15

     Сойдя  на  Моховой и  отпустив извозчика,  Пластов пошел к  подъезду,
вдруг услышал шепот:
     - Арсений  Дмитриевич...  Арсений  Дмитриевич,  осторожней...  Тсс...
Тише!
     Повернулся -  Хржанович;  смотрит,  высунувшись из  арки.  Вот махнул
рукой: сюда!
     - Что случилось? Вадим?
     Хржанович втащил его в подворотню, зашептал:
     - Не входите в подъезд, они могут быть там...
     - Кто - они?
     - Не знаю... Их двое, они уехали... Но вдруг у них сообщник?
     - Какой сообщник?
     - Они подъехали на автомобиле. Черный "фордзон".
     - Ну и что? Спрашивали меня?
     - Нет,  но  я  вошел в  подъезд,  услышал,  как один сказал:  "Может,
подождем?",  второй ответил:  "Ничего,  от  нас  все  равно не  уйдет".  Я
подумал, что это о вас.
     - Что дальше?
     - Я  сделал вид,  что поднимаюсь.  Они прошли вниз.  Одни из простых,
коренастый, второй похож на такого петербургского гуляку.
     - Гуляку?
     - Да, в спортивном пиджаке и котелке. Высокий, лет тридцати. Вышли, я
остановился и услышал, как отъехал автомобиль.
     - Почему ты решил, что кто-то остался наверху? Они говорили об этом?
     - Давайте на всякий случай походим? Рядом, по Моховой?
     - Зачем?
     - Пожалуйста. На всякий случай.
     - Глупо. Впрочем, если хочешь - изволь.
     Они двинулись по Моховой. Пластов подумал: кажется, "гуляка" похож на
того,  кто следил за ним на Съезженской.  Поймал себя на мысли: сейчас его
больше волнуют не эти двое,  а то, с какой редакцией связан Коршакеев. Шел
одиннадцатый час,  прохожих было  довольно много,  идущий рядом  Хржанович
хмыкнул:
     - У вас нет пистолета?
     - Нет, он мне и не нужен.
     - Но разрешение, как у адвоката? Слушайте - купите пистолет. Рано или
поздно эти двое до вас доберутся... Это были явные бандиты.
     - Во-первых,  у меня нет разрешения, оно кончилось четыре года назад.
Во-вторых, зачем мне пистолет?
     - Как  зачем?  -  Хржанович хлопнул себя  по  коленям.  -  Купите без
разрешения! Обязательно, Арсений Дмитриевич! Это бандиты!
     - Чтобы испортить все дело? Меня отдадут под суд, только и всего.
     - Но  они  же  вас  прикончат!   Разве  вы  не  видите?  -  Хржанович
остановился. Пластов мягко взял его под руку:
     - Вадим,  ты  же  сам  предложил  пройтись.  Так пойдем.  - Двинулись
дальше. - Тебе не кажется, если они хотели бы меня убить, они давно бы уже
это сделали? Причем не помог бы никакой пистолет.
     - Но ведь вы сами рассказывали - на пустыре? Ведь то, что было, явное
покушение на убийство?
     - Там было совсем другое.  Уверен, те двое меня не ждали, здесь же...
Согласись,  вряд ли убийцы будут приезжать на черном "фордзоне" у  всех на
виду?
     - Почему бы и нет?
     - Потому что  лучше сделать это  втихую.  Скорее кто-то  просто хочет
меня запугать.
     - Возможно...  Арсений Дмитриевич,  не ругайте меня,  а?  Я хотел как
лучше.
     - Ты о чем?
     - Представляете,   от   нечего  делать  зашел   сегодня  в   торговое
представительство фирмы "Шуккерт". На Невском, сорок два.
     - Зачем?
     - Не удержался,  хотел посмотреть, что это такое. Сказал, ищу работу,
предложил услуги.  Секретарша явно  из  Петербурга,  торговый агент скорее
немец, хотя по-русски говорит чисто. Они меня довольно быстро выпроводили.
Мест нет и не предвидится даже в отдаленном будущем.
     - Естественно, ты там был совершенно лишним. Ч-черт...
     - Вы о чем?
     - Проверить бы их банковские счета. Все бы отдал за это.
     - Я бы рад - меня просто не пустят в банк.
     - К сожалению.  Впрочем,  попади ты туда, толку все равно будет мало.
Не  хочешь  проделать один  эксперимент?  Зайди  завтра  в  три  редакции,
"Петербургский вестник", "Биржевые новости" и "Новое время".
     - Что, просто зайти?
     - Загляни в  отдел фельетонов...  Нет,  лучше в секретариат,  и скажи
фразу:  "Я  от  Коршакеева,  он  просил передать,  что материал о  Глебове
задерживается".
     - И все? Одну фразу?
     - Все,  если не считать,  что после этого ты должен сделать главное -
запомнить,  что тебе скажут в каждой редакции. Все до последнего слова. Не
надеешься на память,  запиши.  И идем домой,  уверен,  если кто-то и стоял
наверху, он давно ушел.


