го людьми... Он ведь охотился не в одиночестве!
   - От Софры остались череп и кости, как и от его  слуг.  Львы  утащили
тела в пустыню и... - Царица сделала знак, отвращающий беду. - Храни нас
Амон от подобной участи! Маджаи правителя Джеме, посланные  на  розыски,
не отыскали даже лошадей. Видно, и они достались львам.
   - Что же они нашли?
   По губам Меруити скользнула мимолетная улыбка.
   - Много песка и немного крови...  Еще  -  обломки  колесницы,  копья,
дротики, кинжал... Это все. Не слишком удачные поиски, верно?
   Семен продолжал разглядывать потолок, изображавший бирюзовое  небо  с
крылатым солнечным диском.
   - Говорят, царь дунет в Уасете,  поднимется  буря  за  порогами...  -
медленно произнес он. - Это случится, если царь  знает,  как  дуть  и  в
какую сторону.
   Тонкие брови царицы приподнялись.
   - Я дунула туда, куда нужно?
   - Наверное, моя госпожа. Боги освободили тебя от Софры, и теперь, при
мысли о нем, сердце твое не будет сжиматься, и  мрак  не  окутает  душу.
Правда, остался Хоремджет...
   - Я не хочу вспоминать о Хоремджете в эту ночь, ваятель. - Она повела
рукой, будто отбрасывая что-то лишнее, ненужное, как пыль пустыни. -  Но
Софры нет, а он был одним из великих мужей в Обеих  Землях.  Теперь  мне
надо думать... Кто  унаследует  его  власть?  Кто  поднимет  его  посох,
встанет перед богами и вознесет молитвы Амону и Мут, Сохмет и Птаху? Мне
надо сделать выбор, и только провидец,  подобный  тебе,  может  сказать,
будет ли он удачным.
   -  Выбери  Хапу-сенеба,  -  предложил  Семен.   -   Мудрый   человек,
богобоязненный и тихий. И молиться будет так, как  нужно.  О  том,  чего
желаешь ты, - уточнил он, стараясь превозмочь разочарование. Неужели его
позвали лишь для того, чтоб посоветоваться о преемнике  Софры?  Конечно,
высокая честь!.. Но он ожидал совсем другого.
   - Хапу-сенеб... - протянула  царица.  -  Верно,  мудрый  человек,  но
слишком слабый. Боги услышат его молитвы, но будет ли он тверд в  земных
делах? Все ли жрецы ему покорятся? Ведь есть среди  них  люди  с  тайным
могуществом, такие как...
   Она замолчала, хмурясь  и  сжимая  губы,  будто  вспомнила  о  чем-то
неприятном.
   - Такие, как Рихмер,  -  закончил  Семен,  сообразив,  что  пауза  не
случайна. - Рихмер,  моя  госпожа,  тебе  хлопот  не  доставит.  Скорее,
наоборот.
   - Ты уверен? - Меруити прищурила глаза.
   - Пусть я останусь без погребения, если лгу!
   Она  вздохнула,  и  груди,   будто   пара   птиц,   затрепетали   под
полупрозрачной тканью платья.
   - Что ж, я верю тебе... верю, и снова дуну так, как  ты  советуешь...
пусть это будет Хапу-сенеб... А теперь,  -  взгляд  царицы  скользнул  к
изваянию под полотняной накидкой, - теперь, Сенмен,  сделай  то,  зачем,
тебя позвали. Сбрось  ткань!  Я  хочу  увидеть...  -  Губы  ее  внезапно
дрогнули, опустились веера ресниц, и Семен услышал тихий шепот:
   - Хочу увидеть и понять, кто из богов направляет твой резец и руки...
Хнум, Маат или великий Птах? Или, быть может, сам Амон?
   Медленно покачав головой, он сдернул покрывало.
