в кабинет перезвоню. --  После паузы, осторожно: -- Как там
у тебя дела?
     -- Как в  раю.  Накормили, напоили и спать уложили. А утром  -- кофе  в
постель.
     В трубке раздался облегченный вздох.
     -- Ты оценил?
     --  Вплоть  до загса и  обмена кольцами. Хотите, я вашу фамилию возьму?
Буду Кононов-Сидоров-Тальрозе.
     -- Не стоит, -- сказала Варвара, -- ни в паспорте не поместишься, ни на
книжной обложке.  Кстати,  до  обмена  кольцами  не  худо  бы развестись  со
шмурдяком-благоверным. Ты ей эту мысль подскажи.
     -- Подскажу, -- промолвил Ким, послушал, как Варвара одобрительно сопит
в трубку, и спросил: -- Как там Облом поживает? Выздоровел?
     -- На пути к выздоровлению. От бананов  хобот воротит, любимую  морковь
не ест, а трескает отруби с опилками. Диета у него такая при поносе.
     -- Сурово! -- посочувствовал Ким. -- Ну, привет передавайте. Я к слонам
со  всей  симпатией... Как оклемается, навещу, морковки  принесу и попрошусь
потанцевать на спине.
     Хихикнув, Варвара повесила  трубку. Ким поглядел  на экран, неторопливо
набрал  несколько фраз, потом  вошел в нормальный ритм. Странно, но  совиные
привычки не мешали, шум с улицы не отвлекал -- работа-лось, как ночью,  даже
еще  быстрее  и плодотворнее.  "С чего бы?  --  думал Кононов,  барабаня  по
клавишам. --  То ли кофе  в постель,  то  ли  Дашино влияние,  то ли  Трикси
посодействовал..." Так  ли,  иначе,  но  снова  раскинулись вокруг безлюдные
мрачные земли, нависло над головой серое  небо,  загрохотали волны,  штурмуя
скалистый берег. Ванахейм! Не так уж далеко от Питера, но все же к Мурманску
поближе...
     * * *
     Путь  Конана  отклонился к  западу,  к прибрежным утесам,  за  которыми
ярилось  и  бушевало   море.  Тут  встречались  сосновые  рощицы  и  заросли
разлапистых елей; тут, в  укромных бухтах, прятались ванирские  подворья  --
побольше,  принадлежавшие вождям,  и  совсем маленькие, в  коих обитала одна
семья,  какой-нибудь рыбак или охотник  с  женой и  полудюжиной  рыжеголовых
отпрысков. Смутные мысли бродили у Конана в голове; он собирался заглянуть в
подходящую ванирскую  усадьбу и либо  найти там дружину из крепких молодцов,
готовых штурмовать хоть замок колдуна, хоть ворота мрачного царства Нергала,
либо выведать, где можно разжиться сотней-другой воинов. Не исключалось, что
такой визит мог закончиться побоищем. Все зависело от обстоятельств: как его
примут, куда посадят, какой  кусок поднесут  -- или предложат, вместо мяса и
пива, понюхать лезвие секиры.
     Размышляя на сей счет и прислушиваясь к грохоту волн, упрямо таранивших
берег,  он  вспоминал  о  кормчем  Шуге, старом  псе, об Одноухом, десятнике
стрелков, о Харате, парусном мастере, мошеннике Броде, Кривом Козле, Стимо с
бычьим  загривком,  недоумке  Рикозе и прочих головорезах, ходивших с ним на
"Тигрице".  "Эх,  были б барахтанцы  тут,  не  пришлось  бы  сговариваться с
ванами, искать  у них людей! С  другой стороны, если б парни _были_,  к чему
тогда мстить Гор-Небсехту, этой склизкой гадине? -- думал Конан. -- Тогда бы
он о колдуне и слыхом не слыхивал, как и о Дайоме, владычице острова!"
