на  столе.
Кликуша, еще один "слухач",  предпочитал  иное:  череп,  колоду  карт  таро,
древние фолианты  с  изъеденными  мышами  переплетами,  жаровню,  в  которой
курились снадобья с  мерзким  запахом,  разукрашенный  звездами  и  кометами
халат. Он выбрал роль средневекового  мага  и  мистика  и  в  этом  качестве
производил не меньшее  впечатление,  чем  Монах.  Что  касается  Профессора,
третьего в сей коллекции  эмпатов-прекогнистов,  тот  был  поскромнее  -  он
представлялся биофизиком, окончившим некогда  Ленинградский  университет,  и
его  приемную  загромождали  таинственные  аппараты,   напоминавшие   помесь
осциллографа со стиральной машиной. Ни один из них, насколько  мог  заметить
куратор, не работал.
   Для всей этой команды он являлся журналистом, пишущим на  темы  черной  и
белой  магии,  кошмарных  пророчеств  о  конце  света  и   посещений   Земли
инопланетными пришельцами. Лже-Синельникову и в самом деле довелось  тиснуть
с полсотни статеек на сей счет и обрести определенную  известность;  правда,
он лишь подбирал материалы, давал задания и ставил свою фамилию  -  одну  из
своих фамилий. Сочиняли же другие люди - темные  лошадки  из  журналистского
агентства "Пентаграмма", принадлежавшего  на  паях  Синельникову  и  Догалу.
После каждой статьи туда приходило несколько десятков писем, и кое-какие  из
них были прелюбопытными. Их  авторы  обычно  пополняли  коллекцию  "странных
типов", превращаясь со временем либо в клиентов "Сэйва", либо в  "слухачей",
либо в поставщиков всякого рода необычной информации,  которая  интересовала
Систему; большинство из них трудились не за  страх,  а  за  совесть,  причем
совершенно бесплатно.
   Монах,  однако,  хоть  деньги  и  презирал,  от  гонораров   никогда   не
отказывался, и потому-то нынешний визит беспокоил  куратора  все  сильней  и
сильней. Как обычно, его "слухач" и предсказатель грядущего умылся  потом  и
слезами, но денег за свои пророчества не взял, заявив, что  он-де  и  так  в
неоплатном долгу перед своим кормильцем, благодетелем и  дорогим  другом.  И
совсем ему не  хочется,  чтобы  оного  кормильца  взяли  к  ногтю  -  не  то
зловредные демоны, не то пришельцы из космоса или из  мира  духов.  Уточнить
отправителей посланий, коим внимал Монах в своем  наркотическом  трансе,  не
было никакой возможности: он просто "слушал", ловил мысли и слова, пришедшие
неведомо  откуда  -  с  соседней  улицы,  с  другого  конца  света,  с  края
Галактики...  Куратор  давно  убедился,  что  его  бессвязные  речи,  как  и
пророчества других "слухачей", нельзя считать игрой воображения, ибо таилось
в них и рациональное зерно. Какое, вот в чем вопрос! Года  два  назад  Монах
предсказал деноминацию - с точностью до  дня,  часа  и  минуты;  сегодня  он
поделился  новостью  не  столь  важной,  зато  имевшей  прямое  отношение  к
кормильцу и благодетелю. Благодетеля предупреждали ясно и недвусмысленно: не
лезь в дела Сфер Вышних и Горних, не будоражь народ, не копайся там, где  не
положено, не кропай  писулек  о  запретном  и  тайном.  Иначе  явится  демон
злобный, зверь алчущий,  чудище  непостижимое  -  явится  и  вынет  душу  из
благодетеля, а заодно изо всех его  родных  да  близких!  Примерно  так  это
звучало на цветистом языке Монаха вперемешку с воплями, стонами и  скрежетом
зубовным  -  "слухач",  когда  находился  в  ударе,  мог   разыграть   целое
представление.
   Демонов куратор не боялся, что же до чудищ и зверей алчущих, то пострелял
он их на своем веку немало, особенно в последний год. Не тревожился он и  за
семью, не имевшую к лже-Синельникову никакого  отношения:  сын  с  невесткой
трудились в почтовом ящике под Арзамасом, а вынуть  душу  из  жены-покойницы
было бы трудновато. Так что не демоны и не звери беспокоили его в эту летнюю
ночь, но то, что таилось за истерическими выкриками Монаха, - зерно  истины,
скрытое шелухой слов. Предупреждение! Тем более что было оно  не  первым,  о
чем давно полагалось бы доложить Винтеру, запросив помощи и совета.
   Но какой помощи? Какого совета?
