Виталий БАБЕНКО

                         ИГОРЯША "ЗОЛОТАЯ РЫБКА"
                         (коллективная фантазия)


                             О_З_А_Р_Е_Н_И_Е
                                Глава "О",
           подсказанная автору талантливым филографом Ш.Майским.

     Игоряша-второй прекрасно помнил, как он поймал  свою  первую  Золотую
Рыбку. Игоряша сел на песок и почесал в мокром затылке.
     - Откуда ж ты взялась у меня такая... золотая ты моя и  единственная?
- вопрос хотя и был обращен к рыбе, но прозвучал чисто риторически.
     Игоряше в тот момент и в голову  не  могло  прийти,  что  он  тут  же
получит ответ. Между тем  это  был  единственно  верный  вопрос  в  данной
ситуации. Если  бы  Игоряша  вдруг  ляпнул  что-нибудь  о  погоде,  или  о
неработающем  водопроводном  кране,  или  о  пустующем  холодильнике,  он,
безусловно, получил бы детальную метеосводку или на всю жизнь обеспечил бы
себя родниковой водой и замороженными яствами, но... на  этом  бы  дело  и
кончилось. И Игоряше оставалось бы до конца своих дней проклинать себя  за
тупость, продолжая существование просто Игоряшей, не первым, не вторым, не
третьим... _н_и_к_а_к_и_м.
     Однако вопрос был задан:
     - Откуда ж ты взялась у меня такая... золотая ты моя и  единственная?
Что мне с тобой делать?
     Рыба, конечно, ничего не сказала вслух. И даже хвостом не махнула. Но
в сознании  Игоряши  обрисовалась  четкая  и  исчерпывающая  картина,  что
Золотая  Рыбка  взялась  не  откуда-нибудь,  а  из  очень  далекого  мира,
являющегося центром галактической цивилизации; что золотая  окраска  ее  -
свойство защитного слоя,  оберегающего  от  рыболовного  крючка,  гарпуна,
остроги, динамита, гидродинамического удара,  сверхвысоких  и  сверхнизких
температур, проникающего излучения и вообще  всех  видов  механического  и
немеханического воздействия, но,  увы,  бессильного  против  обыкновенного
ведра; что она не рыба, а информационный биомодуль, сиречь унифицированный
белковый узел  разветвленной  галактической  сигнальной  системы  восьмого
порядка, призванный поглощать и выдавать  информацию;  что  она  вовсе  не
единственная - таких биомодулей на Земле весьма много, хотя и ограниченное
количество; что информация в данной сигнальной  системе  -  в  отличие  от
систем с первого по седьмой  порядок  -  понимается  очень  широко  и  эта
информация может быть невещественной  и  вещественной,  в  зависимости  от
запроса существа, вступившего в контакт с Золотой Рыбкой; и что,  наконец,
емкость информационного  поля  каждого  биомодуля  конечна,  включает  три
условно-лимитированных, энергетически безразмерных регистра  и  рассчитана
на полное удовлетворение трех запросов, в  какой  бы  форме  они  ни  были
предъявлены к исполнению. Два регистра исчерпаны.
     Ответ Золотой Рыбки произвел  на  Игоряшу  ошеломляющее  впечатление.
Осознать-то он его осознал, но понял далеко не все, однако  заключительная
фраза огненно отпечаталась в  мозгу,  словно  выжженная  золотым  клеймом.
Игоряша уяснил, что выпал ему, как  рыбаку  из  сказки,  заветный  шанс  -
тройной шанс! - и на две трети он, безмозглый рыбак, оказался  потрясающим
кретином. Задал глупейший вопрос -  раз.  Выяснил,  откуда  рыбка  -  два.
Сейчас пролепечет что-нибудь сдуру, и -  три!  -  исполнив  его  "запрос",
рыбка исчезнет. Или подохнет. Или выпрыгнет в реку и уплывет.
     Рыбка спокойно ждала.
     И тут Игоряшу осенило.
     Наверное, Гений Желаний сказал бы на его месте тоже самое. Но Игоряша
был не гением вообще и не гением  желаний  в  частности,  а  всего-навсего
рядовым сотрудником Управления праздников и трудовых  будней  (УПРАТРУБа),
посредственным   специалистом   с   дипломом   о    высшем    образовании,
представителем широких масс нечитающей, но любящей книгу публики.  Словом,
в мыслителях он  не  числился.  И  тем  не  менее  попал  в  самую  точку.
Головокружительная  цепь  последующих  событий  взяла   начало   из   того
невероятного факта, что Игоряшу _о_з_а_р_и_л_о.
     - Хочу еще  одну  Золотую  Рыбку!  -  сипло  сказал  он.  -  То  есть
информационный биомодуль.
     "Принято. Третий регистр исчерпан", -  стремительно  вязью  начертало
огненное перо в мозгу Игоряши.
     Золотая Рыбка в  ведре  дернулась,  потускнела,  золотая  окраска  ее
пропала, затем она  всплыла  брюхом  кверху  и,  растаяв,  расползлась  по
поверхности воды мутным слоем белковой слизи. В следующую секунду  пропала
и слизь. Ведро наполнилось новой водой. И на дне возникла Золотая Рыбка  N
2 - точная копия первой.
     Она слегка шевелила червонными плавниками и излучала готовность явить
Игоряше бездны своих трех регистров. Игоряша одеревенело уставился на нее,
потом судорожно подхватил ведро и, затаив дыхание, шагая, как  экскаватор,
понес домой.



