и   могучие   заклятия  Окаменения,   Забвения   и
Развоплощения;  их  Гор-Небсехт  тоже знал  и помнил. Словно желая проверить
себя,  он зашептал,  стараясь не сотворить  ненароком жеста,  освобождавшего
магическую силу чар:

     Если ты смертен, рассыпься прахом;
     Если бессмертен, спи в объятиях вечности;
     Если ты дух, развейся по ветру;
     Если ты призрак, вернись на Серые Равнины.
     Пусть имя твое сотрется из памяти людской,
     Пусть боги и демоны забудут о тебе,
     И свет солнца, луны и звезд
     Не коснется больше твоей плоти.

     Слова эти были острее мечей, смертоносней копий. Разве киммериец устоит
против них? Не устоит! И быть ему камнем!
     Гор-Небсехт  рассмеялся   --  холодным  презрительным  смехом  гордеца,
нацелившего нож в глотку врагу. Ничтожному врагу!
     Итак,  киммериец  станет  камнем.  Потом  придет  время расправиться  с
Эйримом, сделать так, чтобы Высокий Шлем был не столь высок. А потом...
     Наконец он дал себе волю и погрузился в мечты о зеленоглазой женщине, о
рыжей ведьме с далекого острова.
     * * *
     "Очнись, -- раздался беззвучный голос Трикси, -- очнись! Время идет,  а
ты не решил, что будешь делать!"
     Ким вздрогнул. Фигура Чернова исчезла, балкон был пуст, широкое  окно и
дверь сверкали золотом  в лучах вечернего солнца. Один из стражей направился
к вольеру,  выпустил  собак;  двое других сунулись  в  караульную,  вытащили
столик, сели ужинать. Откуда-то  из-за  кустов  появилась еще пара мужчин  в
комбинезонах, с лопатами  --  то ли  рабочие, то ли садовники, то  ли качки,
решившие  поразмяться на цветочных клумбах. Бросили лопаты, подсели к столу,
закурили... Даши -- ни следа, ни намека.
     Зато на крыльцо вышел Чернов. Постоял, заложив руки за спину, спустился
по ступенькам, отмахнулся от подбежавших собак, прошелся туда-сюда,  понюхал
розы, задрал голову к балкону,  словно что-то  там  разглядывал, и  исчез за
кустами.
     "Вечерняя  прогулка?  Пожалуй,  стоит  присоединиться,  --  решил  Ким,
сползая к слуховому оконцу.  -- Обойти лесом под стеной -- вдруг  где-то она
поближе к дому, и Трикси  унюхает  Дашин инклин... Или в каком-то месте  нет
охранных  проводов, а есть подземный  ход  или калитка -- две доски  на трех
гвоздях...  Или  растет  у  стены  сосна,  а  ветви  протянулись  на  другую
сторону... Или..."
     Он  миновал  чердак,  скатился  вниз  по  лестнице,  вышел   в  лес   с
типографских задворков, перебежал  дорогу  у  самого угла стены,  прижался к
теплому  сосновому стволу. Все было тихо -- только попискивали где-то птицы,
да  ветер  шелестел  в  ветвях.  Прячась  за  деревьями,  Ким зашагал  вдоль
кирпичного забора,  добрался до другого угла, повернул. Темные нити проводов
над стеной  нигде не прерывались, калитки  не  обнаружилось,  подземный ход,
прорытый  артиллеристами, чтоб утекать в  самоволку, был, очевидно, засыпан.
Сосны  с  подходящей веткой он тоже не  нашел --  метров на пять от изгороди
высокие деревья сняли,  оставив подлесок, дикую  малину да  торчащие  в  ней
пеньки.
     -- Видно, придется  брать у  старичка  бульдозер, --  пробормотал  Ким,
приблизившись к стене и щупая  бурые кирпичи. -- Снесем ворота и въедем, как
на танке... --  Он приложился ухом  к  кирпичам. --  Что-нибудь  чувствуешь,
Трикси? Где там моя Дашенька? В доме под замком сидит или сунули в подвал?
