Михаил Ахманов
   Кононов Варвар

     OCR: Sergius -- s_sergius@pisem.net



     Ахманов М.С.
     А95 Кононов Варвар: Фантастический роман. -- М.: Изд-во Эксмо, 2003. --
416 с. (Серия "Абсолютное оружие").
     ISBN 5-699-02427-1
     Если писатель начинает отождествлять себя со своим литературным героем,
это  может привести  к  самым  непредсказуемым  последствиям.  Ким  Кононов,
создатель  очередного  продолжения  знаменитой  саги  о  похождениях  Конана
Варвара, постепенно теряет  границу  между вымыслом  и реальностью,  начиная
смотреть  на окружающий мир глазами своего почти  тезки и совершая поступки,
вполне  достойные  неистового киммерийца.  А уж  когда  в  возбужденный мозг
писателя    вселяется    инопланетянин,   галактический   странник   Трикси,
предоставивший  Киму  в  обмен   на  "жилплощадь"  беспредельные  физические
возможности,    врагам    питерского     интеллигента    остается     только
посочувствовать...
     УДК 882
     ББК 84(2Рос-Рус)6-4
     © Ахманов М.С., 2003
     © ООО "Издательство "Эксмо". Оформление, 2003



     Содержание
     Глава 1. Крушение

















     Ахманов Михаил Сергеевич
Кононов Варвар

Глава 1. Крушение
     В  юности (ибо тридцать  лет  в  сравнении с моим нынешним возрастом --
юность)  я  зарабатывал на жизнь писанием романов о Конане. Я занимался этим
не  только   ради   денег;  теперь,  умудренный  годами,  я   понимаю,   что
сочинительство историй  о благородном варваре из Киммерии, о  злобных магах,
жутких  демонах,  очаровательных  принцессах  давало  выход  мечтательным  и
романтическим склонностям  моей  натуры.  Я  никогда  не сожалел  о времени,
потраченном на эту  работу, ибо,  помимо денег и удовольствия,  она принесла
мне бесценный  опыт  --  в конечном  счете  пробудила мой литературный дар и
сформировала меня  как  писателя.  Но главное,  чем  я  обязан  киммерийским
сказкам,  много  важнее  денег, удовольствия  и  даже  писательского  опыта;
главное  в том, что  в  эти годы я повстречался с будущей своей женой. Но не
только  с нею  -- было еще  одно знакомство,  невероятное и  фантастическое,
изменившее и жизнь мою, и мнение о человечестве, и взгляды на мир.

     Майкл Мэнсон "Мемуары.
     Суждения по разным поводам".
     Москва, изд-во "ЭКС-Академия", 2052 г.




     Творить  Ким  Кононов  предпочитал  ночью.  Во-первых,  день  --  время
суматошное,  нервное,  и  до  писания  романов  как-то   не  доходили  руки;
во-вторых, он вообще относился  к  совиной  породе с пиком активности  между
часом ночи и тремя. За этот срок он мог нашлепать  пять страниц, а днем лишь
потел  у компьютера да выжимал с натугой вымученные  фразы. Такая уж  у него
была   физиология,   что  все,  происходившее   в   светлый   период  суток,
воспринималось  как  помеха  --  топот соседей на  лестнице,  тоскливый  рык
канализации,  гул  нечасто проезжающих автомобилей и даже  шелест листьев за
окном. Ночами писалось куда быстрее, и потому Ким любил ночь. Покой, тишина,
темнота...
