брови!  Щеки  Пал  Нилыча  вдруг  начали
багроветь, лоб пошел складками, а нижняя губа отвисла, будто бы в изумлении.
"Что он там углядел? - мелькнуло у  Скифа  в  голове.  -  Флаг  Объединенных
Наций? Или живого мамонта?"
   Темные пятна исчезли в красных песках, и Сарагоса опустил бинокль.
   - Две тысячи сто тридцать метров, - пробормотал он,  постучав  ногтем  по
нашлепке дальномера. - Не город, руины... развалины, хмм...
   Глаза у него были застывшие и какие-то растерянные,  что  поразило  Скифа
намного больше, чем все города, которые могли обнаружиться на Сархате. Найти
развалины города на древней  планете  -  дело  вполне  естественное,  а  вот
растерянность шефа относилась уже к явлениям запредельного порядка. Впрочем,
Сарагоса быстро пришел в себя; кровь отлила от  тугих  мясистых  щек,  брови
опустились на привычное место, нижняя губа захлопнулась, а взгляд посуровел.
   Джамаль  с  Сийей  тоже   заметили   эти   странные   перемены.   Девушка
вопросительно уставилась на Сар'Агоссу, а звездный странник, дернув  его  за
рукав, поинтересовался:
   - Ты что там увидел, Нилыч? Привидение? Или настоящий город?
   - Грмм... - шеф внушительно прочистил горло. -  Говорю  тебе,  не  город,
руины! Камни, стены, башни, шпили из металла - покривились, но  блестят  как
новенькие... Еще  -  деревья,  колонны,  дорога  и  мох  на  дороге!  Мох  с
цветочками! Розовыми, чтоб меня черти унесли!
   - Так ты, дорогой, от цветочков в прострацию впал?
   - Какую еще прострацию?! - рявкнул Сарагоса. -  Видел  я  эти  развалины,
видел, понимаешь? Раньше видел! Эти самые или похожие, дьявол их разберет!
   Скиф, пораженный, моргнул, а Джамаль еще крепче  уцепился  за  рукав  Пал
Нилыча.
   - Видел? Где ты их мог видеть, дорогой?
   - Где видел, там  видел.  А  теперь,  князь,  давай-ка  сделаем  так:  ты
помолчишь, а я подумаю.
   "И я тоже", - решил Скиф. Конечно, временами его шефу снились вещие  сны,
но город этот он, похоже, видел наяву. И,  разумеется,  не  в  телевизионном
клубе путешествий. Где? Ответ напрашивался сам собой.
   Яркая точка ползла по бесплотному  глобусу,  шар  мчался  на  юго-восток,
оранжевое солнце опускалось за линию красных песков, а на смену ему  вставал
над горизонтом край гигантской сферы. Ее поверхность блестела не ярче земной
Луны, однако этот космический феномен нельзя было назвать диском или  точкой
в небе; он сам являлся небом и, поднимаясь все выше и выше,  словно  сдвигал
розово-фиолетовый занавес, сменяя его серебристым. Здесь нет  ночи,  подумал
Скиф, любуясь этой картиной. И сумрака нет; есть  только  солнечный  день  и
день пасмурный.
   Их  аппарат  пересек  границу  света  и  тени  -  линию  терминатора,   и
серебристое  сияние  победно  воцарилось  в  небесах.  Теперь  ржаво-красная
пустыня выглядела багровой, как засохшая кровь, а лица  путников  -  белыми,
словно кровь эту" выцедили  из  их  собственных  жил  и  окрасили  ею  пески
Сархата. Блеск  огромной  чаши,  опрокинутой  над  пустыней,  был  ровным  и
лишенным мерцания, что свидетельствовало о прозрачности атмосферы,  но  Скиф
не мог различить каких-либо четких деталей в этом серебряном  зеркале.  Одни
его области светились будто  бы  поярче,  другие  как  бы  скрывали  тени  -
множество размытых теней, которые  могли  оказаться  чем  угодно.  Например,
океаном, по которому Земля могла бы  катиться  от  берега  до  берега  точно
бильярдный шар.