     "Слишком  далеко.  Я  не  могу  вступить  в контакт  с ее инклином,  --
отозвался пришелец  и мрачно добавил: --  Надеюсь, мы их не потеряем -- твою
женщину и мой второй инклин. Это было бы катастрофой!"
     -- Еще бы! -- согласился Ким, медленно пробираясь вдоль забора.
     "Не думай,  что меня заботит лишь собственная  целостность,  --  сказал
Трикси.  -- Конечно, я  хочу найти инклин, я помню  о  гипотезе,  которую ты
высказал, когда мы  посетили  экстрасенса, но дело не только в  этом. Вы мне
дороги -- ты и твоя подруга. Благодаря вам я узнал много нового".
     --  Все-таки  подглядывал,  шельмец?  --  В  голосе  Кима  не слышалось
большого осуждения.
     "Ну, не совсем... Ваши чувства были столь необычны и сильны... пожалуй,
даже приятны... Я начинаю думать, что у кислородной  жизни есть определенные
преимущества. У нас все происходит не так".
     -- Ты о физиологии?
     "Нет, о яркости впечатлений, духовном единстве и том; что  ты называешь
любовью. Я знаю, что мужчин -- и, разумеется, тебя -- волнует женский облик,
я ощущал твои эмоции, когда к тебе пришла та женщина, прообраз снежной девы.
Но  эти  чувства  импульсивны, преходящи,  тогда  как  Даша  вызывает у тебя
устойчивый ментальный резонанс. Ты постоянно на нее настроен -- на ее голос,
запах, облик".
     -- Спасибо, что растолковал, -- произнес Ким. -- Кстати, об облике... Я
ведь даже не знаю, как ты выглядишь и кто ты, женщина или мужчина.
     "У нас  нет скелета  и  постоянной формы,  мы  пластичны  и текучи, как
ртутный  шарик. Полов  тоже  нет,  а  спаривание -- это,  скорее, ментальный
процесс, обмен инклинами между двумя, тремя и большим количеством сущностей.
Не  буду  вдаваться в  детали и  лишь скажу, что  при таком обмене возникает
новое ядро,  новая самостоятельная  личность -- однако  при том условии, что
личности партнеров целостны. Иными словами, что ни  один из них  не растерял
своих инклинов".
     Обдумав эти сведения, Ким покачал головой:
     -- Выходит, у вас нет семьи?
     "Есть  другие,  более  сложные  формы  консолидации  разумных.   Семьи,
разумеется, нет. Нет ни племен, ни рас и народов, ни понятия о государстве и
писаных  законов. -- Помолчав, Трикси добавил: -- Мы, мой дышащий кислородом
друг, сильно отличаемся от вас.  И мир наш совсем не похож на Землю. Хочешь,
покажу?"
     -- Конечно!
     "Тогда  присядь, а лучше  -- ляг. Восприятие мысленных  картин для тебя
непривычно и может сопровождаться шоком".
     Кононов опустился в траву у подножия стены, вытянул ноги, закрыл глаза.
Странный  пейзаж  возник перед  ним  отблеском  царства эльфов: равнины  под
многоцветными небесами,  игравшими,  словно  полярное  сияние,  застывшие  в
гулкой тишине пологие холмы,  ковер чего-то серебристого, мха, лишайника или
снега, скрывавший почву,  медленные вихри, кружившие в воздухе хлопья той же
серебряной  субстанции... Над  горизонтом  висел  крохотный  солнечный диск,
мерцали за  радужными небесными всполохами звезды, и было их  так много, что
даже самый искусный астроном не взялся бы сложить из них  созвездия. Картина
сдвинулась, понеслась, точно Ким летел над поверхностью  планеты,  огибая ее
от полюса до полюса, но всюду было одно и то  же: цепочки  невысоких холмов,
ровные  пространства  между  ними,  снизу  --  серебряный  блеск, вверху  --
сверкание  небес.  Ни птиц,  ни  животных,  ни  растений,  ни  деревень,  ни
городов...
