рить.  Нужно  было  сказать,  чтобы
перезахоронили  труп  Яркова.  Необходимо  было  вычислить   ментовского
агента, которого внедрили в "Пирамиду" вместе с Ярковым. А такой  был  -
от кого же тогда менты узнали про убийство Яркова? Много чего нужно было
сказать Витьку и Колдуну. И  Родион  скажет.  При  личном  свидании.  Он
почему-то уже не сомневался, что в  самом  скором  времени  окажется  на
свободе, пусть всего лишь под залог.
   - Вы еще о чем-то хотели меня спросить? - спросил адвокат.
   - Да, хотел... Как там моя жена поживает?
   - У нее все в порядке.
   - Она ничего не просила мне передать?
   - Просила. Она просила передать, что у нее все в порядке.
   - И все?
   - И все...
   - Не сказала, что любит, скучает?..
   - А разве она должна была это сказать?
   - А ты думаешь, не должна?
   - Обычно это подразумевается в одной фразе - "все в порядке".
   Адвокат был просто  уверен  в  этом.  Только  Родион  не  совсем  был
согласен с ним. Ему почему-то казалось, что  Лада  не  любит  его  и  не
скучает. И не ждет. Лада могла убедить его в обратном. Но она  не  стала
этого делать. Могла бы ему письмо с адвокатом передать. Но нет от нее ни
единой строчки...
   А могла бы и сама к нему пробиться. Изолятор временного содержания  -
это не СИЗО,  здесь  куда  легче  организовать  свидание.  Так  нет,  не
захотела приехать к нему.
   - Тут ваша жена вещи вам собрала...
   - Насушила сухарей, да? - хмуро усмехнулся Родион.
   - Нет, почему же сухари? Все как положено. Туалетные  принадлежности,
полотенца, продукты, сигареты. И спортивный костюм с кроссовками.
   - Спасибо ей...
   Выпроводила мужа, что называется, и "хабар" ему через порог бросила -
забирай, мол, вещи и проваливай. На душе у Родиона заскребли кошки...
 
*** 
 
      Не думал Родион, что этап прибудет так быстро. Он рассчитывал проторчать в КПЗ еще пару деньков. За это время можно было добиться освобождения под залог. Никак не хотелось ехать в следственный изолятор. Но, увы, увы... 
   Автозак прибыл через два часа  после  свидания  с  адвокатом.  Лошадь
подана, можно ехать. Но сначала Родион предстал пред ясны очи начальника
конвоя.
   - Жалобы есть? - кисло спросил грузный прапорщик внутренних войск.  -
Побои, болезни... Вещи все целы?
   - Побои, - кивнул Родион.
   Это была единственная возможность задержаться в КПЗ для  последующего
освобождения.
   - Покажи.
   Он разделся до пояса. Провел рукой в  области  живота,  нижней  части
спины.
   - Ничего нет, - недовольно поморщился прапор. - Одевайся.
   Вот тебе и медицинское освидетельствование. На глазок.
   Синяки еле видны, а это, считай, что ничего нет. А на  "нет"  и  суда
нет... А то, что внутри у тебя каша, так это мало кого гребет.
   Спорить с прапорщиком бесполезно. Разозлить можно.
   А это большая вероятность нарваться на большие неприятности.  К  тому
же Родион слишком сильно уважал себя,  чтобы  опуститься  до  банального
нытья. Не приняли жалобу, утрись и отойди в сторону. Так он и поступил.
   Поступила  команда  на  погрузку.  Автозак  подогнали  к  выходу   из
изолятора,  конвойники  с  овчаркой  организовали   живой   коридор.   И
понеслась!
   В  фургон  автозака  затолкали  двадцать  человек.  Тесновато,  но  в
принципе нормально.
   Давным-давно, еще на заре перестройки, Родион  сиживал  в  местах  не
столь  отдаленных.  Путешествие  на  таком  вот  автозаке   было   делом
привычным. Он хорошо помнил, как в машину натолкали без малого  полсотни
человек. Фургон был уже  полон,  а  еще  оставалось  несколько  человек.
Конвоиры тогда предстали во всей  своей  красе.  Кулаками  и  прикладами
впрессовали "остаточных" в плотную массу "пассажиров".  Вот  когда  было
тесно - не продохнуть. Ехали долго - три часа. Два сердечника так  и  не
доехали - к месту добрались только их трупы.
   Зато сейчас вроде бы все в порядке. Жить можно. И ехать тоже.
   Путь  занял  не  так  уж  много  времени.  Где-то  через   час   этап
остановился, послышалось лязганье - сдвигались ворота тюремного "шлюза".
Эти ворота закрылись, сразу же открылись вторые. Дальше  тюремный  двор.
Разгрузка.
   Тюремщики  и  конвоиры  чувствуют  себя  королями.  Это  их  царство.