     Но в данный момент в  наличии были  только  две составляющие -- еще  не
кончился июнь, когда в Петербурге, по словам поэта, одна заря спешит догнать
другую. Зато Кононов мог растворить окно, сунуть в розетку фумигатор, убийцу
комаров, и отдаться  творчеству, вдыхая  ароматы  свежей  зелени и  влажной,
пропитанной летним  дождиком  земли. Ким  обитал в Озерках, на Президентском
бульваре,  на  самой северной городской черте;  по одну сторону узкой  улицы
стояли  дома, прихотливо изогнутые  буквами "П" и  "Г", а по другую  высился
лесок, который местные жители,  люди неизбалованные,  считали парком. Кимова
берлога  была на первом  этаже, окнами к  лесу, и от деревьев Кима  отделяли
только заросли  акации да шиповника, тротуар и двухполосная проезжая часть с
разбитым, а кое-где отсутствующим асфальтом.
     Знакомый,   но  такой   приятный  вид!   А   кроме  того,  полезный   и
вдохновляющий! Если  напрячь  воображение,  ближайшая  лужа могла  сойти  за
хайборийский океан, темная полоска леса -- за остров прекрасной  волшебницы,
а  ласковый июньский  дождик  -- за бурю в  этом  океане, несущую  пиратскую
галеру к черту на рога... Конан Варвар  цепляется за рулевое весло  вместе с
верным кормчим Шугой, всматривается в темноту, гадает: откуда буря?.. да еще
такая   сильная?..  И   неизвестно  варвару-киммерийцу,   что   бурю  наслал
злодей-чародей из северных земель, дабы  устрашить  красавицу-фею, что живет
на острове, и приневолить ее к сожительству.
     Вот  этого  мерзкого колдуна по  имени  Гор-Небсехт  Конан и устаканит!
Однако не сразу, а сотни через три страниц, проделав  долгий путь от острова
до колдовского замка Кро  Ганбор, а замок  будет  где-нибудь в Асгарде  либо
Ванахейме... Словом, в ледяной Лапландии!
     Начало было положено, и Ким, довольно хмыкнув, отвернулся от компьютера
и оглядел свой рабочий кабинет.  Главным предметом обстановки здесь являлись
книги, громоздившиеся на полках, на  телевизоре,  на иолу, в  старом кожаном
кресле и  плавно  переползавшие  на самодельный  стеллаж в коридоре. Штабель
книг около  кресла  был увенчан  телефоном,  на полках  тут  и  там  торчали
стаканчики  с  карандашами,  коробки  с  лентами  для   принтера,   дискеты,
пепельницы, стопки бумаги и прочий хлам, необходимый в писательском ремесле.
Беспорядок, но трудовой, активный...
     Снова хмыкнув, Ким почесал в затылке и,  закурив  сигарету, уставился в
темнеющие  на  экране строчки. Пару минут размышлял  над сценой  крушения, к
примеру, такой: галера налетит на риф  и треснет  пополам, матросов  смоет с
палубы, гребцов разметают  волны,  но Конан непременно доплывет до берега...
Оставить  еще  кого-нибудь  в  живых?  Скажем,  старого  верного  Шугу, чтоб
киммериец не скучал?..
     Немного  подумав,  Ким собрался  прикончить  всех  без  снисхождения  и
жалости, а заодно вселить в злодея-чародея бессмертного демона. Эта тварь --
Аррак  или  Демон  Изменчивости  --   будет   квартировать  под   черепом  у
Гор-Небсехта, словно  джинн  в бутылке,  добавляя  магу  чародейских  сил  и
злобности, а уйти ему  -- никак,  ибо до  самой смерти колдуна  связаны  они
магическим  заклятьем. Демон,  конечно, знает о сексуальных  домогательствах
партнера и поощряет их, так что Конану придется туго... А почему?  А потому:
вырвет он печень чародею, да как бы Аррак не перебрался в него самого!
     "Отличный сюжет!.." -- решил  Ким  и, с довольной  улыбкой поглядывая в
окно,  застучал по клавишам. Дождик  -- буря, лужа -- океан, лес -- цветущий
остров, а Конан -- вот он  Конан,  сидит у компьютера  и  сочиняет  мемуары!
Только прекрасной волшебницы нет...
     Через пару часов, примерно в три пятнадцать, он остановился и перечитал
первую главу.