   - Мы были там? - Сийя коснулась руки Скифа и подняла глаза вверх.
   - Да, моя ласточка.
   - Страна вечного дня... - Сийя задумчиво сощурилась. - И потому  даже  из
этого мира она прогоняет ночь...
   "Нам было неплохо и при солнечном  свете",  -  подумал  Скиф,  сжимая  ее
тонкие пальцы.  Вероятно,  она  вспомнила  о  том  же;  взглянула  на  него,
улыбнулась, потом нахмурилась.
   - Я пела песни Безмолвным, но они не подали знака... Я спросила совета  у
Джаммалы, но он сказал жестокие слова... не свои слова, однако полные гнева,
как  рычание  разъяренных  пиргов...  И  теперь  разум   мой   в   смятении,
светловолосый... Там, - она снова подняла взгляд к серебряной небесной чаше,
- я видела чудо в красных одеждах... не  демона,  не  человека,  не  сену...
непонятно что... Но он верил в' Безмолвных и сотворил их знак!
   - Он был человеком, ожившим на время в плоти демона, - сказал Скиф. -  Он
сражался с демоном и умер как человек. Что  тебя  тревожит,  милая?  Помощь,
которую я ему оказал?
   Сийя помотала головой, разбросав по плечам пепельные пряди.
   - Нет! Этим я горжусь! Но, во имя Безмолвных,  выходит,  что  с  демонами
можно сражаться не только оружием? Не только мечом  и  копьем,  но  и  силой
души, как сражался тот, в красном? - Она  вскинула  глаза  на  Скифа,  и  он
заметил, что щеки девушки порозовели. - И тогда, если сила души велика, быть
может, удалось бы  отобрать  похищенное?  Снова  сделать  сену  людьми?  Или
сделать людьми ару-интанов?
   -  Быть  может,  -  согласился  Скиф,  все  еще  не  понимая  причины  ее
беспокойства.
   - Но если ты, Сар'Агосса и  Джаммала  найдете  здесь  огненный  талисман,
который уничтожит всех демонов разом, то украденные души погибнут  вместе  с
ними! И ни сену, ни ару-интаны никогда не превратятся в людей!
   "Милая моя, - подумал Скиф, - вот и стало ясно, что в тебе  от  воина,  а
что - от женщины... Твердость,  да...  и  сила,  и  отвага,  и  ненависть  к
врагу... Но под  ними,  как  под  стальной  кольчугой,  -  сострадание!  Ибо
женщина, даже взявшая  в  руки  меч  и  копье,  природы  своей  изменить  не
может..." Тут он вспомнил, что дионна Ксарин, рыжая  гадюка  из  шардисского
сна, тоже относится к слабому полу, и сделал уточнение: настоящая женщина, а
не стерва!
   Его женщина была настоящей. И она ждала ответа.
   - Мы ищем не талисман, милая, - сказал Скиф, - а то, что порождает  новых
демонов. Огненный талисман у Cap'Aгоссы уже есть... могущественный талисман,
сильнее того, что был у меня... Но даже  он  не  может  сжечь  всех  демонов
разом. Погибнут лишь рожденные недавно и не успевшие обзавестись душой.
   - А что будет с остальными?
   Однако!.. Скиф в растерянности потер висок. Его возлюбленная желала знать
все, и с полной определенностью. В этом она не отличалась от прочих  женщин,
и настоящих, и стервозных.
   - Ну, ласточка... Остальные, я думаю, состарятся и сдохнут, вот и все!
   - И те, кому ведом священный знак, умрут тоже?
   - Ни один знак не защищает от старости и смерти, - начал Скиф, но тут над
ухом его раздался голос звездного странника:
   - Кажется, добрались, генацвале!