Заключенные - их рабы. Они могут делать с ними все, что  угодно.  Таково
первое впечатление у новичка-первохода. На самом деле  это  не  так.  Но
попробуй подними голову, когда тебя окружают мрачные серые цвета,  когда
сам воздух наполнен запахом несвебоды, когда впереди тебя ждет  страшная
неизвестность. Тюремщикам даже не обязательно нагнетать жуть.  Эта  жуть
здесь всегда.
   Родиону легче. Он знает, что такое тюрьма. Знает, что  и  здесь  есть
жизнь.  Хотя  на  душе,   конечно,   тяжело.   Зато   на   лице   полная
невозмутимость.
   После автозака этап ждали боксы - крохотные камеры с узкой скамьей  у
стены. Началась "сборка".
   Сначала "шмон". Это тебе не ИВС с полудохлыми  ментами-надзирателями.
В  СИЗО  буйствуют  ребята  из  внутренних  войск.   Аббревиатура   "ВВ"
раскрывается еще и  по-другому  -  Веселые  Войска.  Да,  веселья  здесь
хватает. Особенно черного веселья с черным юмором. Прощупывание одежды -
это еще ерунда. Вытаскивают супинаторы из подошв обуви - тоже так  себе.
А вот когда ты  стоишь  голышом,  а  тебя  еще  заставляют  присесть  да
раздвинуть ягодицы -  это  уже  повод  для  настоящего  веселья.  Только
почему-то никому не смешно. Никто даже не улыбнется.
   Дальше - стрижка. Парикмахер от слова  "хер"  сбривает  усы,  бороды,
укорачивает волосы. Основную массу стригут под "ноль" -  хотя  этого  по
закону делать нельзя. Кого-то щадят. В Родионе  парикмахер  почувствовал
авторитетную силу - поэтому до греха дело доводить не стал.
   Не "крытка", а дом быта  какой-то.  После  стрижки  фотографирование.
Правда, не для семейного альбома. Зато в  профиль  и  анфас.  Получается
премилый образ среднестатистического преступника - морда кирпичом, глаза
блеклыми бусинками.
   Побывал Родион и на дактилоскопии, и на медосмотре.
   Только почему-то его жалобу на боли в брюшной полости оставили  почти
без внимания. В личном деле было записано:
   "упал с нар  в  ИВС"  -  с  каждым  может  быть.  Врач  с  внешностью
Джека-Потрошителя, недолго думая, дал ценную  рекомендацию  -  спать  на
нижней шконке. Видно, такие советы здесь поставлены на  поток  -  как  и
сами "падения с нар".
   После первичной обработки Родиона отправили в транзитную  камеру.  По
давнему опыту он знал, что это такое.
   "Транзитка" - своего рода чистилище перед входом  в  тюремно-лагерный
мир. Через эти хаты народ проходит  сплошным  безликим  потоком,  отсюда
толпы исчезают в неизвестном направлении. Эти хаты -  царство  тюремного
беспредела.
   Спальные места - допотопные деревянные нары в два этажа.  Матрацев  и
белья нет - не положено. Родион не терялся - занял место внизу, чтобы со
"второго этажа" "случайно"  не  упасть.  Рядом  приземлился  парень  лет
двадцати пяти с задумчивым выражением лица. Чуть  дальше  -  совсем  еще
юнец, лет восемнадцать, не больше.
   Впервые Родион приземлился на нары примерно в этом  возрасте.  Только
он всегда выглядел старше своих лет. И никогда  не  казался  слабаком  и
трусом. За его плечами была  уличная  школа  выживания.  А  этот  сопляк
только что из-под мамкиной юбки выбился. В глазах паника и страх  -  для
таких тюремный мир чистой воды кошмар.
   - За что присел? - миролюбиво спросил у юнца парень.
   Надо было видеть, сколько благодарности появилось в глазах юнца.  Его
не обошли вниманием, и он был этому безмерно рад.
   - На машине... На машине ехал" человека сбил...
   - Насмерть?
   - Да нет, говорят, будет жить.
   - А права у тебя были?
   - Были... Только...
   - Что только?
   - Я от друга ехал. У него день рождения был.
   - А-а, ясно, под кайфом был. Крепко вмазал?
   - Да выпили немного...
   - А мамка пить разрешает?
   - При чем здесь мама?
   - Да при том... Я вот чего здесь. В пять лет думал,  что  мама  знает
все. В десять лет решил, что она мало чего знает.
   В двадцать подумал, что  она  вообще  ничего  не  знает.  Сейчас  мне
двадцать четыре. И знаешь, о чем я думаю?
   - О чем?
   - Да о том, что маму надо было слушать!.. М-да, такие вот дела!
   - А за что ты здесь?