     * * *
     -- Ну и шторм, капитан!  -- прокричал кривоногий кормчий-барахтанец. --
Ну  и  шторм!  Прах  и пепел! Клянусь ядовитой  слюной Нергала, такого я  не
встречал за тридцать лет, что плаваю по океану!
     --  Куда  нас  несет, Шуга?  --  Конан,  вцепившийся в  кормовое весло,
приподнял голову.  Он пытался высмотреть просвет  в  тучах, но его  не было;
наоборот, грозовые облака становились все темнее, в них  начали посверкивать
молнии, а ледяной полярный ветер разыгрался вовсю, вздымая волны выше палубы
"Тигрицы".
     -- Куда несет?  -- повторил кормчий  и сам же  ответил:  -- Прямиком на
Серые Равнины! Одно удивительно: я думал, дорога  к ним  начинается где-то в
Асгарде или в северных Гирканских горах, а нас отбросило к югу.
     --  Окочуриться  можно  в любом месте, -- заметил  Конан, чувствуя, как
вздрагивает  под  ногами  палуба  корабля. --  А чтобы  этого  не случилось,
вели-ка, парень, спустить паруса и срубить мачты. И, во имя Крома, гони всех
бездельников на гребную палубу! Пусть берутся за весла и не вопят у меня под
ухом о близкой смерти!
     -- Грести при такой волне? -- Шуга с сомнением пожал плечами.
     --  А  что нам еще остается,  старый пес? Ждать,  пока  морские  демоны
заглотают нас, прожуют и выплюнут кости на ветер?
     Кормчий хмыкнул и  отправился  выполнять приказание. Вскоре над палубой
прозвучал его хриплый рев:
     --  Паруса  долой, ублюдки!  Беритесь  за  топоры,  мачты  -- за  борт!
Шестьдесят  мерзавцев  --  на весла!  Остальным  --  привязаться  покрепче и
слушать  мою команду! Да пошевеливайтесь,  дохлые ослы! Кого смоет за  борт,
тот отправится прямиком на корм акулам!
     Конан пошире расставил ноги; рулевое весло прыгало  в его руках, словно
живое, и с каждым мгновением удерживать "Тигрицу"  на  курсе становилось все
трудней. Да  и  можно ли было  говорить  о  каком-то курсе, если даже  Шуга,
опытный морской  волк,  не знал, куда их несет?  Буря гнала корабль на юг, и
через сутки они  могли очутиться  где  угодно:  у побережья Черных Земель, в
открытом море или у скал легендарного Западного материка, куда не  добирался
никто из хайборийцев. Уже сейчас они плыли в неведомых водах, ибо, преследуя
день  назад  зингарского  "купца",  сильно  уклонились  к  западу.  "Купец",
удиравший  на всех парусах,  благополучно пошел  на дно, перевернувшись  при
первом  же сильном порыве урагана; "Тигрице", где часть парусов была вовремя
спущена, удалось остаться на плаву. Надолго ли?
     Застучали  топоры,  и Конану показалось, что лезвия  их  впиваются не в
основания  мачт, а  прямо в его сердце. Он любил  свой корабль  -- не только
потому, что судно было надежным и  быстроходным;  имелись и  еще причины для
крепкой привязанности. Эта  галера напоминала ему о другой "Тигрице", должно
быть, сгнившей  уже в  какой-нибудь  бухте  Черного Побережья  либо разбитой
волнами о камни.  И помнилось  еще  ему  о  хозяйке  того корабля, принявшей
смерть в мрачных джунглях, на берегах Зархебы, проклятой реки... Помнилось и
не забывалось, хотя прошло  с  тех  пор года три или четыре, а может,  и все
пять... Время  само по  себе  ничего не  значило для киммерийца;  он измерял
истекшие сроки  не  днями и месяцами, не солнцами и лунами,  а  событиями --
тысячами  локтей, пройденных  по  морю или по  суше, ограбленными кораблями,
захваченными богатствами,  смертями приятелей, соратников или врагов.  Но та
женщина, Белит,  хозяйка  прежней "Тигрицы",  была не просто соратником... И
потому он не мог до сих пор забыть о ней.