     -- Где же признаки цивилизации? -- спросил Ким. "Что ты имеешь в виду?"
     --  Как  --  что?  Здания,  сооружения,  дороги,  машины,  транспортные
средства! Или хотя бы тропинки и шалаши...
     "Это признаки вашей цивилизации. Мы не нуждаемся в подобном".
     -- Но где же вы живете?
     "В естественных полостях планетарной коры".
     -- В пещерах? -- Кононов был потрясен.
     "А  что  тут  удивительного?  Вы изменяете  среду,  калечите  ее,  чтоб
подогнать под собственные  нужды, мы приспосабливаемся к  среде и образуем с
ней единый организм. Такова наша природа, и в силу этого..."
     Трикси внезапно смолк.
     -- Что? Что в силу этого? -- спросил Ким, усаживаясь и открывая глаза.
     "Тише! Я чувствую... кажется, я чувствую инклин... не тот, что у  твоей
подруги, а самый  первый, исчезнувший!.. Он  движется, но далеко, далеко, на
грани восприятия... Я не могу вступить с ним в связь!"
     Вскочив,  Ким  прижался  всем телом к  стене, будто надеясь  проникнуть
сквозь прочную кладку. Губы его шевельнулись.
     --  Похоже, не врал  экстрасенс... Мужчина лет  пятидесяти с хвостиком,
любимец  Фортуны, счастливый  муж  и  богатейший человек... Все-таки Чернов,
крыса таможенная! Ну, Трикси, выдирай свой инклин да побыстрее!
     "Я не могу, не могу! Я же сказал -- слишком большая  дистанция... Но он
перемещается... Как ты думаешь, что он делает?"
     Справившись с охватившим его возбуждением, Ким пожал плечами.
     -- Гуляет! Вечерний моцион среди жасмина, роз  и серебристых елей... Ты
приготовься, вдруг он ближе подойдет.
     "Контакт!  Я  теряю ментальный контакт!  -- простонал Трикси, выплеснув
эмоции горя и  отчаяния. -- Он  не  приближается,  уходит... ушел  совсем...
Исчез!"
     --  В  дом  вернулся,  --  прокомментировал  Кононов.  --  Ну,  ничего,
ничего... Главное, мы наконец-то обнаружили пропажу! И знаем,  в  чем секрет
успехов этого типа! Как Дашу охмурил и  как  забогател... -- Внезапная мысль
вдруг промелькнула в его  голове, едва не заставив споткнуться: -- Послушай,
Трикси... У  него инклин,  но  ведь у Дарьи  тоже!  И  если он попробует  ее
гипнотизировать... или что он там вытворяет... что получится? Как бы коса на
камень не наехала!
     "Я  не знаю, -- откликнулся  пришелец. -- Я говорил  тебе, что  не могу
предвидеть  взаимодействие  инклина  с  человеком.  Этот  процесс, при  всей
примитивности вашей  психики,  не  поддается прогнозу. Не  будем  заниматься
гаданием, а лучше подумаем, что делать. У тебя есть план?"
     --  План! -- с  энтузиазмом  воскликнул Ким,  направившись к дороге. --
Есть ли у вас план, мистер  Мэн-сон? Конечно, у нас  есть план! Завтра утром
берем  у старичка-ветерана  бульдозер,  едем  к черновской фазенде  и сносим
ворота. Грохот,  лязг, все в панике и разбегаются по  углам, как тараканы! А
мы  --  к особнячку...  Чернов выглядывает в окошко,  чтоб выяснить  причину
шума, и ты эвакуируешь инклин. А я беру его за жабры и выясняю, куда он Дашу
подевал. Пока не найдем ее и не уедем, будет у нас в заложниках!