                                    16

     В   Василеостровском  почтовом  отделении  царило   обычное  утреннее
затишье.  За столом в зале не спеша перелистывал подшивку газет старичок в
пенсне,  юноша в  форменном сюртуке,  сидящий за конторкой,  что-то писал.
Войдя  в  зал,  Пластов направился к  нему,  юноша  отложил перо.  Адвокат
благодушно улыбнулся, протянул листок:
     - Милостивый государь, у меня к вам величайшая просьба. Здесь номер и
число денежного перевода,  вы не могли бы проверить, действительно ли этот
перевод был отправлен? Именно этого числа и именно этим номером?
     Юноша взял листок, двинулся к конторке, Пластов добавил вслед:
     - Фамилия переводящего - Ермилов. - Подойдя к Пластову, юноша показал
запись.  -  Вот.  Номер и число те,  что указаны в вашей записке. Ермилов.
Отправлен денежный  перевод  на  имя  Ермиловой.  Двадцать рублей.  Пятого
числа-с.
     На  улице  Пластов  еще  раз  проверил  адрес  -  почтовое  отделение
располагалось на Шестнадцатой линии. Пройдя немного, перешел мостовую, сел
на  скамейку и  развернул на коленях карту Петербурга.  Долго изучал левый
верхний  угол  карты,   ту   часть,   где  были  подробно  обозначены  как
геометрически выстроенные линии,  так и  незастроенные места Васильевского
острова.  Сейчас  Пластова  не  интересовала геометрия,  густо  заселенная
горожанами;  он внимательно просматривал вольные линии пустырей,  берега и
особенно -  верхнюю часть,  называемую Голодаем.  Пустошь, на которой были
обозначены два квадратика,  адвокат тронул указательным пальцем; помедлив,
твердо подчеркнул ногтем название:  "Натальинская ферма". Принялся изучать
теперь уже всю карту.  Изучение это было дотошным,  но, сколько Пластов ни
всматривался,  найти в городской черте еще одно место,  которое называлось
бы так -  "ферма",  -  ему не удалось.  Вздохнув,  сложил карту, спрятал в
карман.  Оглянулся -  Шестнадцатая линия, на которой находилось только что
проверенное им почтовое отделение, вела прямо к Голодаю, Ферма... Конечно,
Он  должен был понять это раньше.  "Ферма",  которую,  по  всей видимости,
наняли  охранять  Ермилова,   не  имела  никакого  отношения  к  сельскому
хозяйству.