     Но судьба судила иначе, и теперь, подбираясь к замку  Кро Ганбор, Конан
мечтал,  как  справит  тризну  по  своему  экипажу  --  причем  не  багряным
барахтанским  вином,  а  кровью! Вот  только воинов  у него  маловато:  один
каменный ублюдок и одна пуантенка...
     Ублюдок, конечно,  стоил сотни бойцов, но лучше  спихнуть его с утеса и
сговориться  с ванирами --  с каким-нибудь  вождем, готовым обокрасть родную
мать,  не то  что богатый  замок. Вождем у ванов  почитался  всякий, кто мог
снарядить  боевое  судно  и  два-три десятка воинов,  но  такой предводитель
Конану не подходил; для штурма Кро Ганбора требовался отряд побольше. Иногда
он сожалел, что пикты так неуступчивы  и упрямы. На худой  конец он мог  бы,
преодолев неприязнь,  повести их воинство на север --  вот только чем бы все
закончилось?  Пикты  сражались  каменным  оружием,  а  у  ванирской  дружины
Гор-Небсехта  наверняка  имелись  стальные  клинки и копья,  крепкие  медные
кольчуги да бронзовые рогатые шлемы.  "Нет, -- думал Конан,  -- против ванов
лучше  нанять  ванов,  если не имеешь под  рукой  кого  получше  --  скажем,
киммерийцев".
     План его был вполне реальным, ибо  смертельной вражды между  ванирами и
киммерийцами не было. Они то ссорились, то мирились; иногда вместе воевали с
асами,  иногда  ходили  в  набег на  Гиперборею,  а  временами  случалось  и
обратное:  киммерийцы и  асиры,  вступив в  союз, обрушивались  на Ванахейм.
Многое зависело от вождей,  от их междоусобиц и счетов друг с другом. Бывало
так,  что ван  ненавидел вана сильнее, чем  асира или  киммерийца,  и охотно
принимал помощь иноплеменников, чтобы пустить кровь сородичу. И потому Конан
полагал,  что  сможет  с  кем-нибудь  сговориться -- тем  более что  в  этих
северных краях  имя его пользовалось  известностью и даже почетом. Да, пикты
были бы  только помехой!  Если  бы он  заявился с ними  в ванирскую усадьбу,
могло  случиться  что   угодно...   Ваниры  любили  пиктов  не  больше,  чем
киммерийцы.
     * * *
     Ким откинулся в кресле и, хмурясь,  почесал  затылок. Не нравилось ему,
когда  куски романа  разбросаны там  и  тут, начало  на  одном компьютере, а
продолжение --  в  другом.  Непорядок!  Соединить  бы  надо,  на этом  самом
пентюхе, коли он тут задержался... Собственно, не задержался, а обосновался,
прочно и  надолго.  А  что?  Место  хорошее,  вид  на  Фонтанку приятный,  и
городская библиотека рядом,  опять же  районный  загс поблизости --  хочешь,
женись,  а  хочешь,   разводись...   Ну,  разводиться  можно  в   рубище,  а
бракосочетание  --   момент  торжественный,   костюм   необходим,  штиблеты,
галстук... А у него -- джинсы да рубаха, и та с чужого плеча...
     Он закрыл файл,  пошарил в столе, нашел ручку и листок бумаги, написал:
"Любезная моя  Дарья  Романовна! Честь  имею предложить Вам  руку,  сердце и
остальные мои  органы,  какими пожелаете владеть с этого  дня и до скончания
веков. В общем, вся моя душа и тело -- Ваши! Но тело нуждается  в облачении,
а зеркало  души -- то есть лицо -- необходимо брить и чистить в нужном месте
"Блендамедом". Поехал  в Озерки,  чтобы пополнить гардероб. Если  до трех не
обернусь,  не  беспокойся. Целую. Ким".  Подумав, он  добавил: "Солнышко! Ты
пахнешь розами и медом. Ты..."