     "Рассчитываешь на  внезапность? Но все ли выйдет,  как задумано? Инклин
я, разумеется, извлеку и  попытаюсь выяснить, где твоя женщина.  Но вдруг не
здесь? Вдруг Чернов упрется и  не скажет? Я понимаю, есть негуманные способы
дознания, но..."
     --  Никаких пыток, -- сказал Кононов, резво шагая по бетонному мостику.
-- Упрется  -- отвезу его  к Варваре,  положим гада  под слона,  слону дадим
слабительного, бананов с ананасами... Ты представляешь, что будет?
     Трикси пару минут молчал, потом внезапно произнес:
     "Слон...  такое мощное огромное  животное...  Лучше бульдозера, как  ты
считаешь?"
     --  Лучше, -- согласился  Ким, приближаясь к окраине  поселка.  -- Есть
лишь один нюанс: с бульдозером я как-нибудь управлюсь, а со слоном -- навряд
ли.
     Он повернул на улицу,  ведущую  к станции  электрички.  Уже смеркалось;
тучи  затянули  небо, и стал  накрапывать  прозрачный летний  дождь. В домах
зажглись  огни,  прохожие  исчезли,  только   где-то  с   криками   носилась
неугомонная детвора.
     "Тебе  не придется  им  управлять, -- сообщил  Трикси. -- Это я беру на
себя".
     -- Имеешь опыт погонщика слонов?
     "Это  совершенно ни к  чему.  Стоит  внедрить инклин, и мы  окажемся  в
полном контакте".
     -- Инклин -- в Облома? -- Ким даже замер на секунду. --  Богатая мысль!
А как же с ментальной резистентностью?
     "Если  ты  будешь  рядом с животным, я  смогу контролировать его  через
инклин. Думаю, что  смогу. Все-таки это не человек, и совладать с ним проще.
Кстати, и вылечить, если пулей заденет".
     -- Богатая мысль! -- повторил Кононов и впал в глубокую задумчивость.
     В этом состоянии он добрался до платформы, приобрел  билет, затем купил
два  пирожка,  сжевал  их,  дожидаясь  электрички,  сел  в вагон и задремал.
Сначала ему  снилось, как он въезжает на Обломе в усадьбу Пал Палыча, крушит
караульню, давит качков и собак и продирается к дому сквозь розовые кусты --
а  Даша уже  на  балконе, готовится прыгнуть  к нему  в объятия.  Потом  эти
картины  сменились иными  -- фазенда  опять превратилась в замок,  лестница,
ведущая ко входу,  стала  круче и длинней,  а по  углам массивного  строения
вытянулись к небу башни. Он снова очутился на мрачной равнине Ванахейма, под
серым  низким  небом; стоял  и слушал,  как  завывает  ветер,  как  шелестит
пожухлая трава и  как рокочут  волны у  подножия утесов. Кажется, он был  не
один...
     * * *
     Конан остановился у крутой лестницы,  разглядывая  закрытые  ворота Кро
Ганбора. "Если нас с Идрайном  не захотят впустить в  крепость, -- размышлял
он,  -- попасть  туда будет нелегко. И лучше сделать это ночью;  залезть  на
башню или на стену и проникнуть внутрь,  во двор либо в жилые покои".  Он не
сомневался,  что  сможет  взобраться  наверх  по  этим  наклонным   каменным
поверхностям;  он  был  горцем и  с  малолетства привык  лазать  по  скалам,
обрывистым склонам и коварным  осыпям. К тому же он прошел отличную  школу в
Заморе,  стране  воров, научившись  двигаться бесшумно  и  плавно, скользить
подобно  тени,  пробираться в  узкие  окна, вскрывать  замки и запоры.  Этим
искусством он владел не хуже, чем клинком, секирой и арбалетом.
