отличие  от  сотрудника  ФРС
Чардецкого,  предпочитавшего  строгий  костюм-тройку  и  длинный  плащ;  что
касается Мозеля, то Август Рихардович был любителем пушистых  свитеров  "под
горлышко"  или   пуловеров   с   вырезом,   позволявших   продемонстрировать
белоснежный воротничок и  темный  галстук.  Ивахнов  же  одевался  так,  как
подобало  преуспевающему  бизнесмену:  мягкая  кожаная  куртка,   однотонная
сорочка, габардиновые брюки. У каждого был  свой  вкус,  свои  манеры,  свой
стиль поведения; каждого окружали люди, знакомые, приятели, коллеги, платные
осведомители, и куратор мог прозакладывать голову, что ни  один  из  них  не
ведал о  прочих  ипостасях  коллекционера  Мозеля  или,  скажем,  журналиста
Синельникова. Таковы были правила игры, которую он вел уже больше трех  лет,
с тех пор как попал в Систему и возвратился домой из Штатов; в игре же  этой
всякий эпизод, любое начинание требовали своего персонажа,  подходящего  для
определенной роли. Иногда он казался себе самому неким многоглавым  драконом
с неимоверно длинными шеями, позволявшими высовывать нос, глаз  или  ухо  то
тут, то там, прислушиваться, приглядываться, принюхиваться...  Но  все,  что
ему удавалось узнать  в  каждом  из  своих  обличий,  поступало  туда,  куда
положено, - в мозговой центр, к куратору  группы  С,  регионального  филиала
Системы. И сейчас именно куратор, а не журналист, не бизнесмен, не отставной
офицер,   собирался   поразмыслить   над   происшествием,   случившимся    с
Синельниковым Петром Ильичом, любителем светлых пиджаков и ярких рубашек.
   Тут было несколько вопросов, нуждавшихся в ответах. Во-первых,  какая  из
его статей вызвала столь острую реакцию,  столь  быстрый  и  недвусмысленный
отклик, причем двойной - и словом, и делом? Во-вторых, кто откликнулся?  Кто
скрывался под маской Вышних  Сил  и  Сфер,  если  использовать  терминологию
Монаха? Кто пожелал запугать  журналиста  Синельникова,  писавшего  на  темы
вполне безобидные, не связанные ни с мафией, ни с биржевыми спекуляциями, ни
с коррупцией властей предержащих? В-третьих, что с ним  собирались  сделать?
Оглушить,  избив  потом  до  полусмерти?  Похитить  и  уволочь  куда-то  для
заключения некоей сделки? Оба эти предположения казались  куратору  довольно
примитивными. Деловые люди, чьи интересы он мог по неведению ущемить, так не
поступают. Тут разработана целая  процедура,  принятая  и  в  России,  и  на
Западе, и на Востоке: звонок с предупреждением, второй звонок,  превентивная
акция - скажем, угон автомобиля, и только затем силовое  воздействие.  И  уж
послали бы опытных  боевиков,  а  не  трех  неуклюжих  зомби  с  дьявольской
кондитерской фабрики!
   Наконец, существовал  и  четвертый  вопрос,  не  менее  важный,  чем  все
остальные: почему  взялись  за  Синельникова,  а  не  за  Догала?  Формально
"Пентаграмму" возглавлял Марк Догал, и именно он нес ответственность за  все
материалы агентства. Хотя Синельников был старшим из компаньонов, имя его  в
этом качестве не фигурировало даже в уставных документах; он числился  одним
из рядовых сотрудников "Пентаграммы", и лишь  Догал  знал,  с  кем  положено
делиться   прибылями   и   кому   направлять   приходившую    в    агентство
корреспонденцию. Куратор не сомневался, что в финансовых делах  его  партнер
чист  как  стеклышко,  что  показывали  негласные  проверки   осведомителей,
присматривавших и за Догалом, и за "слухачами",  и  за  прочей  экзотической
публикой.  Агентство  Догала   работало   с   многочисленными   газетами   и
еженедельниками вроде "Тайн магии", "Парапсихолога", "Чертова ока", исправно
поставляя им материалы и принося неплохой доход. Сам же Догал  был  отличным
организатором и журналистом-профессионалом,  умевшим  и  писать,  и  оценить
написанное, и продать оные писания с максимальной выгодой. Кроме  того,  три
года назад, еще до создания "Пентаграммы", его тщательно  проверили,  выбрав
из семи или восьми подходящих кандидатов. И до сих пор куратор считал, что с
Марком Догалом он не ошибся.
