над долиной
Аиалонскою!  И  остановилось солнце,  и луна стояла".  Таким образом,  Земля
находится в центре мироздания, а вокруг нее обращаются семь светил. Не может
быть других планет,  кроме Аристотелевой семерки.  -  Лагалла подумал.  - Мы
допускаем, что вы открыли Медицейские звезды...
     - Вы их сегодня увидите, - пообещал Галилей.
     - ...Однако это вовсе не планеты!
     Таковы  перипатетики.  Они  не  доверяют  собственным глазам.  Никакими
опытами  их  не  убедить.  Библия  и  Аристотель -  высшая  инстанция.  Прав
Кампанелла,  надо ссылаться на  отцов церкви,  надо самому завыть по-волчьи.
Ну-ка попробуем...
     - Мне   кажется,   что   отождествление  семилампадного  светильника  с
планетами неправомочно.  -  Голос Галилео Галилея стал тягуч и  нуден.  -  Я
думаю,  что  количество планет задано в  "Книге Исхода",  глава 28:  "Сделай
наперсник судный искусною работой и вставь в него оправленные камни в четыре
ряда.  Сих  камней должно быть  двенадцать,  по  числу двенадцати имен сынов
Израилевых".  Итак,  синьоры, камней должно быть двенадцать, и планет должно
быть  двенадцать.  -  Галилей голосом трижды подчеркнул слова "должно быть",
отметив,  что физиономии перипатетиков вытянулись.  -  Сколько же  планет мы
имеем,  синьоры?  Двенадцать! Прошу вас, считайте: Солнце, Меркурий, Венера,
Земля, Луна, Марс, Юпитер, Сатурн и четыре Медицейских звездочки. Сверх сего
количества, согласно Библии, небесных тел быть не может.
     Эффект получился отменный.  Лагалла хотел  возразить,  но  издал только
сиплый горловой звук.  Кардинал сдержанно улыбался,  остальные молчали. Отец
Клавий понимающе кивал и придерживал за локоть пылкого Федерико.
     - Далее.  Со  дня творения Солнце действительно вращалось вокруг Земли.
Однако после просьбы Иисуса Навина оно остановилось навсегда. Далее. Церковь
справедливо отождествляет Солнце  со  светлым ликом  спасителя нашего Иисуса
Христа.  Не приличествует ли в  этом случае двенадцати планетам,  двенадцати
коленам Израилевым,  обращаться вокруг Солнца?  Не  являются ли  все  прочие
домыслы кощунственными?..
     ...Гости  разъехались  далеко  за  полночь.  Хозяин  уложил  Галилея  в
согретую постель,  пожелал доброй ночи.  В  комнате было покойно и тихо,  но
Галилею не  спалось.  Счастливое возбуждение не  покидало его.  Он вспоминал
самые яркие события у телескопа (прекрасное слово придумал Федерико Чези!) и
улыбался.  Бедные перипатетики!  После цитат из  Библии они словно прозрели.
Они увидели множество мелких звезд,  на которые рассыпался Млечный Путь. Они
убедились в  продолговатой форме Сатурна.  Они не смогли отрицать,  правда с
оговорками,  наличие неровностей на Луне. Они увидели все четыре Медицейские
звездочки!
     Однако  Галилей не  обольщался.  Ядовитая атмосфера догматизма не  даст
распуститься цветку  истины.  Богословы и  философы зароются в  Аристотеля и
Библию,  разыщут опровергающие цитаты.  Отцы-квалификаторы из  инквизиции не
допустят вращения планет  вокруг  Солнца...  Галилей заворочался в  постели,
отгоняя тревожные мысли.  А ловко он увязал библейские камни с планетами!  У
перипатетиков  рты  раскрылись.   Одна  беда  -   вдруг  он  завтра  откроет
тринадцатое  светило?  Не  зря  ведь  Кеплер,  расшифровывая его  анаграммы,
предположил наличие у  Марса двух спутников...  Честный Кеплер!  В письме он
корил   Галилея  за   то,   что   в   "Звездном  вестнике"  нет   ссылок  на
предшественников.  Создается,  мол,  впечатление присвоения идей Коперника и
Бруно.  Наивный Кеплер!  Разве появился бы "Звездный вестник", если бы в нем
были богопротивные имена?  Что же делать?..  Давным-давно Галилей восклицал:
"Я  бы  охотно согласился быть заточенным в  темницу и  влачил бы там дни на
хлебе  и  воде,   если  бы  это  помогло  торжеству  истины".  Легко  делать
рискованные заявления,  находясь  на  свободе...  Легко  общаться  с  такими
учеными,  как отец Клавий и Кеплер. Господи, как хохотал бы Кеплер, послушав
первых философов Римского университета!  Они  думают,  что  философия -  это
что-то вроде "Энеиды" или "Одиссеи". Они ищут истину не в окружающем мире, а
в сличении текстов. У них нет ушей, и глаза их закрыты для света истины. Они
силятся логическими аргументами,  как  магическими прельщениями,  отозвать и
удалить с неба новые планеты...
