ь участие в разгадке тайны: полагал,  что  и
без моей скромной персоны найдется немало пытливых умов. Но  двух  вещей
не знал я тогда: во-первых, что фонна Психолога мне адресована будет,  а
во-вторых, новой, более ужасной, чем предыдущие, вести.
   Я не успел войти домой, как тут же включился головизор. Короткая зас-
тавка передачи "Хроника", тревожный музыкальный сигнал, и диктор переда-
ет экстренное сообщение: погиб не только Психолог, погиб весь экипаж. По
истечении суток после приземления умерли все семеро.  Причина  смерти  -
кровоизлияние в мозг. Причина кровоизлияния выясняется. "Выясняется"  до
сих пор... Экипаж ничего не успел сделать. Не успел собраться перед ака-
демической комиссией. Не успел выступить на пресс-конференции. Не  успел
"кристаллизовать" отчеты. Времени хватило лишь на фонны.  Семь  звуковых
кубиков, записанных частично в космосе, частично в гермобоксах перед то-
мительной процедурой "контроля",-  все, чем мы можем располагать.  Любой
волен заказать и получить копии. Все семь копий у меня на столе.  Три  -
чуть поодаль: прослушанные. Из оставшихся выбираю Навигатора.
   "Нервные впечатления... Сбивчивые  воспоминания...  На  большее  пока
рассчитывать не могу. Полный отчет будет позже. Или  не  состоится  вовс
е... Причиной тому-крайняя скудость информации. Насколько могу  предста-
вить, в будущем ее не прибавится.
   Прежде чем перейду к основному, изложу факты всем известные и неоспо-
римые. Неоспоримость - пока главный козырь, к тому же едва ли не  лучшее
средство подготовки слушателя. Надобность такой подготовки  явствует  из
дальнейшего.
   Итак, о Корабле и верховный задаче эксперимента.  Ставится  проблема:
исследование чистого вакуума. Очевидная деятельность разумеется  в  двух
направлениях: первое-отыскание такового, второе - создание прибора, спо-
собного подвергнуть искомую область анализу. Отталкиваемся от  определе-
ния "чистого вакуума"; "Область пространства, максимально  свободная  от
наличия материальных частиц и с наивозможно  минимальным  фоном  взаимо-
действий". Вывод напрашивается сам собой: поиск следует  осуществлять  в
глубоком космосе.
   Начинаем "считать" пространство. Калькуляторное  лоцирование  космоса
дает результат: ближайшая область с минимальным содержанием вещества ле-
жит в северном полушарии эклиптическе системы координат - небесные широ-
та и долгота сейчас маловажны - на расстоянии четырех световых месяцев и
двенадцати световых дней от Земли.
   Корабль, на котором мы достигли этой  области,  принципиально  нов  в
двояком смысле. Во-первых, его основным движителем является математичес-
кий реактор, сводящий С-тензор к нулю в той точке пространства, коей яв-
ляется сам Корабль, и таким образом создающий неопределенность  расстоя-
ния, равнозначную мгновенному скачку внутри "жгут-структуры". Во-вторых,
его конструкция позволяет - в случае точного попадания  в  заданную  об-
ласть - поймать чистый вакуум в ловушку. Это достигается следующим обра-
зом. Корпус Корабля состоит из металлопластических материалов  и  предс-
тавляет собой, для упрощения скажем, полую сферу. При подаче импульса на
гибкий шпангоут корпус размыкается и,  образно  говоря,  "выворачивается
наизнанку", "схлопываясь" вокруг малого объема вакуума с нулевым  содер-
жанием вещества.
   Простейшая аналогия:  представим  надрезанный  по  большому  диаметру
детский мячик. Небольшое усилие пальцев, и мячик уже показывает нам свою
внутреннюю поверхность, оставаясь по форме тем же шаром.  Если  к  этому
присовокупить, что края разреза при касании моментально  склеиваются,  а
"выворачивание" происходит в мгновение ока, то, право же, для  примитив-
ной модели Корабля нам больше ничего не требуется.  Разве  что  указать:
реакторный отсек и отсек управления расположены на "полюсах", а "надрез"
проходит по "меридиану".