     Ким закрыл  глаза, вдыхая ее запах, витавший в воздухе. Солнечный свет,
струившийся  в окна, трепетал под веками  мягким  огнем, будто  рыжие Дашины
волосы, а  в  голове рождались рифмованные строчки -- что-то о любви, губах,
подобных  алому  кораллу, чарующих очах и  спелых виноградных гроздьях,  что
прячутся  за шелком  платья.  Еще  о  лебединой шее, тонком  стане  и...  Он
вздохнул,  решительно поднялся и зашагал к  дверям, бормоча:  "Двигай, олух,
шевелись! Раньше уедешь, раньше приедешь!"
     Добравшись к себе на Президентский, Ким  набил рюкзак вещами, прихватил
роман с парой запасных  дискеток, выгреб из стола  последние рубли  вместе с
валютной  заначкой. Потом тщательно запер квартиру, спрятал ключ в секретное
место  и  поглядел  на  часы.  Двадцать  минут   второго...  пожалуй,  можно
прогуляться, а  по дороге и цветы купить... Какие любит Даша? Со временем он
это  выяснит, а нынче  что  уместней роз?..  Алых, пышных,  ярких, с  нежным
ароматом и лепестками,  как губы  любимой... целая охапка  из  миллиона алых
розочек...  Размышляя  об   этом,   Ким  приблизился  к  цветочному  ларьку,
исследовал  свою наличность и выяснил, что миллион ему не потянуть. Пришлось
ограничиться более скромным букетом.
     У входа в метро он  замер, обуреваемый какой-то смутной  мыслью,  потом
развернулся и прошагал пару кварталов Выборгского шоссе и торгового центра с
лавкой унитазов из Бразилии,  аптекой  "Пурген" и ДСО "Киммерия".  Мысль тем
временем созрела и оформилась; теперь он  знал, что  движется  сюда, гонимый
страхом и тревожным ощущением. Воспоминанием,  как впивались в его тело пули
-- там, в лесу, и  чувством беззащитности перед оружием, какого не было и не
могло  быть в хайборийских землях. Странно, но он не  думал  про пистолеты и
винтовки, автоматы и гранаты, как если бы забыл о них, вдруг превратившись в
Конана; он размышлял о  дротиках, метательных  ножах,  праще  и  томагавках.
Кувалда  хороша для рукопашной,  а с десяти шагов противника не пришибешь --
тут нужен  инструмент полегче, поострее... "Топорик? Может быть", -- подумал
Ким и просочился в магазин.
     Народу в нем было столько же, как в предыдущий раз, -- он сам да ветхий
продавец. Встретил он Кима, точно старого знакомого.
     -- Гутен таг! Ну, юноша, кувалда пригодилась? О, да вы с цветами! Какой
букет роскошный!
     -- Жениться  собрался, -- пояснил Кононов,  пропуская вопрос о  кувалде
мимо  ушей.  -- Вот,  присматриваюсь...  Может, попадется  что-то  нужное  в
хозяйстве.
     -- Не хотите наковальню?  Или тиски с  рычагом, чтоб  трубы гнуть?  Или
ключ разводной, пятидюймовый? Или...
     Но  Ким  обозревал  саперные   лопатки,  железные   колья  и  небольшие
туристские  топорики. Затем его повлекло к дискам для распиловочных станков;
он примерился к одному-другому, ощупал зубчики и острые края, уколол палец и
поднял задумчиво брови. Вот это штука -- ни дать ни взять японский  сюрикен!
Инструментальная сталь, заточена, как бритва, и на вес легка... Пожалуй, то,
что надо.
     -- Диски возьму для пилы. Такие, с крупными зубцами.
     -- Яволь! -- отозвался старец. -- Вам пару завернуть?
     -- Нет, двадцать штук. Сложите вон в ту сумочку из брезента.
     Продавец сдвинул на затылок кепку "Lily-boy" и поскреб розовую лысину.
     -- Жена, я понимаю... крепкая девушка, наверное, долго пилить... Лет за
сорок справитесь?
     -- Не угадали,  --  с важным видом  ответил Ким.  --  Жену не пилить, а
кормить приходится. В общем, лесопилку открываю.  Без лесопилки она  за меня
не пойдет.
