подремали несколько  часов  на  рассвете.  Когда
Скиф  спросил,  зачем  путешествовать  ночью,  девушка  ответила  коротко  и
непонятно:
   - Шинкасы.
   Он принялся расспрашивать Сийю и из ее ответов понял, что шинкасы - племя
степных разбойников, охотившихся за людьми, скакунами, скотом  и  всем,  что
плохо лежит. Между этими  грабителями  и  амазонками  существовали  странные
связи: с  одной  стороны,  лютая  ненависть  и  вражда,  с  другой  -  нечто
напоминавшее торговлю; товаром же служили и лошади,  и  ткани,  и  зерно,  и
слитки меди, и невольники. Этих последних Сийя называла "сену"  -  вероятно,
то был местный эквивалент слова "раб".
   Отряд   их,   направлявшийся   в   город   Двадцати    Башен,    оказался
немногочисленным: шестеро мужчин, считая  с  Зуу'Арборном  и  его  моряками,
четыре  девушки  и  Белый  Родич,  неторопливо  трусивший  впереди   цепочки
всадников. Все остальные, и амазонки, и звери, остались в лагере,  одном  из
многих станов воительниц из касты Стерегущих Рубежи. Скиф решил, что то была
пограничная стража, и не ошибся. Из слов Сийи выходило, что народ ее делился
по родам или Башням и каждый был занят своим делом: Стерегущие  -  стерегли,
Надзирающие - надзирали. Правящие - правили, а Видящие Суть служили богам  и
защищали народ от коварства демонов. Насколько помнил Скиф,  это  называлось
клановой  дифференциацией  -  довольно   сложная   общественная   структура,
бытовавшая в средневековой Индии.
   Впрочем, исторические изыскания его сейчас не занимали. Гораздо  приятней
было  смотреть  в  бездонные  глаза  Сийи,  слушать  ее  голос,   любоваться
пепельными завитками, падавшими на виски, ловить ее улыбки и взгляды.
   Постепенно  она  разговорилась.  Посматривая  то  на  Зуу'Арборна  с  его
смуглокожими  матросами,  тащившимися   в   арьергарде,   то   на   Джамаля,
пристроившегося к златовласой Тамме, девушка спросила:
   - Вы в самом деле родичи по крови? Джаммала - темный и черноглазый, ты  -
светлый, с глазами цвета небесного камня... - Она  коснулась  рукояти  меча,
изукрашенной бирюзой. - И оба вы, клянусь Небесным  Вихрем,  слишком  рослые
для джараймов!
   Обернувшись в свой  черед.  Скиф  поглядел  на  Джамаля  -  тот,  вылитый
дьявол-искуситель с коварной улыбкой на устах, о чем-то толковал  с  Таммой.
Глаза его горели любопытством и таким радостным детским  изумлением,  словно
до сей поры ему не встречалось женщины очаровательней златовласой амазонки -
что, впрочем, могло оказаться чистейшей истиной: Тамма была очень красива.
   Скиф ухмыльнулся.
   - Моя мать родилась в северных краях, - пояснил он. - Это правда, что  мы
с Джаммалой непохожи, но твои девушки тоже все разные.
   У  двух  амазонок  из  их  отряда  кожа  была  смугловатой,  а  волосы  -
темно-каштановыми; у третьей,  Таммы,  на  плечи  струился  водопад  золотых
кудрей, глаза же сияли чистым изумрудом. Она  и  в  самом  деле  была  очень
хороша, но Сийя ап'Хенан, с черными очами и  пепельными  локонами,  казалась
Скифу прекрасней всех. Единственная и неповторимая - и на Земле, и в  других
мирах!
   Сийя кивнула - дрогнул высокий султан из конского волоса.
   - Да, мы разные. В горах, в степи и лесах, что лежат  на  востоке,  много
всяких племен, и отовсюду мы берем мужчин, как заповедали  Безмолвные  Боги.
