поразительное! - в этом  мире  не
было неба! Лишь один раз, за прозрачной стеной, она увидела звезды  и  тьму,
напоминавшие ночные небеса Амм Хаммата, но не являлось ли  это  наваждением,
иллюзией, сотворенной силами зла?  Ведь  звезды  не  мерцали,  их  сочетания
казались незнакомыми, а луны, багровая Миа, серебристый  Зилур  и  крохотный
Ко, вовсе  исчезли!  Конечно,  она  понимала,  что  в  этих  далеких  краях,
лежавших, быть может, за безднами, преодоленными Небесным Вихрем по  пути  в
Амм Хаммат, небо должно быть иным - иные звезды, иные  луны,  иные  формы  и
цвета сиявших ночью облаков. Однако где же эта ночь? И где день?
   Но здесь не было ночи и не было дня - а значит, не было солнца и голубого
неба. Вместо неба простирались в вышине серые  своды,  свет  падал  неведомо
откуда, дыхание ветра не колыхало воздух, и не было в нем  никаких  запахов,
ни степных ароматов, ни смолистого духа  кедровых  лесов,  ни  даже  сладких
убийственных испарений падда, погружавших в дурные  сны.  И  потому  воздух,
хотя и был он прохладен и свеж, казался Сийе мертвым.
   Впрочем, чего еще ожидать в земле демонов? Было бы странно,  если  б  она
походила на настоящую землю, землю людей... Ни  Гайра  ар'Такаб,  ни  другие
мудрые женщины, Видящие Суть, Правящие или Искусные В Письменах,  ничего  не
знали о мире ару-интанов и не могли поведать  о  нем  Сийе,  Стерегущим  или
девушкам из других Башен. Ну так что же? Пусть она не  знала,  как  выглядит
этот мир, но догадывалась, что будет он не похож на все виденное прежде, ибо
демонам, разумеется, не нужна земля и все, что растет и живет на  ней.  Ведь
они питаются людскими душами, и теперь Сийя  воочию  убедилась,  что  это  -
истина.
   Да, они пожирали души и, словно в насмешку, принимали  облик  погубленных
ими людей! Об этом она догадалась еще на побережье, в куполе, когда  Скиф  и
Джаммала допрашивали тварь, пожравшую душу Зуу'Арборна, карлика из  западных
краев. А здесь, среди серых стен,  огромных  колодцев  и  гигантских  пещер,
перед  которыми  подземелья  ее  родного  города   казались   крохотными   и
ничтожными, она за малое время встретила столько демонов в людском  обличье,
что трупами их - если б Безмолвные покарали нечисть единым ударом!  -  можно
было бы выложить дорогу от Маульских гор до Внутреннего моря.
   Но Безмолвные никого не карали.  Паир-Са,  бог  воинов,  Владыка  Ярости,
обитающий на багровой луне, - другое дело;  он  мог  облачиться  в  броню  и
спуститься на землю, мог повести в бой отряды конных и пеших,  мог  обрушить
на демонов свой сверкающий меч, свой гнев, а  также  твердь  земную  и  воды
морские. Мог, но почему-то не делал этого; либо обижался,  что  народ  Башен
больше почитает Безмолвных, либо и меч его, и гнев, и твердь с  водами  были
бессильны против демонов.
   Безмолвные же, как  говорила  премудрая  Гайра,  не  воевали.  Они  могли
посоветовать, могли защитить и одарить Силой, могли помочь в мирных занятиях
- в таких, как обучение Белых Родичей, строительство башен и стен,  присмотр
за  плодородными  угодьями,  работа  с  металлом,  глиной  и  камнем  или  с
прозрачным стеклом, какое умели выплавлять Сестры Огня. Конечно,  Безмолвные
обладали великой мощью: глас их, неслышимый для людского уха, дробил прочные
камни, мысль облекала человеческую душу несокрушимой  броней,  храня  ее  от
посягательств демонов. Но все же они были богами созидания, не разрушения; и
священный куум,  трезубец  из  молний,  предназначался  не  для  уничтожения
врагов, а лишь для защиты от них.
   Это казалось Сийе странным. Разве Безмолвные не желали сокрушить демонов?
Стереть их с лица земли, развеять прахом и в том, и в этом мире - и в  любом
из миров, где они осмелились появиться?  Или  сокрушить  для  Безмолвных  не
означало уничтожить? Но всякой войне, в ее  понимании,  надлежало  кончаться
смертью; не покорением противника, не мирным договором, а гибелью  одной  из
сторон, то есть все-таки уничтожением.  Ибо  какой  же  мир  возможен  между
людьми и демонами, похищающими души? Конечно, никакой - и об  этом  толковал
Сар'Агосса, старший родич ее возлюбленного. И он, разумеется, был прав!