   Однако три года - большой срок, подумалось ему, но мысль эта была тут  же
отложена про запас. В составленном им списке Догал шел четвертым  номером  -
значит, и разбираться с  директором  "Пентаграммы"  полагалось  в  последнюю
очередь. Первое и главное - статья!
   Поразмыслив, он решил остановиться на "Осеннем  лесе"  -  все  прочие  из
последних материалов казались совсем уж безобидными.  Лес,  упоминавшийся  в
публикации, являлся аллегорией, почерпнутой не то  у  Честертона,  не  то  у
Конан Доила: место, где легко спрятать лист среди множества других таких же.
Но речь шла именно  об  осеннем  лесе,  где  землю  устилают  груды  увядших
листьев; кто может догадаться, какой из них сорван осенними ветрами, а какой
- руками человека? Пли нечеловека...
   Эта статья была подготовлена в рамках  все  той  же  операции  "Blank"  -
полномасштабного  расследования,   проводившегося   всеми   континентальными
кольцами Системы. Куратор всегда обозначал его английским термином,  ибо  на
русском под "бланком" понимался лишь чистый формуляр некоего  документа.  На
самом же деле смысл слова был совсем иным - "пустой",  "бессмысленный",  что
полностью отвечало целям  операции,  касавшейся  весьма  значительной  части
человечества - той, что принято называть  "дном":  алкоголики  и  наркоманы;
бродяги, лишенные пристанища  и  средств;  люмпены,  задавленные  монотонным
бессмысленным трудом; фанатики - с мозгами, замкнутыми на  одну-единственную
идею, обожествлявшие любимого певца, великого вождя или нового  религиозного
пророка; гангстеры, покорные "шестерки", у коих волосы на лбу росли от самых
бровей... Все они были увядшей листвой на древе человеческом, все отличались
потрясающей    узостью    интересов,    полной    социальной    инертностью,
неконтактностью  -   за   исключением   малого   круга   "своих".   Пустота,
бессмысленность существования,  порожденная  в  бедных  странах  нищетой,  в
богатых - дразнящей недоступностью мирских соблазнов... Но только ли этим?
   В статье Синельникова отмечалось, что  "увядшие  листья"  -  превосходный
фон, способный скрыть, замаскировать следы  чужого  вмешательства.  Конечно,
люди  с  "пустым  взглядом"  по  большей  части  были  жертвами   спиртного,
наркотиков  и  жизненных  обстоятельств,  но  не  таились  ли  среди  них  и
нежеланные свидетели? Те, кому повезло - или  не  повезло  -  столкнуться  с
чем-то странным, кто был наказан  за  свое  любопытство?  Или  же  те,  кого
намеренно превратили в слуг, в рабов, в "пятую колонну", в зомби?
   В зомби...
   Куратор сдвинул густые брови,  напоминавшие  мохнатых  гусениц.  Пожалуй,
этот темный след на пиджаке можно считать ответом...  откликом  на  "Осенний
лес" и причудливые гипотезы журналиста Синельникова... Но  кто  откликнулся?
Определенных предположений на сей счет у него  не  было,  как  и  ответа  на
вопрос, что же все-таки хотели сотворить с Петром  Ильичом?  Не  исключалась
самая тривиальная ситуация - скажем, наезд  наркомафии,  ибо  Синельников  в
своей статье связывал Их с проблемой  распространения  наркотиков.  В  самом
деле, если Им что-то нужно на Земле и, если Им мешает  земное  человечество,
то к чему швыряться бомбами и вконец губить экологию, уже  балансирующую  на
лезвии бритвы? Проще озаботиться  каким-нибудь  галлюциногеном,  который  за
пару столетий всех сведет с ума.. Вполне логичный вывод, э? "И если  так,  -
писал Синельников, - то почему бы не использовать готовые  каналы  -  земные
каналы, по которым новое зелье легко довести до всех желающих?"
   Тоже логичный вывод! И весьма обидный для боссов наркомафии!  Гипотеза  о
том, что их "пасут" чужаки, могла кое-кому  показаться  оскорбительной.  Или
опасной - предположим, в деловом отношении...
   Но почему же тогда не позвонили? В конце концов, устрашенный  Синельников
мог написать другую статью,  в  которой  все  вышесказанное  объявлялось  бы
бредом сумасшедшего или первоапрельским розыгрышем.
   Однако ж не позвонили... Или позвонили? Прямо Догалу, в "Пентаграмму"?  А
тот решил не предупреждать... Вот только с чего бы?