                              П_А_Р_Т_Н_Е_Р_Ы
                                 Глава "П",
         разработанная наследником натуральной школы Б.Аникаевым

     Честно говоря, рассказа о первом контакте Игоряши-второго  с  Золотой
Рыбкой - да что  там,  о  первой  встрече  человечества  с  галактическими
биомодулями - мы так никогда и не  услышали  от  Игоряши  в  подробностях.
Приведенный выше эпизод - это лишь  облеченный  в  подобие  художественной
формы  домысел,  реконструкция,  созданная  дотошным  глоссатором  Шушуней
Майским из расшифрованных недосказанностей, недомолвок и туманных намеков.
     Более или менее четкая картина первого  Контакта,  занявшая  от  силы
час, сложилась у нас после многомесячного общения  с  Игоряшей-вторым.  Он
живо и захватывающе рассказывал о  своих  достижениях  (что  это  такое  -
станет  ясно  позднее),  но  свято  хранил  тайну  Золотой  Рыбки.   И   -
поразительно! - любые, даже самые фантастические,  несусветные  Достижения
мы не воспринимали как бредни - наоборот, верили  каждому  слову  Игоряши,
даже  описание  путешествий  во  времени  представлялись   нам   абсолютно
естественными. Психологическая блокировка делала свое дело.
     Однако    стоило    нам,    расспрашивая    собеседника,    коснуться
первопричины...  Игоряша,  такой охочий  поговорить на любую тему,  тут же
затихал  и  либо  переводил  разговор  в  шутку,  либо исчезал. Вот именно
исчезал:  сейчас он сидит перед вами,  а через секунду его уже нет. И ни у
кого  не  возникает  вопроса  -  а куда же делся человек? И был ли человек
вообще?
     Сейчас уже не восстановишь, кто первым привел его  в  нашу  компанию.
Поначалу он был просто Человек-Без-Имени. Гость, что ли. Постепенно  мы  к
нему привыкли: хороший собеседник, бель ами, свой парень, тонкий  спорщик,
легкий говорун, но вроде правдолюбец, не фантазер.  Потом  вдруг  родилось
имя - Игоряша. Странное имя для такого необыденного молодого человека.
     Всегда одет с иголочки -  натуральный  твид  индивидуального  пошива,
модный бантик, шейный платок, благоухающий нездешним одеколоном. На  ногах
- безупречные туфли, каждый раз новые, но  модели  настолько  схожие,  что
лишь эксперт  "Внешторга"  отличил  бы  одну  пару  от  другой,  ведь  для
неспециалиста - что "Даллас", что "Дорадо" -  все  едино.  Прическа  -  не
супер,  не  салонный  лоск,  а  просто  очень  к  лицу.  На  лице   всегда
естественный легкий загар, зубы крупные, ровные, блестящие. Запах изо  рта
- неизменно приятный. Манеры естественные. Улыбка - человеческая. И -  что
самое главное - никаких замашек парвеню: ни массивных золотых перстней  на
пальцах, ни серебряных нательных крестиков, ничего кричащего в одежде.  Но
не похож и на мальчиков-дипломатов, едва оперившихся атташе из посольств в
развивающихся странах. Нет апломба,  нет  верхоглядства,  нет  намеков  на
большие связи. Словно все что на нем и при нем, - все родилось с ним же  и
принадлежало только  ему  по  естественному  наследному  праву.  В  общем,
изысканность, безупречность и шарм - в том  редчайшем  сочетании,  которое
должным образом  оценит  и  самая  пристрастная,  тесно  спаянная  мужская
компания.
     Как-то само собой получилось, что мы  приняли  его  безоговорочно.  С
первых же минут - "Здорово!" "Привет!" "Как дела?!" "Читал то, читал  се?"
