гость, хозяин и седоусые витязи -- выпили за врагов.
     -- Хорошо ты  сказал,  брат, -- вымолвил  Конан, отирая  рот  нетвердой
рукой. -- Х-хорошо,  клянусь Кромом! Ч-человек жив,  пока у него есть враги!
-- Он сделал  паузу, наблюдая, как  Найрил, один из седоусых, наполняет рога
из полупустого бочонка. -- Но ч-человеку нужны и друзья,  Эйрим! Так  выпьем
же за них!
     --  Хмм, дрр-рузья... -- протянул охмелевший вождь  ваниров, поглаживая
шрам на подбородке. -- Дрр-рузья -- сомнительное дело, брат Конан... Врр-раг
-- он всегда врр-раг... А дрр-руг -- сегодня дрр-руг, а завтра -- врр-раг. И
пока он жив, морр-ржовы кишки, не разберешь, кто он таков!
     Конан не стал спорить. Обглодав последние остатки мяса  со свиной ноги,
он швырнул кость псу и предложил:
     -- Т-тогда выпьем за п-покойных друзей, брат Эйрим. С мертвецами-то все
ясно!
     -- Вот с этим я согласен, брат Конан! -- ухмыльнулся владыка Рагнаради.
Три  седоусых  воина, кормчие его кораблей,  враз кивнули  головами. Найрил,
Храста  и  Колгирд плавали еще с  Сеймуром Одноглазым, отцом Эйрима, и после
вождя  являлись самыми важными людьми в усадьбе Рагнаради. Их присутствие на
пиру было знаком особого почета,  оказанного Эйримом,  сыном Сеймура, Конану
из Киммерии -- и  никак  не меньшим, чем жареная свинья на столе.  Не так уж
много у Эйрима оставалось свиней в хлеву после долгой зимы и голодной весны!
Однако  он  не  поскупился,  велел заколоть  самую  жирную. Точнее, не самую
тощую.
     Трое кормчих почти  не вмешивались в беседу хозяина с гостем  -- то  ли
были молчаливы от природы, то ли  предпочитали налегать на пиво и мясо, пока
того  и  другого  имелось  вдосталь.  Окинув  взглядом  их  покрасневшие  от
хмельного лица, Конан осушил рог и пристально уставился на ванирского вождя:
     -- А  скажи-ка  мне,  брат Эйрим, п-почему  ты  не стал пить за ж-живых
друзей? Не х-хотел ли  ты нанести мне  обиду? В-ведь я -- ж-жив, и  я т-твой
друг! Уже целый день и п-половину ночи -- друг!
     Подсчет был совершенно точным --  они начали пить  со  вчерашнего утра,
едва лишь Конан с Идрайном заявились в усадьбу, а сейчас стояла глухая ночь.
Прошло достаточно времени, чтоб подружиться до гробовой доски.
     Эйрим взлохматил  густые волосы, отливавшие начищенной медью. Ванирский
вождь  был  года на три постарше Конана  и почти столь же  высок  и  широк в
плечах,  как  киммериец.  Большой вождь, храбрый  и  удачливый,  как  сказал
Хорстейн,  сын  Халлы,  и было это чистейшей  правдой, ибо  владел  Эйрим  и
людьми,  и  кораблями.  Но  истиной  являлось  и  другое,  тоже   поведанное
Хорстейном: удача Эйрима  могла закончиться  в  любой момент. В усадьбе  его
находились  незваные гости, сотня воинов из Кро Ганбора, и он не мог тронуть
их, поскольку опасался мести колдуна. Пока что он даже не хотел говорить  на
эту тему,  обрывая Конана  всякий  раз, когда  тот упоминал Гор-Небсехта. Но
историю об острове  и его зеленоглазой владычице выслушал с интересом. Конан
поведал ее, ничего не утаив, кроме загадочной природы Идрайна, своего слуги.
В ответ Эйрим буркнул, что остров в теплых морях, видать, тот самый, который
интересует  колдуна.  При  этом  он многозначительно переглянулся  со своими
кормчими.
