анов  и театральных касс,  мимо  гостиницы "Европейская"  и  Армянской
церкви, мимо  огромных  окон  Дома  книги и картинной галереи,  поглядел  на
витрины, закурил,  бросил окурок в урну, съел мороженое и, наконец, добрался
до Мойки. Тут, в  угловом  старинном  здании, был оптический  магазинчик,  а
перед  ним -- крыльцо  о  четырех ступенях и еще одна дверь,  со  множеством
вывесок  и  объявлений:  почта  "Экспресс",  нотариальная  контора,  собачья
парикмахерская и так далее. Где-то в  середине -- белый эмалированный овал с
надписью синими буквами: "Экстрасенс Генрих Теодорович Тормоз-Забайкальский.
Эзотерические услуги. Снятие порчи, сглаза и венца безбрачия".
     "Погоди-ка,  --  вдруг  прошелестел  Трикси,  --  не  спеши.  Мне  надо
разобраться".
     "Никак инклин обнаружил?"  --  поразился Кононов, сворачивая к угловому
дому.
     "Еще не знаю. Надо подойти поближе".
     "Надо, так подойдем!"
     Поднявшись  по ступенькам, Ким миновал собачью  парикмахерскую  (из нее
тянуло  запахом  паленой шерсти)  и  очутился в длинном коридоре  с  дюжиной
дверей  --  за  ними,  видимо,  располагались  все  обозначенные  при  входе
заведения.  Офис  экстрасенса отыскался  за  дверью  с копией  эмалированной
таблички; Ким отворил ее и, перешагнув порог, попал в приемную.
     Тут,  за   секретарским  столиком,  у  телефона  и  компьютера,  сидела
худосочная  дева  в очках, короткой юбочке и с  толстой книгой. "Как обрести
магическую силу  и стать целителем", -- прочитал Кононов на обложке. Девица,
похоже, училась без отрыва от производства.
     Вежливо склонив голову, он произнес:
     -- Я к господину  Тормоз-Забайкальскому, мадмуазель. Проблемы  у  меня.
Серьезные. Срочно нуждаюсь в эзотерических услугах.
     Девица   оторвалась  от  книги,  окинула  его  изучающим   взглядом   и
повернулась к компьютеру.
     -- Маэстро принимает по  предварительной записи.  Ваша фамилия, молодой
человек? Вам назначено на сегодня?
     -- Нет. А можно без записи? Прямо с колес?
     -- Можно, но по двойному тарифу.
     -- А каков тариф?
     -- Это зависит от услуги и от количества тонких энергий, потраченных на
вас маэстро, -- охотно пояснила дева. --  Диагностика кармы -- двадцать пять
в валютном исчислении, снятие порчи и сглаза -- от сорока до ста пятидесяти,
благословение  мистической звезды Эрцгаммы -- двести, а если  надо подкачать
харизму, то...
     -- В последнем не нуждаюсь, харизмы у  меня хватает, -- прервал  девицу
Ким. -- Давайте диагностику.
     Он покопался в карманах  и с грустным вздохом выложил  на стол полсотни
баксов Шесть дней работы! Но дружба не измеряется деньгами...
     Девица шустро сгребла гонорар, сунула в ящик  и стукнула наманикюренным
ноготком по клавише.
     --  Ваши  проблемы?  И  ваша  фамилия?  Можете  назвать любую  с  целью
анонимности.
     --  Майкл  Мэнсон.  А  проблемы  у  меня со здоровьем.  Болезнь зовется
хронический дефолт, осложненный импичментом.
     -- Ждите!
     Девица упорхнула в кабинет маэстро, а Ким спросил:
     "Что ощущаешь, Трикси?"
     "Разочарование.  У человека  за дверью  есть  ментальный  дар, но очень
слабый и абсолютно не связанный с инклином. Пустышка, друг мой!"
     "Раньше нужно  предупреждать, --  сердито отозвался Кононов. -- Я  ведь
уже заплатил! А коли деньги потрачены, то..."