   Лицо Меруити вдруг переменилось - порозовели щеки, снова  взметнулись
и опустились ресницы, пригасив  сияние  глаз,  а  кончики  бровей  будто
вспорхнули к вискам,  напомнив  о  распростертых  птичьих  крыльях.  Она
молчала; звездное небо заглядывало в  окна  тысячей  мерцающих  зрачков,
невидимый вселенский маятник отсчитывал минуты, а  две  женщины  взирали
друг на друга в счастливом изумлении. Неужели я такая?..  -  читалось  в
глазах Меруити. Да, - чуть заметно улыбалось ей каменное изваяние, - да,
это ты, это твоя сущность, увиденная неравнодушным взором и  воплощенная
во мне искусными руками и любящим сердцем. Не твое величие, не твой  ум,
не твердость, не благородство и даже не  красота,  но  все  это  вместе,
соединенное в твоей душе, в твоих чертах, - то,  что  отличает  тебя  от
прочих женщин, делает неповторимой и желанной... Ты хотела  понять,  кто
стоял за спиной художника, какой из богов ему ворожил?  Что  ж,  смотри!
Теперь ты знаешь!
   Царица повернулась к молельне, где, за голубой завесой, сияла  улыбка
Хатор. Потом губы ее дрогнули:
   - Ты... ты великий мастер, ваятель Сенмен... мастер, каких  не  знали
даже во времена Снофру и Хуфу... Правда ли, что ты прозреваешь  будущее?
Не ведаю, хотя  надеюсь,  что  все  твои  пророчества  исполнятся...  Но
настоящее ты видишь! Видишь тайное и  скрытое  от  глаз...  -  Голос  ее
окреп, набрал силу, и властные нотки зазвенели в нем:
   - Хвалю твои глаза и руки! Ты будешь...
   - ...награжден и возвеличен, - закончил  Семен.  -  На  этот  раз  не
откажусь от награды, моя госпожа. Какой она будет?
   "О, золотая Хатор, владычица небес и сердец человеческих! - звучало у
него в ушах. - Ты, кто ведет мужчину к женщине и женщину к мужчине!  Ты,
питающая нас соками любви! Направь и подскажи, богиня!"
   Будто повинуясь  его  мыслям,  Меруити  откинула  голубоватую  кисею,
приблизилась к статуе Хатор, но не склонилась перед  ней  в  молитве,  а
что-то повернула у подножия. Семен  снова  услышал  негромкий  протяжный
скрип, словно два полированных камня скользили один по другому, жалуясь,
что их заставляют двигаться, тогда как им, камням, положено  лежать  или
стоять. Затем звуки стихли, и женская рука поманила его в молельню:
   - Подойди ко мне, ваятель, и ты увидишь свою награду.
   "Я уже вижу ее", - подумал Семен, но, как приказали, пересек  комнату
в пять шагов,  пригнулся,  проходя  под  невысокой  аркой,  и  ступил  в
молельню. Это помещение  было  вытянутым,  как  пенал  писца;  алтарь  -
напротив входа, слева от него  -  окно,  а  вдоль  длинных  стен  стояли
покрытые львиными шкурами ложа и серебряные светильники  в  человеческий
рост, изображавшие пальмы. От горевших  в  них  свечей  тянуло  приятным
запахом ладана.
   - Смотри!
   Взгляд Меруити устремился  в  торец  комнаты,  где,  за  сдвинувшейся
стеной,  было  еще  одно  помещение,  совсем  небольшое  и   уставленное
сундуками с  откинутыми  крышками.  В  них,  переливаясь  всеми  цветами
радуги, громоздились серьги, подвески и ожерелья,  перстни,  браслеты  и
диадемы,  заколки,  броши  и  нагрудные  пластины;  алый  блеск  рубинов
соседствовал с изумрудной зеленью, голубизна бирюзы скромно  тускнела  в
синем  победном  сиянии  сапфиров,  горел  золотистым  пламенем  цитрин,
таинственно  мерцали  аметисты,  пестрели  халцедон  и  яшма,   струился
серебристый  свет  опалов...  В  других  сундуках,  побольше   размером,
хранились чаши, кубки  и  кувшины,  подносы  и  драгоценные  сосуды  для
благовоний из серебра, азема и  белого,  желтого,  зеленого  и  розового
золота ,  в
третьих  блестели  груды  колец  и  слитков,  серебряных  и  золотых,  в
четвертых - дорогое оружие, железные клинки, отделанные золотом  секиры,
шлемы, усыпанные самоцветами, жезлы и посохи со вставками из малахита  и
лазурита, с навершиями  из  слоновой  кости  и  благородных  металлов...
