з  Башни  Видящих
Суть. Говорят, им подвластны заклятья, охраняющие от демонов?  -  Джамаль  с
широкой улыбкой бросил взгляд на старшую всадницу, но ответа не последовало;
выглядела она по-прежнему недоверчивой и хмурой. Тогда он хлопнул  по  плечу
стоявшего рядом синдорца и сказал: - У этого юноши  тоже  есть  желания.  Он
хочет стать воином - таким воином, чтоб шинкасы дрожали, завидев  блеск  его
клинка. Верно, Сайри?
   Юный синдорец повалился  на  колени  в  траву,  протянул  руки  к  сурово
взиравшей на него амазонке.
   - О, дочь Паир-Са! Господин мой князь правду сказал: хочу я знать и уметь
все, что вам ведомо! Хочу скакать на коне, как вы, хочу рубить мечом, колоть
копьем, стрелять из лука! Хочу...
   - Хватит! - амазонка повела рукой, и Сайри смолк. - Слишком много желаний
для мужчины! Дерзких желаний, клянусь  Безмолвными!  Ну,  увидим...  увидим,
сможешь  ли  ты,  синдорец,  удержать  меч  и  копье...  Удержишь,  тогда  и
поговорим! А сейчас - встань!
   - Я дрался с шинкасами! - гордо заявил Сайри, поднимаясь с колен.  -  Вот
раны от их ножей, моя владычица! - он провел ладонью по исцарапанному боку.
   - Лучше бы ты показал мне их головы, синдорец, а не свои раны,  -  мрачно
промолвила амазонка, потом махнула рукой. - Подберите свое оружие, чужаки! Я
отвезу вас в город. Мудрая Гайра ар'Такаб  из  Башни  Видящих  Суть  и  Дона
ок'Манур, владычица наша, желают посмотреть на вас.  Очень  желают  -  после
рассказов Сийи и ее девушек! Им еще не попадались мужчины, исчезающие  ночью
трех лун из женских объятий... Может, вы тени, а не люди? Людей бы  Тамма  и
Сийя сумели удержать... Клянусь Безмолвными, хватка у них крепкая!
   Скиф побагровел, молодые воительницы фыркнули, а Джамаль расхохотался. На
миг  он  почувствовал  себя  двадцатипятилетним;  думы  о   его   Миссии   и
ответственном  предназначении  улетучились  куда-то,  испарились,  изгнанные
пленительным миражом: Тамма, распустив золотые волосы, улыбается ему, что-то
шепчет, манит к себе... Встряхнув головой, он прогнал грешные мысли и шагнул
к лошади.
   Они продолжили путь на юго-восток, окруженные огромными  белыми  зверями.
Четыре амазонки ехали впереди; одна из смуглянок напевала:
   У меня нет сердца -
   Лед горных вершин в груди,
   У меня нет глаз -
   Проблеск молнии мои глаза,
   У меня нет жизни -
   Память потомков моя жизнь,
   У меня нет смерти -
   Вихрь Небесный унес мою смерть
   О, Безмолвные, одарите меня мужеством!
   "Боевая песня-заклинание", - припомнил Джамаль, вслушиваясь  в  чистый  и
звонкий голос девушки. Он охотно  подъехал  бы  и  потолковал  с  ней  и  ее
подругами, но воительницы все еще держались настороженно; хоть и не  глядели
на гостей, доверяя охрану зверям, но стрел с тетивы не снимали.
   Прошла пара часов, и Джамалю показалось, что степь  начинает  изменяться.