   Оболочка нашего Корабля надежно защищает "пойманную" пустоту от  всех
видов взаимодействий, включая электромагнитное поле рабочих  систем  Ко-
рабля, и даже гравитацию, ибо в момент "нуль", то есть в момент "схлопы-
вания", срабатывает математический реактор, и для объема, оказавшегося в
пределах оболочки, тензор кривизны  пространства  обращается  в  "нуль",
элиминируя "жгут-структуру". В тот же самый момент начинает функциониро-
вать "васкоп", долженствующий за минуту эксперимента сделать около  мил-
лиона мгновенных "снимков" вакуума, энергетическая  расшифровка  которых
последует на Земле. Такова схема эксперимента. Добавлю:  запроектирован-
ная схема, ибо на деле после  "схлопывания"  рассудки  наши  помутились,
"васкоп" же и "глазом не моргнул".
   События развертывались так. Я выстрелил Корабль а расчетную  точку  и
переключил энергию на малый реактор. Мы начали медленно  продвигаться  в
пространстве. Погрешность оказалась ничтожной, поэтому после непродолжи-
тельного рыскания Корабль вошел наконец-то в желаемый  район.  Все  наше
внимание переключилось на "пустомер"-индикатор содержания вещества в ва-
кууме, или "пустомелю", как мы его окрестили.
   "Большеразмерный уровень - пусто", начал издалека наш "пустомеля",  и
тут же хронометр принялся за отсчет времени. "Космическая пыль - пусто".
Мы перемигнулись друг с другом: лоцирование не подвело. "Межзвездный газ
- пусто". Вот оно, мгновение! На атомном уровне - как помелом,  следова-
тельно... "Общая оценка - пусто". "Чистый вакуум",-  все тем же  скучным
голосом объявил "пустомеля".
   Последнее, что я помню из реальности  ДО,  легкий  толчок:  "ловушка"
захлопнулась,
   Немедленное ощущение: лечу куда-то во мраке" Затем подо мной  объяви-
лась матушка-Земля. Вокруг раскинулся  божественный  воздушный  простор,
над головой - пара-другая легких облачков и небывалой голубизны  солнеч-
ное небо.
   Самое удивительное - летел я "безо всего". Не было за плечами увесис-
того и монотонно гудящего "Вихря", предплечья и запястья не обжимали ох-
ваты спортивных крыльев, не было ощущения невесомости, как на  параболи-
ческом тренажере. Была влекущая к земле тяжесть тела, которое,  впрочем,
и не думало опускаться, было сказочное чувство парения и  была  радость.
Нестерпимый восторг, захватывающая  душу  удаль,  блаженство  избранных,
упоение победой над природным недостатком человека,  одержимость  власти
над природой - все смешалось, все распирало грудь, наполняя легкие некой
невесомой субстанцией, которая, может быть, и удерживала меня на высоте.
   Я с удивлением прислушивался к собственному телу. Не было органа, ко-
торый работал бы в привычном режиме. Сердце билось не ритмично, а  выби-
вало какую-то сложную "морзянку". В печени ощущалось странное  щекочущее
движение, впрочем, не беспокоящее, а скорее приятное. Желудок словно  бы
сжался в комок, уступая место диафрагме, которая  мощно  пульсировала  и
напоминала мембрану бионасоса "квадриги" или "триеры". Только насос этот
гнал неизвестно что и неизвестно куда. Руки и ноги подчинялись неведомым
командам - не мозга, а иного органа, только что чудодейственным  образом
родившегося "под ложечкой",-  и блестяще удерживали равновесие,  не  до-
пуская, чтобы я свалился в "штопор" или попал в "воздушную яму". Да  что
говорить - все органы трудились по-особому, но происходящее казалось мне
абсолютно естественным, словно бы летать я был обучен с  детства.  Может
быть, и не ходил никогда - только летал...
   Подо мной проплывал незнакомый мне заповедник. Девственные леса, бла-
гоухающие сады, полудикие парки, луга, речушки, лужайки - все вызывало у
меня умиление и первобытное почитание. Я бросался  камнем  к  купам  де-
ревьев, пугал быстролетной тенью рыбешек в прудах и снова взмывал в  не-
бо, гонялся за птицами, съезжал по радуге, делал тысячи подобных благог-
лупостей и хохотал, хохотал, хохотал...
   Пока не очнулся в центре управления Кораблем. Я лежал на полу и бился
в истерике. Психолог разжимал мне челюсти, вливая  витализатор,  хлестал
по щекам, но я все сильнее закатывался идиотическим  смехом.  Совершенно
неожиданно он сменился безумным воем и плачем. Я лежал,  скрючившись,  у
своего кресла и рыдал в три ручья, рассказывает Психолог. Он не изменяет
истине. Я помню этот момент. Мне действительно было горько и  больно.  Я
не желал возвращаться в действительность.