     -- Прошу! Маэстро ждет.
     Девица появилась на пороге, стрельнула глазками на Кима, и он уверенным
шагом "нового русского" направился в кабинет.
     Маэстро, облаченный в темную мантию и бороду "а-ля Распутин",  восседал
за палисандровым столом.  Крупные  черты  лица, пронзительный суровый взгляд
огромный  крючковатый   нос  (побольше,  чем  у  Халявина,  отметил  Ким)  и
плотоядная улыбка  делали  его похожим на вампира. Казалось, встанет сейчас,
шагнет, лязгнет челюстью и присосется...
     Но против ожидания экстрасенс захлопнул рот и кивнул на кресло.
     --  Садитесь, господин...  э-э... Мэнсон.  Мне доложили  про  дефолт  с
импичментом. Гипербола, я полагаю? Иносказание? А налицо финансовые неудачи,
неверие в себя, проблемы с женщинами и ослабление потенции. Энергия в чакрах
иссякает, престиж  колеблется, деструктурирует имидж, падает самооценка... Я
прав?
     -- Почти, -- ответил Ким, усаживаясь в кресло. -- Все  просекли, Генрих
Теодорович,  кроме финансовой непрухи. Бизнес  -- а я занимаюсь общепитом --
как  раз о'кей.  Вот,  ресторан  приобрел,  "Мечта  кадавра"  называется,  у
Смольного... не слышали?.. Всех губернаторских  чиновников пою-кормлю... Еще
кафешек пару, блинную, пельменную... ну и  бунгало на Канарах... Грех катить
на бизнес! А вот в остальном...
     Экстрасенс прикрыл глаза темными веками.
     -- Обманывать меня не стоит, юноша. Сейчас вы пребываете в мире иллюзий
и фантазий, не отличая возможного от действительного. Однако, -- он с важным
видом покивал  головой, -- однако все перечисленное может у  вас  появиться,
если  вы  разумно  распорядитесь тем,  чем  обладаете  на самом деле. Своими
талантами, умом и сексуальной привлекательностью.
     -- Вот как?  -- Ким изобразил прилив энтузиазма. -- А мне казалось, что
в кровати я за базар не отвечаю.
     -- Пусть не кажется,  -- прервал его маэстро. -- Я уже  исследовал вашу
кармическую дорогу  и  заверяю,  что вы вполне  состоятельны.  И даже  более
того... -- Экстрасенс сделал несколько пасов, поводя руками на манер слепца,
ощупывающего  нагую стриптизершу,  и  повторил: --  Более  того! Я  чувствую
мощное движение астральных энергий и  небывалый эзотерический  потенциал!  У
вас, молодой человек, безусловно, есть способности, и надо лишь приложить их
в нужной сфере.
     "Твоя работа?" -- беззвучно поинтересовался Ким.
     "Ни сном ни духом, как говорят у вас", -- ответствовал Трикси.
     Тем  временем маэстро  продолжал  водить руками,  щупая уже не одну,  а
целый кордебалет стриптизерш.
     -- Способности есть, но дар нуждается в пробуждении, -- резюмировал он.
-- Это  штука непростая и  требует  усилий,  как  ваших, так особенно  моих.
Примерно  три-четыре сеанса  инициации  с  полной  самоотдачей  и  выходом в
астрал. Если вы вложите некую сумму... скажем, тысячу-полторы...
     -- Большие бабки, Генрих  Теодорович! -- заметил Ким. -- Типа, подумать
надо.
     --  Подумайте,  подумайте.  Все окупится  стократно,  заверяю  вас.  --
Маэстро  наклонился  над столом, чтоб  быть поближе  к Киму,  и доверительно
понизил голос:  --  Представьте, с год назад  пришел  ко  мне  один мужчина,
вполне удачный бизнесмен лет так пятидесяти с хвостиком.  Удачный, повторяю,
но хотелось  большего  --  вы  понимаете,  расширить дело,  найти  партнеров
посолиднее,  очаровать молоденькую  женщину...  А  это все зависит  от  дара
убеждать,  от  неких  таинственных  флюидов,  влияющих  на   окружающих,  от
завершенности  астральной проекции,  которая  в  Египте  называлась  "ка"...