   "Слухачи"  представлялись  куратору  современным  изданием   Дельфийского
оракула - в их пророчествах было куда легче разобраться, когда  событие  уже
произошло. Иногда и этого  не  удавалось,  и  аналитики  Системы  безуспешно
ломали  головы  над  очередной  загадкой;  темный  смысл  ее  ускользал,  не
подчинялся ни  логике  и  здравому  рассудку,  ни  попыткам  подсознательной
корреляции фактов. Слишком далек был феномен "слухачества" и от того,  и  от
другого, напоминая чем-то таинственную Решетку, связной прибор, изобретенный
Бог знает где и Бог знает кем... Никто не ведал, как она работает, однако  ж
пользовались  -  и  с  немалым  эффектом!  Правда,  к  ней  приложили   руку
"механики", чьи паранормальные таланты заключались в интуитивном  постижении
всяческой   машинерии,   что   позволяло   если   не    объяснить    принцип
функционирования, то  хотя  бы  воспроизвести  чужое  устройство  из  земных
материалов.
   Что же касается "слухачей", то специалисты утверждали, что их способности
лежат на грани между телепатией и прекогнистикой. Они не были  телепатами  в
полном смысле слова и не могли отчетливо улавливать мысли.  Впрочем,  этакие
"странные типы" куратору до сих пор не попадались,  несмотря  на  тщательные
розыски. Похоже, "слухачи" воспринимали лишь  ментальное  излучение  большой
мощности, когда множество людей думает об одном и том  же;  ну,  а  мысли  и
намерения масс, как  известно,  движут  историю.  Это  позволяло  предвидеть
некоторые события, но  смутно,  очень  смутно...  Четкое  предсказание  было
редкостью,  и  случай  с  российской  денежной   реформой   являлся   скорее
исключением, нежели правилом. Как полагал куратор,  о  дне  и  часе  выпуска
"портретной галереи" знали многие, гораздо больше народа, чем рассчитывали в
правительственных сферах, - знали и думали об этом постоянно, что и  помогло
Монаху в тот раз. Воистину деньги правят миром! А если не деньги, так заботы
о них!
   Этот вывод подтверждался наличием еще одной категории эмпатов, обладавших
совершенно невероятной способностью делать деньги из ничего. По  аналогии  с
"механиками", "фермерами", "синоптиками" и "слухачами" они обозначались  как
"финансисты" или "мультипликаторы", причем последний термин не имел  никакой
связи с киноискусством, выступая в  своем  исконном  значении  -  "способный
приумножать". Как раз с таким приумножителем куратор должен был  встретиться
на следующее утро, и эта перспектива вкупе с мрачными прогнозами Монаха  его
совсем не радовала. "Финансисты",  в  отличие  от  "слухачей",  в  гонорарах
Системы не нуждались и сами могли взять на жалованье кого угодно,  а  потому
были людьми независимыми и высокомерными.
   Он свернул в распахнутые ворота, проехал в самый конец двора, притормозил
у парадного и взглянул на часы. Черт, полночи как не  бывало!  Долгонько  же
задержал его Монах! Хоть бы четыре часа поспать...
   Огромный двор, вымощенный булыжником, был тих и безлюден; огромный дом  -
из тех, доходных, что строили столетие назад, - казался  крепостной  стеной,
увенчанной выступающими башенками мансард. Под стеной прятались ночные тени;
кое-где, укрытые их темным пологом, дремали машины, все больше шестиколесные
"Солектрии", "Лексусы" да "Клио", и у каждой, словно упавшая с неба  звезда,
за лобовым стеклом тлел красный огонек.  Куратор  вылез,  запрокинул  голову
вверх, проверил - звезды вроде были все на месте, да и месяц тоже, изогнутый
и тонкий, как лезвие турецкой сабли. Он достал брелок, включил  сигнализацию
и усмехнулся, когда "Аккорд" чуть слышно пискнул,  прощаясь  с  хозяином  до
утра.
   Тут его и ударили.
   Врезали крепко, но не милицейской палкой-глушителем, а чем-то похожим  на
гибкую бамбуковую трость с электроразрядником на конце. К счастью, голову он
успел отдернуть, так что синеватая молния разряда прошила воздух, а сам удар
пришелся на плечо, ближе к шее. Значит, не  в  кость,  а  по  мясу,  подумал
куратор, скривившись от боли и быстро отскакивая назад, - он был мужчиной  в
зрелых годах, но прежней сноровки не растерял. Пальцы  сжались  сами  собой,
мышцы напряглись, в плече стрельнуло - рука, однако, работала.