   Куратор стиснул ладонями виски. Снова ему казалось, что он месит кулаками
туман, пытается разглядеть призраков, бродящих  во  мгле,  ловит  в  облаках
смутные тени,  неясные  отблески  потусторонних  миров.  Очевидно,  подобные
ощущения испытывал не он один, так как на жаргоне Системы И х, эти  отблески
и тени, прозвали "dwellers in the mist" - обитателями тумана. Именно тумана,
а не тьмы, ибо темноту изгоняет свет, но даже он бессилен, когда все  вокруг
затянуто белесой непроницаемой дымкой...
   Надо звонить Догалу, подумал  куратор,  бросив  взгляд  на  часы.  Четыре
тридцать  семь,  третья  стража,  предрассветное  время...  Догал  наверняка
спит... Ну ничего, проснется!
   Он решительно потянулся к телефону и набрал номер. Пару  минут  слышались
долгие гудки и маленький  экранчик  над  дславиатурной  панелью  был  темен;
внезапно он вспыхнул, явив круглую физиономию Догала. Против  ожиданий,  тот
не выглядел заспанным, скорее наоборот: темные  глаза  лихорадочно  блестят,
темные  волнистые  волосы  спадают  на  лоб  мягкой  волной,  темные   усики
топорщатся над сочными яркими губами. "Не с женщиной ли он?" -  мелькнуло  у
куратора в голове. Это было бы совсем некстати...
   - Ты один?
   Полные губы Догала недоуменно дрогнули.
   - Само собой. А ты что же, решил проверить?
   - Нет. Имею пару вопросов... только не для чужих ушей.
   - Пару вопросов? Какого черта!.. Ты не мог подождать с  ними  часиков  до
девяти?
   - Значит, не мог. Да и ту вроде бы не спишь, э?
   - Верно, не сплю. Работаю. - Голова Догала  сместилась  влево,  и  теперь
куратор видел стол, заваленный бумагами. - Хотелось бы к утру закончить одну
статейку, - произнес его партнер, поглядывая на свои  рукописи,  -  так  что
давай к делу, Петр Ильич. Что там у тебя стряслось?
   - Сначала  я  буду  спрашивать,  а  ты  отвечать.  -  Куратор  пристально
всматривался в маленький экран. - Скажи-ка мне,  Марк,  не  звонила  ли  нам
какая-нибудь гнида? С серьезными претензиями, я имею в виду? Мол, не  о  том
вы, ребята, пишете, не там печатаете и вообще ваше агентство  пора  взять  к
ногтю. Соображаешь?
   Что-то промелькнуло в глазах у Догала. Или только показалось?
   Голос его, однако, был ровным.
   - С чего бы нас - да к ногтю? Платим кому положено, в политику не  лезем,
компромат на генералов и президента не собираем, бандитов  не  трогаем.  Сам
подумай, кому мы нужны со своими зелеными человечками да байками о йети?
   -  Значит,  никаких  неприятных  звонков,  ни   угроз,   ни   писем,   ни
предупреждений?
   - Нет. Ни сном ни духом, Петр Ильич!
   Похоже, говорит правду, отметил куратор. Не  звонили  и  не  писали,  это
точно, не станет Догал врать... И резона втихую избавиться от Синельникова у
него нет. Три года Синельников помогал, чем  мог,  а  в  дела  агентства  не
мешался... не лез, так сказать, в конторские книги...
   Догал  вновь  заговорил,  и  теперь  лицо  его,  плававшее  на  крохотном
экранчике, казалось встревоженным.
   - Слушай, Петр Ильич, говори, что случилось, или кончай морочить  голову.
Меня работа ждет.
   -  Подождет.  Можешь  вообще  ее  спустить  в  унитаз  и  заняться  новой
статейкой. Весьма, весьма любопытной! Сенсация, можно  сказать.  Материал  я
тебе предоставлю.
   - Это о чем же?
   - О нападении команды  двеллеров  на  журналиста  Синельникова,  спецкора
агентства "Пентаграмма". Брови у Догала полезли вверх.
   - Ты серьезно?
   - Вполне.
   - Не пил?
   - Ни капли.
   - Не разыгрываешь?
   - Какие уж тут розыгрыши! - Куратор, скривившись, потер плечо.
   - Ну и дела!.. - Веки его  собеседника  опустились,  словно  Догал  хотел
скрыть лихорадочный блеск зрачков. - И когда же это произошло?
   -  Часа  полтора  назад,  рядом  с  моим  подъездом.  Трое  пришельцев  с
бластерами и оловянными пуговицами вместо глаз. Не то живые, не  то  роботы,
Бог их знает... Поверишь ли, едва отбился...
   На губах Догала заиграла ироническая улыбка.