Словом, я ему  помог,  инициировал  скрытые таланты, и он  теперь  не просто
удачлив,  а, можно  сказать,  любимец  Фортуны. Счастливый муж и  богатейший
человек...   Не  исключается,  вы   его  знаете,  коль  связаны  с   кафе  и
ресторанами...
     Везунчик  годовалой  свежести! Словно  молния  пронзила Кима. "А я  вот
слышал, что  Дашка  у Палыча привороженная. Вроде  он экстрасенса нанял  или
ведьму..." -- не  в первый раз прозвучало  у него в голове, и  тут же, будто
подтверждая  эту  мысль,  откликнулся Дашин голос:  "Он...  он бывает  очень
убедительным". Кононов тоже склонился над столом, придвинувшись к маэстро, и
хриплым голосом спросил:
     -- А этот, типа, любимец Фортуны... как его по имени? Не помните?
     Экстрасенс развел руками;
     -- Отчего же! Помню,  но не  могу  назвать.  Сами  понимаете,  тайна  и
гарантированная конфиденциальность... Так что насчет инициации?
     -- Подумаю. Пошевелю рогами, -- сказал Ким и, распрощавшись, направился
к выходу.
     "Есть соображения? -- спросил он, очутившись на Невском и поворачивая к
метро. --  Ты говорил, что кто-то из людей  инклин не  замечает, а у кого-то
крыша едет либо пробуждается  паранормальный дар... А если этот дар разбудит
экстрасенс?  Пошарит  мысленно  в астрале,  нащупает  проекцию  --  то  есть
потерянный  тобой инклин --  свернет в бараний рог и  приспособит  на службу
клиенту. Чтоб он расширил бизнес и женщин чаровал... Такое возможно?"
     "Не  знаю,  --  с   заминкой  ответил  Трикси.   --  Впрочем,  в  вашем
ненормальном мире все возможно, а потому проверь свою гипотезу".
     "Проверю,  --  пообещал Ким. --  Как бы  только подобраться к Палычу? В
усадьбу его съездить, в Комарове? Должно быть, поместье немалое и с охраной,
как Даша говорила... на сорок метров к дому не приблизишься... А с  сотни ты
его возьмешь?"
     "Нет", -- печально откликнулся Трикси и замолчал.
     Они  поехали  домой,  купили  пива,  пирожков,  пирожных и  заглянули в
магазинчик "Киммерия", в  свой  безотказный арсенал;  Ким разжился для  вида
отверткой,  и  пока  он  выбирал,  какую  и  за  сколько,  в голове  у  него
прозвенело: инклин отправился по назначению. "Сделано", -- сообщил Трикси  и
опять погрузился в грустные раздумья.
     Открывая двери,  Ким расслышал, как пронзительно трезвонит  телефон. Он
заторопился, не сразу попал  в замочную скважину, буркнул что-то непечатное,
провернул ключ, но все равно не успел -- звонки прекратились. "Если не Даша,
так оно и к лучшему", -- мелькнула мысль. Потом он вспомнил, что Даша номера
его  не   знает,  и  совсем  успокоился;  пошел  на  кухню,  сделал  кофе  с
бутербродами,  выпил  одно, съел  другое и перебрался к компьютерному столу.
Тишина, покой...  Только  шелестят за окном деревья, да чирикают  воробьи...
"Дашенька приедет, возьмем пирожков и пива, в лес пойдем",  -- решил Кононов
и погрузился в работу.
     * * *
     --  Она...  --  тихий  голос девушки  был полон  ужаса.  -- Она... Дочь
Имира... Явилась...