     Что же делать?  Постараться вслед за пифагорейцами ограничиться знанием
для самого себя,  находя единственно в этом удовлетворение? Оставить надежду
возвыситься в глазах людей или добиться одобрения философов-книжников?  Нет,
так он  не  может.  Он любит свои книги.  Любит перелистывать страницы,  еще
пахнущие краской, заново перечитывать строки, написанные прекрасным народным
языком.  Любит рассылать книги во  все крупные города и  нетерпеливо ожидать
подтверждения своих  открытий.  Но  тогда...  Тогда его  ждет  темница,  как
Кампанеллу, или костер, как Джордано Бруно. Всего двенадцать лет назад пылал
огонь на площади Цветов,  в нескольких милях отсюда...  Хорошо Джордано!  Он
был молод,  здоров, фанатически упорен. Его не сломили инквизиторы. Но какая
польза истине от мертвого Джордано?..  Кампанелла может размышлять и  писать
книги,  темница ему не помеха.  А  он,  Галилей,  обременен детьми,  измучен
болезнью.  Он  не  выдержит  пыток,  которые  инквизиторы лицемерно называют
увещеваниями.  Что он будет делать в  тюрьме без телескопа,  без возможности
ставить опыты?
     Все его теории вытекают из экспериментов...
     Значит,  придется лгать,  изворачиваться. Придется льстить кардиналам и
герцогам,  искать их благосклонности,  целовать им руки в  письмах и  въяве.
Ради истины все можно перетерпеть...  Да,  но  в  книгах он не сможет лгать!
Книги дойдут до инквизиции, и уж тут отцы-квалификаторы вцепятся в него, как
волки.  Изломают на допросах,  заставят отречься.  Отречься!  Галилей закрыл
глаза и  представил,  как он стоит на коленях и читает текст отречения.  Ему
стало страшно,  заныли суставы.  Что ж,  придется пойти на это.  Он выиграет
несколько лет,  а  книги будут жить независимо от него и  провозглашать:  "А
все-таки она вертится!"
     Все, надо спать. Спать. Истина не перестанет быть истиной, даже если от
нее отречься.
     Спать...


        "5. ЧТО ИМ ГЕКУБА, ЧТО ОНИ ГЕКУБЕ?"

     Галин не  мог  сообразить,  где он  находится.  Только что вокруг цвели
яблони,  и  солнце  вставало  на  безоблачном  небе,  и  больной  человек  в
засаленном халате  плясал  у  старомодного телескопа.  Переход к  абсолютной
темноте был  слишком резок.  Что же  это такое?  Галин хотел встать,  но  не
пустили ремни.  Он  начал было  рваться,  судорожно изгибая тело и  упираясь
ногами в пол рубки. Опомнился. Какой к чертям сад? Он в "Тетре", он потерпел
аварию.  Мгновенно вспотев, Галин освободился от ремней. Заученным движением
включил аварийное освещение и  контрольный блок.  Прозвонил линии.  Все  еще
находясь на  грани двух реальностей,  врубил подачу энергии.  В  рубке стало
светло.  Рядом,  беспомощно свесив плешивую голову,  в  китайском халате и в
распахнутой белой блузе сидел Ломоносов. Круглое лицо пожелтело, крючковатый
нос заострился.  Молния!  Его убила молния, как и Георга Рихмана! Холодея от
ужаса, Галин вскочил и затряс Ломоносова за плечи:
     - Михайло Васильич! Михайло Васильич!
     Вторая  реальность  заколыхалась,  поплыла  перед  глазами.  Галина  на
мгновение замутило. И вот перед ним, повиснув на ремнях, сидит Михаил Ломов.
Галин помотал головой,  таращась на  друга.  Мысли прояснялись...  Черт,  он
забыл о Мише!  Торопливо осмотрел и ощупал товарища. Слава богу, жив... "Так
чего ж ты развалился?  - рассвирепел Галин. - Работать надо, а не отдыхать!"
Мысль об аптечке как-то не пришла в голову.  Достал банку с водой,  вскрыл и
плеснул на лысину бионетика. Ломов медленно поднял руку, вытер лицо.
     - Порядок, Гал, - прошептал он. - Кажется, уцелели.