                                    17

     Днем  по  пустынной части Голодая,  носившей название Кашеварки,  шел
человек.  Передвигался он  не  торопясь,  незаметно  оглядывая прохожих  и
изредка останавливаясь.  По виду человек был похож на чудака -  гуляющего,
оказавшегося здесь случайно;  зайдя в  самый центр пустыря,  называющегося
почему-то  Новым Петербургом,  присел у  края  разлившегося болота,  долго
рассматривал кувшинки и лилии. Потрогал рукой ряску, взболтал мутную жижу,
поднес  ладонь  к   глазам,   изучая  осевшие  на  ней  зеленые  крапинки.
Поморщился,  достал платок, щурясь на солнце, неторопливо вытер ладонь - и
двинулся  дальше,  к  Голодаевскому переулку.  Увидев  местного  жителя  с
тележкой сена,  остановился.  Подождал,  пока  мужичок  минует  обнесенное
забором двухэтажное здание, кивнул:
     - Любезный, сам не отсюда?
     - А что? Отсюда.
     Пластов, сделав вид, что небрежно осматривает окрестности, процедил:
     - Хорошо, хорошо... Понимаешь, хотел я тут дачку на лето присмотреть.
Не поможешь?
     - Дачку? Ну, барин...
     - А что?
     - Да  тут  дач-то  отродясь никто не снимал...  Какие тут дачи-то?  -
Сплюнул. - Пакость одна, болота, гниль.
     - Ну-у, это ты зря. Вот, например, чем не дача?
     Мужик оглянулся:
     - Которая? Натальинская-то ферма? Да в ней никто не живет.
     - Ну и что, что не живет? Забыл, как ты ее называл? Натальинская?
     - Натальинская ферма, как еще?
     - Ну да, ферма, значит. Она давно здесь, эта ферма?
     - Всегда тут была.
     - Почему ж так называют - ферма?
     - Кто их знает. - Мужик взялся за ручку. - Зовут и зовут.
     - Не живут, говоришь, на ней?
     - Кто ж здесь жить-то будет?
     - И давно?
     - Не живут-то? Почитай, сколько помню - годов шесть. А то все семь.
     - Понятно. Не скажешь, раньше на ней кто жил?
     - Раньше она чухонской была,  чухонцы с фабрики жили.  Да потом ушли,
воздух плохой, испарения тут.
     - И что - теперь никто эту ферму не сторожит?
     - Сторожит?  -  Мужик почесал в затылке, снова отпустил тележку. - Да
ты, барин, никак про сторожа спрашиваешь?
     - Про какого сторожа?
     - Подожди...  -  Мужик повернулся к дому.  -  Ну да. Недели две назад
чудак какой-то сидел тут на завалинке. В кожухе.
     - Сторожил, выходит?
     - Ну да. Я еще подумал: купил, что ль, кто Натальинку?
     - Где он сейчас-то - сторож?
     - Кто его знает.  Я  и  то  смотрю,  как утром ни  прохожу,  сидит на
завалинке, зевает. Думаю, охота была, там не живет никто, купили, может...
А потом, недели уж две как, не видать. Который день хожу - не сидит.
     - Значит, нужды нет.
     - Оно верно. Пойду, барин.
     - Постой, какой он из себя был, этот сторож?
     - Ну,  барин...  Не упомню.  Вроде так мелковатый, с бородой. А так -
мне он ни к чему. - Мужик кивнул: - Пойду, господин хороший, извини.
     Глядя  ему  вслед,   Пластов  подумал:  место  здесь  пустынное.  При
определенном опыте сделать с человеком можно что угодно. Камнем по голове,
труп в  болото -  и  концов не  сыщешь.  Недели две  назад -  это примерно
пятого-седьмого  июня.  Перевод  с  Василеостровского почтового  отделения
отправлен пятого.  Все сходится.  Очень похоже,  что с Ермиловым поступили
именно так,  сторож нашел здесь свой конец.  Но  вряд ли  полиция разрешит
поиски тела,  у  него  ведь нет  ни  одного доказательства.  Но  даже если
допустить,  что  ему  удастся  убедить  власти,  он  и  приблизительно  не
определит место, куда могли сбросить убитого.