     Над гаснущим  костром пронесся ветер, взметнул нежный плащ, унес его за
дальние сугробы. Среди Белой пустыни плясала нагая девушка. Ее ступни, будто
не  чувствуя холода, скользили по снегу, тонкий  стан изгибался, пухлые губы
смеялись,  но в глазах сиял  ледяной блеск морозных северных  равнин. Чем-то
она  походила  на  Зийну,  но в ней  не чувствовалось  живого  тепла; словно
бесплотный  дух,  она танцевала перед  огнем, и  рыжие  языки  его бессильно
опадали, алые  жаркие угли рассыпались  холодным пеплом,  недогоревшие ветки
покрывала серая седая зола.
     Конан, однако, не мог отвести от плясуньи глаз.
     --  Исчезни, скройся!  --  крик  Зийны  заставил  киммерийца  очнуться.
Привстав на  колени,  девушка прикрывала его  своим  телом,  грозила  белому
призраку мечом. -- Уйди! Он мой! И ты его не получишь!
     Серебристый смех дочери Имира прожурчал, словно ручей весной.
     -- Получу... получу...  --  С  каждым звуком ее  голоса  над  кострищем
взвивалась струйка дыма; вскоре огонь погас, и лишь холодное мерцание снегов
освещало фигурку снежной девы.
     Зрачки Конана сверкнули.
     -- Гляди на меня, смертный, гляди... Разве я не прекрасна?
     Она легким перышком кружилась в снегу,  не оставляя следов; подрагивали
полные  груди,  колыхался  гибкий  стан, вились  по  ветру  волосы,  мерцала
белоснежная кожа. Конан  чувствовал ее  дыхание, летевшее к нему над угасшим
костром; оно заставляло цепенеть, манило блаженной истомой.
     -- Иди ко мне, воин! Иди! Ляг со мной!
     -- Лучше я лягу с последней из портовых  шлюх! -- пробормотал киммериец
немеющими губами.  Что-то он должен был вспомнить, о чем-то поразмыслить, но
голос Зийны, творившей молитву светлым божествам, мешал ему.
     А!  Железный обруч! Обруч  и  кинжал! Обруч  не  помог,  не защитил  от
волшебства снежной девы... Но оставался еще кинжал, тот зачарованный клинок,
которым  он должен  был  пронзить  сердце колдуна... Дайома  сказала: тысячи
смертных  падут  под  его ударами,  но лезвие  останется таким  же  чистым и
несокрушимым... тысячи  смертных  или  одно существо,  владеющее  магическим
даром... Кого же  поразить --  призрак,  сотканный из снега  и  похоти,  или
Гор-Небсехта? Выбора, кажется, не было.
     -- Кинжал, -- прохрипел он, -- мой кинжал...
     Зийна склонилась к нему, обхватили за плечи, защищая от подступавшего к
сердцу холода. Ее руки были теплыми.
     -- Что, милый? Что нам делать?
     -- Кинжал...  я  должен  достать ее  кинжалом...  --  Губы Конана  едва
шевелились.
     Он попытался дотянуться до  своего ножа, но внезапно почувствовал,  что
не  может стиснуть  пальцы  в  кулак:  они  были мертвыми,  застывшими,  как
сосульки. Пробравшаяся под плащ стужа уже не колола его  ледяными иглами,  а
облизывала  сотней  холодных языков,  высасывая  последнее  тепло, последние
капли жизни.  Он не мог поднять оружия, не  мог отвести  взгляд  от  снежной
девы; ее  зовущий  смех  заглушал голос Зийны.  Ему чудилось, что  пуантенка
плачет,  окликает его, спрашивает о чем-то, но зов дочери Имира был сильней,
и  теперь мысль  о том,  чтобы поразить это прекрасное существо зачарованной
сталью, казалась ему кощунственной.
     "Да и поможет ли сталь? -- размышлял он, погружаясь в небытие. --  Ваны
и асиры говорили, что от снежных дев нет спасения!"
     Нет спасения... нет спасения... нет спасения...
     Разум  Конана померк,  душа вступила на тропу, ведущую  вниз,  к  Серым
Равнинам.