"Слышал о событиях в Свазиленде?" "А в  Чикаго?"  "Луангпрабанге?"  "Читал
статью в "Литературке"?" "А слышал, что писал ее не Почечуев, а  вроде  бы
Пильдеев?" "И, говорят, за Пильдеева - сам - тс-с-с! - Ракакашкин?!!" "А в
статье то между строк - ого-го!!!"
     А он: "Привет-привет-привет, мужики-старики-отцы-ребята! Читал  то  и
читал се, и еще пятое-десятое-тридцать четвертое. "То"  -  вроде  мура,  а
"се" - здорово, мне понравилось. Слышал-слышал-слышал.  Многое  правда,  а
насчет Луангпрабанга - враки, там все наоборот и даже лучше. Статью читал,
похоже, что написал ее даже не - тс-с-с! - Ракакашкин, а чуть ли  не...  -
ну, вы понимаете! Между строк там целая вторая статья, а между  строк  той
второй статьи - целая история..."
     Так Игоряша-второй с первых  же  минут  вошел  в  наш  круг.  Но  вот
любопытно - никто не помнит, когда они были, эти первые минуты. Год назад?
Два года? Словно в памяти какой-то кусок вычеркнули, а вместо него вписали
приказ: "Не удивляться!" Не  удивляться  появлению  Игоряши,  его  облику,
исчезновениям, его в высшей степени  потрясающим  рассказам,  его  дорогим
сигаретам, которую мы курили одну за другой, а запас их не иссякал... Нет,
ничего не вызывало у нас изумления. Вот только одно - лицо Игоряши  всегда
казалось смутно знакомым. Ничем не привлекательное лицо, заурядное даже  -
таких сотнями встречаешь каждый  день  на  улице.  Лишь  потом,  когда  мы
собрали по кусочкам историю Игоряши и многое прояснилось, когда  в  памяти
все  оборванные  ниточки  связались  в  узелки  и  вернулась   способность
удивляться, - лишь потом поняли мы, почему так  до  боли  был  знаком  нам
Игоряша-второй.
     Казалось бы, все складывалось просто и  ясно.  Мы  собирались  тесным
кружком близких людей и  обсуждали  лишь  те  проблемы,  которые  жизненно
волновали каждого из нас. Присутствовал Игоряша, у которого вовсе не  было
проблем, и это успокаивало: значит, такое  возможно,  значит,  есть  люди,
которым можно завидовать теплой тихой завистью.
     Мы были начинающими писателями -  кроме,  конечно,  Игоряши,  который
каким-то образом и здесь преуспел больше  других:  показывал  свои  книги,
надписывал автографы, но - странно - книги не  дарил:  то  ли  он  забывал
вручить, то ли мы - взять.
     Кто-то из нас "начинал" уже лет пятнадцать, кто-то едва-едва пошел  в
гору, однако рассказы в рукописях читались "на  ура",  мы  дружно  хвалили
друг друга, честно ругали друг друга, но единодушно поносили издательства,
отвергавшие наши творения. Без  литературного  творчества  мы  не  мыслили
жизни, и это  нас  объединяло.  Наша  компания  сплотилась  уже  в  зрелом
возрасте. Мы выросли в разных городах и, живя теперь в Москве, работали  в
разных местах. Графоманов среди нас, пожалуй не было - над  произведениями
работали крепко, доводили их до ума сообща, писали  -  трезво  оценивая  -
выше среднего уровня, а к  публикациям  относились  как  к  праздникам,  -
литературой не кормились. Зарабатывали на жизнь трудом -  каждый  в  своей
профессии:   инженер,    художник-шрифтовщик,    бывший    физик-теоретик,
физик-экспериментатор, филолог, психолог, журналист-фрилансер, журналист -
редактор журнала, пожарник,  телережиссер,  переводчик  с  португальского,
иллюзионист Москонцерта...
     И - Игоряша.
     У Игоряши профессии не было.