                                    18

     К  концу дня Пластов шел по  набережной Фонтанки,  возвращаясь домой.
Теперь он почти не сомневался:  пожар и дело о страховке затеяно для того,
чтобы скрыть похищение генератора.  Заметил про  себя:  ему,  как  юристу,
доказать  ценность пропавшего устройства будет  трудно,  если  не  сказать
невозможно.   Это  никем  не  опробованное  изобретение.   Вспомнил  слова
Субботина  -  "полигон  мысли".  Похоже,  генератор был  нужен,  но  завод
подожгли не  только из-за  этого.  Тем,  кто выкрал новый агрегат,  сильно
мешал  и  сам  завод.  Что  касается фирмы  "Шуккерт",  купившей пустующий
участок земли  рядом с  заводом,  вряд  ли  она  непосредственно связана с
диверсией. Но пронюхать что-то о замышлявшемся пожаре фирма могла. Значит,
с  немецкой дальновидностью могла  рассчитать,  что  сгоревший завод будет
легче  присовокупить  к  заранее  приобретенному пустырю.  Похоже,  Глебов
действительно обречен.  Скандал вокруг его имени необходим как прикрытие -
после него всем, кроме самого Глебова, обеспечена спокойная жизнь. Ермилов
- Трояновский -  Коршакеев,  до чего же умная и  точная игра.  С мыслью об
этом он повернул на Моховую и увидел Тиргина.
     Помощник присяжного поверенного стоял на углу в квартале от его дома,
делая  вид,   что  разглядывает  афиши.   Кажется,  он  ждал  именно  его.
Приблизившись, бывший сокурсник поднял брови, сказал вполголоса:
     - Арсений... Я так и думал, что ты подойдешь с этой стороны.
     - Что-нибудь случилось?
     - Ничего,  пойдем рядом.  - Они двинулись в сторону Литейного. - Если
кто-то нас увидит, он должен подумать, что мы встретились случайно.
     - Да в чем дело, ты можешь объяснять?
     Тиргин, пытаясь что-то перебороть в себе, отвернулся.
     - Сейчас поймешь...  Арсений, мы оба юристы. Я надеюсь, тебе не нужно
ничего объяснять. Я назову шесть цифр.
     - Шесть цифр?
     - Да,   шесть  цифр.   Запомни:  восемьсот  восемь,  девятьсот  один.
Запомнил?
     - Восемьсот восемь, девятьсот один. Ну и что?
     - Ничего. Я вообще тебе ничего не говорил.
     - Понимаю, но что это?
     - Неважно,  потом  поймешь.  Учти:  я  делаю  это  только  ради  Лизы
Глебовой. Только ради нее.
     - Ты хочешь сообщить мне только эти цифры - и больше ничего?
     - Но эти цифры - и так очень много. Да, Арсений.
     Кажется,  кандидат в женихи решился ему помочь. Интересно. Только вот
что могут дать ему эти цифры?  Прежде всего,  что они означают?  Совсем не
исключено,  что  это  номер счета.  Но  что это может дать ему,  Пластову?
Практически ничего,  ни  один банк в  Петербурге не  пойдет на  то,  чтобы
нарушить тайну вклада. Он повернулся, разглядывая шагающего рядом Тиргина.
Наверняка эти цифры связаны с Трояновским, но что они значат?
     - Что это? Банковский счет?
     - Арсений, я больше ничего не могу сказать... Клянусь.
     Нет,   этих  цифр  ему  недостаточно,   надо  вытягивать  из  Тиргина
остальное.  Вытягивать всеми  возможными средствами.  Ведь  практически во
всем деле Глебова он  до сих пор не может обнаружить ничего материального,
только  догадки,   предположения,   слухи.  Пройдя  еще  немного,  Пластов
остановился,
     - Вот что, Тиргин, то, что ты мне сейчас сказал, воздушный пузырь.
     - То есть как воздушный пузырь?
     Пластов подул в воздух:
     - Вот так, видишь? Что мне эти твои шесть цифр? Что?
     - Знаешь, Арсений, я и так пошел на многое.
     - Ценю твое желание помочь,  но  ты правильно выразился:  мы с  тобой
юристы.  Допустим,  я понял,  что означают эти шесть цифр.  Это банковский
счет,  больше того  -  банковский счет,  открытый в  некоем банке  на  имя
Трояновского...
     - Ради бога, Арсений!
     - Да  не трусь ты,  черт тебя возьми!  Не трусь,  пойми -  ты уже все
выдал!  Ты  где-то  увидел эти  шесть цифр,  так вот -  где?  На  каком-то
документе, письме, в записной книжке? Да не молчи ты! Где ты их увидел?
     - Арсений, я этого не могу...
     - Будь мужественней, неужели тебя так запугал Трояновский?
     Тиргин сглотнул слюну.
     - Пойдем,  на нас смотрят. - Они двинулись по тротуару. - Хорошо тебе
говорить,  ты ни от кого не зависишь...  Да тебе и вообще нечего терять...
Ладно, бог с тобой, все ради Лизы... Эти шесть цифр я увидел в письме.
     - В каком письме?
     - В  конфиденциальном письме на имя Трояновского.  В  нем сообщалось,
что на имя Трояновского в банке Мюллера открыт счет, номер которого я тебе
назвал. - Тиргин остановился, его бледно-голубые глаза растерянно моргали.
Да,  подумал Пластов, для своего характера его бывший сокурсник решился на
многое,  но  даже этого мало,  если он  хочет иметь хоть какие-то шансы на
успех.  Нужен документ, материальное доказательство, иначе все опять уйдет
в песок.
     - Владимир, один вопрос: ты мог бы достать это письмо?
     - Арсений, ты сошел с ума.
     - Я не сошел с ума.  Нужно даже не само письмо -  копия.  Нотариально
заверенная копия,  о существовании которой,  уверяю тебя, никто не узнает.
Никто,  кроме двух-трех  человек.  Вот  когда ты  дашь  копию письма,  это
действительно будет помощь.
     Он еще не закончил обед, как пришел Хржанович. Возбужденный, принялся
ходить по кухне, потирая руки. Остановился:
     - Я  был  в  "Петербургском вестнике".  Там  секретарь крикнул:  "Эй,
Коршакеев делает для  нас что-нибудь?  Нет?  Точно?"  Из  соседней комнаты
крикнули: "Точно!" Он развел руками, буркнул: "Вы что-то ошиблись". Но как
я накрыл "Биржевые ведомости"!  Как накрыл!  Меня как будто осенило, будто
вдохновение нашло... Я вхожу и тихим таким голосом: "Я от Коршакеева... Он
просил передать,  что материал о Глебове задерживается..." Секретарь сразу
бросил писать,  оглянулся: "От Коршакеева?" - "Да, от Коршакеева". Смотрит
в упор:  "А что случилось?" Я: "Не знаю, просто Коршакеев просил передать,
что  материал  задерживается".   Помедлил,   стал  грызть  ручку,  бросил:
"Подождите,  не  уходите без  меня".  Ушел,  не  было минут пять,  наконец
вернулся:  "Скажите, шеф просил Константина Петровича сегодня же позвонить
обязательно! Поняли? Обязательно!" Хорошо, говорю, скажу - и ушел.
     - Молодец... Значит, этот мерзавец связан с "Биржевкой"... Ешь, я уже
пообедал.
     - С "Биржевыми"...  -  Хржанович принялся за суп, кивнул: - А знаете,
кто финансирует "Биржевые"?
     - Насколько мне не изменяет память, несколько банков.
     - Да,  но главным образом мюллеровскнй банк, а это дочернее отделение
банка Штюрмера.  То есть,  вы понимаете,  это газета германофилов? И иже с
ними?