     -- Бог  в помощь, -- сказал  продавец, складывая  диски  в  сумочку. --
Лесопилка -- это серьезно. Это вы будете мой постоянный клиент  со скидкой в
пять процентов. Ферштейн?
     -- Ферштейн, -- подтвердил Ким, рассчитался и  зашагал  к метро. Рюкзак
мерно  шлепал  по  пояснице,  диски  в  сумке  весело  побрякивали,  а  розы
перебивали  смрадный  запах,  которым  тянуло  с  забитого  машинами  шоссе.
Двигались они стремительно, и Трикси разворчался:
     "Эти  ваши экипажи...  грохот,  вонь  да гарь...  метан  не  любите,  а
углекислый газ  -- он что  же, лучше?.. или полезней для здоровья?.. Хоть бы
неслись помедленней, сканировать не успеваю!"
     -- Домов тебе мало? Люди живут в домах, а не в машинах.
     "Мы уже шли  этой  дорогой, и  здания я  просканировал.  Лучше  выбрать
другой путь, дворами или параллельной улицей".
     Ким замедлил шаги и помахал перед лицом букетом -- день был жаркий.
     -- Ну так выбирай! Или дворами, или улицей. Я не могу разорваться!
     "Я тоже".
     -- А, собственно, почему?  --  Кононов  совсем остановился. -- Ты у нас
инклинайзер! Умеешь расщеплять сознание.
     "Я объяснял уже, что в вашем мире мой метод не годится. Конечно, я могу
рассеять  свои  инклины,  но  мне  их  потом  не  собрать.  Ваша  ментальная
резистентность..."
     --  Да-да,  я  помню  -- из-за  нее  ты теряешь  связь с инклинами.  Но
по-моему...  --  Ким застыл, как  гончая при  виде  дичи.  --  По-моему,  --
повторил  он тише, -- твой метод нуждается в усовершенствовании. -- Ты  ведь
рассеиваешь инклины случайным образом, так?
     "В каком-то смысле. Обычно  я отправляю их в центры цивилизации по всей
планете,  а  уж кому достанется инклин, определяет случай.  Но  на Земле так
действовать нельзя. Я просто растеряю частицы своей сущности".
     -- Из-за того, что не можешь поддерживать связь на  большом расстоянии.
Предел, насколько я помню, метров сорок-пятьдесят. Я не ошибся?
     "Нет. С  этой дистанции я могу вступить в контакт с  инклином и извлечь
его из разума носителя". Ким с довольным видом усмехнулся:
     -- Значит,  возможна рассылка инклинов по  адресам. По  точным адресам,
конкретным людям, с которыми мы можем встретиться в любой  момент. Например,
моим коллегам, Жеке Киселеву, Леонсону, Дрю и прочей публике. Даже Халявину,
Нергальей  Заднице!  А кроме того, соседям  по дому,  продавцам,  официантам
"Конана" -- в общем, всем, кого я вижу регулярно.
     "А цель? -- полюбопытствовал Трикси. -- Какая в этом цель?"
     --  Если  инклины  будут  работать в  режиме  поиска, наши  возможности
расширятся. Каждый носитель где-то бродит, встречается с сотнями людей, даже
с  тысячами, и  мы проверим эти  толпы с помощью  инклинов. Конечно, если ты
настроишь их необходимым образом. Запрограммируешь, как стаю ищеек.
     "О!" -- произнес Трикси и замолк. Ким ждал, побрякивая дисками в сумке,
и постепенно  чувство  глубокого удовлетворения охватило его. Источник  этой
эмоции  был  внешним  --  ее  несла  ментальная волна,  и  в  ней  ощущались
благодарность и надежда. Можно сказать, даже энтузиазм.