   Он бросил взгляд вниз, затем  повернулся  к  глобусу,  тускло  мерцавшему
бурыми и желтыми цветами. Шар снижался; под ним, в  сотне  метров,  тянулось
что-то серое, иссеченное трещинами, а точка на  указателе  курса  дрожала  в
районе южного полюса.  Перелет,  можно  считать,  закончился,  но  тяготение
по-прежнему  оставалось   нулевым;   видимо,   работали   некие   механизмы,
изолировавшие кабину от гравитационного поля  планеты.  Воздух  внутри  шара
оставался прохладным и свежим, хотя Скиф не замечал ни малейшего  дуновения;
кондиционеры, как все  остальное  в  этом  космическом  аппарате,  трудились
бесшумно и с потрясающей эффективностью.
   Серая  трещиноватая  поверхность  вдруг  ринулась   к   нему,   качнулась
раз-другой  и  застыла.  Стенки  шара  слегка  затуманились,  теряя   полную
прозрачность, внизу, под ногами, сдвинулась створка люка,  и  ноздрей  Скифа
коснулись запахи  нагретых  камней,  песка,  пыли.  Но  веса  своего  он  не
чувствовал, и указатель курса все так же мерцал над розовой  линзой  пульта.
Значит, их аппарат был готов к старту.
   Сарагоса, очнувшись от глубокой задумчивости, буркнул: "Прибыли!" - затем
раскрыл кокон, оттолкнулся и ногами вперед проскочил в люк. Скиф  последовал
за ним; подошвы его сапог ударились о бугристый, изъеденный временем камень,
взметнув облачко серой пыли, и вес вернулся. Как  ему  показалось,  меньший,
чем на Земле, однако вполне ощутимый.
   Шар неподвижно висел над  головой,  отблескивая  серебром  в  серебристом
небесном свете. Из люка выскользнула Сийя,  за  ней  -  Джамаль;  его  плаза
горели от возбуждения.  Но  любоваться  тут  было  нечем:  серая  каменистая
равнина лежала от горизонта до горизонта, мрачная, безлюдная и безжизненная,
словно лунный ландшафт. Слабый ветер вздымал фонтанчики пыли, то выцарапывая
ее из многочисленных трещин, то  засыпая  их  вновь  серым  мертвым  прахом;
кое-где каменное покрытие вздыбилось, рваные плиты встали на ребро, а  ветры
намели у их подножий невысокие могильные холмики.
   "Кладбище, - подумал Скиф, - огромное кладбище, где нет даже призраков  и
истлевших костей. Лишь затхлая пыль былого, забытые  камни  да  безнадежное,
бесконечное ожидание..."
   Он представил, как выглядит эта равнина в солнечном свете, но веселей она
от этого не стала.
   - Похоже на бетон, - сказал Сарагоса, ковыряя камни носком башмака. -  Во
всяком случае, искусственное покрытие. В кегли они тут играли, э?
   - В кегли, - согласился Джамаль. - Во-от такими шарами!  -  Он  кивнул  в
сторону их полупрозрачного аппарата. -  Космодром  это,  Нилыч.  Везли  сюда
всякое добро и запускали в небеса. Может, десять тысяч лет назад, а может, и
миллион.
   Унылое место, решил Скиф; на старый город было бы  поглядеть  интереснее.
Эти руины промелькнули под шаром за пять минут, и с высоты он не  рассмотрел
их как следует, однако теперь, раздумывая над реакцией шефа,  он  припоминал
некую знакомую картину, уже виденную однажды. Она выглядела смутной и как бы
нерезкой в первом плане, где полагалось находиться самим развалинам, но  фон
был четким: фиолетовое небо и красные пески. Конечно, этот пейзаж являлся не
чем иным, как сном, навеянным стараниями Доктора, но Скиф точно помнил,  что
в  подобных  краях  ему  побывать  не  доводилось.  Он  посетил  Альбу,  мир
красноглазых храпарников, холодные горы  Ронтара  и  фэнтриэл,  называвшийся
Заросли; там, у излучины широкого потока, водились бесхвостые тигры, которых
они с Пал Нилычем отстреливали раза два или три. Ну и  еще,  разумеется,  он
совершал Погружения в Амм Хаммат и Фрир Шардис; всего пять миров, и нигде не
было красной пустыни, фиолетовых небес и древних руин. Однако  ландшафт  сей
казался знакомым, будто Скифу доводилось видеть его в недавнем  времени,  но
лишь мельком и вскользь.