     * * *
     Едва  эпизод  был  закончен,  как  заверещал  звонок.  Ким  метнулся  к
телефону, потом сообразил, что звонят в дверь.
     Дашенька!..  Наверное,  устала  от  хлопот  с  ремонтом,   художниками,
репортерами  и страховыми агентами... Значит, так:  первым делом -- взять на
руки,  перенести  через  порог,  потом  --  расцеловать,  потом  --  кофе  с
пирожными, потом расцеловать еще раз и...
     Ким  отворил,  раскрыл объятия и  чуть  не рухнул  у порога:  перед ним
стояла Лена Митлицкая, она же -- Альгамбра Тэсс. В белом наряде и хрусталях,
в  которых  явилась  вчера, в белых  изящных  туфельках  и  с белым  цветком
хризантемы в прическе, подобной короне из платины. Цветок  и выражение глаз,
одновременно томное и хищное,  делали ее такой неотразимо романтической, что
Ким покачнулся и в испуге отступил.
     -- Ах, -- воскликнула  Альгамбра, шагнув в прихожую, -- ах, наконец-то!
Я  звонила  тебе,  звонила,  потом  мне  представилось,  что ты работаешь  и
отключил телефон. Но я была не в силах ждать! И я приехала!
     -- Польщен, -- пробормотал Ким, отступая еще дальше. -- Надеюсь, ничего
плохого не случилось?
     Альгамбра взмахнула ресницами неописуемой длины.
     -- Плохого -- ничего, только хорошее. Кстати, где у тебя спальня?
     -- Тут.  -- Ким снова попятился,  оказавшись в вышеназванном помещении.
-- А кухню и вторую комнату осмотреть не хочешь? Еще туалет и ванная есть...
     --  В  ванную  после.  Успеется.  --  Альгамбра  подняла  руку,  что-то
выдернула из волос, и  снежно-белые пряди  рассыпались по спине.  Затем  она
сбросила туфельки.
     Глаза у Кима полезли на лоб.
     -- Пятку натерла? Может, йода принести?
     Его  окинули  гипнотизирующим  взглядом.  Ресницы  Альгамбры  работали,
словно два веера, вверх-вниз, вверх-вниз,  но отчего-то  Киму становилось не
прохладнее, а жарче. Он  попытался  вспомнить все, что  знает про  Альгамбру
Тэсс: двое детей от трех мужей, не понимает юмора, но склонна к экзальтации,
не замужем в данный момент, но  продолжает  поиск принца и героя.  Последняя
мысль заставила Кима содрогнуться.
     --  Ах,  --  произнесла  Альгамбра,  осматривая узкую кровать,  --  вы,
мужчины, так недогадливы! При  чем тут  йод и пятка? Йодом не усмиришь самум
страстей  и не зальешь вулкан желаний... -- Она коснулась маленькой  груди и
расстегнула  верхнюю пуговичку платья.  -- А вы, вы... Или робки  чрезмерно,
или наглы, как самец Доренко-Дрю.
     -- Я тоже наглый самец! -- выкрикнул Ким  в отчаянии, сообразив, к чему
движется дело. -- Я извращенец! Очень мерзкий и противный!
     Альгамбра расстегнула вторую пуговичку и одарила его нежной улыбкой:
     -- Ты --  герой! Вчера... ах,  вчера  ты был  великолепен!  Лев,  тигр,
леопард! Прежде я тебя не знала, не ценила...
     -- И не надо, -- вставил Ким.
     -- ...но теперь узнаю, -- вела свою арию Альгамбра. -- Я долго думала и
ощутила,  что  ты  назначен мне судьбой. -- Ее  пальцы  застряли на  третьей
пуговице, она дернула ее и тут же расстегнула четвертую. -- Ты мой идеал! Ты
должен подарить мне счастье... счастье и дитя... Сейчас, немедленно!