   "Кто ж это тут шалит?" - мелькнула мысль. Шалунов, промышлявших ночами  у
подъездов, в городе хватало, но своих он знал наперечет. И они его знали,  и
было им ведомо, что  связываться  с  Петром  Ильичом  Синельниковым,  бывшим
офицером, крутым и крепким мужиком, небезопасно.
   Однако ж связались! Вот только с кем? С  припозднившимся  жильцом,  коего
можно побыстрому обобрать у  подъезда?  С  журналистом,  кропавшим  забавные
статейки  о  магах,  телепатах,  лохнесском  чудище  и  озоновой  дыре   над
Антарктидой? Или с удачливым бизнесменом, чей карман распух от "толстовок" и
кредитных карточек на предъявителя? Или... Или им  нужен  куратор  звена  С?
Функционер Системы? Тот, кто прячется под семью личинами, расплывчатыми, как
осенний туман?
   Выяснить  это  было  куда  важней,  чем  разделаться  с   тремя   типами,
неторопливо отжимавшими его в тупик, к глухой стене,  справа  от  парадного.
Куратор полез за пазуху, с  сожалением  огладил  ребристый  цилиндр  ручного
лазера и вытащил бумажник.
   - Эй, парни! Обойдемся без неприятностей, э? Берите, что есть, и  ноги  в
руки!
   Он швырнул бумажник, как бросают кость злобному псу. Ни один из троих  не
нагнулся; они попрежнему надвигались на него в  полном  молчании,  поигрывая
чем-то блестящим и гибким - то ли хлыстами, то ли бамбуковыми тростями.  Лиц
их куратор не видел - под стеной было  темно,  но  походка,  медлительная  и
неуклюжая, его удивила. Волка ноги кормят, и бандитам  вроде  бы  полагалось
бегать порезвей!
   Вытащив брелок с ключами, он отправил его следом за бумажником.
   - Берите тачку, ублюдки, и оставьте меня в  покое!  Никакой  реакции.  Ни
деньги, ни машина им не нужны, понял куратор; эти типы  хотели  достать  его
самого. Кого же именно? Был он владельцем пяти квартир, и  проживали  в  них
разные люди - все, правда, почти на одно лицо; в этот же момент он находился
рядом со  своим  двухкомнатным  журналистским  логовом  на  четвертом  этаже
мальцевского дома. От Монаха он мог поехать куда угодно - туда,  где  обитал
отставной железнодорожник и бизнесмен Ивахнов,  или  к  Августу  Рихардовичу
Мозелю, чудаковатому коллекционеру-сибариту, или в  апартаменты  Чардецкого,
сотрудника федеральной разведслужбы... Не исключалась  и  Фонтанка  -  место
законной прописки. Но он отправился сюда,  в  обитель  писаки  Синельникова.
Выходит, Синельникова и ждали!
   Прижавшись спиной к стене, он вскинул руки, словно  сдаваясь  на  милость
победителя, и с наигранной дрожью в голосе произнес:
   - Так не пойдет, ребята! Так дела не делаются!  Бумажник  вам  не  нужен,
тачка тоже - значит, будете бить. За что? Кому я дорогу  переехал,  э?  Могу
узнать, пока вы не вышибли мне мозги?
   -  Пишешь  много...  -  донеслось  из   темноты.   Голос   был   каким-то
безжизненным, механическим, и куратор даже не смог бы сказать, кто из  троих
уточнил причину намечавшейся экзекуции.
   Он с облегчением вздохнул. Значит, до журналиста  добираются!  Пишет  он,
видите ли, много! И не о том! Лезет в дела  Вышних  Сфер,  будоражит  народ,
копается в запретном и тайном... О чем еще вещал  Монах?  Что  явится  демон
злобный, зверь алчущий... Вот целых три зверя, только чего они алчут? Вынуть
душу из благодетеля, как предсказывал "слухач"? Ну, раз ситуация прояснилась
- хотя бы отчасти! -  можно  поглядеть,  кто  из  кого  и  что  вынет...  Но
поработать придется кулаками - с чего бы журналисту Синельникову носить  при
себе лазерный ствол? Или другие интересные штучки...
   Тут, вспомнив об одной из  них,  куратор  быстро  расстегнул  воротник  и
вытянул цепочку  с  висевшим  на  ней  Стражем.  Пластинка  была  тонка,  но
прочности неимоверной - хоть какая-то защита для пальцев! Он намотал цепь на
кулак и шагнул вперед.