     Сейчас, убедившись, что  рога  наполнены до краев, вождь встал,  слегка
покачиваясь, и вполне рассудительно промолвил:
     -- Я не  желаю  нанести тебе  ни  обиды, ни  оскорбления. Ни  того,  ни
другого, брат мой Конан. Брат, а не дрр-руг! В этом большая р-разница.
     -- Какая?
     -- Клянусь  Имирр-ром! Разве  ты  не понимаешь?  Я  же говорил: брат --
всегда брат, а дрр-руг может стать недрр-ругом.
     -- Вроде врага? -- уточнил Конан.
     -- Врр-роде, -- подтвердил Эйрим.
     -- Так в-выпьем за братьев?
     -- Выпьем!
     Они выпили, и хозяин Рагнаради кивнул Найрилу:
     -- Наливай!
     -- Пиво кончилось, -- ответствовал тот, пнув ногой бочонок.
     -- Наливай вина! Барр-рахтанского!
     -- Кончилось.
     -- А арр-госское?
     -- Тоже.
     Покачиваясь,  Эйрим недоверчиво  разглядывал опустевшие бочонки,  потом
распорядился:
     -- Пусть р-рабы несут аквилонское! И еще пива! Побольше!
     Вино и пиво были доставлены без промедлений. Перед очередным возлиянием
пирующие решили покончить с жареной свиньей, и некоторое время в бревенчатом
чертоге раздавались  лишь  чавканье,  хруст да стук  костей, которые бросали
огромному мохнатому псу, вертевшемуся у стола.
     --  Вот,  --  сказал  Эйрим, лаская  широкой  ладонью  загривок  своего
любимца, -- вот настоящий дрр-руг, который не предаст! Потому что не умеет!
     -- Т-тогда выпьем за псов, -- сказал Конан.
     -- Выпьем!
     Красное аквилонское  хлынуло в рога, а из них -- в  глотки. Способность
ваниров поглощать еду и хмельное питье  казалась неистощимой, но Конан им не
уступал. За долгие дни скитаний  по равнинам Ванахейма ему до смерти надоели
зайцы, тощие куропатки и пахнувшая мхом вода, а  потому он не отказывался от
свинины и соленой рыбы, от каши и вареной репы, от пива, браги, вина, меда и
прочих яств, что подносили расторопные рабы. Он ел и пил за двоих, за себя и
за Идрайна, дремавшего сейчас в  Длинном Доме, в тихом  уголке, под надзором
воинов Эйрима.
     Вождь  западных ванов  устроил  гостю  почетный  и обильный  пир,  чему
имелись целых три  причины. Прежде всего Эйрим скучал и  потому  обрадовался
пришельцу,  славному  воителю  из Киммерии, повидавшему свет  и отхватившему
немало голов. Одной из них, как вскоре выяснил хозяин, была башка  Хеймдала,
давнего  недруга  Эйрима,  что явилось вторым поводом  для возлияний. Тут уж
Конан  сделался не  просто  гостем,  а братом, ибо Хеймдал лет  десять назад
прикончил Сеймура Одноглазого;  выходило, что киммериец,  сам того не ведая,
отомстил за Эйримова отца.
     Но имелась и третья причина  --  быть может, самая  веская. На подворье
Эйрима стояли две полусотни бойцов из замка Кро Ганбор, дожидавшиеся  своего
господина-чародея.   Предводительствовали   ими  Торкол  и   Фингаст,   люди
малопочтенные, а просто говоря -- изгои, ублюдки и  смрадные псы, коих Эйрим
в другое время и на  порог бы к себе  не пустил. Тем более -- идти с  ними в
поход!  С  ними  и с  мерзким колдуном! Да  еще  в  такие края, о которых  в
Ванахейме никто слыхом не слыхивал!
