... Они вырастают под присмотром Наставниц,  приходят
в наши Башни, спускаются вниз, садятся на коней, учатся  владеть  оружием  и
говорить с Белыми Родичами... Нам, племени Башен, не нужны сыновья -  только
мужчины, чтобы продлить свой род. Миа, Зилур  и  Ко  появляются  в  небе  на
пятнадцать дней; этот срок они странствуют вместе, отмеряя время  посева.  И
всходы его не должны быть такими, как ты, Скиф. Наши женщины  рожают  только
дочерей.
   - И так было всегда? -  Скиф,  ошеломленный,  пытался  скрыть  изумление.
Потом он напомнил себе, что Амм Хаммат  -  не  Земля,  и  люди  тут,  вполне
вероятно, отличаются от его сородичей.  Не  внешним  обликом,  но  жизненным
циклом, иным, чем у земных женщин,  более  сложным  и  подчиненным  условиям
этого мира. В конце концов здесь было целых три луны и впятеро больше звезд,
чем на земном небе!
   - Так было всегда? - повторил он, всматриваясь в лицо  Сийи.  -  И  в  те
годы, когда вы жили в синдорских лесах? За Петляющей рекой?
   - Нет. В то время запрету  подчинялись  лишь  мудрые  женщины,  владычицы
племен, говорившие с богами. Но случился  раздор,  власть  их  кончилась,  и
предки наши ушли из лесов на равнину, не желая платить дань демонам. Прежние
владычицы наши разделились на два рода, Правящих и Видящих; потом  появились
сену, был воздвигнут город на скале, прорыты каналы, возделаны поля - и  мир
стал таким, каков он есть. С тех пор мы сражаемся с шинкасами,  храним  свои
земли и свои души и  рожаем  дочерей...  Все  просто,  Скиф!  Каждый  должен
следовать своему предназначению и не спорить с богами.
   - А если б одна из вас родила сына? Сийя пожала плечами.
   - Ее изгнали бы... изгнали навсегда. А может, она бросилась бы на  меч...
Я не знаю!  Такого  еще  не  бывало.  Никто  и  никогда  не  преступил  волю
Безмолвных.
   - Но Безмолвные молчат, - сказал Скиф. - Кому известна их воля?
   - Видящим, - с непоколебимой уверенностью ответила девушка.  -  Тем,  кто
слышит шепот богов.
   "Точно же  их  тут  назвали,  как  припечатали,  -  подумалось  Скифу.  -
Безмолвные! Очень правильно, ибо всякий бог безмолвен;  а  волю  безмолвного
божества толкуют  избранные  люди.  Излагают  ее  так,  как  хотят  или  как
понимают, в меру собственного разума и представлений о добром и злом, плохом
и  хорошем;  иногда  говорят  правду,  однако  чаще  лгут,  покорные  искусу
властолюбия и выгоды..." Но, вспомнив Гайру ар'Такаб,  ее  сияющие  глаза  и
лицо, будто бы вырезанное из слоновой кости, он решил, что  эта  женщина  не
способна лгать. Кто бы  ни  даровал  ей  силу,  природа  или  боги,  она  не
нуждалась в подпорках лжи; сила ее была явной, истинной и неоспоримой.
   Эти размышления на минуту отвлекли его; очнувшись,  он  понял,  что  Сийя
что-то рассказывает - похоже, некое древнее предание о тех  временах,  когда
власть  в  мире  принадлежала  женщинам,  хранительницам  жизни,   когда   в
амм-хамматских просторах царил золотой век  и  никто  не  слышал  о  злобных
демонах, похитителях человеческих душ. В ту  давнюю  эпоху,  говорила  Сийя,
бирюзовый свод над землей раскрылся  и  к  людям  снизошел  Небесный  Вихрь,
великий отец Безмолвных Богов; он пронес их сквозь ледяные  бездны  и  мрак,
мимо  солнца  и  звезд,  мимо  багровой  Миа,  мимо  серебристого  Зилура  и
маленького быстрого Ко. Боги, дети Вихря, были невидимы и неощутимы; ни один
человек не мог разглядеть их лиц, услышать их речи, вдохнуть их  запах  -  и
потому все, что они пытались  сказать,  оставалось  таким  же  загадочным  и
неясным, как смутный шелест трав под налетевшим с моря ветром.