Холмы и курганы исчезли совсем, зато здесь и там засинели маленькие озерца с
прозрачной, прогретой солнцем водой; их соединяли ручьи, такие  мелкие,  что
кони проскакивали их, едва омочив копыта. Берега этих медленных  и  довольно
широких потоков были галечными и песчаными, и цветная галька лежала на  дне,
посверкивая темно-багровым и зеленым отблеском гранатов -  вероятно,  камень
этот встречался здесь в изобилии. Травы вроде бы стали ниже,  но  сочней,  и
все чаще попадались огромные участки, покрытые  напоминавшим  земной  клевер
растением; его аромат был похож на медвяный запах падда, но дурных  снов  не
навевал. Ни ксихов, ни кафалов не  было  видно;  на  равнине  паслись  стада
покрытых лохматой шерстью быков и крупных  антилоп,  коих  Джамаль  насчитал
пять или  шесть  разновидностей.  Были  они  не  меньше  северного  оленя  и
отличались формой рогов, цветом шкур и очертаниями тела.
   Горы,  скрывавшие  южный  горизонт,  будто  бы   не   приближались.   Они
по-прежнему  как  бы  парили  над  степью,   подобно   гигантской   зубчатой
розово-серой стене, скрытой занавесом теплого воздуха и расстоянием; вершины
их виделись более четко, но подножия скрывала белесая мгла.  Теперь  Джамаль
знал, что там, за этими исполинскими каменными пиками, лежит  страна  Мауль,
одна из великих империй Амм Хаммата, а еще дальше к югу - земли  чернокожих;
где-то на востоке извивалась Петляющая река, на западе же, в нескольких днях
пути,  синело  Узкое  море,  отороченное  лентой  изумрудного  кедровника  с
вкраплениями золотых рощ.
   Вспомнив о них, звездный странник повернулся к компаньону.  Тот,  похоже,
пребывал в прострации: и про задание свое забыл, и про грозного шефа, и  про
двеллеров, и про  все  амм-хамматские  чудеса,  кроме  одного-единственного,
темноглазого, с пепельными локонами до плеч. "Совсем замечтался  парень",  -
подумал Джамаль и кашлянул.
   - Прошлый  день  ты  меня  все  выспрашивал,  генацвале,  теперь  я  хочу
спросить. После той ночи, как мы от  разбойников  избавились,  ты  на  камни
залезал, на рощу смотрел, так? Ну и что увидел?
   Скиф моргнул, с трудом выплывая из мира грез.
   - Рощу и видел! Еще - Тха, жирную жабу! Ну и  остальные  плиты,  что  там
понатыканы... Вроде десять их было.
   - А купол? Купол разглядел?
   - Нет. Деревья закрывали, а высокого места вблизи не нашлось.  Валун,  на
котором я стоял, всего метра три... и то из самых больших. - Скиф  помолчал,
покосился на Джамаля и буркнул: - Думаешь, есть там купол?
   - Думаю, есть. Гиена-то нас не зря к этой роще гнал, к удобному  месту...
Ручей рядом, большие камни, спрятаться можно от  чужих  глаз...  и  еще  эти
плиты, которых мы у других рощ не видали. Ты ведь  проверил  -  плиты  лежат
так, чтоб пленника можно было привязать и  самому  не  задохнуться...  Рубеж
обозначен, верно?
   - Верно.
   Помолчав, Скиф добавил:
   - В сомнениях я, князь. С одной стороны, вроде бы все  хорошо:  встретили
мы амазонок, столковались без крови и драк, и теперь нас везут в город. Но с
другой, едем мы на юго-восток, тогда как падда растут на западе. А  мне  Пал
Нилычем велено образцы взять. Ну, листья там, ветки...  И  до  куполов  этих
добраться бы не худо.
   - Насколько я помню, тебе еще велено разобраться  в  ситуации,  -  сказал
Джамаль. - Что за демоны тут обретаются, как можно от них защититься  и  кто
такие сену?
   - С последним вопросом мы, считай, разобрались, - вымолвил Скиф с мрачной
гримасой - видно, вспомнил крики и вопли привязанного к металлической  плите
Тха.
   - И с остальными разберемся. Ты не спеши, дорогой, не спеши. Я так думаю,
что сперва нужно в город доехать да с местной  властью  потолковать.  Может,
объясниться начистоту... кто мы и откуда и зачем сюда прибыли. Так что город
- наша первая цель.