   Взгляд ее снова обратился к мужчинам. Все они  были  разными,  непохожими
друг  на  друга,  и  спали  по-разному.  Джаммала   -   ничком,   уткнувшись
черноволосой головой в скрещенные руки; он тихо посапывал, иногда вздрагивал
во сне и перебирал ногами, будто собирался куда-то бежать. Меч его и  кинжал
валялись вместе с боевым поясом около  бедра,  и  это  было  неправильным  -
оружие у воина должно быть всегда под рукой.
   Вот Скиф, ее светловолосый, все сделал как надо, как  старшие  сестры  из
Башни Стерегущих учили и ее саму. Он лежал на спине, согнув колени, и ладонь
его покоилась у пояса - там, куда он  сунул  свой  странный  маленький  лук,
испускавший фиолетовые молнии. Он мог вскочить в любое мгновение и  вступить
в бой, и дыхания его не было слышно - даже  во  сне  ни  звук,  ни  неловкое
движение его не выдавали. "Наверно,  -  подумала  Сийя,  -  его  тоже  учили
старшие сестры или братья - и учили хорошо! Ибо он был всегда настороже, как
положено воину".
   Сар'Агосса тоже когда-то был воином. Устроился он правильно, на спине,  и
свой метатель молний не выпустил из рук, однако храпел. Не так чтобы сильно,
но шагов с двадцати его бы расслышал всякий,  даже  юная  девчонка,  впервые
выехавшая в степной дозор стеречь  рубежи  от  шинкасов.  Тут,  конечно,  ни
степи, ни шинкасов не было, но недостатка врагов не замечалось;  тут  каждый
встреченный был врагом, и потому Сар'Агоссе стоило бы спать не так шумно.
   Взгляд Сийи скользнул по его хмурому лицу с густыми насупленными  бровями
и плотно сжатым ртом. Даже во сне можно было  угадать  в  Панилыче  человека
власти - пусть не такой высокой, какой располагали Дона ар'Такаб, хедайра, и
премудрая мать Гайра, но уж никак не меньшей, чем у Рирды  ап'Хенан,  Сестры
Меча, или Каризы, предводительницы восьмого турма...  Интересно,  почему  он
назвал ее, Сийю, альмандином?  И  что  это  значит  -  альмандин?  Слово  ей
понравилось; оно было красивым, протяжным, и слышался в  нем  то  ли  отзвук
стучавших о наковальню молотов, то ли перезвон колокольцев, какими  украшали
конскую сбрую во время праздников.
   "Алль-манн-динн", - медленно повторила она про себя и перевела  глаза  на
Скифа.
   Тут мысли о мире демонов, о Безмолвных Богах,  о  Джаммале  и  Сар'Агосса
разом выскочили у нее  из  головы.  Разумеется,  подумалось  Сийе,  она  все
сделала верно: пошла взглянуть на этот мир, на обитель ару-интанов, ибо воин
не должен упускать случая поближе познакомиться с  врагом.  Если  Безмолвные
дозволят вернуться, ей будет что рассказать! И  премудрой  матери  Гайре,  и
хедайре, и Нире од'Ваар, и Зелимме oc'Ta,  возглавлявшим  Башни  Искусных  В
Письменах и Танцующих Перед Престолами! Но не в одних рассказах дело; меч  и
кинжал при ней, и она еще успеет отправить в бездну не  одного  демона!  Как
тех двоих, в плащах и шлемах, сраженных ее клинком!
   На миг это знание - то, что демонов можно убить, -  показалось  ей  самым
важным;  ведь  если  Скиф  объяснит,  как  сделать  талисманы  с   огненными
духами-саламандрами, сестры из Башни Стерегущих выжгут все проклятые рощи на
морском берегу, перебьют демонов, а потом отправятся в Мауль и  к  Петляющей
реке, нагрянут к Внутреннему  морю,  переплывут  пролив,  разольются  конным
воинством  по  Джарайму  и  другим  странам  Запада  -   Хоту,   знаменитому
прозрачными тканями, богатой шерстью Кампаре, Сизаму, где  добывают  жемчуг,
плодородному Арталу... И везде  огонь  и  клинки  сестер  покарают  демонов!
Настигнут и их самих, и гнусных слуг, коих завели они себе в Амм Хаммате!  И
шинкасов, хиссапью кровь, и ордо, морских разбойников,  и  киндари'пак,  что
бесчинствуют на востоке, за синдорскими лесами, и миатов,  что,  по  слухам,
торгуют чернокожими сену из южных стран!