Они совсем дикие, ибо не знают священных песен  и  не  умеют  защищаться  от
ару-интанов... Но я слышала, что за морем, в Джарайме, Артале, Хоте и других
странах, иные обычаи. Там мужчины правят, а женщины повинуются, да?
   Скиф утвердительно хмыкнул, не решаясь  спросить,  как  амазонки  "берут"
мужчин. Для чего, это было понятно, но вот  какая  судьба  ожидала  трутней,
исполнивших свой долг? Не становились ли они  товаром,  предназначенным  для
шинкасов?  Или  их  просто  убивали?  Или  приносили  в  жертву  Безмолвным,
Небесному Вихрю и прочим божествам местного пантеона?
   - Ваши женщины слишком терпеливы и покорны, - заметила Сийя. -  Наверное,
тебе такие и нравятся, Скиф?
   - Нет. Покорные женщины рожают покорных сыновей.
   - Верное слово! Пусть не станет оно прахом! - Алые губы девушки  дрогнули
в улыбке. - Ну, а ты, Скиф? Разве ты не из них? Ведь твоя мать тоже...
   - Я же  сказал,  что  она  была  невольницей,  рабыней!  Ее  принудили  к
покорности!
   Он представил лицо матери, согнувшейся  над  ученическими  тетрадками,  и
мысленно попросил у нее прощения. Пожалуй, зря: она  и  в  самом  деле  была
рабыней,  только  властвовали  над  ней  не  мужчины,  а   время,   долг   и
обстоятельства.
   Сийя удивленно подняла темные брови.
   - Твоя мать - рабыня? Рабыня? Но что  это  значит?  Теперь  пришел  черед
удивляться Скифу. Припомнив слово, которым здесь вроде бы  обозначали  людей
подневольных, он пояснил:
   - Сену.
   Девушка вздрогнула  и  уставилась  на  него  в  полном  недоумении.  Скиф
догадался, что сказал что-то не то.
   -  Сену?  Распадись  и  соединись!  Из  каких   же   краев   ты   прибыл,
светловолосый? При чем тут сену? Демоны отняли у них души и разум; они спят,
едят и работают - конечно, если за ними присматривать. И всем известно,  что
у сену не может быть потомства!
   - Но почему? Разве они не люди?
   - Конечно, нет! Они выглядят, как люди, но...  Резкий  удар  меча  о  щит
прервал ее. Потом взревел Белый  Родич  -  яростно,  угрожающе;  шерсть  его
встала дыбом, огромные челюсти с клыками-кинжалами глухо лязгнули. И тут  же
зазвенели стремена, заржали  лошади,  заскрипели  седла;  одна  из  амазонок
вскрикнула:
   - Шинкасы!
   Из высокой травы, зеленевшей справа,  словно  заросли  молодого  бамбука,
вырвался отряд всадников. Их было человек  двадцать  -  плечистых  полуголых
воинов с топорами на длинных  рукоятях,  арканами  и  сетями;  под  высокими
меховыми шапками скалились чудовищные звериные морды, и Скиф не сразу понял,
что видит маски из раскрашенной кожи.
   За спиной у него лязгнул металл, потом взметнулся высокий  звонкий  голос
Таммы: она пела. Остальные девушки подхватили заклинание.
   У меня нет сердца -
   лед горных вершин в груди.
   У меня нет глаз -
   проблеск молнии мои глаза.
   У меня нет жизни -
   память потомков моя жизнь.
   У меня нет смерти -
   Вихрь Небесный унес мою смерть.
   О, Безмолвные, одарите меня мужеством!
   Всадники припустили в галоп, потом, не доезжая метров  пятидесяти,  резко
осадили коней и сбились в кучу - казалось, они колеблются.
   - Считают и пересчитывают, - сказала Сийя. Лицо ее оставалось  спокойным,
лишь брови грозно сошлись на переносице. -  Как  разглядят,  что  нас  всего
четверо да  один  зверь,  нападут.  Уже  и  сети  приготовили,  распадись  и
соединись!