   Хотелось до конца дней своих летать в прозрачном и  призрачном  мире,
купаться в хрустальных лучах солнца, вдыхать зеленый запах  первозданной
свежести, чувствовать облака, оседающие капельками на горячем лбу,  уди-
рать от грозы, нестись к Луне, стараясь достичь наивысшей точки  полета,
и затем - вниз, с меркнущим от разреженного воздуха сознанием  вонзаться
в теплый туман, стелющийся над низинами,-  отголосок растворенного в су-
мерках зноя,-  возвращаться к жизни. Летать, летать, летать... Вечно..."
   Я резко бью по клавише выбрасывателя. Кубик, не отыграв, вылетает  на
стол. Дальше слушать я не в состоянии:  перехватило  дыхание.  Последние
часы жизни Навигатора - самая трагическая ниточка во всем этом  запутан-
ном и прискорбном клубке нелепых смертей.
   Он с ювелирной точностью выстрелил Корабль к Земле, отдав  управление
посадкой Командиру лишь после того, как убедился в полном восстановлении
значения G-тензора. В ясном сознании прошел "контроль", обманув  врачеб-
ный синклит. Однако слова, запечатленные в  фонне,  оказались  последней
разумной записью "космического снайпера".
   Уже дома он внезапно потерял сознание. А когда пришел в себя, мысли в
глазах его не было. Он бормотал несусветицу, лепетал как ребенок, пускал
пузыри и  судорожно  дергал  руками,  как  бы  пытаясь  схватить  что-то
скользкое, но вместе с тем чрезвычайно важное для него, без чего уйти из
жизни он не имел права. "Полный распад сознания",-   зафиксировал  врач.
Он же через полчаса, мучаясь беспомощностью, установил смерть...
   Есть еще одна причина, по которой я никогда не дожидаюсь конца  фонны
Навигатора. На ней по странному  стечению  обстоятельств  были  записаны
слова, произнесенные им за секунду до фатального кровоизлияния.  На  эту
единственную секунду сознание вернулось. И губы прошептали жуткую в сво-
ей осмысленности фразу - за малым изменением ту самую, которую  произнес
когда-то,  умирая,  Рабле: "Je vais querir le grand Neant". ("Иду искать
великое Hичто").
   От этих  слов мне становится страшно...

   "..Вот и все! Кончен полет, кончен эксперимент, и кончены надежды..."
- фонну Командира я включаю с третьей плоскости. Сейчас для меня  важнее
всего еще раз услышать "сны". Размышлений предостаточно. Ретроспективных
повествований тоже. В сущности, все они повторяют одно другое. Зато "ми-
ражи" или "выродки" - случай особый.
   "...Внешне все выглядит благопристойно и даже логично. Ни за чем "по-
ехали" и ни с чем вернулись. Или так: в пустоту нырнули, с пустыми рука-
ми вынырнули. Взятки гладки. На нет и суда нет.
   А стыдно... В глаза друг другу совестно смотреть, не то что  людям...
Ведь было там Что-то! Совсем рядом было. Можно сказать, меж нас.  Кажет-
ся, щупай руками, измеряй, отколупывай кусок, упаковывай в бумажку и ве-
зи на Землю. Ан не тут-то было: пусто!  Сквозь  пальцы,  точнее,  сквозь
мозги наши, как вода, утекло. Откуда, ЧТО и куда - бессмысленно  спраши-
вать. Ничего-то мы не поняли, ни в чем-то не разобрались и как не  знали
до сих пор, так и сейчас ни черта не знаем. Маразм полнейший: семь в об-
щем-то неглупых и основательно подкованных людей, до  зубов  вооруженных
новейшей, точнейшей и умнейшей техникой, сидят в Корабле - восьмом  чуде
света - и... хлопают ушами, в затылках  чешут,  руками  разводят.  Щенки
слепые!.. Издевательство в полном смысле слова: будто  кто-то  намеренно
заставил нас идти на немыслимые ухищрения, а потом кукиш показал.
   Слово "кукиш"^я не зря употребил. Хоть бы с  нами  вообще  ничего  не
случилось, так-таки и ничего, тогда бы все понятно было: НЕТ ни гроша  в
этом вакууме, нет, не было и не будет никогда. А кукиш-то нам  показали!
Могучий такой кукиш, и у каждого - свой, у каждого в башке целую  минуту
фига красовалась.