   - Почему?
   - Да потому, что в нем мы можем кое-чему научиться. И без этой науки, без
надежной защиты, я бы в рощи да купола не полез. И вспомни еще, что говорила
твоя Сийя: дескать, только Видящим Суть дозволено касаться дерева падда. Раз
касаются, значит, откуда-то берут, так? Из рощ, само собой,  каким  образом?
Умеют защищаться и от демонов, и от запаха, а?
   - Не думаю, что у них тут есть противогазы, - пробормотал Скиф.
   - Приедем - узнаем,  генацвале.  Встретимся  с  нашими  красавицами...  -
Джамаль, скрывая улыбку, отвернулся. - Жаль только, что Зурабчик мой ушел...
поспешил, а зря! Хотелось бы мне с ним потолковать о  тех  странах,  что  за
Узким морем.
   - Это ты про Зуу'Арборна? - Скиф бросил взгляд на далекие горы. - Ну,  он
уже на пути в Мауль. Может, и до порта добрался да к себе на родину поплыл.
   - Если добрался,  -  со  значением  сказал  Джамаль.  -  Дороги-то  здесь
опасные... непростые дороги...
   Они вновь помолчали, а затем Джамаль принялся расспрашивать компаньона  о
событиях, что случились недавно у Приозерского шоссе. Скиф уже рассказывал о
них - о рейде Сарагосы, схватке с двенадцатью апостолами, таинственном графе
Калиостро и гибели Сингапура с двумя агентами.  Звездный  странник,  однако,
желал знать обо всем в подробностях: эта информация являлась новой и  крайне
ценной, ибо ни один из телгских  Наблюдателей  никогда  не  бывал  в  логове
Бесформенных.
   Скиф, припоминая слышанное от Сарагосы и Сентября, говорил о  бревенчатом
домике, врезанном в косогор задней стеной, о зеленой щели, рассекающей стену
от пола до  потолка,  о  сферическом  углублении,  ванне  с  сизым  туманом,
пожирающем трупы,  о  гравитационных  метателях,  превратившихся  в  горстку
праха. Джамаль слушал, задавал вопросы; особенно его заинтересовало,  почему
дядя Коля, "механик"-экстрасенс, назвал сферическую нишу "сосалкой", а  щель
- окном, ведущим черт знает куда Вероятно,  это  были  какие-то  технические
устройства, и тут интуиция дяди  Коли  могла  оказаться  важней,  чем  самые
доскональные научные исследования. Он  владел  своеобразным  даром,  изредка
встречавшимся на Телге и в других мирах; он чувствовал душу любого механизма
- так, как  опытный  врач  ощущает  состояние  больного  по  ударам  пульса,
дыханию, оттенку кожи и дрожанию  век.  "Механик"  -  еще  один,  не  считая
Доктора, удивительный земной феномен; оба  не  всегда  могли  разобраться  в
деталях незнакомых устройств, но их назначение определяли без труда. И  если
дядя Коля утверждал, что ниша - это "сосалка", а зеленая щель - окно, то так
скорей всего и было.
   Когда речь зашла о дяде Коле и его талантах, Скиф вдруг  ударил  себя  по
лбу, торопливо расстегнул нарукавный карман и принялся шарить в нем Затем он
извлек на свет божий небольшую металлическую коробочку и  протянул  Джамалю.
Была  она  круглой,  довольно  тяжелой,  с  гравированным  на  обоих  торцах
изображением костра Поленьев либо иного горючего материала не  замечалось  -
только языки пламени с  плясавшей  в  них  саламандрой,  вырезанной  скупыми
четкими штрихами.
   - Вот, дядя Коля дал, - произнес  Скиф.  -  На  всякий  случай...  Дал  и
прибавил: мол, пригодится, бляха-муха.
   - Что же это такое? - Джамаль  повертел  коробочку  в  руках,  попробовал
открыть, но она не поддавалась. - Что там внутри,  дорогой?  Снаружи  костер
нарисован, выходит, внутри зажигалка? Только  очень  маленькая...  с  ноготь
величиной...