     Однако Эйрим, храбрый и удачливый Эйрим, боялся; он хорошо представлял,
что может сотворить колдун с его рабами  и дружиной, с его усадьбой, ладьями
и с ним самим. А потому молчал, ни словом не  противореча Торколу и Фингасту
в том,  что  касалось  будущей  экспедиции, подготовки  кораблей  к  долгому
плаванию, снаряжению их запасами  и воинским скарбом.  Но уж сажать за  свой
стол  этих ублюдков он не  собирался! И сейчас,  пируя с Конаном и  ближними
людьми,  Эйрим Высокий Шлем наслаждался маленькой местью. Пусть видят Торкол
и  Фингаст, как он принимает почетного гостя -- хоть тот и.не рыжий ванир, а
черноволосый киммериец!
     Хозяин снова встал  и  поднял рог с красным аквилонским -- в знак того,
что хочет держать речь.
     -- Мы выпили за врр-рагов и покойных дрр-рузей, за  братьев и за собак,
--  сказал  он. -- Еще мы пили за тебя, Конан, за меня, за моих  людей и мои
корабли, за их  весла и  мачты, за  снега Ванахейма и  горр-ры  Кимме-рии...
Помнится  мне, мы поднимали рога  за  печень  Крр-рома и  задницу Имрр-ра...
Теперь настало время выпить за женщин! За твою рр-рыжую!
     Конан понурился и помотал головой.
     -- Н-нет, брат мой Эйрим, н-не хочу я за нее пить.  Она  ведь ведьма  и
обманщица!
     -- Хмм... -- Эйрим недоуменно оглядел горницу,  полати, пылающий очаг и
две  двери -- ту, которая вела во двор, и ту, которая вела в Длинный Дом. --
Ведьма и обманщица, говоришь? А почему, брат Конан?
     -- Она -- владычица с-сновидений, брат Эйрим, а с-сны -- всегда обман.
     Вождь  ваниров,  покачиваясь  на нетвердых ногах  (все  же  выпито было
немало!), погрозил Конану пальцем:
     --  Ты не прр-рав, брат, не прр-рав! Я не  считаю сны обманом. Подумай,
что есть наша жизнь? Тот же  сон,  полный славных  битв, дальних странствий,
веселых пирр-ров и  любви! Жизнь  проходит, как сон! И просыпаемся мы лишь в
самый  последний миг, на ложе  смерти, когда сразила нас сталь  или доконала
болезнь.. Так можно ли гневаться на ту, что посылает сны? Пусть  она ведьма,
зато -- крр-расивая женщина, а?
     При этих словах Конан  несколько протрезвел, восприняв их  как намек --
намек, что пора поговорить о деле. Он поднял свой сосуд с вином, сдвинул его
с рогом Эйрима и сказал:
     --  Ладно, в-выпьем за рыжую. И за то, чтоб освободить ее от колдуна Он
ведь и тебе ненавистен, брат Эйрим?
     --  Ненавистен, --  подтвердил вождь,  влив  в  глотку аквилонское.  --
Прислал ко  мне  своих ублюдков, а те стали грр-розить...  мол, не исполнишь
волю  господина,  не  доживешь до  зимы!  И никто не доживет в твоем  жалком
крысятнике! Господину подчиняются ураганы, и  сметут они в море и дома твои,
и  корабли, и запасы пива,  и людей -- всех до последнего раба! Господин! --
Эйрим хмыкнул. -- Им он, может, и господин, да не мне!
     -- Т-тогда давай прикончим его, -- предложил  Конан. -- Вместе! А людей
его перережем.
     --  Хорошая мысль... -- Эйрим вдруг перестал  покачиваться, будто  и не
пил  вовсе.  Он посмотрел на своих кормчих,  но те,  не отрываясь от блюда с
китовым  мясом,  смущенно  потупились.  -- Хорошая  мысль,  брат  Конан,  --
повторил хозяин Рагнаради и мечтательно  уставился в закопченный потолок. --
Перерезать глотки Торколу и Фингасту... и всей их своре...
     -- А  потом и  колдуну, --  добавил Конан.  Храста,  кормчий,  прожевал
ломоть мяса и буркнул:
     -- Мысль хорошая, да опасная. Против колдуна мы не пойдем.