   Но боги не в пример  людям  умеют  творить  чудеса;  и  вскоре  слова  их
сделались понятными - если  не  всем,  то  избранным  хранительницам  жизни,
получившим дар слышать неслышимое и видеть незримое. И повелели  Безмолвные,
чтобы дар  сей  передавался  от  матери  к  дочери,  ибо  лишь  так  он  мог
сохраниться с течением времен; и не было иного  способа  восстановить  связь
между людьми и богами, когда те вновь спустятся на  землю.  Сделав  же  это,
Безмолвные покинули Амм Хаммат - то ли отправились в новое странствие, то ли
возвратились в свои божественные чертоги, где пребывают и по сей день, столь
же далекие и недоступные, как сами  звезды.  Но  трое  из  них,  по  велению
Небесного Вихря не ушли, не исчезли в холоде  и  мраке;  они  вознеслись  на
серебряный Зилур, чтобы следить за порядком в мире и помогать людям.
   - Как? - спросил Скиф, выслушав эту историю.
   - Советами, повелениями и тайным  знанием.  Когда  появились  ару-интаны,
Безмолвные научили нас, как защититься от зла и от дурных  снов...  от  тех,
которые превращают человека в сену...
   Девушка вздрогнула и крепче прижалась к нему. Скиф заметил, что на правой
ее руке, протянутой к западу, к далекому морю и  золотым  прибрежным  рощам,
два пальца поджаты, а три растопырены, будто острия трезубца. То  был  куум,
священный знак, завещанный людям амм-хамматскими богами, отвращающий  всякое
зло; он видел этот жест уже не впервые и знал, что пальцы обозначают разящие
молнии или стрелы. Вероятно, этот символ являлся гербом Видящих Суть, ибо на
бронзовой двери их башни тоже были отчеканены три молнии,  расходившиеся  из
одного центра.
   Вспомнив об этом, он подумал, что наутро им с Джамалем предстоит свидание
с Гайрой ар'Такаб и подготовка к магическому  обряду,  который  спутник  его
называл то защитным ментальным кодированием, то  установкой  телепатического
блока, предохраняющего разум и  подсознание.  Безусловно,  он  разбирался  в
таких вещах лучше, чем Скиф, и лучше, чем  любой  специалист  Системы,  как,
впрочем, и положено  телгскому  Наблюдателю.  Скиф,  хоть  и  любопытствовал
насчет предстоявшего действа, ждал большего от беседы  с  Гайрой.  Временами
вопросы теснились в его голове, словно пчелы в улье; и где-то за их жужжащим
роем маячила хмурая бровастая физиономия Пал Нилыча, словно напоминая о том,
что агент эс-ноль-пятый отправлен в Амм Хаммат не на прогулку.
   Скиф моргнул, пытаясь избавиться от наваждения. Сийя, теплая живая  Сийя,
была рядом, и эта ночь принадлежала им, и только им. Он не  хотел  думать  о
задании, о Сарагосе, о завтрашнем дне; он  уже  не  сожалел  о  том,  что  в
небесах плывут лишь две луны, ибо  тоска  ожидания  оставила  его  вместе  с
греховными помыслами. Святой Харана, заступник  и  спаситель!  Он  вовсе  не
желал, чтоб Сийя нарушила свои обеты, а потом бросилась  на  меч!  Или  была
изгнана из этого города, как смердящий хиссап... Пусть подарит ему  дочь,  а
не сына - он согласен!