   - Смеешься, Петр Ильич! Ну-ка говори, что тут  правда,  а  что  сказка  с
намеками?
   - То, что отбился, - правда. Одного покалечил... здорово покалечил, Марк,
почти до смерти, но он молчал, только ребра трещали. И правда то,  что  было
их  трое.  Очень  странные  типы...  Без  бластеров,  разумеется,   зато   с
разрядниками... или  с  чем-то  похожим  на  разрядники...  Только  у  наших
милицейских короткие палки с набалдашником, а у этих  зомби  были  хлысты...
или стеки, дьявол их разберет!
   Внезапно черты Догала на экране дрогнули и  расплылись,  лицо  вытянулось
вширь, превратившись в белую полоску, которая тут же свернулась в  крохотное
яркое пятнышко и исчезла. Куратор прикусил губу; в  самый  последний  момент
ему почудилось, что в  глазах  партнера  мелькнул  ужас.  Неприкрытый  ужас,
превративший его усатую  пухлощекую  физиономию  в  маску  приговоренного  к
смерти, узревшего топор палача. Впрочем, это могло оказаться лишь иллюзией.
   - Извини, Петр Ильич... - Голос Догала тоже звучал странно, словно бы  он
никак не мог отдышаться. - Мой  "ви-ти"  что-то  забарахлил...  Так  что  ты
говоришь? Зомби с хлыстами? А почему, собственно, зомби?
   - Сказано тебе, глаза оловянные, - буркнул куратор. -  Атак  бандиты  как
бандиты. И рожи бандитские, и замашки... Говорили, что, мол, пишем много. Не
догадываешься, к' какой из наших сказок намек?
   - Пожалуй, нет, - протянул Догал с какой-то неуверенностью  в  голосе.  -
Подумать надо, Петр Ильич... Загадочная история... Не экстрасенсы ли к  тебе
ту команду подослали? Ты, часом, в своих писаниях никого не задел?  Ну,  что
он жулик да паразит, жиреющий на хворях и бедах народных? Не было такого?
   - Не было, - произнес куратор. - Я экстрасенсов уважаю, Марк. Сам  только
у них и лечусь.
   - Ха, лечишься! Не  помню,  когда  ты  болел...  -  Потом,  осторожно:  -
Заявлять будешь?
   Сдвинув брови, куратор покосился на темный экран своего "ви-ти".  Чего-то
Марк не договаривает... о чем-то другом хотелось ему спросить...  И  аппарат
испортился так не вовремя... Или в самый нужный момент?
   Жаль, подумал он,  что  в  мире  нет  настоящих  телепатов;  хотелось  бы
послушать, что творится сейчас у Догала в голове.
   - Никаких заявлений. - Голос его, как всегда, звучал спокойно. -  Никаких
заявлений, Марк. Расскажи я эту  историю  в  подробностях,  меня  примут  за
сумасшедшего. И потом, я же прикончил одного из этих типов... вернее, думаю,
что прикончил. Человеку с раздавленной грудной клеткой выжить трудновато.
   - Человеку - трудновато, - согласился Догал, затем после  недолгой  паузы
произнес: - А эти подробности... они что же, такие интригующие?
   - Весьма.
   Трубка донесла тяжелый вздох. Похоже, Догал волновался.
   - Ты в самом деле заметил что-нибудь  необычное?  Кроме  этих  хлыстов  и
оловянных глаз? Ну, в их поведении, в словах? Может быть, запах?..
   Он резко оборвал фразу.
   Запах, подумал куратор, массируя плечо. Случайно это вылетело у Марка или
партнер Синельникова о чем-то знает? О  чем-то  хочет  узнать?  Например,  о
запахе...
   Подождем, решил он, подождем, проверим, посмотрим. Пусть Догал спрашивает
- вопросы иногда говорят  больше  ответов.  А  сейчас  пора  закругляться  с
разговорами: бетламин бетламином, но пара часов сна  не  помешает,  особенно
перед грядущей встречей с "финансистом". Тот еще тип! С капризами!
   Насупившись при этой мысли, он буркнул в трубку:
   - Про запах ничего сказать не могу, я  к  ним  не  принюхивался.  Некогда
было, Марк. Понимаешь?
   - Понимаю. - Голос Догала казался напряженным. - Ты вот что, Петр  Ильич,
поостерегись, - неуверенно протянул он, - поостерегись, говорю тебе. Не пиши
с месяц ничего, не марай бумагу, не дразни гусей...  Мало  ли...  История-то
для тебя может оказаться с продолжением.