   Два  хлыста  свистнули  разом,  куратор  рванулся  в   промежуток   между
нападающими, ударил среднего в  висок,  крайнего  слева  -  носком  тяжелого
башмака в голень. Тот упал, но средний - странное дело! -  лишь  покачнулся,
хотя по задумке ему полагалось тоже прилечь на булыжник. Удар был  тяжел,  в
полную силу, и нанесен в уязвимое место - такие вещи даром не проходят!
   Хотя кому как... Встречаются люди с крепкими черепами, размышлял куратор,
выбравшись из тупика и готовясь принять бой там, где было посветлее. Кричать
и звать на помощь он не хотел - да и кто рискнет вылезти  во  двор  в  такое
время? Подумают, шпана сводит счеты... Ну  и  пусть  сводит!  На  то  она  и
шпана...
   Сбитый наземь поднялся. Троица разошлась,  окружая  жертву;  один  слегка
прихрамывал, у другого из рассеченного виска струилась кровь. Теперь куратор
разглядел их лица - бледные, неподвижные; глаза - пустые  дыры  в  обтянутых
кожей черепах. Выглядели эти  трое  чуть  ли  не  братьями-близнецами,  хотя
прямого сходства и не замечалось, однако оловянный взгляд, будто  ушедший  в
себя, делал их на удивление схожими. "Зомби?" -  промелькнуло  в  голове.  И
впрямь напоминают  зомби,  словно  в  фильме  ужасов...  либо  тех  пропащих
мужичков, что осаждают пивные ларьки или толкутся  у  метро,  надеясь  сбыть
уворованную банку краски, пяток лампочек и  водопроводный  кран...  Имелись,
однако, и отличия - скованная походка  и  нечувствительность  к  боли.  "Ну,
придется приложить покрепче!" - решил куратор.
   Он ринулся в атаку - на крайнего, который хромал, - и заработал кулаками.
Виски, переносица, челюсть, живот... Он молотил его, как  боксерскую  грушу,
но кости и мышцы у парня были покрепче железа - даже апперкот под  ребра  он
перенес без  заметных  последствий,  только  выдохнул  воздух  да  попытался
отодвинуться. В ближнем бою трость его только мешала, и о боксе этот тип  не
имел ни малейшего понятия, даже не знал, как прикрыть подбородок и виски.
   Сзади навалились двое.  Куратор,  зарычав,  словно  разъяренный  медведь,
стряхнул обоих, отскочил; пластинка Стража была окровавлена, в  левом  плече
постреливало болью, но иного ущерба он пока не  понес.  Пока!  Эти  странные
бандиты не умели драться, но  казались  неуязвимыми,  как  настоящие  зомби.
Может, и в самом деле демоны, которых напророчил Монах?
   Но  демонам  электроразрядников  не  полагалось.  Вилы  там,   клещи   да
раскаленные сковородки - еще куда ни шло, но никак не разрядники! Или  у  их
хлыстов было иное назначение? Как чудилось куратору, они норовили ткнуть его
в шею, да и первый удар  был  нанесен  туда  же.  Еще  он  заметил,  что  от
нападавших тянет каким-то сладковатым запашком, словно каждый держал в зубах
медовый пряник  или  заявился  с  адской  кондитерской  фабрики,  где  варят
карамель к столу сатаны. Вполне возможно, там и журналист пригодился бы -  к
примеру, на марципаны... Чем плохая гипотеза?
   Куратор мрачно усмехнулся, раскачивая цепочку с квадратным медальоном.
   - Ну что, хватит? Повеселились? - Теперь его голос звучал  уверенно,  без
дрожи. - Выбирайте: или разойдемся  тихо-мирно,  или  я  вас  пришибу.  Всех
пришибу! Бить больше не буду, буду убивать!  Журналисты,  они  тоже  кое-что
умеют...
   Зомби с  прежней  неторопливостью  надвигались  на  него:  двое  впереди,
третий, весь в крови, чуть приотстал. Угроз они, похоже, не испугались, да и
вряд ли эти странные типы могли испытывать  какие-то  чувства  -  во  всяком
случае, по лицам их это было незаметно.
   Странные типы... Внезапно куратор подумал, что они  целиком  и  полностью
подпадают под очередную директиву Винтера: ищите странных. И искать не надо,
сами нашли! Избавиться бы от них... Он  ощутил,  как  ндкатывает  злость,  и
буркнул:
   - Ладно, мерзавцы... Не нравится, как я на бумаге пишу, будет вам роспись
на ребрах!