   Вот если бы она в "ловушке" из самого что ни на есть  вакуума  сложи-
лась - тогда да! Написали бы в отчете просто и бесхитростно: "Абсолютный
вакуум при полной изоляции от взаимодействий обладает свойством  склады-
ваться в фигу". Потом ее замерили бы, высчитали объем, определили  топо-
логическую структуру, описали формулами, сняли с каждого  пальца  дакти-
лограмму и так далее и тому подобное. Возвращаемся на Землю - нате  вам,
специалисты по фигурам из трех  пальцев!  Копайтесь,  исписывайте  тома,
возводите стройное здание теории!
   А в нашем-то случав что, скажем, я в отчете зафиксирую?  Что  страшил
повидал, каких свет не родил? Что эти страшилы меня чуть не  слопали?  А
доказательства? Нет таковых!!! Ну, привиделось,  ну,  галлюцинации,  ну,
перенапрягся... Полежи, молодой, на морском пляже, понюхай озон,  попла-
вай вволю, авось нервы и придут в порядок...
   Я и сам такое посоветовал бы любому, если бьют него свои байки  услы-
шал. Но ведь не байки!..
   Шел я по очень странному лесу. Нет, не так. Лес был как лес: деревья,
кусты, трава, полянки с цветами и папоротниками, озерки,  холодные  клю-
чи-все нормально. И запах земной: зелени, прели, хвои.  Но  вот  заселен
этот лес был самым непристойным, так сказать, образом. Что ни зверь,  то
чудище.
   Выглядывало из-за сосен  гнусное  рыло  здоровенного  кабана,  только
вместо пятачка у него красовался пучок фиолетовых щупалец,  и  шарил  он
ими по веточкам, листикам, былинкам, не пропуская ни  одного  стебелька,
все время что-то совал себе в пасть - муравьев, тлей, гусениц, я знаю? А
одно щупальце без устали хлестало по щетине на спине и боках -  отгоняло
слепней, видимо. Пасть, впрочем, была кабанья, но без  клыков  и  зубов.
Вроде ктото повыдергивал их, и совсем недавно: кровоточащие лунки в дес-
нах были видны явственно.
   Кабан заметил меня, уставил свои затянутые  противной  полупрозрачной
синевой глаза, вдруг собрал все щупальца в тугой комок и выбросил  их  в
мою сторону, издав громкий чмокающий звук. Я отпрянул, скотина  же,  до-
вольно хрюкнув, вернулась к прерванному занятию.
   Низко над землей, прыгая с ветки на ветку, пронеслась стая  шимпанзе.
И эти мало чем отличались от обычных обезьян: ни тело, ни  лапы  особого
внимания не привлекали. Однако на морды я не мог смотреть  без  брезгли-
вости. Челюсти - не челюсти, а ротовой аппарат, как у  кузнечика.  Вечно
жующие красные створчатые пластины, с которых вязкими шариками срывалась
густая иссинячерная слюна.
   Выскочила откуда-то пегая кобыла. Умная такая зверюга с человеческими
ушами непомерной величины - каждое с простыню. Присмотрелся: уши челове-
ческие, но из тончайших розовых хрящей и с перепонками, словно у летучей
мыши. Лошадь взмахнула ими и... полетела, почему-то, сказав на прощание:
"Привет!" Вполне благожелательно, кстати, сказала и осмысленным, проник-
новенным голосом.
   Свалился сверху обнаженный мозг на паучьих лапках, заскакал  по  кус-
тарнику, ломая сучья: видно, тяжеленный был очень. Земля вспучилась  пе-
редо мной, лопнул холмик, рассыпался мелкими камешками, вылезла клешня с
глазами, помигала мне и скрылась.
   У гигантского дуба отломился здоровенный  сук,  на  его  месте  дупло
вскрылось. Поперла оттуда змея толщиной с хорошее бревно. Это  я  сперва
подумал, что змея: голова питонья. А чуть больше высунулась - оказалось,
тысяченожка невиданная: великое множество ног к туловищу приделаны были,
маленькие, но шерстью заросшие и  с  раздвоенными  копытцами.  Защелкали
ножки вниз по стволу, голова уже в клешниной дыре скрылась, а  тело  все
лезло и лезло из дупла: метров сорок в нем было.
   А то слоновая черепаха прошествовала мимо. С прозрачным панцирем: все
органы сквозь него видно - кровь пульсирует,  сердце  размеренно  ходит,
легкие колышутся. Тоже приятного мало.
   Дикобразы резвились. Не иглы у них, а тонюсенькие полые стерженьки  с
раструбами на концах: оттуда вонючая жидкость брызжет.