   - Как бы продолжение и по тебе не въехало, -  сказал  куратор  и  повесил
трубку.
   Глава 7
   Земля, Петербург, 23 июля 2005 года
   Первый клиент Кириллу запомнился надолго - как и  первое  самостоятельное
странствие. Слишком многое обрел он в нем и слишком многое потерял;  не  все
подарки Мира Снов были безопасными,  как  монетка,  цветок  или  ссадины  на
кулаках. Ну, как говаривал майор Звягин, знать бы, откуда пуля прилетит...
   В неожиданности, однако, тоже была своя прелесть. Не для всех, конечно, -
для тех, кто испытывал тягу к  рискованным  авантюрам,  кого  манили  миражи
необычайного, призраки невиданного, отблеск тайны. Таковых, кроме Кирилла, в
ближайшие дни нашлось еще четверо: Снайпер, мрачный неразговорчивый кавказец
Самум, Селенит и Стилет,  великолепный  каратист  и  фехтовальщик.  Снайпер,
майор ВДВ в отставке, квадратный, как шкаф, и Самум  пришли  по  объявлению,
Стилета же Пал Нилыч выудил в какой-то спортивной школе, где тот трудился на
ниве восточных единоборств. Что же касается Селенита, то его привел  Снайпер
- они были сослуживцами и давними приятелями.
   Новые инструкторы выглядели людьми солидными, в возрасте - под сорок  или
за сорок, что не могло не вызвать удивления. Как полагал Кирилл, опасности и
романтика больше привлекают молодых, и ему казалось вполне естественным, что
трое старожилов,"Сентябрь, Сингапур и Самурай, были его  ровесниками.  Почти
ровесниками - Сингапур, пожалуй, уже добрался  до  тридцати.  Этот  красивый
темноволосый парень, напоминавший молодого Шона Коннори из фильмов о Джеймсе
Бонде, нравился  Кириллу;  веселый,  удачливый  и  находчивый,  он,  похоже,
числился у шефа на особом счету.
   Но Сентябрь с Самураем тоже были отличными ребятами,  без  всяких  следов
чванства  или  оскорбительной  небрежности,  которую  нередко  проявляют   к
новичкам. Правда, им случалось поглядывать  на  нового  коллегу  с  каким-то
загадочным выражением,  будто  бы  знали  они  нечто  такое,  о  чем  он  не
подозревал, но взгляды эти Кирилла не задевали. В конце концов, он обретался
в фирме без году неделя, и трудно было' рассчитывать,  что  все  ее  секреты
откроются ему в  первые  же  дни.  Он  этого  и  не  хотел:  таинственное  и
недосказанное завораживало его.
   Но насчет сорокалетних крепышей он все  же  поинтересовался  у  Сарагосы.
Шеф, насмешливо прищурясь, оглядел Кирилла с ног до головы, помянув  чечако,
полагающих, что сила и ловкость заменяют опыт и мозги. Затем он сказал:
   - Припоминаешь, как было у римлян? Как они строили легион к бою?
   - В три линии. - Кирилл пожал плечами. - Ну и что?
   - А то, что старый конь борозды не испортит. Молодежь стояла впереди,  за
ней - мужики постарше, а в последнем ряду - ветераны.  Те,  кто'решал  исход
битвы.
   - Вы говорите о гастатах, принципах и триариях, шеф.  Но  роль  ветеранов
была не так уж велика. Считалось, что эти люди отвоевали свое, потому  их  и
берегли, как последний резерв. У римлян  ходила  поговорка:  дело  дошло  до
триариев - значит, дело плохо. Так что битвы все же выигрывали молодые!
   - Ну-ну, историк, - пробормотал Сарагоса, - ты, выходит,  не  только  про
скифов изучал, э? - Не дождавшись ответа, он усмехнулся. - Может, ты и прав,
но я все-таки  предпочитаю  триариев.  Тех,  что  сначала  думают,  а  потом
стреляют.
   Бог ведает, кто слышал этот разговор, но с тех пор  четверку  новобранцев
стали называть триариями. Стилет, Снайпер и Селенит относились к сей  кличке
со сдержанным юмором, Самум же по большей части отмалчивался; из  него  даже
общительный Сингапур не мог вытянуть ни слова. Что касается шефа, то он явно
был доволен пополнением: карие его глаза весело поблескивали, лик сиял,  как
майское утро. В последнюю неделю, если  не  считать  редких  и  таинственных
отлучек "по делам", он трудился в фирме от зари до зари,  гоняя  новобранцев
из одного сна в другой.
   Но в то утро он показался Кириллу весьма раздраженным - редкий случай, по
правде