   Миражи  пылающих  рощ,  демоны  с  отрубленными  головами  и  слуги   их,
предатели, пронзенные стрелами  и  копьями,  растерзанные  Белыми  Родичами,
промелькнули перед Сийей ап'Хенан  и  погасли.  "Стоит  ли  обманываться?  -
сказала она себе. - Ты пошла не за знанием и тайнами  ару-интанов,  не  ради
мести демонам и даже не затем, чтобы очистить от них Амм  Хаммат,  весь  Амм
Хаммат, от Океана Восхода  до  Морей  Заката...  Ты  пошла  потому,  что  он
позвал!"
   Мысль эта была для нее странной и непривычной. И кому пришло бы в голову,
что ей, Сестре Копья, придется стеречь сны трех мужчин, один из которых - ее
избранник!
   Мужчин она знала и до него - маульца, с кудрями  цвета  меда,  и  кариза,
сухощавого и гибкого, из племени, что живет у Пролива.  Она  не  помнила  их
имен; в памяти так и осталось - маулец и кариз. Маульца привели ей сестры  -
давно, шесть весен назад, когда ей  впервые  позволили  выезжать  в  дозоры.
Таков был обычай; всякое незавершенное должно  завершиться,  девушка  должна
стать женщиной,  познать  любовь,  родить  дочерей,  ибо  бесплодное  дерево
полезно лишь своей тенью, а плодоносящее дороже во сто крат.
   Маулец ей нравился, и она провела с ним все время трех лун, однако  плода
не понесла. И старшие сестры увезли маульца вместе с другими юношами обратно
в горы. С каризом случилось иначе; его отбили у степняков, возвращавшихся из
набега к Проливу, он был изранен и измучен, но держался гордо, как  подобает
воину. Потом она узнала, что шинкасы сожгли и перебили  весь  его  род,  ибо
каризы в отличие от синдорцев и карликов-джараймов были не из тех людей, что
пугаются свиста стрел; среди сену каризов  почти  не  встречалось,  ибо  они
предпочитали смерть в  бою  позору  пленения.  Ей  захотелось  подбодрить  и
утешить этого человека, потерявшего все, кроме жизни и души. Она  провела  с
ним две ночи, а потом кариз стал просить ее отправиться  с  ним  к  Проливу,
основать новый род на пепелище и жить, как говорил он, в любви  и  согласии.
Он даже готов был остаться под городом на  скале,  как  поступали  некоторые
мужчины, лишь бы видеть ее, Сийю, - хотя бы в ночи, разрешенные  для  любви.
Но ей не нужна была его любовь, и кариз вернулся к себе в одиночестве.
   Вот все о маульце и каризе, и пусть воспоминания о них покроются  прахом,
думала Сийя. Ни один из них не стал ее избранником; ни того, ни  другого  не
назвала она своим мужчиной перед Безмолвными Богами, глядящими вниз на людей
с серебристого Зилура. Да и знала ли она любовь после  их  объятий?  Девушки
постарше говорили, что с избранником все не так - и поцелуи жарче, и объятия
крепче... Не так! Теперь она их понимала...
   Не многие из обитательниц Башен имели избранников - может быть,  одна  из
десяти. Избранники жили под городом на скале и трудились вместе  с  сену;  в
дозволенные же ночи встречались со своими возлюбленными. Были  среди  них  и
хорошие кузнецы, и мастера, собиравшие катапульты,  и  умельцы,  что  делали
большие луки, из которых бьют стоя, и малые, пригодные для стрельбы с  коня.
Были и воины; но ни одному хедайра не дозволяла сесть в седло  и  выехать  в
дозор. Сестры не нуждались в братьях - ибо,  как  говорили  мудрые  женщины,
братья всегда норовят встать впереди сестер. Так некогда и  случилось  -  за
Петляющей рекой,  в  синдорских  лесах,  на  древней  прародине.  Но  больше
случиться не должно! Ибо Безмолвные одарили Силой и мудростью женщин,  а  не
мужчин.
   И воины-избранники уходили; рано или поздно уходили, если  только  им  не
нравилось другое ремесло - скажем, не махать секирами да клинками, а  ковать
их.
   При этой мысли взгляд Сийи потемнел; ее избранник, конечно, не согласится
стать кузнецом... Или выдувать стеклянные сосуды,  вить  канаты  из  стеблей
гибкого самисса, плести циновки, выделывать шкуры, лепить горшки, ткать  или
прясть... Нет, не  согласится!  Разве  это  занятие  для  воина,  владеющего
огненными стрелами? Для бойца, которому нет  равных  в  сражении  на  мечах?