     -- Не пойдем, -- подтвердил Колгирд. А Найрил добавил:
     -- Ублюдков его мы не боимся, клянусь Имиром! Их в Кро Ганборе осталось
пять десятков, плюнуть  да растереть...  Сам колдун  страшен! Смешает  нас с
грязью в тундре да с камнями на морском берегу.
     --  Колдуна я беру на себя, -- сказал  Конан. Он  принялся есть  кислые
моченые ягоды, зачерпывая их ладонью -- это помогало побороть хмель.
     Некоторое  время  ваниры  переглядывались  и  молчали, обдумывая  слова
гостя. Наконец Колгирд, взглядом попросив у Эйрима разрешения, пробормотал:
     --  Колдун-то, говорят, крепок...  Ни сталь его не берет, ни бронза, ни
камень. Как ты справишься с ним, брат Эйрима?
     Конан погладил железный обруч, плотно сидевший на голове, затем вытащил
из-за пояса нож и положил рядом с миской, в которой плавали остатки ягод.
     -- Мне колдун не страшен. -- Он усмехнулся, лаская  пальцами золотистый
клинок. -- Говорил  я вам, что ведьма с зелеными  глазами  дала мне оружие и
защиту от колдовских чар. Этот кинжал и обруч, что у меня на голове.
     Эйрим и трое седоусых внимательно оглядели и то и другое.  Потом хозяин
Рагнаради произнес:
     -- Защита, брат Конан, дело твое, и  дело опасное -- ведь как испытаешь
этот обруч, не сразившись с колдуном? -- Тут  Эйрим сделал паузу и покосился
на своих соратников; те враз кивнули. -- А вот оружие... его можно было бы и
проверить. На вид  -- хороший клинок, клянусь Имиром...  да только и у  меня
найдутся не хуже.  Есть меч, откованный в дальних краях, в самом  Иранистане
-- так им бревно перерубишь с одного удара. Однако...
     --  Однако скалу  твой  меч  не  возьмет,  --  сказал  Конан.  А  потом
развернулся и швырнул нож в очажный камень -- да так, что лезвие погрузилось
в него по самую рукоятку.
     Некоторое   время  в  горнице  царила   ошеломленная   тишина.   Ваниры
рассматривали рукоять,  сверкавшую аметистами  и рубинами,  чесали  в  рыжих
космах,  хмыкали  и  переглядывались.  Конан  молчал, понимая,  что за мысли
ворочаются  под  их  толстыми  черепами.  Одно  дело --  послушать сказочные
истории  про остров  в  южных морях, про рыжую чародейку,  про  распрю  ее с
волшебником из  Кро Ганбора; и совсем  другое -- убедиться,  что те рассказы
истинны.
     В горнице, сложенной из толстых  сосновых бревен, будто повеяло  чем-то
нереальным,  колдовским.   Дрогнуло  пламя   в   очаге,  взметнулись  искры,
таинственные   отблески  заиграли  на  клинках,  развешанных  по  стенам;  и
чудилось, что  шкуры, устилавшие полати, вдруг обратились  в  живых  зверей,
следивших за людьми сверкающими желтыми глазами.
     Эйрим наклонился, поднял бочонок  с аквилонским и  приник к нему, гулко
глотая; вино  текло  по  широкой груди ванирского  вождя, капало  на стол  и
лавку. Потом он утерся, подошел к очагу, с видимым усилием выдернул из камня
нож и  долго разглядывал  его, пытаясь найти  царапины на лезвии. Но  их  не
было.
     -- Я дал бы тебе  за этот клинок  один  из своих кораблей, --  произнес
наконец Эйрим, -- но даже не буду  предлагать такого обмена. Лучше всади нож
в  брюхо  колдуну. Прикончи его, и  я --  клянусь Имиром! --  отдам тебе всю
добычу, что возьму нынешним летом в теплых краях.
     -- Она  мне  не  нужна,  --  сказал Конан. --  Мне нужны воины, которые
справились бы со стражей Кро Ганбора.