                                    19

     Пластов вошел в  полицейский участок,  разыскал следователя по  особо
важным  делам  статского советника Кухмистрова и,  войдя  в  его  кабинет,
положил на  стол  визитную карточку.  Сидящий за  столом  хозяин  кабинета
кивнул.
     - Прошу, господин Пластов, рад познакомиться.
     Пока  все  предполагаемые  участники  заговора,   неуловимым  образом
складывающегося против Глебова, оставались неуязвимыми - Пластов не мог бы
предъявить никаких конкретных обвинений ни Трояновскому,  ни Защипину,  ни
Коршакееву.  Именно поэтому он  сейчас понимал:  важно выяснить,  может ли
входить в  этот  заговор Кухмистров;  если да,  ему  впору отказываться от
защиты.  Встретился с  взглядом колючих,  но  внимательных серых глаз:  по
первому  впечатлению  ничего,   что   говорило  бы   о   предвзятости  или
нерасположении.   Голос  спокойный,   профессионально  уверенный,   но  не
надменный, в поведении чувствуется готовность к разговору.
     - Как я понимаю, вы адвокат, защищающий интересы фирмы "Глебов и Кё"?
     - Совершенно верно.  Ваше высокородие,  не буду отнимать у вас время.
Думаю, вам, как и мне, хорошо известны обстоятельства дела.
     Глаза Кухмистрова сузились.
     - Вполне возможно, господин Пластов. Так как я не ждал вашего визита,
признаюсь:  говорить на  эту тему пока не готов,  но могу дать объяснения,
если вас что-то интересует.
     - Понимаю,  ваше  высокородие.  Напротив,  я,  если у  вас  возникнут
какие-то вопросы, готов ответить на любой из них.
     - Я жду ваших, господин Пластов.
     - Хочу  прибегнуть к  любезности следствия и  выяснить одно:  степень
вины сторожа? Кажется, его фамилия Желдин?
     Кухмистров смотрел довольно сухо:
     - Да,  господин Пластов, совершенно верно, Желдин. Вам никто не будет
препятствовать в  выяснении степени вины любого человека,  но до окончания
разбирательства материалы  следствия принадлежат только  следствию.  Таков
закон.
     - Я это прекрасно знаю, ваше высокородие, но мне известно, что Желдин
арестован,  и  я  хотел  бы  получить с  ним  свидание.  Думаю,  не  нужно
обосновывать причины просьбы - они ясны.
     Это точный  удар.  По  его  расчетам,  новый  сторож  мог  быть  лишь
подставным  лицом,  не  посвященным  в общий план.  Если Глебову предъявят
обвинение,  как инициатору поджога, для заговорщиков сторож будет наиболее
вероятной кандидатурой на роль непосредственного исполнителя.  Значит,  он
ничего не должен знать,  иначе в ходе следствия или на суде  может  выдать
остальных участников.  Если же допустить, что Кухмистров входит в заговор,
он постарается не дать  ему  свидания  со  сторожем,  чтобы  не  позволять
выяснить  эти  тонкости.  То  же  самое,  конечно,  могло  случиться и при
беспристрастном следствии, для отказа в свидании есть все основания, но на
это у Пластова был свой взгляд. Было еще одно: отказ в свидании с Желдиным
можно использовать в дальнейшем как козырь в защите и повод для отвода. По
взгляду Кухмистрова - тот все отлично понял.
     - Господин Пластов,  вы сами понимаете,  я всерьез озабочен полнейшим
выяснением обстоятельства дела.  Как юрист,  вы должны понять,  мне крайне
важно,  чтобы  на  показания Желдина  никто  не  влиял.  Поэтому  вынужден
отказать в этом свидании, согл