   Позади в три голоса гремела песня:
   У меня нет плоти -
   сделалась камнем моя плоть.
   У меня нет рук -
   клинком меча стали мои руки.
   У меня нет пальцев -
   обратились они в когти зверя.
   У меня нет губ -
   проклятье врагу мои губы.
   О, Безмолвные, одарите меня ненавистью!
   Скиф обернулся. Зуу'Арборн со своими людьми пребывал в замешательстве,  и
было ясно, что в конном бою  толку  от  безоружных  мореходов  никакого.  Но
Джамаль... Глаза его сверкали, как угли, рот хищно ощерился; он уже выхватил
меч и крутил им над  головой  с  видом  лихого  рубаки-самурая.  Похоже,  он
готовился защищать свою Тамму до последней капли крови  -  если  только  она
нуждалась в защите.
   "Песня на него, что ли,  так  подействовала?"  -  пронеслось  у  Скифа  в
голове. Потом он припомнил: хочу, чтоб кони... чтоб женщины... чтоб битвы  и
шашки наголо! Ну,  чего  клиент  пожелал,  то  и  получил!  Вот  только  как
исполнить приказ шефа? Приглядывай-де за князем и  при  первой  опасности  -
назад! Но сейчас он и  сам  не  вернулся  бы  обратно,  даже  если  б  чудом
припомнил пароль: в бездонных глазах Сийи светилось ожидание и что-то еще  -
быть может, намек на предстоящую награду. "Черт с ним, с князем!  -  подумал
он. - Хотел драку, так будет ему драка!"
   - Нас не четверо, а шестеро. - Слова слетели с его  губ,  потом  сверкнул
клинок катаны, и обтянутая кожей рукоять привычно легла в  его  ладонь.  Три
девушки за его спиной тянули слова заклятья:
   У меня нет очага -
   свет солнца мой очаг.
   У меня нет дум -
   удар копья моя дума.
   У меня нет брони -
   ночная тьма моя броня.
   У меня нет оружия -
   тело мое оружие и защита.
   О, Безмолвные, одарите меня силой!
   Точеные пальцы девушки стиснули запястье Скифа. - Хорошо! Но твой  клинок
слишком короткий, чтобы рубить с коня. Возьми мой меч, а Джаммале пусть даст
меч Тамма! - Она кивнула своим всадницам.  -  Песня  спета.  Теперь  вперед,
сестры! Во имя Безмолвных Богов!
   Копья с  трепещущими  флажками  опустились,  четыре  амазонки  пришпорили
коней, копыта глухо ударили в мягкую землю. Шинкасы, развернувшись  шеренгой
и дико взвыв, ринулись навстречу; их топоры  с  серпообразными  лезвиями  со
свистом  рассекали  воздух,  ременные  петли  мотались  на  шестах,   маски,
полоскавшиеся на встречном ветру, кривлялись и корчились, точно живые.  Скиф
скакал сразу за Сийей с длинным прямым мечом в одной  руке  и  катаной  -  в
другой. Рядом мчался Джамаль, грозно вскрикивая, звеня клинками;  видно,  он
был неплохим наездником и держался в седле куда  уверенней,  чем  на  гребне
волны. Справа от князя белым облаком стелился  огромный  зверь.  Он  уже  не
рычал, не ревел,  только  схлестывал  бока  пружинистым  гибким  хвостом  да
разевал пасть, жаркую, как жерло вулкана.
   "Четыре девушки, двое мужчин, кони и тигр... или лев, кто его разберет...
Ну и команда! - пронеслось у Скифа  в  голове.  -  Не  слишком  ли  пестрая?
Попугай с петухом не уживутся в одном  курятнике,  говаривал  майор  Звягин,
однако..,"
   Они столкнулись с  шинкасами,  и  он  забыл  о  комбате,  забыл  о  своем
молчаливом хранителе Харане, забыл о Земле и о прожитых там годах. Блестящие
полумесяцы секир крутились перед ним, мелькали арканы да  сети,  дикий  клич
рвался из двух десятков глоток, и  сам  он  внезапно  стал  таким  же  диким
всадником, неистовым скифом, кентавром с разящими молниями в руках. "У  меня
нет смерти, - насвистывал ему ветер. - Вихрь Небесный унес  мою  смерть!  О,
Безмолвные, одарите меня мужеством! Одарите ненавистью и силой!"