     "Вот видишь,  я в тебе не  ошибся, -- заявил наконец  пришелец. -- Ты в
самом  деле человек  с воображением и  творческой потенцией. И  очень, очень
разумный в отличие от остальных представителей вашего вида! -- Сделав паузу,
Трикси признался: --  Я удивлен. Отличное решение, хотя оно не вписывается в
рамки наших методов. Инклин -- квазиразумная структура, и я могу его, как ты
сказал,  запрограммировать. Термин не совсем подходит,  но суть процесса  не
важна; пусть называется ориентацией на достижение определенной  цели. Только
выбирай   доверенных  людей,   надежных,   с   устойчивой   психикой.   Этот
сантехник..."
     --  Не надо о  печальном,  --  промолвил  Ким  и зашагал  к  метро.  На
эскалаторе он поднес букет к лицу, закрыл глаза и на  мгновение  представил,
будто касается Дашиных губ.
     * * *
Диалог восьмой
     -- Хорошо тут у  тебя,  Паша...  Сосны,  тишина, покой, забор  высокий,
ворота крепкие, благослови  их Аллах... Люблю! Опять же коньячок,  бассейн и
банька... Но ты же  меня не  за этим звал?  Не только за этим? Есть какие-то
проблемы?
     -- Есть, Анас Икрамович, есть... Хе-хе... Без проблем не проживешь!
     -- Конкуренты, э?
     -- Вроде того. Вот  у меня кабачок на Фонтанке,  хороший кабак, и место
торговое, прибыльное...  Оттягать  хотят!  Людей моих побили и погнали,  а я
ведь в заведение вложился! Хотя формально  не  мое, на Фукса регистрировали.
Ну, Фукс там ни при чем, другие крутят.
     -- Оттягать? Нехорошо! Аллах не любит, когда на чужое зарятся! Что ж ты
бойцов не пошлешь? Главного крутильщика  возьми, мне отдай. Увезем к брату в
Хасавюрт, в ямку посадим, поучим уважению.
     -- Не взять  мне главного, Анас  Икрамович. Большой  фокусник,  ниндзя!
Поймали было, хотели поучить, так он моих  уродов покалечил и слинял. Дальше
-- хуже...
     -- Это как?
     -- А так. Послал я за город пятерых... хмм... по личному делу отправил,
семейному... Не  вернулись!  Велел  поглядеть  -- тачку  пустую нашли, потом
следы... натоптано сильно, и кровь... Думаю, этот ниндзя расстарался. Может,
не один, с помощником...
     -- Тамбовский, что ли, отморозок? Вроде мир у нас с тамбовскими...
     -- Чей, не  знаю, а Гиря,  боец мой покойный,  говорил, что  тип --  из
писателей. Теперь романы пишет в моем заведении на Фонтанке, видели там его.
Кабак  зовется  "Конан",  так  он под  этого  Конана  работает,  таскается с
огромным  молотком.  Боятся  мои  люди,  Анас  Икрамович.  Помочь  бы  надо.
Профессионально.
     -- Писатель, э! Дело-то смешное, Паша. Мелкое!
     -- Пять трупов -- мелкое?
     -- Трупов  ты  не видел. Может, твои запили, подрались, вернутся  через
день, и ты их лично трупами сделаешь. Потом других  наймешь, серьезных, чтоб
этого Конана прищучили.
     -- Хе-хе... Не вижу смысла нанимать, Анас Икрамович. Я вам плачу,  вы и
разбирайтесь.
     Долгое молчание. Потом:
     --  Ты,  Паша,  так на  меня не смотри... глаз у тебя  нехороший, Паша,
такой глаз, что хочется ножиком ковырнуть...
     -- Аллах не простит, Анас Икрамович! Ну, так пошлете своих?
     -- П-пошлю. С-сегодня вечером устроит?
     -- Да. Только по-тихому,  без погрома. Чтоб мебель не  ломали, не  били
зеркала  и не пугали  посетителей. Спецы у вас хорошие, стратеги кагэбэшные,
пусть  придумают,  как  фокусника  взять  и  вырубить.   Хитростью  или  там
подначкой... Но не под локти на улице!
     -- А почему?
     -- Убьет и удерет.
     -- Убивать и мы умеем.