     Затем  мысли Конана  переключились  на  другое.  Он думал,  что  долгие
странствия завершены, что он почти у цели и лишь полсотни ваниров-стражников
да высокие  стены Кро  Ганбора отделяют его от колдуна.  И от мщения! Сейчас
он, пожалуй, не мог бы сказать, что было для него важнее: убраться с острова
Дайомы и обрести свободу или отомстить за своих погибших барахтанцев. И та и
другая причина казалась достаточно веской, и  он знал, что коли  уж добрался
сюда, преодолев морское пространство, дебри Пиктской Пустоши и  ванахеймские
равнины, то не уйдет, не взыскав долгов.
     Он поднял руку к тусклому  солнцу  и поклялся  про себя, что взыщет  за
кровь  своих  людей  и смерть Зийны  -- да будет душа ее  спокойна на  Серых
Равнинах! Он обещал это светлому Митре и грозному Крому, не ожидая от них ни
помощи, ни божественного знака, ибо привык полагаться во всяком деле лишь на
себя самого. В этот момент он не вспоминал о Дайоме и  ее сварах с  магом из
Кро Ганбора;  он  думал лишь  о  мести и  о том,  что  предстоящее свершение
освободит его от  клятвы. Он будет свободен! И он уйдет туда,  куда захочет,
отправится добывать  богатство и славу,  ибо  путь к чаемым сокровищам манил
его больше, чем результат поисков.
     Ну  а доказательства, которых требовала рыжая колдунья... Что ж, она их
получит! Получит  и  голову стигийца, и  сломанный кинжал, и  свой  железный
обруч -- из лап серокожего!
     Он  бросил взгляд  на каменное  лицо Идрайна,  и тот, словно дождавшись
разрешения, произнес:
     -- Господин! О чем ты думаешь, господин?
     Это было неожиданностью: голем почти никогда не начинал разговор первым
и  уж,  во  всяком  случае, не  интересовался  мыслями  хозяина.  Но  долгое
странствие  изменило его; хоть он и не обладал душой, но с  каждым  днем все
больше походил на человека. Правда, с таким  человеком Конану не хотелось бы
делить хлеб и вино.
     Но скорая разлука с надоевшим спутником прибавила киммерийцу  терпения,
и он ответил:
     -- Я  думаю, как  пробраться  в  крепость.  Стены высоки, и  ворота  на
запоре... Надо ждать ночи.
     -- Зачем? Ворота  я  разобью  и справлюсь  со стражей.  Иди за  мной  и
прикончи того, о ком говорила госпожа.
     Конан с подозрением уставился на голема:
     -- Она говорила с тобой о стигийце? Ты знаешь, кого надо убить?
     -- Конечно, господин.
     -- Кровь Нергала! Может, сам и прирежешь эту гиену?
     Идрайн покачал головой:
     -- Нет. Госпожа сказала,  что с ним справишься только ты. У тебя кинжал
и обруч, защищающий от чар.
     "Ему известно о магических талисманах, -- отметил  Конан. -- Интересно,
о чем еще?" Прежде ему не приходило в голову  расспрашивать  голема  о таких
вещах. Нахмурив брови, он произнес:
     --  Вижу,  госпожа  о многом поведала тебе. Я и  не знал, что вы с  ней
толковали про колдуна, про нож и обруч... -- Сделав паузу, Конан пригляделся
к уходившим ввысь стенам и башням Кро Ганбора. Нигде  ни единого человека...
Казалось, никто их не заметил -- или не желал замечать.
     Он перевел взгляд на Идрайна и поинтересовался:
     -- Ну, о чем еще говорила с тобой госпожа Дайома? Что она тебе велела?
     Какие бы подозрения ни  бродили  на  сей  счет в  голове  у киммерийца,
Идрайн  их   не  подтвердил  и   не  опроверг;  серое  лицо  его  оставалось
невозмутимым. Едва шевельнув губами, он тихо произнес:
     --  Только  защищать  тебя,  господин.  Только  это.  Конан  хмыкнул  и
отвернулся.
     --  Ладно,  парень! Коль  справишься  с воротами, не  будем  дожидаться
темноты.  Войдем честными разбойниками,  а  не трусливыми  ворами...  --  Он
усмехнулся, потом махнул рукой в сторону лестницы. -- Ну, поднимайся наверх,
серая задница!