   Жаба припрыгала из чащи - не меньше теленка величиной. Встала на зад-
ние лапы и полезла на березу, как заправский сборщик кокосов, только от-
куда на березе кокосы?! Губы трубочкой, лезет, насвистывает  чего-то.  А
вот говорящих, кроме лошади, никого не было.
   Я стою окаменело и шепчу себе: "Успокойся. Успокойся. Все  нормально.
Ты просто немного сошел с ума. Это бывает. Это скоро  пройдет".  Бормочу
эту чушь кретинскую и верю и не верю, что такая  чертовщина  в  действи-
тельности происходит.
   Окончательно сбрендил я, когда динозавр появился. Раздался треск  ло-
мающихся стволов, лес словно распахнулся впереди, и надо мной такая гро-
мадина нависла... Небо заслонила. А на ногахколоннах не пальцы, не  ког-
ти, не копыта - хотя что я говорю? откуда у динозавров копыта?  "присос-
ки? Будто колосс этот ничего не вес^т и запросто может к  облакам  унес-
тись, потому присасывается.
   И вот когда присоски в землю со свистом впились, я наконецто бросился
бежать. Бегу и думаю: куда же я мчусь, ведь этому небоскребу  стоит  два
шага шагнуть, и уже меня перегонит. Голову поворачиваю на бегу,  а  этот
детина умопомрачительный и не помышляет с места двигаться: шея у него  -
с маленькой головой на конце - как резиновая. Вытягивается,  вытягивает-
ся, догоняет меня, опережает, и вот уже голова гулко стукается  о  землю
передо мной, "3се. Конец",-  мелькает у меня. Вдруг вижу: не голова  это
больше, а ладонь размером с меня. И на ней - татуировка! Эти самые слова
вытатуированы: "Все. Конец". Я очнулся... Я очнулся...  Я  очнулся...  Я
очнулся..." Фонна Командира всегда заедает в этом месте: какой-то дефект
в развертке. Я заставляю "чтеца" смолкнуть. Что это? Самое странное сно-
видение? А может, столь же странное, как и остальные?  Не  могу  сказать
обо всех записях, но в некоторых прослеживается  определенное  сходство.
Нечто вторгается в психику человека и как бы модулирует ее: "пробует" на
привычных сознанию объектах инородные и чуждые  им  черты,  наделяет  их
несвойственными характеристиками. И получаются: жена и дочь Психолога  с
неуловимо искаженными чертами, левитирующий Навигатор, лошадь с  челове-
ческими ушами, многокопытный питон, татуированный динозавр. А зачем  все
то - одному богу, то бишь вакууму, известно, Или  не  вакууму?  Но  чему
тогда?
   Как, однако, велик и многообразен мир! И как мал и  беспомощен  разум
всякий раз, когда он сталкивается с новой загадкой природы. Сколь ковар-
но подводят его чувства! В истории немало тому примеров: познание  часто
отступает перед Неведомым, ломающим  привычный  круг  представлений.  Но
отступает всегда с определенной целью: либо избрать  новое  направление,
либо взять разбег для прыжка через препятствие. Первое предполагает раз-
работку качественно новых концепций, второе - выжидание и накопление ко-
личества информации. Но что нам предстоит в этот раз? Имеем ли мы  право
отказываться от неопровергнутой теории? И тем более - имеем ли мы  право
ждать?
   Порой мне кажется, что фонна Борттехника - его "сновидение"  -  ближе
всего подбирается к ответу на эти вопросы, к принципу выбора пути. "Бли-
же" - но лишь подбирается...
   "...Оболочка матки вспучилась. Потом перемычка между ней и вновь рож-
денным ботом стала совсем тонкой и  оборвалась:  бот  отпочковался.  Так
рождается капля в кране. Мыльный пузырь от соломинки отделяется  тоже  -
так. Затем в натяженной обшивке бота прорезались отверстия: дюзы.  Вклю-
чился двигатель, и мы, держась, как путеводной нити, оптимальной  траек-
тории входа, стали спускаться на планету.
   Все было рассчитано давно и перерассчитано много раз:  орбита  матки,
момент отрыва, кривизна глиссады, точка посадки.  Последняя  предполага-
лась в центре обширной прогалины в нескольких градусах к югу от  эквато-
ра. На стереоглобусе эта прогалина казалась огромной лишайной  плешью  в
буйной шевелюре планеты, которая от полюса до полюса была покрыта лесн