   Покрепче обняв девушку, он заглянул в  ее  лицо  и  принялся  нашептывать
что-то бессвязное и нежное - слова, которые тысячи лет шептали и под  лунами
Амм Хаммата, и под единственной земной луной.
   * * *
   - Вы ощутите запах  падда,  но  не  бойтесь  -  он  слишком  слаб,  чтобы
погрузить человека в дурной сон,  -  сказала  жрица.  -  Слабый  запах  коры
безвреден и позволяет бодрствовать много дней. Но листья и плоды, свежие или
высушенные, действуют сильней; если бросить их на жаровню  и  вдохнуть  дым,
душа воспарит в чертоги богов. И так она будет воспарять снова и снова, пока
не останется там навсегда! И в тот же миг боги обернутся демонами.
   - Эти листья и есть сладкая трава шинкасов? - спросил Скиф.
   Огромные, вытянутые к вискам глаза Гайры ар'Такаб сверкнули.
   - Нет! Нет, сын огня и железа. Если б ару-интаны давали  им  листья,  это
разбойничье племя давно  отправилось  бы  в  паутину  к  Хадару!  Но  демоны
осторожны и берегут своих слуг. Им - кора и сушеный лист,  очень  немного...
Такая смесь не убивает годами, не лишает сил, и  привыкший  к  ней  способен
давать потомство.
   Выходит, у Догала зелье было покрепче, решил Скиф, вспоминая Пал-Нилычева
приятеля. Откуда ж его доставляли? И как? Через  ту  зеленую  щель,  которую
дядя Коля назвал окошком?
   Он переглянулся с Джамалем, сидевшим скрестив ноги на плетеной соломенной
циновке, и поднял глаза к сводчатому потолку. Здесь, в Башне  Видящих  Суть,
не было ни ярких росписей и устланных шкурами широких  скамеек,  ни  изящных
светильников и литых жаровен, ни полов из вишневого дерева,  ни  стражниц  в
броне. Не было почти ничего; один голый камень  монолитных  стен  чудовищной
толщины, узкие бойницы и священные  трезубцы  над  ними,  полумрак,  тишина,
покой... Полы были устланы соломенными матами; на такие  же  маты  садились,
чтобы  вкусить  пищу,  поразмыслить  или  предаться  медитации.  Башня  была
огромной, и Гайра ар'Такаб провела  гостей  по  всем  этажам,  пока  они  не
добрались до ее кельи - столь же  скудно  обставленной,  как  сотня  других,
лепившихся, подобно сотам, вдоль спиральной лестницы. Изредка  навстречу  им
попадались большеглазые женщины в  длинных  серебристых  одеждах  -  старые,
зрелых лет и совсем молодые; иногда Скиф видел обитательниц башни застывшими
в потоке света, что струился из узких окон; временами они сидели друг против
друга, будто бы беседуя - но он не слышал ни слова. И нигде не видел  мягких
постелей, на которых они с Джамалем почивали в  Башне  Стерегущих.  Кажется,
эти женщины с глазами в половину лица в самом деле не нуждались ни  в  ложе,
ни в сне.
   Другие Башни выглядели иначе. Город на скале был, конечно, крепостью,  но
внешний его вид, суровый и неприступный, не исключал  определенных  удобств:
внутренние стены, полы  и  потолки  были  обшиты  деревом,  мебель,  хоть  и
непривычная для земного взгляда, казалась вполне удобной, посуда и бронзовые
лампы  -  красивыми  и  изящными.  Везде  лежало  множество  шкур,   отлично
выделанных меховых ковров, подушек и покрывал; разглядывая их, Скиф  узнавал
то пятнистую оленью шерсть, то серые и рыжие шкурки прыгунов хиршей, хошавов
и антилоп с большими рогами, изогнутыми, как сабли, или  подобными  костяным
лирам.
