они
перебросились несколькими словами на своем языке. "Лингавокс",  впрочем,
их не перевел.
   - Корни стремятся к свету, путь озаряет влага,-  вступил в переговоры
второй планетянин.-  Многоразличны голоса жизни, но привкус  горечи  для
птиц не помеха: они парят вдали от водопадов.
   Странное тревожное чувство родилось у меня в груди, от  растерянности
я никак не мог собраться с мыслями, тем не менее попробовал внести в бе-
седу долю здравости;
   - Темны слова ваши, незнакомцы, однако взаимопонимание  рождается  не
сразу. Мы стараемся постичь ваши мысли, но для этого  требуется  усилие.
Согласованные стремления к ясности уничтожат преграду между рассудками.
   На лицах чужаков проступила краска. Только что это - гнев или  недоу-
мение,-  пока трудно было определить. Короткое молчание, и третий из них
подв„л голос:
   - Причины и следствия оплодотворяют время. От следствия к  причине  -
порыв ветерка, от причины к следствию - струйный поток. Осквернить  тра-
пезу лицезрением - содеять доброе для чистоты породы. Мирволить избывшим
- перекладывать бремя растений на подобие неживого.  Тускнеть  злобой  к
огню - почить в безутешной подвижности. Все - узелки на вервии, ползущем
от недра недр к границе границ. Барьеры оно огибает, но утолщениями цеп-
ляется - за друзы льда, мысли чуждого, и споспешествует наконец.
   Так. Диалог между цивилизациями превратился в  абсолютный,  неслыхан-
ный, несусветный бред. Хорошенькое дело! И зачем мы вообще  сюда  свали-
лись? Впрочем, второй пилот делает еще одну попытку.
   - Очевидное для вас - нам таковым не представляется. Видимо, это пра-
вило имеет обратную силу. Безусловное в нашем понимании - спорное по ва-
шим меркам. Неужели, однако, подобие двух миров и  схожесть  обликов,  а
следовательно, уместно предположить, и биологического строения не  помо-
гут нам найти общий язык?
   Мы понимали, что говорим совсем не так, как привыкли изъясняться, что
можно было бы облечь наши потуги на контакт в  более  простую  словесную
форму. Наверное, подействовала несуразность и бестолковость происходяще-
го. Мы стали косноязычными, порядок в мыслях нарушился. Однако  какая-то
"стыковка" в смысловом строе после "речи" второго пилота все же  намети-
лась.
   - Можно найти общую ногу,-  быстро-быстро заговорил  первый  планетя-
нин,-  можно отыскать общий глаз, можно на каждом взмахе  качелей  жизни
стремиться к общему зубу, клюву, перу, крылу, наконец,  к  общей  чешуе.
Почему?.. Найти общий язык - все равно что петь песни под дождем или ри-
совать тем, что горело. Мы говорим красные и зеленые тона, и в этом  ис-
тина опыта. Там слышны терпкие касания, в этом качество  творчества.  Мы
осязаем легенды, и в этом терпение роста. Наши глаза зорки  к  теплу,  в
этом заметность прошлого. Но окоем гневен, и травы шествуют к умению,  и
витийство пророчествует сообразность; нам пора уходить. Да не уколет вас
мерцание звезд!
   Планетяне исчезли так же молниеносно, как и появились. Л вокруг меня,
ошеломленного, уничтоженного, сбитого с толку, все стало постепенно гас-
нуть. Затмились один за другим все мои странные и незнакомые прежде  то-
варищи по экспедиции, исчез бот, растаял  далекий  лес,  растворилась  в
темноте пустая прогалина, и наступил полнейший мрак, в котором вдруг не-
ожиданно вспыхнули кают-компания Корабля и отделенный от нее лишь  псев-
допереборкой центр управления. Я вернулся в свое время,  свое  место,  к
своим друзьям. У всех шестерых был пугающий подавленный вид. Но, судя по
выражениям лиц, по реакции - от истерического страха до эйфорической ра-
дости, они были подавлены не тем, с чем пришлось столкнуться мне. Чем-то
иным..."