   - Говорю же, маму не слушал... Знаешь, какой самый страшный зверь?
   - Н-нет.
   - Жаба. Говорят, она задушила половину населения  земного  шара...  И
одного козла задушила. Из-за которого  я  здесь...  Подумаешь,  какой-то
дерьмовый мопед у него увел.
   Я-то думал, что это мой мопед. У меня точно такой  же...  А  это  его
драндуль. Я бы ему его за так вернул. А он в  ментовку  заявил,  ага.  Я
ментам объяснял, а они и слушать не хотят. Сюда вот впарили... Да,  жаба
- страшный зверь...
   Парень  говорил  бойко,  живо  и  очень   складно   -   заслушаешься.
Неудивительно, что к нему потянулись люди.
   - Тебя как зовут?
   - Рома.
   - У тебя жена есть?
   - Да ну, еще чего!
   - Вот и правильно! Ну их, баб!.. Вот у меня была жена, да.
   Знаешь, из-за  чего  развелись?  Прихожу  домой  и  говорю,  давка  в
автобусе  была  -  одна  беременная  чуть   не   родила.   А   она   так
подумала-подумала, и в ответ - я тоже так ехала. Так давили, так давили,
что она забеременела... Вот только день не помню,  когда  это  было.  До
него была среда, завтра должен быть четверг. Хрен его знает, что это был
за день... Эй, ты чего, поверил насчет жены?  Не  было  у  меня  никакой
жены. Хотя, знаешь, жену я ищу. Ага, каждый  день  объявление  в  газету
даю. Типа, познакомлюсь с красивой девушкой для создания крепкой  семьи.
Но  только  на  одну  ночь!..  И  знаешь,  срабатывает.  С  одной  такой
познакомился. Она в общаге жила, ага.
   Ну, сидим мы с ней, да. Свадебные  вопросы  обговариваем  -  все  как
положено. В смысле, как положили нас, так и  лежим,  ага.  Рядом  другие
бабы. Одна вбегает и прямо с порога. Девки, кричит,  снимайте  трусы,  к
нам пацаны приехали... Дуры, что вы делаете? С веревок трусы снимайте, с
себя-то не надо!
   Люди вокруг балагура улыбались. Уж больно  складно  перемежал  личную
жизнь с анекдотичными ситуациями.
   - Эй, чо тут за дела? - донесся откуда-то озлобленный голос.
   К весельчаку подошли трое. Два здоровяка и какой-то "метр с  кепкой".
Приблатненная походка, руки в брюки, в  зубах  папиросы.  Еще  бы  брюки
клеш, и была  бы  полная  аналогия  с  "московскими  озорными  гуляками"
двадцатых годов.
   Может, через эту транзитку перемещаются не только в пространстве,  но
и во времени?..
   - Ты чо тут шумишь? - наехал на балагура "метр с кепкой".
   Парень на вид не слабый. В плечах  размах,  кулаки  будь  здоров.  Но
почему-то стушевался. Взгляд в сторону отвел, язык в одно место засунул.
И люди вокруг него примолкли.
   Никому не хочется с этим недомерком связываться.
   А тот разошелся. Как Таракан-тараканище. Пальцы веером  -  как  усами
ими шевелит. Взгляд жесткий, твердый.
   Есть в нем кое-какая сила. И на публику этот задрот работать умеет.
   - Ты кто такой? - спросил Родион.
   В тюрьме свои законы. Один из них - каждый за себя.
   Наехали на одного, сиди и не рыпайся - пока не тронули  тебя.  Тухлый
закон. Потому как такие говнюки вроде этого недомерка используют  его  с
пользой для себя.
   - Чо? - презрительно скривился Тараканище.
   И попытался вонзить в Родиона парализующий взгляд.
   Только вместо кролика этот удавчик нарвался на удавище.
   Взгляд его дрогнул. Но не сломался. Этот придурок  явно  надеялся  на
своих спутников, на их показную мощь.
   - Ты чо тут, бляха, возникаешь, мудило?
   Сразу все стало на свои места. Этот мудозвон ничего общего не имеет с
настоящими тюремными авторитетами. Натуральный отморозок. Матом  с  ходу
кроет, грубит конкретно. Ни один признанный  авторитет  не  будет  нести
такую ересь. Бывалые люди знают,  что  за  каждое  слово  могут  реально
спросить. И очень внимательно следят за своим базаром, фильтруют  каждое
слово. Матерные слова в разговор не вкручивают - чревато последствиями.
   А этот разошелся. Потому что самокрутка - сам себе крутой.
   Молчание Родиона было воспринято как его слабость.  Тараканище  снова
"шевельнул усами".
   - Костюмчик на тебе нехилый. Снимай!
   Да, беспредел полнейший. А беспредельщиков учат.