     - Вот и ладно. Встать можешь?
     Ломов мутными глазами смотрел на товарища. Спросил:
     - А где Галилей?
     - Еле дышит,  но уже острит,  - удовлетворенно сказал Галин, освобождая
его от ремней. - В гробу твой Галилей. Пока полежи, я осмотрюсь.
     Галин включил обзорный экран. Да, "Тетре" крупно повезло. До хребта они
не дотянули,  а то кувыркались бы с горки -  костей не соберешь...  Впрочем,
радоваться рано.  Без  двух  несущих шаров "Тетре" не  взлететь,  даже  если
избавиться от лишнего веса.  Галин посмотрел на часы:  "Венера" была в  зоне
радиовидимости.  Поспешно щелкнул тумблером.  Однако  говорить не  пришлось,
передатчик не  работал.  Приема тоже  не  было...  Вот  теперь окончательный
конец.
     - Гал, - позвал Ломов, - что за черные плиты?
     Галин нехотя глянул на экран.  Надо осторожно подготовить Мишу,  как бы
не запаниковал.
     - Плиты как плиты. Базальт.
     - А почему ровные?
     - Базальт обладает способностью распадаться на  глыбы правильной формы.
Это называется отдельностью.
     - Похоже на надгробия...
     - Молод еще рассуждать!  -  рассердился Галин,  жалея,  что сам недавно
говорил о гробах. Чем бы отвлечь Мишу? - Посмотри лучше на горизонт.
     Действительно, зрелище было редкостное. Красное, как раскаленный чугун,
небо и черная,  тоже как чугун,  но уже застывший, поверхность. Четкая линия
горизонта.  И самое странное -  он был не далее ста метров. Как будто Венера
не громадный шар, а заурядный астероид. Ломов смотрел, раскрыв рот.
     - Опять галлюцинация...
     - Почему?
     - В  плотной атмосфере горизонт должен казаться приподнятым.  Рефракция
там, то, се...
     - Это верно для высоких слоев атмосферы,  - словоохотливо сказал Галин.
Слава богу, нашли тему для обсуждения. - Здесь другое дело. Базальт отражает
инфракрасные  лучи.  Приповерхностные слои  углекислого  газа  прогреваются,
плотность уменьшается. В результате рефракция приобретает обратный знак.
     - Это днем?
     - Да.   Ночью  температуры  выравниваются.   Мы   смогли  бы  наблюдать
извержение далекого вулкана, который днем закрыт горизонтом.
     - Вот так Венера!  То выпуклая,  то вогнутая. Горизонт то приближается,
то убегает...
     Галин не слушал.
     - Полюбуйся на Венеру, Миша. Живность поищи. Мне надо подумать.
     Через  полчаса  он   проиграл  на   вычислительной  машине  единственно
возможный вариант спасения. Сцепил руки на затылке, потянулся.
     - Слушай, дед, чертовски хочется есть...
     - Давно пора. С этими "осами" мы пропустили обед.
     Они достали из контейнера банки и тубы с яркими наклейками.  Здесь были
бифштексы в сливовом и брусничном соусе,  кетовая икра и мясо молодого кита,
салат из морской капусты,  ананасный компот и грейпфрутовый сок, хлеб в виде
пышных лепешек. Рубка наполнилась сложной смесью аппетитных запахов.
     - За что я люблю свою профессию,  - сказал Галин, накладывая на лепешку
толстый слой икры, - так это за возможность с чувством поесть.
     - То же самое можно проделать в любом кафе.
     - Прости, дед, ты без понятия. Важен антураж. Передай-ка салатик... Как
едят на Земле?  Под музыку,  под чириканье птичек,  под веерными пальмами. А
тут впереди хребет Гекуба,  позади Долина Кратеров,  а  за  бортом,  судя по
приборам, десять и две десятых мегапаскаля и семьсот пятьдесят три Кельвина.
Не-е-ет,  единственное, что можно с удовольствием пожевать на Земле, так это
травинку в лесочке березовом.
     - Апостол гастрономической планетологии, - презрительно сказал Ломов.
     Галин невнятно мычал, терзая зубами сочное мясо.
     - Именно тебя предостерегал поэт:

                Ешьте, жрите, рубайте, лопайте,
                вылизывайте десерт минут.
                Мокрый хруст. Грядут роботы
                последним пунктом меню.

     - Андроботы,  - поправил Галин, вылавливая кусочки ананаса. - Последним
пунктом меню будет Киан.
     Планетолог обмакнул кусочек лепешки в соус.  Неторопливо прожевал, щуря
глаза.
     - Теперь слушай, - бодро сказал он. - Взлететь мы не можем.