Тайная сокровищница! Казна фараонов, а в ней  -  неимоверные  богатства,
чей вес нельзя измерить ни в кедетах, ни в дебенах, а только в тоннах!
   От изумления лоб Семена пошел морщинами.
   - Выбери что хочешь, - сказала Меруити, пристально глядя на  него.  -
Выбери и возьми столько, сколько унесешь. Ты  могуч,  ваятель  Сенмен...
Может быть, поднимешь ларец с кольцами золота? Донесешь до статуи Хатор,
и он - твой!
   Помрачнев, Семен передернул плечами:
   - Смеешься, госпожа?
   - Нет, не смеюсь. Стряхни пыль с ресниц, ваятель, и смотри! Здесь,  в
тайной  кладовой,  богатства   отца   моего,   великого   Джехутимесу...
сокровища, каким нет равных в странах юга и севера, каких не видели ни в
Джахи, ни в Хару, ни в Митанни... От их созерцания  у  всякого  затмится
разум! Тут драгоценные камни шести цветов, тут золото, азем  и  серебро,
небесное железо и...
   - Прах пустыни! - пробормотал Семен и добавил на русском:
   -  Хлам,  моя  красавица,  всего  лишь  хлам.  Этим  хламом   ты   не
отделаешься, чтоб мне жить на одну зарплату!
   Ее глаза сияли и смеялись.
   - Что ты сказал, ваятель?
   - Сказал, что мне не нужны побрякушки. Твой  великий  отец  может  не
тревожиться в полях Иалу - я не коснусь его сокровищ!
   Он шагнул к ней. Меруити отступила - то ли случайно, то ли намеренно,
к ложу,  покрытому  львиной  шкурой.  Хороший  признак,  подумал  Семен,
протягивая к ней руки.
   - Какой же ты хочешь награды? - прошептала она. Ее зрачки  потемнели,
губы раскрылись, будто в  ожидании  поцелуя,  соски  под  тонкой  тканью
напряглись; она была сейчас как молодая пальма, ждущая прохладных  струй
воды.
   - Меруити... Меруити... - шептал Семен в блаженном  забытьи,  касаясь
ее тела. Он видел, как  вдруг  расширились  ее  глаза,  чувствовал,  как
трепещут мышцы под тонким полотном, как тепла и нежна ее  кожа,  как  ее
бедро касается его бедра.  Она  откинулась  назад,  но  не  пыталась  ни
крикнуть, ни вырваться из рук, словно лань, смирившаяся с пленом. Ладони
Семена скользнули  по  гибкому  стану  женщины,  поднялись  к  лопаткам,
коснулись лент, державших платье на плечах. Оно  было  полупрозрачным  и
невесомым, подобным тающей в воздухе дымке.
   Его губы  прижались  к  губам  Меруити.  Чуть  слышно  застонав,  она
оттолкнула Семена; рот ее округлился в изумлении.
   - Что ты делаешь, ваятель?
   - Это... это... - Он смолк, вспоминая, что роме  не  ведают  поцелуев
любви; в Та-Кем целовали прах у ног господина, касались губами  амулетов
и изваяний богов, и это считалось знаком почтения. Интимная  ласка  была
иной  -  жест  нежности,  древний,  как  сама  природа,   и,   вероятно,
существовавший с той поры, когда человек еще не назывался человеком.
   Семен осторожно прикоснулся носом к изящному  носику  Меруити.  Почти
что пытка - не целовать  ее,  а  выразить  так  свою  любовь  -  но  что
поделаешь? Многих вещей, простых и естественных в будущем или  в  других
краях, в этой стране не знали; тут не было купцов и денег, весны и лета,
осени и зимы, не было туч и дождей, лимонов и яблок, и не было поцелуев.