   Ему уже было ясно, что апперкотами да свингами  дело  не  обойдется,  тут
требовалось  что-то  покруче.  Не  пистолет,   но   что-нибудь   посерьезней
кулаков... К сожалению, любые серьезные меры грозили увечьем или смертью,  и
тут журналист Синельников не  блефовал:  он  мог  пришибить  всех  троих.  С
помощью куратора, разумеется... Куратор все-таки умел побольше журналиста.
   Он кинулся вперед заметил, как кончик хлыста скользнул над плечом, ударил
- пальцами правой руки в горло. Зомби  захрипел,  пошатнулся,  но  на  ногах
устоял, глаза у него сделались совсем  бессмысленными.  "И  карате  тебя  не
берет, тварь!.." - пробормотал куратор и резкой подсечкой сшиб противника на
землю. Потом он подпрыгнул. Подошвы башмаков с глухим звуком  опустились  на
грудную клетку, раздался треск, словно  обломилась  сухая  ветвь,  и  больше
ничего. Ни стона, ни вскрика!
   "Помер, что ли?" -  пронеслось  у  куратора  в  голове.  Нет,  зомби  еще
ворочался, пытался встать, тянул руку с хлыстом; в груди у  него  клокотало,
по подбородку струилась кровь, но он был жив! И молчал, хотя полагалось  ему
сейчас вопить благим матом и корчиться в смертных муках. К  нему  подскочили
двое приятелей - уцелевший и тот, что послужил куратору боксерской грушей, -
поставили на ноги, покачали - небрежно,  будто  вещь.  Он  было  выпрямился,
потом свесил голову на грудь - еще  живой,  но  уже  не  боец.  Минус  один,
отсчитал куратор, изготовившись к новой атаке.
   Но троица вдруг повернула к  воротам.  Крайние  шли  неторопливо,  волоча
изувеченного под руки; куратор слышал лишь шарканье башмаков  по  камням  да
хриплое натужное дыхание. Потирая плечо, он смотрел  на  удалявшиеся  темные
фигуры, потом окинул взглядом окна огромного дома. Третий час ночи, нигде ни
огонька, ни  лучика  света...  Пожалуй,  при  ином  раскладе  дел  журналист
Синельников провалялся бы во дворе до самого утра и истек бы  кровью...  Или
не истек? Может, не стоило заводиться? Ну,  ударили  бы  разрядником,  потом
всыпали для вразумления и отпустили на все четыре стороны... Зато,  глядишь,
услышал бы что-нибудь любопытное... к примеру, какая из статеек вызвала гнев
Вышних Сил...
   Опасный получился бы эксперимент, подумал куратор с усмешкой и отправился
на розыски бумажника и ключей. Можно было считать, что приказ Винтера он  не
выполнил: наткнулся на странных, да взять их  не  сумел.  Вот  только  какой
лороды эти  странные?  Не  гипнофединги,  не  ортодромы,  не  "фермеры",  не
"слухачи" и не "синоптики"-адвекты... Эндовиаты, что ли? Либо  трансформеры?
Прямиком из мертвяков? Или... или Они? Двеллеры? Обитатели тумана?
   Куратор замер на секунду, потом  покачал  головой.  Нет,  Они  не  станут
подстерегать с хлыстами в темном дворе, не станут... Сами не станут! Да и на
кой черт им сдался журналист Синельников? Писака, промышлявший  байками  для
полоумных?
   Но' тогда кто же? Кто послал этих зомби? И чьи мысли уловил "слухач"?  Не
мысли - скорее их отзвук, тень предупреждения...
   Предупреждения? Теперь он получил целых два сразу: и словом - от  Монаха,
и делом - от троицы оживших мертвецов.
   Над этим стоило поразмыслить, и куратор,  подобрав  брелок  с  ключами  и
бумажник, направился к парадному.  "Что-то  ждет  в  квартире?  -  мелькнула
мысль. - Еще одна команда зомби?"
   Но в эту ночь в его двухкомнатных апартаментах царили покой и тишина.  Он
решил  не  ложиться  и,  проглотив  таблетку   бетламина,   расслабился   на
минуту-другую,  дожидаясь,  пока  перед  глазами  не  перестанут  мельтешить
цветные круги. Бетламин, превосходный бодрящий препарат, к сожалению,  давал
кое-какие побочные эффекты, ибо предназначен он был не для людей и на  Земле
очутился тем же способом, что Решетка и Страж.
   Почувствовав прилив энергии, куратор помассировал  плечо,  потом  сбросил
пиджак и уставился на темную полоску - след хлыста,  четко  выделявшийся  на
желтой  ткани.  Согласно  давней  привычке,  журналист   Синельников   носил
щеголеватые светлые пиджаки и яркие рубахи,  в