   Вода тут встречалась  в  изобилии.  Подземные  ключи  не  только  вращали
лебедки подъемников и поднимали затворные плиты; они струились по трубам  из
обожженной  глины,  наполняя  ванны  и  небольшие  круглые  бассейны,   били
фонтанчиками в кухнях, текли в  чугунные  котлы,  окутывали  влажным  теплым
паром бани. В этих банях Скиф с Джамалем провели немалое время, смывая  пыль
и пот, а заодно разглядывая яркие мозаики,  весьма  откровенно  изображавшие
сцены любви; рядом, в просторных комнатах, стояли ложа с грудами мягких шкур
и тканых покрывал, так что оставалось лишь сожалеть,  что  в  амм-хамматских
небесах сияют сейчас только две луны.
   Вся эта роскошь - бассейны и  бани  с  теплой  водой,  мебель  с  резными
ножками, ковры и покрывала, светильники и жаровни, огромные кувшины с  вином
и клети с сушеными фруктами, просторные комнаты для общих  трапез  и  уютные
спальни - находилась по большей части не в башнях,  а  под  ними.  Город  на
скале на три четверти - или на девять десятых -  был  подземным;  и  грохот,
долетавший иногда из недр горы, свидетельствовал о том,  что  он  усердно  и
непрестанно расширяется.  Осмотреть  его  за  пару  дней,  несмотря  на  все
старания Таммы и Сийи, не представлялось возможным, да Скиф и не стремился к
этому. Он видел немало чудесного и на Земле, и во Фрир  Шардисе,  и  главным
амм-хамматским чудом - из разряда добрых чудес - была для него Сийя. О  злых
он старался не вспоминать - по крайней мере до этой встречи с главой Видящих
Суть.
   Веки Гайры ар'Такаб опустились, скрывая  блеск  огромных  синих  зрачков,
тонкие руки легли на колени. Сейчас, в своей серебристой мантии, застывшая в
позе лотоса, она еще больше напоминала Скифу изящную  фарфоровую  статуэтку.
Ему вновь почудилось, что время не властно над  ней;  годы  трепетали  у  ее
ресниц, десятилетия нимбом кружились у хрупких  плеч,  туманные  тени  веков
прятались в складках плаща. Она заговорила; вновь принялась рассказывать про
обряд защиты, про то, как Видящие  соберутся  в  круг  у  трех  божественных
Престолов, как длинной чередой вступят в зал Танцующие, как  Дона  ок'Манур,
правительница, скажет  первые  слова  заклятия,  как  Искусные  В  Письменах
подхватят речь хедайры...
   Она говорила, и прервать ее казалось святотатством  -  но  Скиф  все-таки
совершил его. Над мудрой Гайрой витали тени столетий, над ним - грозная тень
Сарагосы; и даже тут, на другом краю  Галактики,  она  выглядела  достаточно
вещественной, чтобы напомнить о долге.
   А посему Скиф откашлялся и произнес:
   - Прости, премудрая, но лучше один раз узреть, чем три раза  услышать.  И
мы узрим все, о чем ты сказала: и Престолы богов в вашем подземном храме,  и
танцы, и Видящих, твоих сестер... тех, что, подобно тебе, умеют говорить без
слов... Но как? Вот об этом мне хотелось бы расспросить. И  о  том,  как  вы
обходитесь без сна, и как глас Безмолвных помогает вам дробить камни... - он
набрал воздуха, покосился на усмехавшегося Джамаля и продолжил список: - Еще
хотел бы я узнать о деревьях падда и их свойствах, об  ару-интанах  и  сену,
лишенных душ, и о Проклятом Береге, куда не рискуют приставать корабли.
   Глаза Гайры раскрылись, и в них промелькнула насмешливая искорка.
   - Так много вопросов! И скачут они, как стадо хиршей, за которыми гонится
злобный хиссап! Верно шепнула мне Рирда - ты любопытен! Но  я  полагаю,  что
пришедший издалека имеет право задавать вопросы, хоть не на  все  из  них  у
меня есть ответ. Вот только будут ли мои речи интересны
   твоему другу?