Правда, из лука он стреляет неважно... И будет ли время  научиться?  Или  он
тоже уйдет, вернется в свою землю, столь же далекую от города на скале,  как
мир ару-интанов, лежащий за темными безднами?
   Это было бы ужасно! И это означало бы смерть!  Девушкам,  расставшимся  с
избранниками, боги долгой жизни не сулили; почему-то они  гибли  первыми  во
всех стычках или умирали от ран, казалось бы, вовсе не смертельных и даже не
лишавших их красоты. Однако умирали...
   Смерти Сийя не боялась;  боялась  потерять  светловолосого.  Конечно,  ее
избранник - не обыкновенный человек; сама премудрая мать Гайра  назвала  его
сыном огня и железа, чистым душой, воителем, готовым сразиться с демонами...
с самими демонами, а не только  с  их  слугами...  И  она,  Гайра  ар'Такаб,
попросила Безмолвных  даровать  светловолосому  защиту...  Великая  честь  и
великий дар! Быть может, такому воину позволят остаться в городе и ездить  в
дозоры? Ведь позволила  же  ему  хедайра  -  ему  и  другу  его  Джаммале  -
отправиться в поход с турмом Рирды ап'Хенан! И  не  ошиблась  властительная:
падда сгорели, и в первый раз взглядам  сестер  Стерегущих  явилась  обитель
демонов... А ей, Сийе, повезло еще больше: узрела лики ару-интанов и омочила
свой меч в их крови!
   И если она вернется в город на скале со своим мужчиной... если Безмолвные
будут милостивы к ним...  если  Небесный  Вихрь  унесет  их  обратно  в  Амм
Хаммат... или откроется магическая зеленая дверь, и  они  вновь  окажутся  в
мире,  где  положено  жить  людям,  -  неужели  тогда   ее   избранник,   ее
возлюбленный, ее светловолосый, расстанется с ней? Уйдет со своими родичами,
с Джаммалой и Сар'Агоссой?
   Конечно, кровная связь - великая сила; родич  есть  родич,  и  о  нем  не
забудешь, как забывают о затерявшейся в травах стреле...  Однако  соединение
женщины  и  мужчины  освящено  Безмолвными!  Только   они   даруют   девушке
избранника, и никто не в силах расторгнуть  этот  союз  -  никто,  кроме  их
самих! К тому же она могла бы стать кровным родичем своего избранника  -  по
обряду, каким Дочери Паир-Са связывают людей и пиргов...
   Вспомнив об этом таинстве, Сийя приободрилась и начала напевать про себя,
не спуская глаз с возлюбленного:
   Белый Родич, защитник и друг,
   Владыка трав, повелитель гнева,
   Вспомни о крови, соединившей нас,
   Вспомни и говори со мной!
   Белый Родич с блестящими клыками,
   Пирг с алой пастью и гибким хвостом,
   Вспомни о крови, соединившей нас,
   И не оставь в беде!
   Белый Родич, взгляд твой - огонь,
   Дыханье - ветер, шерсть - пена,
   Зубы - кинжалы, когти - мечи...
   Белый родич, не покинь меня!
   Вспомни о крови, соединившей нас,
   Встань между мной и смертью!
   Допев до конца - разумеется, не вслух, так как от одного Панилыча хватало
шума, она призадумалась; Сийя размышляла о здещнем небе, в котором  не  было
лун, ни багровой Миа, ни серебристого Зилура, ни  маленького  Ко,  а  звезды
отгораживала прозрачная стена. Как же узнать без лун, что  время  любви  уже
наступило? Может, здесь, в этом мире  демонов,  нельзя  любить  вовсе?  Или,
наоборот, раз нет лун, то небеса не властны над сроками любви?
   Вторая мысль понравилась ей больше, и Сийя решила обсудить ее со Скифом.
   Глава 13
   СКИФ
   В пустом трюме они провели около десяти часов; всем надо было  выспаться,
и после Сийи на стражу встал Джамаль, а потом -  Сарагоса.  Последняя  вахта
досталась  Скифу,  и  он,  прохаживаясь  вдоль  серой  стены,   приседая   и
наклоняясь, чтобы размять затекшие мышцы, размышлял о том, что предпримет  в
ближайшее время Пал Нилыч.