     -- Сотня из них  --  на моем подворье, -- заметил  Эйрим.  --  В стенах
замка осталось человек пятьдесят, не больше.
     -- Я не хотел бы возиться с ними. Мне нужно добраться до колдуна.
     -- Что ж, -- произнес Эйрим, возвращая Конану кинжал, -- давай  выпьем,
брат мой, и обсудим, как приуменьшить их число. Если ты справишься  с тварью
из  Кро Ганбора,  я готов  рискнуть и вырезать  обе его  полусотни.  Скажем,
завтрашней ночью...
     * * *
     Зазвонил телефон.
     -- Мэнсон? Это Халявин. Трудишься? Ну и как продвигаются дела?
     -- Успешно. Блондинку прикончил, теперь пиво пью. С ванирами.
     -- Надеюсь, виртуально и без Доренко?
     -- Святой истинный крест!
     --  Ну,  хорошо.  Я тут узнал, ты жениться  собираешься?  Вроде  уже  и
помолвка была?
     -- Была,  --  признался  Ким.  --  Проблемы тоже  были, но,  к счастью,
рассосались.
     -- Рассосем еще одну, --  тоном мудрого отца народов сказал Халявин. --
Тебя тут аванс поджидает, восемь тысяч. Но  с условием: первым делом, первым
делом самолеты, ну а девушки, а девушки -- потом.
     -- Намек понял. Благодарствую!
     Короткие гудки отбоя.
     "Вот это да!.. --  подумал Ким. -- Халявин-то человек оказался!  Восемь
тысяч отвалил в аванс, половину гонорара! Хватит на колечко, а еще..."
     Дзинь! Дзинь, дзинь!
     Звонила Варвара.
     -- Как поживаешь, Кимчик?
     -- Как Адам в раю, если б его не выгнали оттуда с Евой.
     --  Не тесно вам, голубки? А то ко мне перебирайтесь, моя ведь квартира
трехкомнатная, с тахтой двухспальной и телевизором "Хитачи".  Мы с Олежкой и
в вагончике перебьемся, к слону поближе. Мы привычные.
     -- Мы тоже. Как-никак,  все  при советской власти родились, -- напомнил
Кононов и справился о здоровье Облома.
     -- Уже  на  капусту с морковью  перешел,  значит, идет на  поправку, --
сказала  Варвара. Потом  негромко  осведомилась:  -- Шмурдяк  вас больше  не
цеплял?  После  того наезда? Не звонил, "шестерок"  не подсылал? Не сманивал
Дашку брильянтами?
     -- На Шипке все спокойно, -- отозвался  Ким и с гордостью добавил: -- А
брильянты   я  ей  сам  куплю.  Колечко   уже  присмотрел,  такое,   знаете,
венчальное-обручальное... Вы, Варя, не тревожьтесь, сестричка ваша в хорошие
руки попала.
     На том конце линии хихикнули.
     -- Еще бы! В руки мастера трень-бринь!
     -- Бусидо фэншуй, -- строго поправил Ким и распрощался.
     Походив  по комнате, сосредоточившись  и  погрузившись в  мир иной,  он
присел к компьютеру  и написал:  "Не пойти ли нам облегчиться?  --  произнес
Эйрим Высокий Шлем, сын Сеймура Одноглазого..."
     Телефон зазвонил снова.
     -- Мэнсон? Ты ящик смотришь?
     -- Не имею такой привычки. Я, Дрю, не смотритель, а читатель.
     Ким, и правда, телевизором не увлекался. Из ящика ведь что наружу прет?
В новостях  --  реальность,  а все остальное  -- фантазии.  Реальность  была
жутковатой, а что до фантазий, то их он мог придумать сам.
     --  Ты ящик-то включи, полюбопытствуй, -- молвил Дрю. -- Там  про кабак
наш освещают и про героя-варвара, изгнавшего злодеев.
     Он пропел: "Нет мира в хайборийских королевствах!" -- и повесил трубку.