Но что такое любовь, здесь понимали.
   О золотая Хатор, владычица небес и сердец человеческих!
   Пальцы Меруити сомкнулись на шее Семена,  нежно  поглаживали  завитки
волос, щека приникла к его щеке, запах ее тела кружил голову. Ее лоно  и
груди напряглись; ощущая их жар, упругость  и  упоительную  тяжесть,  он
снова начал искать ее губы.
   - Это приятно,  -  вдруг  прошептала  она.  -  Ты  научился  этому  у
сириянок? Мне говорили... мне рассказывали, что...
   - Меруити, Меруити...
   Не слушая, он целовал ее с жадностью путника, нашедшего родник  среди
песков пустыни. Ее ладонь скользнула по плечу Семена,  поглаживая  бугры
мышц, задерживаясь во впадинках  и  путешествуя  по  холмам;  пальцы  ее
казались то лепестками роз, то огненными искрами.
   - Как ты силен, ваятель... Мощь твоя подобна Реке, заливающей  мир  в
месяц фаофи... Утоли мою жажду... проложи дорогу меж моих бедер...
   Она опустила руки, и платье с тихим шелестом заструилось вниз.  Семен
приподнял ее, лаская языком набухший розовый сосок; она казалась легкой,
как пушинка, и в то же время он ощущал желанную сладкую тяжесть ее тела.
Страстное нетерпение внезапно охватило его, будто он, познавший не  один
десяток женщин в той и в этой жизни, вновь встретился с чудом из чудес -
с первым объятием любви, первым стоном,  первой  тайной,  которую  дарит
юноше женская плоть.
   Обняв Меруити, он начал опускать ее  на  ложе,  но  вдруг  ее  пальцы
впились в плечи Семена, тело выгнулось, как напряженный лук, и,  обжигая
дыханием его ухо, она зашептала:
   - Не так... не  так,  мой  лев  пустыни...  ведь  я  -  не  сирийская
женщина... я не должна ложиться... разве ты не  знаешь?  -  Тихий  смех,
будто перезвон хрустальных колокольчиков. - Не знаешь, я вижу...
   Он сел, позволив Меруити опуститься к нему  колени.  Та  девушка,  на
острове Неб, - мелькнула мысль, - и остальные,  арфистки  и  танцовщицы,
которых брат приводил в их жилище, были другими. Безразличными?  Вялыми?
Нет, разумеется, нет; одаривая страстью, они  умели  наслаждаться  сами.
Покорными? Да, несомненно; они не выбирали поз и не настаивали на  своих
желаниях, всегда и во всем покоряясь мужчине. В этом была своя  прелесть
и свой недостаток, ибо покорность не  позволяла  разобраться  в  обычаях
любви в Та-Кем - той любви, какую дарят не за серебряные  кольца,  а  по
сердечной склонности.
   Впрочем, он уже нашел наставницу...
   Мягкий шелк бедер Меруити под  ладонями,  запах  ее  волос,  тепло  и
влажность  лона...  Внезапно  она  откинула  голову,  приподнялась   над
восставшей плотью,  закусила  губы,  вскрикнула  -  и  началось  долгое,
бесконечное, плавное скольжение, щека к щеке, грудь  к  груди;  полет  в
нерасторжимом кольце  объятий,  в  сумрачном  воздухе,  под  любопытными
взорами звезд, глядевших в окно. Отблеск свечи в темных ее  глазах  тоже
казался парой лучистых звездочек, манивших и чаровавших Семена, и в этот
миг казалось, что нет важней задачи - какую выбрать?.. к какой лететь?..
в какую погрузиться?.. Он не видел ничего, кроме этих сияющих  огоньков,
но ощущал, как трепещет тело Меруити в его руках, слышал, как ее дыхание
становится все более глубоким и частым,  прерываясь  протяжными  долгими
стонами.