   Он посмотрел на своих спутников. У Сийи  каменистая  равнина  не  вызвала
интереса, и она, запрокинув голову, разглядывала серебристый небесный  свод,
сиявший ярче сотни Зилуров. Джамаль, пощипывая бородку, озирал окрестности с
явным разочарованием, но Сарагоса, против ожиданий,  казался  довольным.  Он
несколько раз притопнул башмаками, будто заколачивая в почву гвозди,  выудил
из кармана трубку и с наслаждением закурил.
   - Ну, один факт мы установили, - раздался его звучный бас.  -  Здесь,  на
южном полюсе, космодром или что-то в этом роде. А что на северном, э?
   - Кухня твоя, Нилыч, - откликнулся Джамаль.
   - Вот именно! - На сей раз Сарагоса  вроде  бы  не  возражал,  что  кухню
приписали ему. Выпустив в небо пару дымных  стрел,  он  усмехнулся  и  опять
пробормотал: - Вот именно! Осталось только погрузиться в шарик да поглядеть,
что творится на севере. Часа за три-четыре доберемся, верно, князь?
   - Если не быстрее. Лошадка у нас резвая... Найти  бы  только  поводья  да
стремена...
   "Быстрей вылетим, быстрей долетим", - промелькнуло в  голове  Скифа.  Ему
казалось, что  здесь,  на  унылом  сером  кладбище,  разглядывать  абсолютно
нечего, и Пал Нилыч, похоже, придерживался такого  же  мнения.  Докурив,  он
выколотил трубку об один из древних камней  и  твердым  шагом  направился  к
люку, бросив по пути:
   - Ну, князь, не пора ль поискать эти самые  поводья  и  стремена?  Я  так
думаю, что ты не хуже дяди Коли разберешься... - Вспомнив о  дяде  Коле,  он
вдруг остановился, вытащил из кармана плоский блестящий  диск,  поглядел  на
него, хмыкнул и спрятал обратно. Затем сказал: - Полетим на северо-запад,  с
остановкой. Хочу я на эти развалины посмотреть.
   - Может, скажешь, где ты их видел  раньше?  -  забрав  бородку  в  кулак,
Джамаль уставился на Сарагосу.
   - Скажу, как не сказать... Доберемся до места, поглядим, что  к  чему,  и
скажу... От друга и союзника у нас секретов нет!
   Он подошел к люку, ухватился сильными пальцами о закраины и одним  рывком
подбросил тело вверх. Звездный странник нырнул следом; сквозь полупрозрачные
стенки Скиф видел, как две фигуры всплыли к развернутым полотнищам  коконов.
Он тронул Сийю за руку.
   - Пойдем, ласточка. Пора отправляться.
   - Твой мир не похож на этот? - спросила Сийя, шагая рядом с  ним.  Взгляд
ее скользнул по каменной серой равнине, за краем которой, невидимые  сейчас,
лежали пески.
   - Нет, милая. Полюс - вершина мира, и на наших  вершинах  лежат  снега  и
льды.
   - Снега и льды... - повторила она. - Как  в  горах  Мауль...  Никогда  не
видела льдов и снегов, только старшие сестры рассказывали...
   - Еще насмотришься.