   - Будут, почтенная, будут, - произнес Джамаль, ерзая на жесткой  циновке.
- Я тоже любопытен  и  тоже  пришел  издалека.  Из  таких  мест,  где  любят
послушать старых мудрых людей. Особенно женщин! Ибо что в мире  превыше  их?
Женщина в юные годы радует глаз, в зрелые становится сосудом наслаждения,  а
в старости - кладезем премудрости. И я...
   Судя по всему, он собирался развить эту тему  поподробней,  приложив  все
свои таланты, но Гайра остановила его. Пальцы ее непроизвольно  сложились  в
куум, священный знак, потом она словно  опомнилась,  всплеснула  ладонями  и
откинулась назад, пристально взирая на Джамаля.
   - Не испытывай на мне  своих  чар,  чужеземец!  Тебе,  я  вижу,  не  надо
объяснять, как мы говорим без слов? - Секунду они мерились взглядами,  потом
Джамаль смущенно кивнул и опустил глаза.
   - Ты понимаешь... - медленно протянула Гайра, - ты  понимаешь...  не  так
отчетливо, как мы, но  дар  сей  редок  у  мужчин...  А  раз  понимаешь,  то
объяснишь ему! - резко дернув  головой,  она  метнула  взгляд  на  Скифа.  -
Клянусь Безмолвными, я разделалась со множеством твоих вопросов,  воин!  Но,
чувствую, не со всеми... О чем еще ты хотел спросить?
   "Больше ни звука о телепатии и разговорах без слов, - сказал он  себе.  -
Либо эта тема  была  запретной,  либо  Гайра  ар'Такаб  не  могла  объяснить
необъяснимое - так, как  зрячий  не  способен  поведать  слепцу  о  радуге".
Джамаль, однако, понял старую жрицу; если не вся радуга сияла для  звездного
странника, он мог уловить хотя бы слабый ее отблеск. "Быть может, -  подумал
Скиф, - это сумели бы сделать и слухачи, о коих толковал Сарагоса, или  дядя
Коля, колдун и чародей, пророк механических душ..."
   Он в замешательстве нахмурился, потер висок. Глаза Гайры  жгли  его,  как
два раскаленных лазерных луча.
   - Ну? Спрашивай! - велела жрица. - Или ты хочешь, чтоб я сама  наведалась
в твой разум и твою душу? Как тогда, в Башне Правящих?
   "Не лучший вариант", - мелькнуло в голове у Скифа. Собравшись с  мыслями,
он пробормотал:
   - Нет, премудрая, оставь мою душу в покое. Лучше я спрошу сам...  спрошу,
откуда у вас кора с дерева дурных снов? Выходит, вы  можете  приблизиться  к
нему, так? Можете подойти к роще и увидеть то, что прячется  за  листьями  и
стволами?
   Легкое тело Гайры внезапно содрогнулось, глаза померкли.
   - Ты говоришь про обитель демонов, сверкающую над золотыми кронами падда?
Нет, сын железа и огня, никто не может ни приблизиться к ней, ни подойти, ни
увидеть ее... Когда нам нужны кора и листья, мы посылаем  к  деревьям  сену;
они, потерявшие все, что может потерять человек, какое-то время не поддаются
снам. Они успевают срезать ветвь  и  возвратиться  обратно,  ускользнуть  от
незримого зла и дурных снов... да, успевают, если их поторопить...  Но  даже
им не приблизиться, не подойти, не  увидеть!  Они  просто  заснут  и  умрут;
солнце опалит их тела, ветер развеет прах, а кости останутся под  деревьями,
ибо плоть людская ару-интанам не нужна... - голос жрицы стих, губы беззвучно
зашевелились, творя молитву.
   - Что же им нужно? - спросил Джамаль.