   Разведка их, в  сущности,  была  закончена.  Они  многое  узнали;  вполне
достаточно, чтоб задать работу всем агентам  и  аналитикам  Системы.  Первые
могли бы поискать базы двеллеров на Земле; вторые - подумать  над  тем,  как
расправиться с ними и предотвратить вторжение. Скиф,  однако,  полагал,  что
Сарагоса не захочет вернуться. Пал Нилыча отличала крепкая хватка, и если уж
он вцепился в лакомый кусок, то, без сомнения, доест его  до  конца.  "Каким
только будет этот конец?" - думал Скиф.
   Голова у него была ясной, Харана молчал, а значит, никакие неприятности в
ближайшем будущем не угрожали. Этот вывод можно было  сделать  и  логическим
путем, не прибегая к помощи индейского божества; тут, в мире сархов, укрытые
плащами и шлемами сегани, они  находились  в  большей  безопасности,  чем  в
амм-хамматской степи. Тут их принимали за своих,  ибо  Воплотившиеся  высших
каст,  владыки  и  повелители  Сархата,  оставались,  видимо,   в   приятном
заблуждении, что в их серое царство не проникнет  никто  глухой  -  никто  и
никогда.
   Разумеется, имелись и нюансы. Предположим, думал Скиф, что Каратель-шшад,
заколотый Сийей, безвозвратно канул в Туман Разложения.  Но  оставались  еще
трупы в "родильном доме", а  также  искореженные  шестиножники,  закрывшаяся
зеленая дверь, что раньше вела в Амм Хаммат,  сожженная  роща  и  взорванный
купол. Как оринхо - Те, Кто Решает, - могли объяснить эти  события?  И  если
купол, рощу и дверь удалось  бы  списать  на  счет  свирепых  амм-хамматских
амазонок, всяких там Сестер Меча и Копья, то четыре  покойника  без  шлемов,
накидок, жезлов и ключей-браслетов, позаимствованных Джамалем, могли навести
на размышления. Если только Тех, Кто Решает, интересуют подобные мелочи.
   С другой стороны, что они могли сделать? Серый лабиринт, лежавший в толще
сферы, был таким огромным, а число зеленых  дверей  в  тайо,  позволявших  в
мгновение ока перемещаться из одной его части в другую, исчислялось, видимо,
миллионами...
   Об этих дверях и зашла речь, когда все путники проснулись и  расправились
с консервами, извлеченными из мешка Сарагосы.
   Джамаль утверждал, что врата круглой формы не попадались им нигде,  кроме
"родильного дома" и купола Посредника-тавала.  Вероятно,  они  вели  в  иные
миры, либо уже находившиеся под тайной властью сархов,  либо  колонизируемые
подобно Земле; и звездный странник не имел никаких гипотез насчет того,  как
их открывали и каким образом Бесформенные находили обитаемые планеты. Что же
касается квадратных врат, то они служили  в  качестве  местного  транспорта,
соединяя  самые  отдаленные  части   гигантской   сферы,   рабочие   модули,
транспортные корабли и бог ведает, что еще.  Во  всяком  случае,  миновав  в
своих недавних странствиях две или три сотни таких  дверей,  путники  всегда
оказывались в серых залах и коридорах, лежавших или в  толще  сферы,  или  в
дискообразных  рабочих  модулях;  лишь  однажды  врата  перенесли   их   под
прозрачный  купол-пузырь  на  внешней  поверхности  транспортного  цилиндра.
Оставалось непонятным, как выяснить, в какое место лабиринта  ведут  те  или
иные двери, ибо Джамаль не заметил ни надписей,  ни  знаков,  ни  устройств,
определявших точку финиша.
   Но с главными его выводами Скиф был согласен:  круглые  врата,  очевидно,
служили для дальних перемещений, квадратные -  для  путешествий  в  пределах
сферы. Но были еще и двери  шестиугольной  формы!  Такие  встретились  всего
дважды - на пересадочной станции и в шахте, где всплывали шевелящиеся  живые
мешки.
   Куда можно было попасть с их помощью?
   Джамаль считал, что эти двери ведут в какое-то иное место, не в надоевший
серый лабиринт и не к охотничьим угодьям сархов, разбросанным неведомо где в
галактических просторах. Разумеется, насчет иного  места  существовали  лишь
две логичные гипотезы: либо  то  была  материнская  планета,  темная  точка,
кружившаяся  вокруг  алого  светила,  либо   поверхность   сферы.   Конечно,
внутренняя, ибо с внешней царили холод и мрак космического пространства.
   Сарагоса счел эти предположения вполне разумными и вознамерился проверить
их. Но не сразу; перед тем, как отправиться на поиски шестиугольных врат, он
устроил нечто вроде военного совета. Сам шеф сидел на мешке,  как  в  первый
раз, спиной к пустому трюму; С