                             О_П_Т_И_М_У_М
                               Глава "О",
            задуманная лидером стереопрозаиков В.Дорожным

     ...Игоряша,  отдуваясь,  втащил  ведро  в   квартиру   и,   осторожно
напрягшись, установил на стол в комнате. Потом сбегал в прихожую -  закрыл
дверь на все замки и накинул цепочку. Вернулся. Сел верхом на стул. Крепко
обнял ведро руками, словно опасаясь, что улетит.  Зажмурился.  И  гробовым
шепотом возгласил:
     - Миллиард!
     "Запрос лишен конкретности, - отпечатал  у  него  в  голове  огненный
телетайп. - Миллиард чего?"
     Игоряша подумал. Вздохнул. И - словно в черную прорубь:
     - Миллиард триллионов рублей!!!
     Если бы Золотая Рыбка  относилась  к  своему  делу  с  юмором,  то  в
забубенном мозгу Игоряши должно было зажечься одно-единственное короткое и
исчерпывающее слово - "Д_У_Р_А_К"!
     Но юмор чувство чисто человеческое. В Галактике принципы комического,
очевидно, совершенно иные. И потом: биомодуль всего лишь  белковый  аналог
механизма, запрограммированного на  то,  чтобы  на  каждый  вопрос  давать
полный и ясный ответ, а Игоряша не спрашивал: "Кто я есть такой?" Так  что
огненный телетайп не заработал, зато в мозгу Игоряши  что-то  щелкнуло,  и
высветилась очень яркая мысленная картина. (Сразу поясним: у Золотых Рыбок
две реакции на некорректно поставленную задачу:  огненно-шрифтовая,  когда
необходимые условия для  удовлетворения  запроса  отпечатываются  в  мозгу
контактера в виде пылающих строчек, - понятно, что регистр информационного
поля при этом не размыкается; и эйдетическая,  когда  информация  регистра
выплескивается в виде образной картины, исключающей вещественный ответ.)
     Сознание Игоряши рывком расширилось и вобрало в себя  массу  полезных
сведений из курса  политэкономии  для  гуманитарных  вузов.  Галактическая
сигнальная система в мгновение ока объяснила  ему,  что  такое  монетарная
система и денежный баланс, как образуются финансы государства и что входит
в  понятие  государственного  бюджета,  каковы  общественный   продукт   и
национальный доход страны в денежном выражении, в чем заключается пагубная
роль инфляции и почему при этом неизбежна девальвация. Далее Игоряше  было
наглядно представлено, что означает сумма в миллиард триллионов рублей,  и
явление картины экономического краха не только одной страны, но и  распада
всего мирового хозяйства.
     Тут же Игоряше было дано понять, что Золотые Рыбки  в  целом  уважают
социальные и юридические законы той страны, планеты, звездной  системы,  в
которую они внедрены, и могут нарушать их лишь в той степени, в какой  это
не влечет за собой криминальных, этических или экологических  последствий.
Заключительным штрихом картины был упрек Игоряше в  том,  что  он,  помимо
всего прочего, не подумал о чисто физических последствиях запроса, ибо как
индивид, живущий в  определенных  общественных  условиях,  он  не  властен
распоряжаться тем объемом пространства, которое  потребно  для  размещения
миллиарда триллионов рублей в  купюрах,  имеющих  хождение  на  территории
СССР. Для достаточно  плотной  укладки  сто  квадриллионов  пачек  по  сто
сторублевок в каждой понадобился бы объем, примерно равный десяти Братским
водохранилищам. Точка.
     Как только Игоряша все это понял, он тут же понял и  то,  что  первый
регистр второй Золотой Рыбки исчерпан. Вспыхнувшая  в  голове  надпись  не
оставила на этот счет никаких сомнений. Заметим, что  Игоряша  по-прежнему
сидел на стуле, обнимая ведро. Он  поерзал  вспотевшими  ногами,  сглотнул
кислую слюну и сипло проревел:
     - Десять миллионов нефальшивыми сторублевками с разными  номерами!  В
пачках по сто штук!! В надлежащей упаковке!!!
     Ну как теперь отказать Игоряше в трезвости мышления? Курс наук  пошел
ему на пользу. Биомодуль в ведре дернулся и взмахнул плавниками, что любой
штатный смотритель галактической сигнальной системы моментально истолковал
бы как глубокий вздох или пожимание плечами.  На  человеческом  языке  это
значило: "Ничего не попишешь!"
     "Точка, - обожгло Игоряшу. - Второй регистр исчерпан".  И  тут  же  в
комнате что-то ухнуло, просело, пахнуло юфтью и тяжело скрипнуло. Игоряша,
сверкая белками глаз, обернулся. В углу стопкой - друг на друге  -  лежали
три роскошных чемодана из крокодиловой кожи, перетянутых ремнями.
     Бросился к ним Игоряша, дрожащими руками  расстегнул  ремни,  щелкнул
золочеными замочками, откинул крышку верхнего  чемодана.  О-о-о!..  Как  в
сказке - плотные ряды тугих пачек. Некоторые сторублевки новенькие, другие
- потертые уже, но ведь настоящие, гознаковские. Пальцы  рванули  одну  из
пачек, посыпались на пол палевые купюры, и повалился Игоряша  в  обмороке,
успев, однако, прохрипеть: "Новую Золотую Рыбку!.. Биомодуль!.. Еще!.."
     Через полчаса Игоряша благополучно очнулся.  Чего  нельзя  сказать  о
ряде  лиц,  живших  до  поры  относительно  спокойно  в  разных  краях   и
республиках страны. Но не будем их опрометчиво жалеть. В тот день  у  двух
десятков крупных спекулянтов приключились инфаркты,  восьмерых  валютчиков
разбил инсульт, а три матерых подпольных ювелира покончили с  собой.  Если
бы все они пережили удар и поделились друг с другом  горем,  то  оказалось
бы, что у них непостижимым образом были изъяты в  совокупности  10.000.000
рублей.
     Плюс  три   новеньких   аргентинских   чемодана,   которые   продавец
московского  галантерейного  магазина  N_141,  что  по   улице   Народного
Ополчения, Сидор Ипатьевич Дыбин безмятежно присвоил, собираясь с женой  и
дочкой отправиться в очередной отпуск в Пицунду, в ведомственный санаторий
для ветеранов дегустационного цеха.