   Обхватив ее тонкую талию обеими руками, Скиф  подтолкнул  девушку  вверх,
затем подпрыгнул сам и  очутился  в  шаре.  Кокон,  оживший  при  первом  же
прикосновении, вкрадчиво обвился вокруг него, узы тяготения опали; он  снова
парил в невесомости. Сарагоса, до половины  завернутый  в  гибкую  ткань,  с
головой, склоненной к плечу, сопел у Скифа над  ухом,  кося  глазами  то  на
зияющее отверстие под ногами, то на  звездного  странника,  висевшего  перед
мерцающей чечевицей пульта.  Вдруг  Джамаль,  словно  набравшись  решимости,
погрузил обе руки в это  розоватое  сияние,  и  люк  закрылся.  В  следующую
секунду аппарат дрогнул, пошел вверх, и стенки его сразу стали прозрачными -
будто хрустальное стекло, протертое влажной тряпкой от слоя пыли.
   - Вах, летим! - с гордостью произнес Джамаль.  -  Летим!  Выходит,  я  не
ошибся!
   - Раз не ошибся, правь на северо-запад, - напомнил Сарагоса.
   - Зачем, дорогой? Там сейчас ночь или поздний вечер.  Лучше  двинуться  к
востоку, навстречу заре!
   - Я же сказал, что хочу осмотреть город!
   - Здесь не один город, Нилыч. Погляди на глобусе: красное - пустыня, а  в
ней - темные точки. И точки у полюсов!
   Сарагоса поглядел, убедился, что точки существуют  в  самом  деле  и  что
светлая искорка, отмечавшая позицию шара,  ползет  к  одной  из  них.  Затем
спросил:
   - А что, раньше их не было?
   - Нет.  Появились,  когда  мы  стали  подниматься.  -  Джамаль  шевельнул
пальцами, немного выправляя курс, и, скрестив руки на груди,  усмехнулся.  -
Вах, вот и все, дорогой! Летим к городу, где сейчас утро! И будем там  минут
через сорок.
   - Можно мне? - Скиф кивнул  на  розовую  линзу.  Всяким  транспортом  ему
доводилось управлять, и слидером, и БМП, и танком на  воздушной  подушке,  и
даже десантными вертолетами  классов  "Скат"  и  "Гром",  так  что  в  своих
способностях он был уверен; если Джамаль смог, то и  у  него  получится.  Но
Сарагоса, покачав головой, буркнул:
   - Потом порезвишься, сержант. А сейчас летим туда, куда летим.
   "Потом так потом", - решил  Скиф  и  принялся  рассматривать  неторопливо
вращавшийся глобус. Его экваториальная часть была окрашена в желтый  цвет  и
казалась широким, небрежно намотанным кушаком, перехватившим чрево  планеты.
Красные области располагались в более высоких широтах; начиная  с  сороковой
параллели, тянулись к северу и югу, захватывая полюса - в точности  как  две
шапки, нахлобученные по  обе  стороны  от  желтой  ленты.  Кроме  желтого  и
красного, имелось еще  бурое,  и  Скиф,  приглядевшись,  уяснил,  что  видит
крохотное  трехмерное  изображение  гор.   И   не   просто   видит:   стоило
сосредоточить взгляд на каком-нибудь участке, как тот начинал  приближаться,
увеличиваться в размерах,  расти,  позволяя  разглядеть  местность  во  всех
подробностях и деталях.  Скифу  захотелось  повторить  этот  эксперимент  на
черных точках-городах, которых насчитывалось довольно много, примерно  сорок
или пятьдесят, но тут утреннее солнце брызнуло ему в глаза и  шар  пошел  на
снижение. Он уставился вниз, отметив, что новые развалины ничем особенным не
отличаются  от   прежних,   оставшихся   на   ночной   стороне:   такие   же
полуразрушенные стены, покосившиеся столбы, прямые  полоски  дорог,  кое-где
блеск металла или стекла.
   - Держи к окраине, князь, - раздался у него за спиной голос шефа. - Вон к
тем колоннам со шляпками... где ветер дорогу песком замел.