   Меч словно сам собой рассек волосяную сеть, достал  плечо  державшего  ее
воина, перечеркнул грудь кроваво-красной полосой; взлетела  катана,  отражая
удар топора, потом ринулась вниз, к горлу  шинкаса,  сорвав  острием  маску.
Мелькнуло лицо - лик демона с хищным оскалом и выпученными  глазами.  Катана
полоснула по шее, голова воина запрокинулась, алые пузыри вспухли на  губах.
Захрипев, он упал с коня.
   "У меня нет рук - клинком меча стали мои руки!"
   Амазонки прошли сквозь разбойничий строй, как гребень с четырьмя зубцами;
длинные их копья разили наповал, и четыре всадника свалились в траву - кто с
пробитой грудью, кто с развороченным боком. Белый Родич ударами тяжелой лапы
переломал ноги двум или трем лошадям и сейчас добирался до седоков. Рядом  с
ним крутилось с полдюжины шинкасов,  они  махали  топорами,  набрасывали  на
зверя сети; он огрызался, бил хвостом, ревел - и лошади степняков  испуганно
шарахались в стороны. Джамаль же, так и не успевший  обагрить  свои  клинки,
попался сразу в два аркана - кисти и локти его были прижаты к бокам,  лезвия
мечей болтались у колен. Он  сыпал  проклятиями,  пытался  перерезать  тугие
волосяные петли, но безуспешно: пара насевших на него шинкасов действовала с
ловкостью опытных охотников за  людьми.  Разбойники,  видно,  не  собирались
убивать пленника, но хотели оттащить его подальше от  свалки.  Конь  Джамаля
ржал, мотал головой, упирался, не желая расставаться с седоком; князь,  рыча
что-то по-грузински, откинулся в седле, упираясь босыми ступнями в стремена.
   Если сбросить со счетов двоих зарубленных Скифом, оставалось еще  пятеро.
Эти, не дожидаясь новой атаки амазонок, тянули к Скифу  топоры  и  петли  на
шестах - похоже, желали сыграть с ним в ту же игру, что  и  с  Джамалем.  Но
Скиф был быстрее; сообразив, что его хотят оглушить и  связать,  несколькими
стремительными ударами он перерубил шесты, ранил одного из воинов  в  бедро,
ударил жеребца пятками по бокам и помчался к князю. Того уже успели оттащить
шагов на тридцать; один из шинкасов поймал узду и тянул  лошадь  Джамаля  за
собой, не выпуская из правой руки  аркана.  Скиф  подумал,  что  не  успеет,
размахнулся и с силой швырнул катану.
   "У меня нет дум - удар копья мои думы!"
   Хоть и короткий клинок, хоть и  не  копье,  да  режет  глубоко!  Не  зря,
выходит, потомков Аматэрасу почитали грозными бойцами; и оружие у  них  было
таким же грозным, беспощадным, и ковались клинки их не затем, чтоб пугать да
ранить, а чтобы убивать.  Острие  катаны  ударило  степного  всадника  между
лопаток, рассекло хребет, пробило ребра, на ладонь вышло  из  груди.  Шинкас
вскрикнул и захлебнулся кровью; один аркан ослаб, и Джамаль, вывернув кисть,
полоснул по другому мечом. Лицо его покраснело от  ярости;  приподнявшись  в
стременах, он воткнул  оба  своих  клинка  в  живот  степняку,  что  пытался
совладать с его конем. Тот хрипло вскрикнул и начал сползать с седла.
   "Хороший человек князь, - подумал Скиф, разворачивая жеребца, - а  ударил
жестоко. Пробил бы горло... быстрая смерть, без мучений... Ну, бой есть бой!