                         Т_Р_Ю_К_А_Ч_Е_С_Т_В_О
                                Глава "Т",
          подаренная автору гением рапидной новеллы Р. Нерголиным

     Тут надо сказать, что  собирались  мы  всегда  исключительно  мужской
компанией. Были среди нас и женатые, и разведенные, и холостые, и  женатые
вторично, и никто, конечно, ничего против женщин  не  имел,  но  негласное
правило было все же такое: "Только джентльмены".
     Собирались - где когда придется. То у Шушуни  Майского,  талантливого
филографа и литературного дуэлянта, то в  коммуналке  у  пожарника  Бориса
Бруденко,  мастера  по  сюжетам  и  женского  любимца,  то   в   роскошных
высокопотолочных апартаментах редактора  научно-культурного  журнала  Гака
Чукова, сына двух академиков, то в набитой книгами двухкомнатной  квартире
филолога  Паладина  (Ладика)  Гриммова,  литературного  каратиста,  то   у
вольного  переводчика   с   португальского   Володи   Набакова,   любителя
баснословной  электромузыкальной  техники  и  специалиста   по   убыточным
гешефтам... Да что и говорить -  двенадцать  нас  было,  близких  по  духу
друзей, удачливых в выборе призвания,  менее  удачливых  в  укладе  личной
жизни и уж вовсе далеких от удачи в смысле литературного признания.
     Игоряша был тринадцатым, и у него мы не собирались ни разу.  Мы  даже
не знали толком, где он живет. Раз как-то Игоряша-второй  упомянул  Сивцев
Вражек, месяца через два обмолвился насчет Строгино: мол, улица  такая-то,
дом и квартира такие-то. Наш психолог Герард Экудянов -  человек,  ленивый
на хождение по редакциям, но неизменно  скорый  на  дружеское  участие,  -
однажды  не  поленился,  съездил  в  Строгино.  Игоряша  не  объявился  на
очередном сборище, и Герард, вообразив, что он болен,  помчался  навещать.
После часа блужданий нужную улицу он  нашел,  нашел  и  дом,  затерявшийся
среди белобетонных близнецов. Но с квартирой вышла престранная история. На
площадке оказалось четыре квартиры с одним и тем же - вроде бы  Игоряшиным
- номером. И из всех дверей выходил  на  звонок  один  и  тот  же  человек
гигантских размеров  -  усатый  грузин  в  майке  клеш  и  трусах  галифе,
раздраженно повторявший, что его фамилия Сармисегетузидзе и никаких Игоряш
он знать не знает.  На  четвертой  и  последней  попытке  Герарда  обрести
Игоряшу  грузин  Сармисегетузидзе  рассвирепел  и  спустил   потерявшегося
Экудянова с лестницы. Визит оставил у Герарда неприятные, но очень смутные
воспоминания - лишь дикая грузино-дакская фамилия въелась в сознание, -  и
от поисков Игоряши мы с той поры отказались. На наши  сборища  он  являлся
всегда без приглашения, безошибочно угадывая мес