     - Знаю.
     - Тем лучше. Связи нет...
     - А командир?
     - Если бы это происходило в  плохом кинофильме,  нас спасли бы в  конце
сеанса.
     - Давай пойдем пешком!
     - Через Гекубу? Запаса кислорода в скафандрах на сутки.
     - Что же делать? Жевать лепешки с икрой?
     - Хм,  это не лишено смысла.  Так мы,  дед,  и сделаем, если не пройдет
другой вариант.
     - Ну?
     - Близится  вечер.   Полный  штиль  сменится  слабым  ветром,   кстати,
попутным.  Мы цепляемся за шары,  в  которые предварительно напустим немного
углекислого газа,  чтобы нас не  унесло слишком высоко.  Перепрыгиваем через
Гекубу. Добавляем в шары углекислый газ и опускаемся в объятия Киана.
     - В скафандрах передатчики целы?
     - Естественно. Всю дорогу будешь читать стихи.
     - Из них связаться нельзя?
     - Можно. Если "Венера" подлетит на пять километров.
     Ломов задумался. Галин старался смотреть уверенно.
     - Чего  закручинился?  Такой  случай не  повторится.  Мы  будем первыми
покорителями углекислого  океана.  Углекислонавты!  Нет,  слишком  длинно...
Лучше так: кислонавт Михаил Ломов! А?
     - А "осы"? - спросил бионетик.
     Галин вздохнул.
     - Ну что "осы"? Во-первых, полетим низко. Ты сам говорил, что они живут
на  десятикилометровой высоте.  Во-вторых,  вечером  "осы"  наверняка теряют
активность. Проскочим незаметно.
     Ломов молчал.
     - Ладно,  нечего сопеть.  Это единственный шанс,  и  мы его используем.
Скоро вечер!
     Несколько земных суток  они  готовились к  прыжку через  Гекубу.  Галин
рассчитал количество углекислого газа,  который следовало напустить в  шары,
проверил скафандры.  Ломов  консервировал приборы  и  оборудование,  подолгу
сидел у  экрана.  В  рабочем журнале подробно описал встречу с  "осами".  По
памяти сделал несколько карандашных набросков -  кто  его знает,  уцелела ли
пленка.  Особенно удался портрет вожака в  момент атаки.  Покончив с делами,
Ломов  попросился наружу.  Он  хотел пройти вблизи атмоскафа,  набрать пробы
грунта.  Галин воспротивился - не был уверен в целости системы декомпрессии.
Да и  внешний люк могло заклинить.  Тогда один торчал бы в  "Тетре",  словно
кукушка в дупле, а другой прыгал бы на экране, как заяц на морозе.
     За время вынужденного безделья Ломов узнал о Венере массу подробностей.
Оказывается,  на нынешней орбите планета появилась недавно -  в  эпоху осады
Трои.  По  этому поводу у  персов есть  интересная легенда.  Жила  на  земле
женщина Зухра.  Она была так прекрасна,  что даже ангелы любовались ею. Двое
из них,  Харут и  Марут,  потеряв головы от любви,  открыли тайное имя бога.
Воспользовавшись им,  Зухра вознеслась на небо и обрела бессмертие.  Планета
Венера и  есть красавица Зухра.  Интригующим голосом Галин рассказывал,  что
древние китайские, индийские и вавилонские астрономы Венеры не знали. Прочие
светила они видели, а Венеру - нет. Затем планета появилась в виде хвостатой
звезды и принялась блуждать по орбите, вытянутой аж до Юпитера. Именно в эту
пору  халдейские ученые назвали Венеру бородатой.  В  талмудическом трактате
"Шаббат"  написано,  что  с  Венеры  свисает  огонь.  Кометоподобная планета
носилась по  солнечной системе вплоть до  начала нашей эры.  Ее  прохождения
вблизи  Земли  вызывали  потопы,   землетрясения,  ураганы.  Поэтому  Венера
получила дьявольские имена.  Ацтеки  и  майя  называли ее  Кецалькоатлем или
Кукульканом -  Крылатым Змеем, римляне - Люцифером, финикийцы - Вельзевулом,
иудеи - Азазеллой.
     - Тем самым, что в "Мастере и Маргарите"?
     - Именно,  -  понизил голос Галин.  -  Демоном смерти. Всего двести лет
назад  полинезийцы  и  американские индейцы  приносили  Венере  человеческие
жертвы.