   - О золотая Хатор! - вдруг вскрикнула она, откинувшись назад, обвивая
Семена ногами, вздрагивая в конвульсиях экстаза. - Хатор, владычица!  Ты
привела меня в поля Иалу!
   Склонив голову, Семен начал целовать ее влажные груди,  и  пот  любви
был сладок на его губах. Он долетел до звезды, до одной из двух  или  до
обеих вместе, и сладкая истома охватила его; огромный  мир  с  горами  и
равнинами, океанами и континентами  стал  ущельем  ароматной  плоти  меж
трепещущих  холмов,  и,   касаясь   их   губами,   он   наслаждался   их
совершенством. Тут было  все  -  мягкое  и  твердое,  розовое,  белое  и
золотистое, голубоватые ниточки вен, роса на цветах и плодах,  и  воздух
над медвяным лугом и райским садом -  воздух,  в  котором  сияла  улыбка
Хатор.
   С глубоким вздохом Меруити прижалась к нему  и  опустила  головку  на
плечо. Темные пряди волос упали на грудь Семена.
   - Ты хотел  такой  награды?  Ты  не  жалеешь  о  сундуке  с  золотыми
кольцами?
   - Нет, не жалею, моя царица.
   - Меруити, - поправила она. - Только Меруити,  всегда  Меруити!  Меня
называют прекрасной, великой и мудрой царицей,  супругой  Гора,  владыки
Обеих Земель, и первой из женщин в этой стране, но все имена -  не  мои.
Не мои,  ваятель  Сенмен!  Истинное  знаешь  лишь  ты,  как  и  положено
провидцу. - Она слизала язычком испарину с верхней губки и улыбнулась. -
Ты, наверное, знал многих женщин... сириек, кушиток,  темеху  и  дочерей
Та-Кем... Скажи, они такие же разные, как мужчины?
   - Все женщины одинаковы, кроме тебя.  Ты  -  как  белый  лотос  среди
зеленых тростников... Но почему ты спрашиваешь, Меруити?
   Она снова вздохнула:
   - То, что по воле Хатор происходит между мужчиной и  женщиной...  это
таинство казалось мне прекрасным, сказочным - в давние  годы,  что  спят
под десятью слоями  ила,  намытого  Рекой...  Потом,  ваятель,  я  стала
супругой брата, чтоб укрепились наш трон и династия, и  сказка  исчезла.
Он предпочитал мне сирийку и... - стон  или  всхлип  вырвался  из  горла
Меруити, - и других женщин. Иногда он приходил ко мне, но это были  ночи
без радости. Мрачные ночи! Почему?  Я  не  знала  других  мужчин,  кроме
него... думала, что Хатор меня карает... Но сейчас, когда я молилась ей,
она сказала: попробуй! Попробуй еще раз, и ты познаешь счастье! Она была
права. - Уютно свернувшись на коленях Семена, Меруити прижалась щекой  к
его груди. - И вот я  спрашиваю:  почему?  Почему  один  мужчина  дарует
радость, а другой - отчаяние? В чем тут дело? В различиях меж женщин или
среди мужчин? Ты мудр, мой провидец... Так объясни же мне!
   "Вечный вопрос", - думал Семен,  поглаживая  ее  волосы.  Кто  ведает
дорогу соединения сердец? Только Хатор, египетская Афродита...
   - Ни женщина, ни мужчина не в  силах  одарить  радостью,  -  медленно
произнес он. - Ни один из них, понимаешь? Только вместе...  вместе  и  в
том случае, когда их влечет друг  к  другу.  От  их  влечения  рождается
любовь, сказка, о которой ты мечтала... - Он помолчал и добавил:
   - Я счастлив, что это случилось сейчас, с тобой и со мной,  но  я  не
знаю, почему супруг не подарил тебе радости.  Тебе,  самой  желанной  из
женщин!
   Тихий воркующий смех был ему наградой. Потом Меруити прошептала:
   - Боги не послали мне сына, только дочерей... Может быть, поэтому?