   Каждый день я до исступления ломаю голову над этой фонной. Все чудит-
ся: разгадка - вот она, только ускользает, не дается в руки. Порой  при-
ходит мысль: а что, если сам "феномен" - то, в  чем закружились сознания
экипажа,-  подбрасывает ключик к собственной тайне, подсказывает - через
"видение" одной из жертв - слова "Сезам, откройся!", но произнесенные на
каком-то очень странном языке? Я хочу сказать, не зашифрован ли в словах
"планетян" некий секретный смысл, разгадав который  мы  смогли  бы  доб-
раться и до сути минутного умопомешательства экипажа, и до  сути  самого
вакуума, если, конечно, слово "суть" к нему применимо? То есть если все,
что приключилось с Кораблем в далеком космосе, связывать именно с ним.
   Каждый раз я отбрасываю эти мысли, полагаю их явным  бредом,  но  они
возвращаются ко мне с неизменным упорством. Параллельно же с ними зачас-
тую всплывает другая идея, более здоровая и трезвая, даже скорее отрезв-
ляющая. Не напоминает ли диалог команды бота с  обитателями  иного  мира
"беседу" человечества с природой?
   Мы задаем ей вопросы, наделенные вполне понятным НАМ смыслом, она от-
вечает на них ПО-СВОЕМУ, пользуясь СВОЕЙ логикой,  руководствуясь  СВОИМ
семантическим строем. Мы столбенеем и либо  изменяем  вопрос,  либо  изо
всех сил тщимся понять ответ. Если последнее нам удается, мы делаем  ко-
лоссальный шаг вперед и именуем его прогрессом в науке, если нет -  сва-
ливаем неудачу на опыт, обвиняя его в "нечистоте", или же на эксперимен-
таторов, ловя их на непоследовательности и торопливости.
   Во всяком случае, что бы ни стояло за "сном"  Борттехника,  я  всегда
слышу в нем по крайней мере одну - тихую и вкрадчивую ноту:  так  ли  уж
сильна она, логика нашего познания? Логика Вашего познания, доносится до
меня шепот Неведомого.
   На моем столе остается последняя непроигранная фонна - Помощника  Ко-
мандира. Однако желание выслушать и ее тоже пропадает. Я устал. Конечно,
я знаю ее чуть ли не наизусть, как знаю и остальные, обычно это не меша-
ет мне каждый вечер загружать проигрыватель  неизменной  программой.  Но
сегодня... Пусть программа остается незаконченной. Вот если бы мой изна-
чальный выбор такого на фонну Помощника, у меня, наверное,  до  сих  пор
звучали бы в ушах последние слова его: "Будь ты проклят, вакуум!"  Равно
как и его сетования на собственную ненужность в экспедиции: мол,  тради-
ционная мера безопасности, мол, никчемная фигура, мол, если бы да  кабы,
если с Командиром что-нибудь случится, тогда... И его леденящий  рассказ
о том, как перед возвращением на Землю он включил "контрольную" электро-
фонную запись, то есть фонну Корабля, и услышал, что на протяжении мину-
ты-той самой, когда  у всех были "сновидения",-  кают-компанию  сотрясал
оглушительный, запороговый вой, который во  время  эксперимента  никому,
естественно, слышен не был. И описание его  собственного  "выродка";  он
несся в черном узком тоннеле в каком-то потоке то ли воды-не-воды, то ли
сжатого воздуха-не-воздуха и, повинуясь течению, убыстрял  движение, за-
медлял его, останавливался, снова мчался, кружился в вихревых возмущени-
ях в каких-то шарообразных коллекторах, встречавшихся на пути, и все это
без проблеска света, и не было никаких ощущений: тепла или холода, голо-
да или жажды, бодрости или усталости, сна, времени, нехватки воздуха - и
не было желания вырваться из тоннеля, но не было и апатии - так он несся
бесконечно долго или, напротив, совсем недолго,  и  только  чувствовался
запах, причем бил он не в ноздри, потому что и  дыхания-то  не  было,  а
чувствовался вообще -  далекий,  забытый,  младенческий   запах:  теплый
аромат материнского молока.