     Шагая  вслед  голему  по узким  ступенькам, он думал  про  Эйрима, сына
Сеймура  Одноглазого. Разумеется, в  предстоящем  сражении  Идрайн был много
полезнее, но штурмовать Кро Ганбор с  Высоким  Шлемом было бы  куда веселей.
Однако,  напомнил себе  Конан, он  пришел сюда не  веселиться, а  взыскивать
долги. Его дело -- стигиец; а Идрайн, проклятый истукан, пусть разбирается с
этим отребьем,  слугами Гор-Небсехта. Прах и пепел! Они стоили друг друга --
бездушный голем и  свора  отщепенцев, рыжих псов,  которых даже безжалостные
ваны  считали слишком  злобными. И тот и другие были  нелюдью,  и  не стоило
сожалеть о крови, что вскоре окрасит секиру Идрайна.
     Впрочем, о крови Конан  никогда не сожалел, но привык выпускать ее сам,
не прячась  за чужие спины. "Жаль, что Эйрим  не пошел со мной, -- мелькнула
мысль.  -- Жаль!  Ночью мы влезли бы на стены, перебили  ублюдков колдуна, а
потом..."
     Топор  Идрайна  с грохотом обрушился  на створку  ворот. Она подалась с
неожиданной  легкостью,  и голем,  пнув нижний  брус  ногой, шагнул во двор.
Конан  с  обнаженным  мечом последовал  за  ним, торопливо,  но  внимательно
оглядывая верхушки стен и  башен -- ему не хотелось получить стрелу в висок.
Однако арбалетчиков  нигде не было видно -- ни на башенных  площадках, ни на
стенах.  Быть может, они прятались за парапетом, похожим на акульи зубы? Или
во дворе?
     Он осмотрелся, но двор был пуст; люди, две шеренги воинов,  выстроились
поперек лестницы,  у  самого  балкона.  Тускло  блестели  медные  панцири  и
кольчуги,  плащи  из волчьих  шкур  топорщились  на  широких  плечах,  рыжие
нечесанные бороды  струились по доспехам, круглые щиты  с  бронзовой оковкой
крест-накрест  прикрывали левое  плечо,  в  прорезях  глухих шлемов сверкали
глаза, чуть заметно раскачивались на ремнях мечи и секиры, наконечники копий
отливали стальной синевой. Но  копейные древки, стиснутые  в руках  ваниров,
упирались в камень, а острия глядели вверх, в небо.
     Конан пересчитал их  и ухмыльнулся. Все пятьдесят тут, не  надо  никого
разыскивать и  ловить в  башнях и на стенах! Все пятьдесят  тут, и с ними --
Сигворд,  третий из  вождей  дружины Гор-Небсехта... Вот он, этот Сигворд --
перед строем,  без шлема, с огненными космами, с налитыми кровью  глазами...
Прах и пепел! Выглядит так, будто жизнь готов отдать за своего хозяина!
     Подтолкнув  Идрайна в  спину, Конан двинулся  вперед,  к  лестнице. Они
пересекли двор, но  уже в  обратном порядке --  Конан  шел  впереди, а голем
следовал за ним, с  тяжелой секирой на плече.  Их шаги  будили гулкое эхо во
дворе-колодце.
     У  ступеней   киммериец  остановился  и  задрал  голову  вверх.  Ваниры
перегораживали лестницу сплошной  стеной щитов, и было  непонятно, то ли они
собираются  драться,  то ли  выстроены для некой  торжественной встречи,  за
которой последуют переговоры. "Не струсил ли  колдун?" -- подумалось Конану.
"Нет,  --  сказал  он себе,  -- нет;  стигийские маги никогда не  отличались
наивностью  и трусостью, а  значит, битва  неизбежна. Не для  нее  ли колдун
собрал воинов у входа в свои