Нет у меня сердца - лед горных вершин в груди!"
   Меч Сийи с бронзовой рукоятью, изукрашенной бирюзой, играл и  пел  в  его
руках. Он походил на шпагу, с  которой  Скифу  приходилось  иметь  дело,  но
казался пошире на палец и  длиннее;  к  острию  лезвие  слегка  расширялось,
напоминая древесный лист. Скиф  крутил  клинком,  отбивал  удары  секир,  не
пытаясь нападать, - против пятерых врагов шансов у  него  было  немного.  Но
вдруг рядом очутился Джамаль, потом за спиной застучали копыта  -  амазонки,
развернув коней, снова мчались в атаку. Ударили копья, степняки отпрянули  с
хриплым воем - один вылетел из седла, трое, бросив  оружие,  зажимали  раны.
Глухо рявкнул белый зверь, ему ответил протяжный клич шинкасов, и поле битвы
внезапно опустело - десяток  уцелевших  разбойников  стремительно  уходил  к
зарослям высокой травы.
   Скиф вытер меч о гриву своего скакуна,  свесился  к  земле,  выдернул  из
мертвого тела катану. "Не задирайся с местными", - говорил Сарагоса... А  он
ответил: "Я - не убийца!" Он и вправду не хотел убивать,  но  обстоятельства
были сильнее: три  человека,  валявшиеся  на  земле,  пали  от  его  клинка.
Схватка, однако, шла на равных: сила против силы, ловкость против  ловкости,
меч против топора.
   Подъехала Сийя,  оглядела  его  забрызганные  кровью  руки,  одобрительно
покачала головой.
   - Ты настоящий боец, светловолосый! Таких я еще не видела среди мужчин...
Ты и с луком обращаешься так же хорошо?
   - Нет. - Он протянул ей меч с бирюзовой рукоятью.
   - Ну, я тебя научу... сегодня или завтра. -  Девушка  улыбнулась,  лукаво
сверкнув глазами.
   Скиф осмотрелся. Тамма с Джамалем направлялись к  людям  Зуу'Арборна;  во
время скоротечной схватки маленькие мореходы сбились в кучу вокруг  купца  и
дрожащими голосами  распевали  молитвы  богам  Джарайма.  Одна  из  амазонок
объезжала поле боя, иногда деловито тыкала копьем в  распростертые  в  траве
тела шинкасов -  добивала  раненых;  вторая  девушка,  не  слезая  с  седла,
перетягивала предплечье чистой тряпицей.
   - Злобные тха... - Сийя ап'Хенан повела бровью  в  сторону  мертвецов.  -
Нападают, когда их пятеро на одного... Но сегодня они просчитались!
   - Что им было нужно? - Скиф вытер катану, вложил ее  в  ножны.  -  Хотели
убить?
   - Нет, у них  другой  промысел.  Они  отродья  демонов,  светловолосый...
Схватили бы нас и продали ару-интанам - за зелье, что дарит дурные сны.
   - А что с нами бы сталось?
   - Что? - Сийя нахмурилась. - Странные вопросы ты задаешь,  светловолосый!
Мы носим в себе частицу богов - ты и я, каждый из нас, каждый человек... Без
нее мы - сену, всего лишь жалкие сену... Вот наше сокровище, вот добыча  для
демонов! Но мы, женщины Амм Хаммата, с ним бы не расстались... просто умерли
бы! Ведь нас защищают Безмолвные, и демонам не удалось бы насытиться  нашими
душами. Ну, а вас с Джаммалой обратили бы в сену, в живых мертвецов... Разве
их нет в Джарайме?
   Слова ее были загадочны и непонятны,  но  Скиф  решил,  что  пускаться  в
расспросы не время. Он лишь покачал головой и буркнул:
   - Джарайм - не моя страна. Мы с родичем из других  краев,  из  далеких...
очень далеких, Сийя. Она пожала плечами.