     Мачты  с грохотом  рухнули в кипящую воду,  снеся половину  фальшборта.
Внизу,  на  гребной палубе, раздавался  мерный  звон  гонга,  скрип весел  и
дружное  "Ух!"  гребцов; они старались изо  всех  сил, но широкие лопасти то
утопали  в набежавшей волне, то без толку бороздили воздух. Тем не менее ход
галеры стал  уверенней, и  теперь  она лучше слушалась руля.  Если  шторм не
сделается сильнее...
     Но  буря усиливалась с  каждым мгновением. Тучи, нависавшие над  морем,
опускались все  ниже и ниже, водяные холмы превращались  в горы, разделенные
провалами темных  пропастей; северный  ветер ярился и швырял в лицо  соленые
брызги,  играл кораблем,  словно  щепкой,  попавшей в  гибельный  водоворот.
Вдобавок -- невиданное дело в южных водах! -- пошел снег, забушевала метель,
и была  она не слабее, чем в Асгарде  или Ванахейме. Сразу резко похолодало;
ноги скользили по доскам, и два десятка моряков, еще остававшихся на палубе,
начали  вязать новые узлы.  Одни  сгрудились у  обломков  мачт,  другие -- у
трапа,  ведущего  на  кормовую надстройку,  третьи --  у распахнутого  люка.
Харат, парусный  мастер,  привязался к  носовому украшению,  что  изображало
тигрицу в прыжке, с разинутой пастью; у него было на редкость острое зрение,
и сейчас он, как раньше капитан, пытался разглядеть просвет в тучах.
     Шуга, кормчий, поднялся  к рулевому веслу и обхватил его обеими руками.
Но морские демоны были сильнее, чем два человека; весло по-прежнему прыгало,
вырывалось из скрюченных пальцев, норовило сбросить обоих рулевых за борт.
     --  Снял  бы  ты  сапоги, капитан, -- сказал  Шуга.  Сам  он уже  успел
разуться: босые ступни меньше скользили по палубе.
     -- К чему, приятель? Доски уже обледенели... А я хотел бы отправиться к
Нергалу в сапогах.
     -- Ха! Станет Нергал разглядывать, обут ты или бос!
     --  Не станет, верно. Но я  собираюсь пнуть его в зад,  а в  сапогах-то
пинок выйдет покрепче!
     Они оба захохотали, болтаясь, словно тряпичные куклы, на конце рулевого
весла. Потом Шуга пробурчал:
     -- Так он и подставит тебе свою  задницу!  Нергал,  знаешь ли,  шустрый
малый; недаром ему поручено надзирать за душами мертвых.
     -- Говорят,  он  обнюхивает  каждого,  кто  готовится ступить на  Серые
Равнины, --  вымолвил  Конан. -- Чтобы узнать,  много ли грехов у мертвеца и
каким запахом тот смердит... Вот тут-то я его и  пну! А не  выйдет, разрисую
проклятого ножом!
     Он похлопал по рукояти кинжала, торчавшего за поясом. Клинок был хорош:
обоюдоострый,  в  три  ладони  длиной,  в изукрашенных  самоцветами  ножнах.
Стигийская  добыча, взятая в крепости Файон  на берегу Стикса... Стигийцы же
--  известные чародеи;  быть  может,  и  этот  кинжал был заколдован?  Самая
подходящая штука, чтоб подколоть Нергала...
     -- Не  кликнуть ли подмогу? -- сказал кормчий. -- Это  весло отбило мне
все ребра. Пепел и прах! Оно вертится, как бедра аргосской шлюхи!
     -- Только они будут помягче, -- со знанием дела заметил Конан.
     Шуга, повернув голову, заорал:
     --  Эй, Патат, Стимо, Рикоза!  И ты, Рваная Ноздря! Сюда,  бездельники!