   - Не думаю, что зажигалка. Дядя Коля такой мелочевкой не  балуется.  Если
уж он делает вещь, так это вещь.
   - Бомба? - Джамаль насмешливо прищурился. Его компаньон пожал плечами.
   - Скорее, защитное устройство. Талисман, от бомбы и от огня.  Но  как  им
пользоваться, я не знаю. Сказано было: придет время, догадаешься.
   - Значит, время еще не пришло. - Джамаль вернул коробочку и, оглянувшись,
поймал взгляд синдорца Сайри. Сделать это было  нелегко,  потому  что  глаза
юноши метались по сторонам, как два юрких прыгуна-хирша. На Белых Родичей  и
амазонок  он  поглядывал  с  нескрываемым  страхом,   степь   осматривал   с
любопытством, а на грозного Паир-Са, своего господина, и  на  его  приятеля,
князя Джаммалу, взирал с надеждой и благоговением. Джамаль подмигнул Сайри и
усмехнулся; тот выдавил робкую улыбку в ответ.
   Они миновали очередной ручей; хрустальные брызги из-под  лошадиных  копыт
взмыли вверх, окропив сапоги и колени звездного странника. Полузакрыв глаза,
он  мерно  раскачивался  в  седле,  отдаваясь  наслаждению  быстрой  скачки,
чувствуя, как солнечные лучи ласкают правую щеку,  а  налетевший  с  равнины
ветерок гладит левую. Но вскоре перед его внутренним  взором  возникло  лицо
суровой амазонки, нынешней их водительницы, и Джамаль начал мысленную беседу
с ней - о том, что люди они со Скифом хорошие и никому не  желают  зла,  что
ару-интаны и шинкасы, мерзкие прихвостни демонов, их враги, а  значит,  сами
они для женщин  -  союзники  и  друзья.  Эта  беседа,  происходившая  в  его
воображении,   была   своеобразным   гипнотическим   приемом,    позволявшим
расположить к себе, внушить доверие, растворить всякий след подозрительности
и неприязни. Удавалось такое не всегда и не со всеми, но сейчас Джамаль  был
почему-то уверен, что все получится. Быть может, потому, что еще он думал  о
златовласой  Тамме,  царице  Тамар  на  белоснежном  жеребце,  и  мысли  эти
окрашивались теплым чувством приязни и предвкушения встречи.
   Когда Джамаль открыл глаза, три девушки-лучницы  вложили  свое  оружие  в
чехлы, а женщина со шрамом, натянув повод, отстала от молодых  воительниц  и
поравнялась с ним. Бросив проницательный взгляд на  погруженного  в  сладкие
думы  Скифа,  она,  вероятно,  решила,  что  говорить  с  ним  не  стоит,  и
повернулась к князю.
   - Твое имя  я  уже  слышала,  чужак.  Мое  -  Рирда  aп'Xeнан,  из  Башни
Стерегущих Рубежи. Я - Сестра Меча и начальствую над двумя сотнями всадниц.
   - Большая честь, что ты сама провожаешь нас в город,  -  сказал  Джамаль,
лихорадочно  соображая,  какие  слова  почтения  нужно  добавить.  С   юными
девушками было проще: он мог назвать их черноокими, златовласыми,  желанными
и прекрасными, но эта суровая  женщина  красавицей  не  была.  Разве  что  в
прошлом, когда  ее  щеку  не  безобразил  длинный  рубец,  протянувшийся  от
подбородка  к  правому  уху.  Ледяные  серые   глаза   придавали   ее   лицу
сосредоточенно-мрачное выражение.
   Решив не испытывать больше на  сей  валькирии  свои  чары,  Джамаль  лишь
склонил голову и сказал:
   - Сийя и Тамма тоже называли клан ап'Хенан.  Ты  -  их  сестра,  отважная
Рирда?