     Теперешнюю орбиту  планета  заняла  непонятно как.  Во  всяком  случае,
законами Кеплера  и  Ньютона  ее  не  объяснить.  Существует неопровергнутая
гипотеза Великовского-Всехсвятского,  по  которой быстро  вращающийся вокруг
своей оси  Юпитер в  периоды активности выбрасывает из  себя  огромные массы
материи.  Возможно,  и  Венеру породил бог-отец  Юпитер,  на  что  указывают
некоторые греческие и  римские мифы.  Красное пятно на  Юпитере -  это след,
оставшийся после отрыва дочерней планеты. Недаром Птолемей вслед за древними
астрономами утверждал, что Венера имеет одинаковую с Юпитером природу.
     - Слушай,  - загорелся Ломов, - летим на Юп. Я берусь вывести поколение
кианов, которые будут питаться аммиаком.
     - Давно пора! Но дорога на Юпитер пролегает через этот люк.
     Устроили  прощальное застолье.  Рубка  имела  нежилой  вид,  однако  на
аппетите Галина это не сказалось. Ломов ел неохотно.
     - Программа такая,  -  деловито сообщил Галин.  - На выход из "Тетры" и
найтовку к шарам дается три часа.  Думаю, хватит. Твой шар нижний, я лезу на
крышу.  Углекислый газ напущен в  соответствии с  нашими массами;  разница в
высотах не  должна превысить нескольких метров.  Таймер сработает через  три
часа.  Впрочем,  это  я  уже  говорил...  Перелетев через хребет,  нажмешь в
скафандре кнопку  -  скажу  какую.  Этим  включишь  микроразрядник,  который
пробьет дырочку.  Шар медленно наполнится газом и  плавно опустит тебя возле
Киана. Все, риска нет.
     - Если не считать "ос".
     - Этот вопрос обсужден.
     - Послушай, Гал, - сказал Ломов после продолжительного молчания. - Есть
идея.
     - Безумная?
     - Вполне. Имеется на "Тетре" ультразвуковой генератор?
     - Например,  лазер в гиперзвуковом диапазоне.  Или... Постой, постой! С
чего ты взял, что он напугает "ос"?
     - Видишь ли... только не остри... я видел сон.
     - Ах со-о-он!
     - Можешь ты пять минут жевать молча?
     Ломов  рассказал о  странном сне,  о  встрече с  Галилеем,  о  химерах,
которых  архангелы  отпугивают  визгом.   О   том,   что   сон  был  слишком
правдоподобен,  некоторые детали совпали с реальностью -  базальтовые плиты,
например,  или отрицательная рефракция.  И вообще многие тайники подсознания
не исследованы.  Тяжело,  что ли,  взять ультразвуковой генератор?  Вдруг он
поможет?  Ломов уже  успокоился,  говорил убежденно.  Тем не  менее удивился
реакции  Галина.  Планетолог  немедленно размонтировал какой-то  прибор,  из
которого вытащил два точечных источника гиперзвука.
     Они переоделись в гигроскопическое белье,  натянули комбинезоны, белые,
как медицинские халаты. На ноги надели мягкие ичиги. Головы покрыли круглыми
шапочками.
     - Прав был  командир,  когда заставил обриться,  -  сказал Ломов.  -  В
скафандрах будет жарко...
     Галин  откинул запоры  люка.  Сильно  надавил ладонью -  тяжелая крышка
отошла.  Просунул голову в переходную камеру. Там было заметно теплее, чем в
рубке.
     - Порядок. Выходи первым. И сразу полезай в скафандр.
     Ломов  ужом  скользнул в  проем  люка.  Галин  ждал  минуту,  оглядел в
последний раз  рубку  и  протиснулся сам.  Закрыл крышку,  накинул прижимные
болты,  подтянул.  "Больше  не  надо,  -  подумал он.  -  Остальное доделает
атмосфера". Посмотрел на Ломова. Тот уже опустил "блузу".
     На  жаргоне  планетологов верхняя часть  скафандра называлась "блузой",
нижняя  -  "колготками".  "Колготки" составлены из  пластолитовых цилиндров,
укрепленных в  местах сочленений ребрами жесткости.  Внизу  они  переходят в
утюгообразные ступни. По окружности верхней части "колготок" проходит паз, в
который вставляется яйцевидная "блуза".  Четыре телескопических манипулятора
на ней -  надруки и подруки - кажутся несоразмерно тонкими, как ножки паука.
Весь  скафандр  пронизывают  каналы,   по  которым  циркулирует  охлаждающая
жидкость.
     Галин  укрепил ультразвуковые генераторы на  спинах  скафандров.  Затем
влез в "колготки" и опустил "блузу".
     - Привет, старина, - сказал он.
     - Давай быстрее. Холодно!
     - Ничего, скоро согреемся.
     Они одновременно включили разрядники.  На  мгновение скафандры опоясало
голубое