Поможете с веслом!
     Моряки  зашевелились,  кто-то  начал резать канат, но внезапно огромный
вал  вознес  "Тигрицу"  к  небесам, а  затем вверг в  сине-зеленую пропасть.
Корпус  затрещал,  жалобно  застонала  обшивка,  раздались испуганные  вопли
гребцов; несколько веревок лопнуло, и  два человека полетели за борт. Теперь
никто не рисковал распустить узлы.
     -- Клянусь  печенью  Крома,  --  произнес  киммериец, -- у  нас убытки,
кормчий. Кажется, Брода и Кривой Козел...
     -- Да будет их путь  на Серые  Равнины выстлан  туранскими коврами!  --
отозвался  Шуга.  --  Эй,  Патат, Стимо, Рикоза, Рваная Ноздря! Сидите,  где
сидите, парни! Не развязывайте веревок!
     -- Это правильно, -- одобрил Конан. -- Смоет ублюдков, не успеют и шага
ступить. Атак...
     "А так, -- подумалось ему, -- пойдем на  дно всей компанией, только без
Броды и Козла".
     Внезапный гнев охватил его; холодное  бешенство, ярость, злоба на  этот
мятущийся темный океан, уже пожравший двоих и разинувший пасть на корабль со
всем  остальным  экипажем. Но  жизни  этих людей,  всех  восьмидесяти  пяти,
принадлежали  только  ему, капитану!  Он,  он сам,  разыскивал лучших  среди
барахских  рыбаков  и мореходов,  обшаривал  кабаки Зингары,  Аргоса и Шема,
выбирал крепких  гребцов,  метких лучников,  матросов,  что  карабкались  по
мачтам быстрее обезьян, -- и каждый из них вдобавок лихо рубился на саблях и
топорах, метал копья и  стрелы  и с  одним абордажным  крюком  в  руках  мог
выпустить кровь трем стигийским латникам!
     А теперь, похоже, они все обречены...
     Кром! Если бы он мог  поразить эти  темные грозные воды пучками молний!
Если бы  мог разогнать тучи,  заткнуть  глотку ветру,  скрутить ему жилистую
шею! Если  бы он повелевал вулканами на дне морском и, пробудив  их, испарил
океан потоками огненной лавы!
     Но  боги отказали людям в таком могуществе, приберегли его для  себя...
Несомненно, они были правы; человек, даже не повелевая молниями и вулканами,
творил столько  пакостей и мерзостей, что  светлому Митре  и доброй Иштар не
хватало ночи и дня, чтобы  оплакать  убиенных и покарать грешников. Впрочем,
грешниками занимался  Нергал  со сворой  присных демонов, и было похоже, что
они уже готовились наложить на "Тигрицу" свои жуткие лапы.
     Ударил ветер, корабль вновь подбросило,  крышка люка сорвалась, исчезла
в пучине, а вместе с ней -- трое моряков.
     -- Кто? -- Конан скрипнул зубами.
     -- Стимо... Стимо и еще Касс и Ворон... Прах и пепел!
     -- Жаль Стимо... Он был сильным парнем.
     -- А Ворон попадал стрелой в кольцо с пятидесяти тагов... Касс, он...
     Волны  стадом  разъяренных быков ринулись на корму "Тигрицы", тараня ее
крутыми лбами; борт треснул  под их  напором, холодная вода хлынула  в трюм.
Корабль  заскрипел, застонал, словно  зверь,  получивший  смертельную  рану.
Вновь  послышались вопли гребцов -- запертые на нижней палубе, они не знали,
велик ли причиненный судну урон, но могли предполагать самое худшее.
     Киммериец  пробормотал  проклятие: "Тигрицу" завертело на гребне волны,
рукоятка  рулевого весла вырвалась из его  пальцев и ударила  Шугу в  грудь.