   - В пятом или шестом колене. Все женщины из Башни Стерегущих Рубежи носят
это имя.
   - И много ли их?
   Рирда бросила на него подозрительный взгляд и отрезала:
   - Достаточно, чтоб земля содрогнулась под копытами наших скакунов! Но еще
не бывало так, чтобы все Стерегущие разом выезжали  из  города.  Для  охраны
рубежа хватает трех турмов всадниц и Белых Родичей.
   - Турмов? - Джамаль приподнял бровь.
   - Две сотни всадниц -  боевой  турм,  -  пояснила  Рирда.  -  И,  клянусь
Безмолвными, тысяча жалких хиссапов, прячущих лица под масками, не  выдержит
его удара!
   - Нисколько в том не сомневаюсь, отважная. Я видел,  как  бьются  девушки
Сийи... Твои, наверно, не хуже! Рирда смягчилась.
   - Не  хуже,  -  подтвердила  она,  вытянув  руку  в  бронзовом  блестящем
налокотнике.  Запястья  у  нее  были  широкими,  словно  у  мужчины,  однако
изящными; под золотистой кожей проступали крепкие жилы.  -  Скоро  привал  у
большого озера... После него - еще два заката, и мы окажемся в городе.  Там,
чужак, ты сможешь  поклониться  Доне  ок'Манур,  хедайре,  и  мудрой  Гайре,
пророчице. Надеюсь,  она  не  узрит  в  тебе  плохого.  Иначе  мне  придется
поглядеть, какого цвета твоя печень!
   - Я тоже надеюсь, - ответил Джамаль,  дипломатично  пропуская  мимо  ушей
намек о печени. - И еще надеюсь, что ты, отважная, будешь нам заступницей.
   Рубец на щеке Рирды дернулся, налился кровью; она мрачно усмехнулась.
   - Похоже, у вас, у тебя и твоего родича, уже  есть  заступницы,  Тамма  и
Сийя. Особенно Сийя! Но ее слово так же, как мое, не много значит, ибо  суть
людская скрыта от наших глаз. Гайра ар'Такаб - иное дело...  Мы  -  пылинки,
пляшущие в луче света по воле Безмолвных Богов;  она  -  приникший  к  земле
камень, неподвластный дуновению ветра. Мы,  пылинки,  глухи  и  слепы,  хоть
думаем о себе иначе; камень же, недвижный,  словно  земля,  видит  и  слышит
больше нас.
   - Почему? - Джамаль, огладив бородку, посмотрел в холодные серые глаза.
   Амазонка повела плечом.
   - Лишь прорицающие волю богов воистину зрячи. Они увидят, кого мы нашли -
трех пиргов или трех хиссапов. Они - разум и мысль, остальные - плоть. Руки,
чтоб держать клинок, чрево, чтоб  рождать  детей...  Но  лишь  Видящие  Суть
знают, зачем это нужно.
   - И что разум говорит плоти? Что камень повелевает вам, пылинкам?
   - Сражаться и охранять! Раньше, до того,  как  пришли  ару-интаны,  смысл
жизни был в самой жизни. Теперь... - полузакрыв глаза, она вдруг запела:
   Встаньте, воины в доспехах,
   Враг пришел на ваши земли,
   Враг незримый и коварный,
   Демон пропастей глубоких.
   Встаньте, воины в доспехах,
   Защитите тело сталью,
   Душу - стенами заклятий,
   Что подвластны только мудрым.
   Встаньте, воины в доспехах,
   Позабудьте о покое,
   Вам сраженье будет пиром,
   Вам наградой станет смерть.
   При первых звуках песни Скиф очнулся, во все глаза уставившись  на  Рирду
ап'Хенан. Когда же ее негромкий хрипловатый голос смолк, он спросил:
   - А нас, меня и моего родича, князя Джаммалу, тоже можно защитить стенами
заклятий? Так, чтобы ару-интаны не имели власти над нашими душами?