   - Может быть. Но если ты  родишь  мне  дочь,  моя  любовь  не  станет
меньше.
   Снова тихий смех, теплое дыхание, щекочущее кожу...
   - Ты многого хочешь, ваятель... А ведь теперь ты у меня в долгу! Если
полученное тобой стоит ларца с золотом, - она бросила взгляд на  сундуки
с откинутыми крышками, на груды сверкающих сокровищ, -  если  ты  ценишь
меня дороже всех богатств Та-Кем, то в этот час ты - мой должник! И  как
ты думаешь рассчитаться?
   - По воле твоей, моя Меруити. - Семен прижался губами к ее  виску.  -
Назначь цену!
   Она задумалась, потом заговорила, и ее голос, еще  мгновеньем  раньше
ласковый и нежный, был тверд. Прочен, как скала, как  слово,  изреченное
фараоном перед простертыми ниц толпами.
   - Я приду к власти - скоро,  скоро!  -  и  ты  об  этом  знаешь,  мой
ваятель. Я желаю  разделить  ее  с  тобой.  Ты  должен  быть  рядом,  на
расстоянии теба, так, чтоб уши мои слышали шепот твоих губ,  чтобы  твоя
рука меня охраняла, а разум - направлял, ибо нужны мне опора  и  защита.
Мне, моим дочерям и трону моего отца!  Ты  скажешь,  как  укрепить  его,
когда начать войну, где проложить каналы, какие земли подарить  семерам,
как сделать, чтоб не голодали немху и чтобы в странах  Куш  и  Джахи  не
думали о мятеже. Ты сделаешь так, но это еще  не  все!  -  Она  перевела
дыхание, глядя на Семена мерцающими в полутьме глазами. - Я сказала, что
мне нужны опора и защита, но это не все, ваятель! Еще я нуждаюсь в любви
и не хочу, чтоб годы мои засыхали, как листья  на  пальме  в  бесплодных
песках. Я - Та-Кем! - Ее  ладошка  легла  меж  розовых  грудей.  -  Я  -
воплощение Гора, душа Ра, владычица, любимая Амоном!  Если  я  сильна  и
счастлива, сила и счастье пребудут в Обеих Землях!
   - Верная мысль, -  одобрил  Семен,  любуясь  ее  лицом,  горевшим  от
возбуждения. - Однако ты  женщина,  а  ваши  желания  беспредельны...  И
потому я думаю, что сказано не все. Чего ты хочешь кроме любви и власти,
моя Меруити?
   - Ты мудр и проницателен,  как  Тот,  и  ты  хитрее  Сетха...  -  Она
улыбнулась, погладив его щеку кончиками пальцев. -  Да,  есть  и  другие
желания! Я хочу, чтоб ты построил храм... белый храм  у  скал,  подобных
меди... тот, о котором рассказывал мне... святилище  Хатор,  соединившей
нас... чтобы милость ее была с тобой и со мной...
   - Пусть будет так, - сказал Семен. - Но я, моя милая, вовсе не хитер,
а жаден, и я умею хорошо считать - гораздо лучше, чем премудрый Тот.  Ты
просишь об одном и о другом, о третьем и четвертом... Много, очень много
для бедного должника! Впрочем, я сделаю все, и в  память  об  этой  ночи
построю храм Хатор - построю, если ночь окажется не последней.
   Меруити вдруг прижалась к нему всем телом,  и  он  почувствовал,  как
трепещут у щеки ее губы, как напряглись соски и как увлажнилось лоно.
   - Ночь еще не  кончилась,  ваятель,  -  прошептала  она.  -  Ночь  не
кончилась, рассвет не  наступил,  и  Ра  еще  плывет  в  своей  ладье  в
подземном мире... Твой долг успеет вырасти!

***

   Пуэмра очнулся лишь через шесть дней. Когда Семен пришел в дом Инени,
его ученика уже перенесли на ложе у окна, что открывалось в  сад,  и  он
мог говорить, хотя и не очень разборчиво - порезы на лице еще не зажили.
Около Пуэмры хл