Кормчий бессильно обвис в веревочной петле, хрипя:
     --  Держи... держи  ее... иначе...  всем конец!  Против  волны... держи
против волны...  О, мои  ребра!  Прах и пепел...  якорь в глотку...  вонючая
кровь Нергал а... ослиное дерьмо...
     Он  принялся  ругаться,  но его  скрюченные  пальцы уже  легли рядом  с
широкими  ладонями  Конана.  Вздрогнув,  галера  свалилась  вниз,  в водяную
пропасть.  Снегопад прекратился,  но  жуткий  пронзительный  ветер гулял  по
палубе  судна, валил  его  с  боку  на бок, натягивал  канаты,  перетряхивая
вцепившихся в них людей, точно бусины живого ожерелья.
     -- Харат! --  крикнул Конан, и  сильный  голос его  перекрыл  завывание
урагана. -- Харат, Кром тебя раздери! Что ты видишь?
     -- ...иии -- еее -- гооо! --  донеслось с носа. -- Ниии -- чеее -- ооо!
Тууу -- чиии! Всююю -- дууу!
     -- Конец нам, -- буркнул  Шуга. Лицо  его посерело,  на ребрах  вздулся
огромный синяк, но рукоять весла кормчий держал твердо.
     --  Заткни  пасть! --  рявкнул киммериец. --  Не  достанутся наши шкуры
Нергалу!
     -- Это ты так говоришь. -- Кормчий через силу ухмыльнулся. -- Ты силен,
но Нергал сильнее... Отымет душу! Заявишься к нему призраком,  и сапоги твои
призрак, и кинжал... пинай и коли его, сколько влезет... он и  не почешется,
гадюка, только сунет в самое гнусное место в своей помойной яме...
     -- Боишься смерти, Шуга?
     -- А ты?
     Конан свирепо ощерился:
     -- Никто не живет вечно! Но за свою шкуру я спрошу хорошую цену!
     --  Спросить-то  можно,  вот  только  дадут  ли  ее...  --  Шуга  вдруг
закашлялся, захрипел и сплюнул на палубу  кровью. -- Здорово меня приложило,
-- пробормотал  он. -- Ребра  сломаны...  Ну, ничего,  в  Нергаловой  утробе
станут  как  новенькие...  --  Кормчий  с  усилием  вскинул голову, осмотрел
страшное гневное море  и небеса, где  меж громадами темных  облаков сверкали
молнии, потом  невесело скривился.  -- Не простая это буря, --  донеслось до
капитана, -- не простая, клянусь своими ребрами! Теми, что еще уцелели!
     -- Не простая? Кром, что ты болтаешь!
     -- Кто-то наслал ее на нас... Или на кого другого, а мы просто попались
на пути. Не бывает таких жутких штормов в середине весны! Не бывает!  И еще:
глянь,  как  бегут  тучи... Словно их  гонит кто-то...  Бегут,  вытягиваются
копьем... а мы -- на самом острие... мы или кто другой...
     "Тигрица" в очередной раз рухнула в пропасть. Несла судорожно забили по
воде,  помогая  судну  вскарабкаться  на   зыбкую  сине-зеленую   гору,   но
надвигавшиеся сзади  валы догнали корабль, нависли над  палубой, прокатились
по ней, смывая за борт моряков. Никто из них не успел даже вскрикнуть.
     "Сколько их осталось? --  подумал Конан.  -- У весел -- шестьдесят,  да
еще один,  отбивавший  в гонг ритм гребли...  А наверху -- Харат, оседлавший
деревянную тигрицу, четверо у передней мачты, двое -- у  задней... У люка --
никого... Значит, считая  с рулевыми,  уцелело  девять  человек,  а  полтора
десятка уже покоились  в  соленой  мокрой  постели.  Если  не больше; волны,
проломив борта, могли смыть людей и с гребной палубы".
     Шуга вдруг встрепенулся, завертел головой, забормотал:
     --  Прах и  пепел!  Волны...  иначе  шумят...  слышь,  капитан?