   -  Распадись  и  соединись!  Ты  многого  хочешь,  назвавший  Сийю  своей
женщиной! Заклятие Защиты и Силы редко поют для чужаков... на моей памяти не
пели никогда!  Защита  даруется  тем,  чьи  сердца  чисты,  тем,  кто  готов
сражаться и охранять и не ищет иной награды за свой труд, кроме смерти.
   - Сражаться мы готовы, - сказал Джамаль, - но вот насчет  смерти...  Вах,
отважная моя! Жизнь прекрасна, и лишь неразумный ищет смерти! Так что  пусть
она лучше будет наградой нашим врагам.
   * * *
   Ближе к вечеру,  когда  они,  как  предупреждала  Рирда  ап'Хенан,  стали
лагерем у одного из бесчисленных озер, Джамаль решил пройтись, размять  ноги
после долгого  дня,  проведенного  в  седле.  Стараясь  не  терять  из  вида
суетившихся у лошадей девушек, Сайри и Скифа, который обтирал пучками  травы
своего каракового жеребца, он зашагал  вдоль  берега  по  тропинке,  выбитой
копытами быков и антилоп. Вероятно, это была дорога  к  водопою,  решил  он,
разглядев следы в мягкой влажной почве. Один из Белых  Родичей  увязался  за
ним; зверь не спускал с человека пристального взгляда - то ли  сторожил,  то
ли охранял.
   В лучах алеющего предзакатного светила, низко висевшего над степью,  вода
казалась серебряным зеркалом,  прикрытым  прозрачной  розовой  вуалью.  Было
тепло, но не жарко; в воздухе уже ощущалась вечерняя прохлада,  но  ни  одно
дуновение ветерка не рябило озерную гладь.  Добравшись  до  небольшой  косы,
которая уходила на тридцать-сорок шагов к востоку и круто обрывалась к воде,
Джамаль остановился, не обращая  внимания  на  своего  пушистого  стража,  и
заглянул вниз. Там, в полутора  метрах  от  запыленных  сапог,  плавало  его
неясное отражение.
   Рослый черноволосый человек в меховой безрукавке и  кожаных  штанах,  еще
довольно стройный и моложавый для  своего  возраста...  Ри  Варрат,  Джамаль
Саакадзе, князь Джаммала, сын  Гер'гия...  Лицо  почти  без  морщин;  темная
густая бородка, темные  яркие  глаза,  полноватые  сочные  губы  жизнелюбца,
красиво очерченный нос - не то  чтобы  орлиный,  но  намекающий  на  орла...
Грузинские черты, как на фресках древних святых; лицо  картлийца,  говаривал
отец, чистая тбилисская кровь. Сам Джамаль куда хуже  разбирался  в  сложной
кавказской этнографии и не сумел бы объяснить, чем его облик  отличается  от
кахетинца, аджарца или имеретинца. Но отец утверждал: мы - картлийцы...
   Иногда звездный странник едва ли не восторгался удачей, что выпала ему  в
варварском мире Земли, разделенном на сотни стран и тысячи племен, каждое  -
со своим наречием, традициями, верованиями,  своим  особым  темпераментом  и
жизненным укладом. Невесомый световой луч, покорно доставивший на Землю  его
разум, мог пасть в любое место, на любую  часть  суши,  коснуться  любой  из
сотен миллионов молодых женщин... Дело случая, игра вероятности! Он  мог  бы
родиться эскимосом или китайцем, скандинавом  или  индусом,  итальянцем  или
египтянином, американцем или эфиопом... Но случай, Великий Случай  и  судьба
сделали его грузином, в чем он усматривал несомненное везенье.
   И не потому, что за тридцать лет, начиная с  момента,  когда  он  впервые
осознал себя  в  теле  перепуганного  подростка,  Джамаль  привык  к  своему
роду-племени,  к  гортанному  говору  родичей  и  приятелей  отца,   нередко
гостивших в их петербургской квартире, к резкой четкости грузинских  лиц,  к
огненным зрачкам, так непохожим на блеклые глаза северян. Нет,