     -- Если успеете, нет возражений. Но аккуратно,  без  лишней стрельбы. И
вот еще что, Анас Икрамович...  Пусть  ваши отзвонят, что  все в порядке,  я
подскочу, загляну в кабак. Надо же -- хе-хе! -- принять и оплатить работу!
     -- Это без проблем. Отзвонятся. Ну, еще по одной, Паша!
     Мелодичный перезвон стаканов. Потом:
     -- А где хозяйка твоя, жена-красавица? Прячешь?
     --  Была бы здесь, чего  ее прятать? Укатила, Анас Икрамович, уехала на
отдых в теплые края. Греется сейчас на пляже в Акапулько.

Глава 9. Поединок
     Увы! Канули в вечность романтические турниры, где рыцари ломали  копья,
где  воины  сходились  грудь  о грудь,  испытывая  крепость  мышц,  мечей  и
панцирей, где дамы рукоплескали победителю, а звуки труб и голоса  герольдов
летели над зеленым полем и отдавались эхом среди высоких стен величественных
замков. Схватки нынешней эпохи происходят преимущественно в кабаках.
     Майкл Мэнсон "Мемуары
     Суждения по разным поводам"
     Москва, изд-во "ЭКС-Академия", 2052 г.
     -- Господин! Эй, господин!
     Конан обернулся.
     -- Там  человек! -- Голем  тыкал секирой в  сторону прибрежных скал. --
Прячется за камнями! Прикажешь достать?
     -- Я сам достану, серозадая обезьяна. Стой где стоишь!
     Киммериец  воткнул  копье  в землю и с  вытянутыми  руками направился к
черным  базальтовым утесам.  Их  склоны,  иссеченные  ветром,  были  покрыты
глубокими трещинами; одни из них походили на морщины, другие --  на шрамы от
затянувшихся ран,  а третьи  зияли,  подобно огромным  разрезам, проделанным
топором  гиганта.  Камни,  выбитые  из  скалистой   тверди,  валялись  внизу
беспорядочными грудами, и были среди них всякие -- от таких, что величиной с
барана,  до таких,  в  коих  можно было  бы выдолбить пещеру для  небольшого
племени троглодитов. Идрайн показывал как раз на одну из самых крупных глыб.
     Подойдя к ней ближе, Конан рявкнул:
     -- Эй, выходи! Не бойся! Сегодня я обещал Крону не трогать рыжих!
     -- Зато с меня Имир не брал никаких клятв, черный хорек! -- раздалось в
ответ, и из-за камня выступил огромный ванир. Его засаленные огненно-красные
лохмы  падали на  плечи,  борода казалась  бесформенным  шерстистым  клоком,
куртка была распахнута и обнажала  могучую,  заросшую рыжим волосом грудь, а
кулаки, тоже в  рыжей щетине, походили на два тяжелых молота. У пояса ванира
висел  топор,  а у  ног валялась  вязанка хвороста,  перетянутая  ремнем  из
китовой кожи.  --  Ну,  чего  ты  ищешь  на  моей земле,  хорек? --  рявкнул
рыжеволосый.  --  Клянусь  моржовой  задницей, здесь  никому  не разрешается
бродить без дозволения Хорстейна, сына Халлы! Особенно ворюге-киммерийцу!
     -- А дорого ли стоит твое дозволение? -- спросил Конан.
     -- Мешок  серебра! Вот такой!  --  Огромные  лапы ванира  раздвинулись,
потом  описали в воздухе круг.  Похоже,  речь  шла о  мешке размером с бычью
голову.
     Конан, хмыкнув, оглядел унылый  берег, торчавшие кое-где  ели да сосны,
бесплодный скалистый обрыв и уходившую к востоку тундру.
     -- Незавидные у  тебя  земли Хорстейн, сын  Халлы, -- сказал  он, --  и
красть  тут вору-киммерийцу нечего. Вдобавок,  не вижу я  на  скалах рун или
иных знаков, коими были бы  отмечены твои  права на владение землей. Сдается
мне, что ты, лживый пес, просто хочешь огр