     --  Чего  любопытствовать?  --  буркнул  Ким,  вернулся  к  компьютеру,
перечитал: "Не пойти ли нам облегчиться? -- произнес Эйрим Высокий Шлем, сын
Сеймура  Одноглазого" --  и добавил  к  написанному: "Самое  время,  подумал
Конан; выпито  немало  да  и  съедено изрядно.  Пора  облегчиться,  а  затем
продолжить переговоры. Ему никак не удавалось..."
     Дзинь! Дзинь, дзинь, дзи-иинь!
     "Ты становишься популярным", -- внезапно пробудившись, заметил Трикси.
     Ким чертыхнулся, но к телефону подошел. Прежде -- ни за какие коврижки!
Выключил  бы  к   дьяволу  проклятый  аппарат  и   сел  работать.  Но  жизнь
переменилась, и между "прежде" и "теперь" была большая разница. Такая рыжая,
зеленоглазая...
     Он снял трубку.
     -- Ким  Николаевич?  Это Славик. Нас  по телевизору  показывают!  Дарья
Романовна сказала, чтобы я вас предупредил.
     -- С какой целью? -- поинтересовался Ким.
     -- Как с какой? Ведь интересно же! Дарья Романовна говорит...
     -- Что  бы она ни сказала, я слушаю и  повинуюсь,  -- прервал менеджера
Ким.  Аккуратно опустил трубку на рычажки,  бросил тоскливый взгляд на экран
компьютера и включил пылившийся в углу телевизор. Поплыли кадры  -- вывеска,
дверь, зал ресторана с разбросанной и опрокинутой мебелью, потом послышалась
скороговорка комментатора:
     "В  минувшую среду  владельцы  бара "Конан", что  на  Фонтанке,  вблизи
городской библиотеки, решили развлечь посетителей аттракционом  в  духе боев
без  правил.  Два  бойца,  нанятых,  вероятно, двумя враждующими бандитскими
группировками, вступили  в  поединок,  который завершился кровавым побоищем.
Ведется   следствие,  но   число  пострадавших,  как   и  заказчиков   этого
мероприятия, установить пока не удалось. Одной из версий является "чеченский
след"; видимо, и к схватке, и к  последующим за ней событиям  приложила руку
чеченская  мафия.  Компетентные  органы   полагают,  что   наемник  чеченцев
проиграл,  что  и  спровоцировало  вспышку  насилия:  часть  зрителей,  явно
принадлежавших к кавказской национальности, принялась громить бар и избивать
публику. Мы считаем это очередной акцией устрашения, связанной..."
     Далее комментатор перешел к событиям на  Северном Кавказе, и на  экране
замелькали  эпизоды боев с  террористами,  артобстрелов, взрывов и зачисток.
Ким грустно вздохнул и выключил телевизор.
     "Твоя страна воюет", -- заметил Трикси.
     Ким вздохнул снова.
     --  Война  --  лишь  продолжение  политики другими  средствами. Правда,
негодными.
     "Политика, борьба за власть, внутривидовая конкуренция... Я ознакомился
с  этими  понятиями,   проникнув  в   разумы  нескольких  носителей,  весьма
компетентных в данных вопросах. Обдумывая и  анализируя  императивы, которые
движут вами, я пришел к мнению об их иллюзорности".
     --  Ну-ка, ну-ка! Послушаем!  --  Заинтригованный Ким  уселся в  старое
кресло рядом с китайским  столиком. -- Ты полагаешь, что борьба за власть --
иллюзия? А  как  же партии, национальные интересы,  экономическая  подоплека
разногласий, идеи авторитарности и демократии? Все это -- иллюзия?
     "Экономическая доминанта ваших действий является, конечно, реальностью,
но  все  остальное  --   туман,  скрывающий  истинную  расстановку  сил.  Вы
изобретаете  сложные  теории, тогда  как  связь вашей  политики с экономикой
много проще и  обычно ее диктует элементарный инстинкт выживания. Взять хотя
бы партии... Что это такое?"
     -- Организованные группы людей, выражающие интересы определенных  слоев
населения  и  стремящиеся  к  власти,  дабы  реализовать  на  практике  свою
политико-экономич