   - То, что мы носим тут и тут... - ладонь Гайры поочередно коснулась груди
и лба. - Они жаждут того, что даровали нам боги... нам, и только нам! Горе и
счастье, ненависть и страх, гордость, мужество,  вероломство,  жестокость  и
доброта, способность смеяться и любить - вот их добыча!  Все  плохое  и  все
хорошее, что есть у нас и чего  лишены  они  -  всемогущие,  но  неспособные
ощутить радость жизни! - Сотворив куум, жрица прикрыла узкой ладонью глаза и
прошептала: - Нет, они не нуждаются в нашей плоти... Для  них  мы  -  дойное
стадо, всего лишь стадо...  Какой  же  хозяин  режет  животных,  если  можно
получить иную дань?
   Звездный странник приподнял брови.
   - Раз демоны не собираются никого уничтожать, зачем вам эта крепость? Эти
стены и башни на неприступной скале? Вы, почтенная, сильны и  так...  Сильны
своим воинским искусством, оружием и  мудростью.  Я  видел,  как  Стерегущие
бились с шинкасами... я даже сражался рядом с ними!  Я  и  мой  друг!  -  Он
кивнул в сторону Скифа. - Вах! Девушки подняли их на копья,  словно  ушастых
кафалов! А ранили лишь одну... Две-три такие битвы, и слуги демонов отстанут
от вас, поищут легкой добычи - у Внутреннего моря, в  горах  Мауль  либо  за
Петляющей рекой. Разве не так? Я верно сказал?
   - Нет, пришедший издалека, нет... - огромные глаза  Гайры  раскрылись.  -
Сейчас мысли твои, искатель, мечутся и скользят, не проникая в суть вещей...
Я говорила о плохом и хорошем,  дарованном  нам  богами,  о  душах  людских,
добыче демонов - ты понял меня? А если понял, то  должен  понять  и  другое:
люди различны, и различна  ценность  их  душ  и  разумов.  Чем  богаче,  тем
дороже... Много ли стоит покорный и трусливый, слабый духом,  прозябающий  в
невежестве? Таких большинство - и у Внутреннего моря, и в горах Мауль,  и  в
лесах за Петляющей рекой... Потому мы и расстались с теми землями  и  с  тем
народом! Дух наш силен, сердца  тверды,  разум  ясен  -  и  это  хорошо.  Но
сильные, храбрые и мудрые - лакомая добыча, и это плохо.  Отборные  звери  в
стаде! Лучшие! - она сделала паузу и,  покачав  головой,  добавила:  -  Нет,
демоны не оставят нас в покое... И мы будем вечно  сражаться,  защитив  души
свои магическим словом, а тела - доспехами  и  стенами!  Поверь,  я  прожила
долгую жизнь и знаю, о чем говорю. Раз в поколение среди шинкасов  рождается
вождь, убивающий прочих вождей, - тот, кому покоряются все племена.  И  куда
он ведет толпы своих воинов? Не в горы, не к морю и не к реке - а к нам, под
стены города! Не покорить, так уничтожить!
   "Наверное,  Тха,  моча  хиссапа,  мечтал  заделаться  таким  вождем",   -
промелькнуло у Скифа в  голове.  Хриплый  голос  шинкасского  князька  вдруг
зазвучал в его ушах: "Мой - главный! Мой! Клык - вождь левого стремени, Ходд
- правого, Копыто, Дырявый и Ноздря - с тысячей воинов позади!  Хорошо?  Мой
бить в барабан, все пускать стрелы, рубить топором, хватать  падаль,  делать
сену! Идти к горам, жечь город с  ведьмами!  Идти  в  лес,  брать  трусливых
ксихов, тащить к арунтан! Идти к Петляющей реке,  брать  поганых  зюл,  тоже
тащить к арунтан! Много воинов - много добычи!"
   К счастью, труп  Полосатой  Гиены  гнил  сейчас  на  побережье,  рядом  с
обителью хозяев несостоявшегося вождя. Как сказала Гайра - солнце  опалит  и
высушит его, ветер развеет прах, а кости останутся под деревьями, ибо