     Она стащила платье  с  хрупких плеч  и  узких  бедер,  швырнула  его  в
изголовье  постели  и принялась за бюстгальтер. Полупрозрачный, кружевной --
соски  просвечивали под  невесомой тканью, как пара розовых черешенок... Ким
судорожно  вздохнул.  При  всех  своих   недостатках   Альгамбра  Тэсс  была
хорошенькой   женщиной,  стройной,   с  тонкой  талией,  длинными  ногами  и
белоснежной холеной кожей. "Конечно, -- сказал он себе, -- у Даши  все лучше
и соблазнительней, и вид приятнее, и запах, и если бы Даши не было, то..."
     Но она была! И не где-то в отдалении, а, возможно, в поезде  метро, или
на эскалаторе, или даже на Президентском бульваре... Сейчас войдет, увидит и
что  подумает?  Ужас  сковал  Кима,  в  груди заледенело, и  он  через  силу
прохрипел:
     -- Ты...  это... ты, Ленка, не торопись разоблачаться. Я  ведь уже  при
невесте -- сосватал и даже калым заплатил!
     Альгамбра, сражаясь с застежкой лифчика, поджала губы.
     -- Ты о ком? О рыжей из ресторана? Как  ее?.. Дарья?.. Ну, это  эпизод!
Тебе она  не подходит. Тебе нужна женщина  неземная,  с тонкими  чувствами и
душой, что соткана  из лунного света...  Да  помоги  ты мне с этим проклятым
лифчиком!
     Ким, однако, не двинулся, и Альгамбра справилась сама. Затем, покачивая
бедрами, она взялась за резинку трусиков и медленно потянула их вниз.
     "Что происходит? --  спросил Трикси. -- Готовишься  к акту размножения?
Если  так,  я  удалюсь в  латентную область  сознания  и  буду  размышлять о
горестной своей судьбе".
     "Ни в коем случае! -- мысленно простонал Ким. -- Мне помощь нужна, а ты
собираешься удаляться! Ну-ка, за работу!"
     Резинка трусиков сползла до середины ягодиц.
     "Чего ты хочешь?"
     "Преврати меня! Крысой сделай или тараканом!"
     "Это невозможно. Разница масс слишком велика".
     "Тогда в гориллу превращай! И поскорее!"
     "Понадобится время. Процесс более сложный, чем..."
     Ким попятился. Сбросив трусики, Альгамбра направилась прямо к нему.
     -- Мой лев, мой повелитель!  Мой герой! Сожми  меня  в объятиях, выпей,
укуси... Съешь меня, сломай...
     --  Сломать и  я могу,  а  заодно  покусать, -- раздался сердитый Дашин
голос. "Я же дверь не закрыл!" -- мелькнуло в голове у Кима. Он повернулся и
вздохнул, не то  со  страхом, не  то с облегчением: стоя на  пороге спальни,
насмешливо прищурившись, Дарья разглядывала голую Альгамбру Тэсс.
     -- Слишком  ты тощая, подружка,  чтоб  парня  у  меня отбить.  Такие  в
партере плохо работают,  --  сказала Даша,  сделала  пару  шагов  и, ухватив
Альгамбру  за плечи,  легонько встряхнула. --  Кто-то  у нас тут лишний,  и,
думаю, это не я. Одевайся!
     Ким перевел дух.  Меж  его  лопаток  стекал пот, глаза  молили: спаси и
защити!
     -- Катись ты... -- воинственно начала Альгамбра,  но вдруг с ней что-то
произошло:  рот  недоуменно  округлился,  румянец  залил  щеки, она ойкнула,
ахнула, ринулась к платью,  схватила его, выронила, уткнулась лицом в сжатые
кулачки и зарыдала. Темные ручейки туши потекли от глаз, запрыгали по плечам
платиновые  пряди;  в  следующий  миг  она повалилась  в  кровать,  стараясь
сжаться, спрятаться от посторонних взглядов.
     --  Ой-ей-ей!   --  промолвила   Дарья.  --  Первый   раз  вижу   такое
чистосердечное раскаяние... -- Она посмотрела на Кима. --  Ты ведь ей ничего
не сделал, дорогой? Не кусал