   - Мир велик, светловолосый, мир велик! Но если в вашей земле  не  слышали
про ару-интанов, не видели  сену,  ты  должен  быть  вдвойне  осторожен.  Не
хотелось бы мне, чтоб ты забыл, как улыбаться и как любить женщину...
   * * *
   Через день, вечером, когда костер прогорел и три луны  сияющими  фонарями
повисли в ночном небе, Сийя поднялась и протянула Скифу руку.
   - Я обещала поучить тебя стрелять...
   Он посмотрел на свой лук из дерева падда, на темную  степь,  на  гаснущий
костер, затем перевел взгляд на лицо девушки. Она улыбалась - лукаво и  чуть
насмешливо. Джамаль, сидевший рядом, подтолкнул  компаньона  локтем  в  бок,
шепнул в самое ухо:
   - Не сомневайся, дорогой, сейчас самое время для таких дел. Я бы тоже  не
отказался, чтоб меня поучили... - Он многозначительно скосил глаз на  Тамму.
- Заодно узнал бы кое-что интересное... про город с башнями, про  демонов  и
тайные  заклятия...  Женщины  становятся  разговорчивей,  когда  их  одаришь
лаской.
   Скиф так и не понял: то ли князь советовал ему, то ли строил  собственные
планы на будущее. Поднявшись, он машинально оправил комбинезон и  взял  Сийю
за руку. Ладонь у нее была одновременно нежной и крепкой; кончиками  пальцев
он ощутил чуть заметные выпуклости - мозоли от  рукояти  меча.  Локоны  Сийи
щекотали ему шею, легкая туника казалась туманом,  окутавшим  тело  девушки.
Пройдя два десятка шагов, он оглянулся:  Джамаль,  подсев  к  Тамме,  что-то
негромко втолковывал ей, с нежностью поглаживая плечо амазонки.
   - Не смотри назад, - сказала Сийя, - твой родич занят. Я думаю, он  будет
занят до рассвета... Клянусь Безмолвными! У Таммы.горячая кровь.
   Скиф обнял ее за талию. От  волос  девушки  тянуло  горьковатым  ароматом
степных трав, дымом костра и еще  чем-то  чистым  и  свежим  -  быть  может,
запахом звездного неба, раскинувшегося над степью.  Все  правильно,  подумал
он, все хорошо. Я здесь с ней - там, где должен быть сейчас  и  навсегда.  В
древней скифской степи, каких на Земле уже не осталось...
   Прежние воспоминания  таяли,  уходили,  размывались;  призрачным  миражем
плыли городские улицы, мрачные коробки домов, клетки-квартиры, переполненные
людьми, подольская  казарма  с  рядами  коек,  оружейные  шкафы  в  арсенале
Сарагосы, серая лента  шоссе,  разверстый  шлюз  транспортного  самолета,  в
котором  маячили  фигуры  солдат  в   касках   и   бронежилетах,   парашюты,
одуванчиками повисшие над зеленой скатертью тайги... Все это было в прошлом,
безмерно далеком, невозвратимом и неинтересном;  настоящее  и  будущее  были
здесь: справа - гибкое и сильное девичье тело, слева - меч у пояса, а вокруг
- безбрежная степь.
   Он склонился к Сийе и прошептал:
   - Мы не взяли ни лука, ни стрел, милая... На ее лице промелькнула улыбка;
Скиф успел разглядеть ее в лунном свете, серебристом и багряном.
   - Я буду луком, а ты - стрелой...
   - А если подкрадутся шинкасы?
   - Споем Песню Силы и будем сражаться. - Она снова  улыбнулась.  -  Но  не
тревожься,  светловолосый.  Мы  уже  близко  к  городу,   они   не   рискуют
разбойничать здесь. И потом с нами Белый Родич. - Сийя показала куда-то,  но
Скиф не заметил ничего, кроме легкого колебания травы. - Он постережет...
   - И нас, и Тамму с Джаммалой? Успеет  ли?  Опять  улыбка,  блеск  глаз  в
лунном свете, темн