   Все это я мог бы услышать. Но не буду: устал. Я  выключаю  проигрыва-
тель, сгребаю в кучу все фонны и перемешиваю их на столе:  завтра  снова
буду гадать, какую выбрать и чей услышу голос.
   Я поднимаюсь из кресла, потягиваюсь и подхожу к окну. Уже ночь.  Сей-
час я сниму со стекла напряжение прозрачности,  комната  будет  освещена
лишь мягким внутренним светом, но я еще  не  собираюсь  ложиться.  Знаю:
быстро успокоиться не смогу. Начну ходить из угла в угол и  думать,  ду-
мать, думать...
   Долгим взглядом окидываю звездный небосклон. Между тонкой пленкой ат-
мосферы, надежно укрывающей и меня, и всех людей, и  Землю,  и  манящими
мерцающими точками - Вакуум. Не чистый, не абсолютный, но та самая зага-
дочная, недоступная, а может быть, не загадочная, а лишенная каких бы то
ни было качеств никому не нужная пустота, за которую семь человек отдали
свои явно не пустые и очень нужные жизни. И где-то в глуби  ее  -  самая
пустая, пустота в пустоте: ни пылинки, ни атома, н-и-ч-е-г-о.
   И вдруг... О господи!.. Нет, не может быть! Нет! Не верю глазам!..  В
северной части небосвода, там, где  только что н-и-ч-е-г-о не было, поя-
вилась  сияющая  точка.  Она  едва  заметно  расширяется, это не точка -
ослепительное пятнышко,  крохотный диск,  превосходящий блеском  и Вегу,
и Капеллу, и Венеру.
   А где-то в глубине подсознания предчувствие  уже  трансформируется  в
знание, рождается мысль, и я гоню ее от себя, и зову, зову, дрожа от ли-
кования и ужаса  одновременно. Какое сегодня число? - спрашиваю я себя.-
Пятое августа. День эксперимента? Двадцать шестое марта, угодливо  подс-
казывает память. Все сходится. Именно четыре месяца  и  двенадцать  дней
прошло со дня эксперимента. Эксперимента, который происходил  в  четырех
СВЕТОВЫХ месяцах и двенадцати СВЕТОВЫХ днях от нас. Просто до нас  дошел
свет! Что это? Звезда? Да, только так: новая звезда.
   Почему же мы не ждали этого дня? Почему у нас его и в мыслях не было?
Не удосужились произвести простейший арифметический подсчет! Ах, логика,
логика, не ждущая подсказки и потому самодовольная, кичливая наша  логи-
ка. Билась лбом о "сновидения", распсиховавшиеся приборы покоя ей не да-
вали, слепо тыкалась в наличное, доступное. А ведь наперед  должны  были
знать: четыре месяца и двенадцать дней. Ни больше, ни меньше...
   Как и когда родилось это новое светило? В момент эксперимента?  После
него? Пока мы не знаем зтого и, наверное, выясним  нескоро.  Как,  может
быть, никогда не постигнем, почему далекий эксперимент умертвил  экипаж.
Но сколь же нужен нам этот свет! По крайней мере теперь-то мы точно уве-
римся: не зря погиб в безумии Навигатор, не зря разбился в "спурте"  Фи-
зик - мозг отказал, когда он выезжал из дома, не  зря  встретили  слепую
смерть все семеро. Так было и так будет: через  предательство  ощущений,
через вековечный спор, который Разум, проигрывая и выигрывая одновремен-
но, ведет с коварными чувствами, через гибель пионеров, пусть странную и
нелепую... необъяснимую... не  могущую быть объясненной...  человечество
идет к познанию...
   А звезда все-таки родилась. Есть Что-то в вакууме, и  нужен,  ох  как
нужен был роковой эксперимент. До звезд  мы  добрались,  "непонятно  как
скакнули туда", говоря словами Физика, но добрались. А теперь  поймем  и
маленькое словечко КАК. И еще много таких же словечек. Просто  мы  будем
зажигать звезды.