   "Дались ему эти колонны",  -  подумал  Скиф,  прикидывая,  что  в  городе
имеются объекты поинтереснее. Взять хотя бы ту башню, похожую на  Пизанскую,
наклонившуюся градусов на семьдесят, однако  нерухнувшую  и  почти  целую...
Башня стремительно  промелькнула  и  откатилась  назад,  однако  Скиф  успел
сообразить, что она повыше Пизанской раз в десять. Рядом  лежала  еще  одна,
полуразвалившаяся, похожая на обломки гигантской каменной цистерны. Вряд  ли
каменной, поправился Скиф; по виду материал похож, но камень не выдержал  бы
таких чудовищных нагрузок и испытания временем.
   Так же, как и на древнем космодроме,  аппарат  замер  в  двух  метрах  от
земли, корпус его потускнел, а люк раскрылся, приглашая к выходу. Скиф вылез
последним,  погрузившись  до  щиколоток  в  мелкий   ржавый   песок;   ветер
насвистывал ему погребальный реквием, кружил  у  коленей  красноватую  пыль,
осыпал комбинезон прахом минувших веков.
   Он огляделся.
   Метрах в семидесяти изломанным горным хребтом  высились  остатки  стен  с
треугольными и звездчатыми отверстиями, занесенные валами и холмиками песка;
кое-где  виднелись  перекошенные  ребристые  шпили  из  блестящего  металла,
какие-то решетчатые конструкции и спиральные пандусы, треснувшие  и  осевшие
на землю; меж ними серой  лентой  просвечивала  выложенная  плитами  дорога,
тянувшаяся от руин к самым ногам Скифа, и он видел, что по периметру  каждой
плиты бугрятся тугие валики мха  с  крохотными  розовыми  цветочками.  Вдоль
этого тракта, по обе его стороны, торчали невысокие колонны, не исчезавшие и
там,  где  мостовая  скрывалась  под  слоем  ржавого  песка.  Колонны  будто
маршировали ровной шеренгой в пустыню; каждая была Скифу по грудь  и  каждую
сверху прикрывала выпуклая крышка, превращая ее в некое подобие гриба.
   От  этого  города  веяло   неизмеримой   древностью.   Какое-то   чувство
подсказывало Скифу, что тут речь идет не о веках, не о  тысячелетиях,  а  об
иных сроках,  сравнимых  с  жизненным  циклом  звезд  или  самой  Галактики;
чудилось, что ветры времен миллионы лет играют и звенят среди этих руин,  то
засыпая их песком, то нежно сдувая  красноватую  пыль  с  камня  и  металла.
Древний город тем не менее не производил, подобно  заброшенному  космодрому,
впечатления могильника - быть может, потому, что над  ним  сияло  фиолетовое
небо и среди развалин тут и там высились деревья  с  плоскими,  похожими  на
продавленные зонты, кронами.
   На мгновение Скифу почудилось, что загадочный город встает  перед  ним  в
былом своем великолепии, тянется к фиолетовым небесам  сверкающими  остриями
шпилей, уходит вверх громадами километровых башен,  теснит  пустыню  стенами
домов, камнями улиц и  площадей.  Город  властно  ширился  и  рос,  закрывая
горизонт, но вдруг перед Скифом промелькнула иная картина: кабинет  Сарагосы
и фотография в его руках, а на ней - покойный Сингапур, Серж Никитин,  рядом
с колонной-грибом. Крышка на колонне откинута, а Сингапур  стоит,  горделиво
подбоченившись, на губах у него - чуть насмешливая улыбка, у пояса -  нож  и
пистолет, над плечом торчит вороненый ствол "шершня"...
   Затем Скиф будто в полусне  услышал  собственный  голос:  "Что  это,  Пал
Нилыч?" - и ответ Сарагосы:  "Фэнтриэл  Эгонда...  Некое  место,  с  которым
пожелал ознакомиться один наш клиент... человек с изрядной фантазией...  Там
нашлись любопытные штучк