   - Да, костюмчик, у  меня  неплохой,  -  легко  согласился  Родион.  -
Реальная "Пума". Только тебе мой костюмчик большой будет.
   - Ниччо, разберемся...
   Недомерок вовсю упивался собственной крутостью.  Родион  казался  ему
слабым противником.
   - Ладно, забирай...
   Родион снял с  себя  куртку.  Повертел  в  руках  -  как  будто  жаль
расставаться с такой хорошей вещью.
   - "Пума" это, не веришь?
   Ответить Тараканище не успел. Куртка вдруг накрыла его голову.
   - Пум! - с этим звуком Родион опустил кулак на его тупую голову.
   Не так чтобы очень уж сильно.
   - А-а! - взвыл недомерок.
   - Отлично! - улыбнулся Родион. - Я говорю  "пум",  он  отвечает  "а",
получается "пум-а". Реальная "Пума", отвечаю!.. Что, снова не веришь?
   Родион сорвал с недомерка куртку и уже с силой врезал ему  кулаком  в
лоб. Тараканище летел через  всю  камеру,  сметая  все  на  своем  пути.
Посадка была не очень успешная. Задрот приземлился аккурат  на  чугунное
очко. Офоршмачился. Быть ему теперь парашником.
   Два его спутника проявили благоразумие. Быстро смекнули что к чему  и
поспешили сделать ноги.
   Родион вернулся на свое место, с едва уловимой насмешкой посмотрел на
примолкшего балагура. Спросил:
   - Ну, и что ты скажешь на эту тему?
   - Да был у меня случай, - заторможенно начал парень.
   - Давай рассказывай. А то скучно...
   - Ну, это, альпинизмом я занимался. На Эльбрус залез.
   На самую верхушку. А там джип стоит и крутые пацаны  в  кожанках.  Я,
это, спрашиваю, как вы сюда попали. А они - не мы, отвечают,  попали.  А
попали те, которые стрелу нам здесь забили. Типа хана им всем...
   В принципе анекдот не такой уж и  скучный.  Но  никто  не  засмеялся.
Потому что "попал" сам рассказчик. На уважение попал. Не  дал  он  отпор
недомерку, когда тот на него наехал.
   А ведь мог. Мог, но не сделал. Так что уважения  от  тюремной  братии
пусть не ждет...
 
Глава четырнадцатая 
 
   В  баню  Родион  пошел  с  удовольствием.  Правда,  пришлось  немного
задержаться. Надо было договориться с обслугой, чтобы те  не  отправляли
его вещи на "прожарку". После дезинфекционной камеры его  костюм  должен
был превратиться в печальное зрелище. Но Родион спас свою одежду - всего
за две пачки сигарет. Хоть и козлы в обслуге заправляют,  но  курить  им
хочется как человекам.
   После бани он  получил  матрац,  комплект  постельного  и  нательного
белья. Дальше - мрачная процессия, для кого-то напоминающая  похоронную.
Длинными полутемными коридорами вертухаи повели его в камеру.
   - Стоять! Лицом к стене!
   Вот и  остановка  перед  входом  в  хату.  Звякнули  ключи  в  замке,
послышался скрип.
   - Заходи!
   Зайти в камеру не так-то просто.  В  одной  руке  "хабар",  в  другой
матрац, свернутый жгутом. Родион с этой задачей справился. В  камеру  он
зашел. Дверь за ним  тут  же  закрылась.  Он  остался  один  на  один  с
обитателями тюремной хаты.
   Камера большая, просторная. И как ни  странно,  есть  даже  свободные
места. Правда, в "подвальном" этаже - под шконками первого яруса.
   Родион знал, что его определили в хату общего режима.
   Так не должно было быть. Хотя бы потому, что  в  свое  время  он  уже
отмотал шестилетний срок. И его должны были отправить на строгий  режим.
Так было бы лучше. Потому что строгий  режим  -  это  бывалые  люди,  не
понаслышке знакомые с понятиями тюремного быта. А  в  общих  хатах,  как
правило, царит  беспредел.  Здесь  в  основном  "первоходочники",  среди
которых немало отмороженных идиотов.  Эти  предпочитают  жить  по  своим
беспредельным законам.
   Не успел Родион зайти, как к нему сразу устремился какой-то типчик  с
пухлыми щеками и маслеными глазками.
   - Здравствуйте, - чуть ли не соловьем запел он. -  Меня  зовут  Женя.
Давайте знакомиться...
   Он протянул Родиону руку.
   - Женя - в каком роде, в мужском или  женском?  -  сверкнул  взглядом
Родион.
   Типчик сразу стушевался и живо слинял под нары.
   Дешевый трюк, за который Родион мог заплатить большой ценой. Он  знал
случай, когда к одному новичку подошел такой вот "голубец" из  петушиной
стаи. Просто подошел и просто предложил сигарету. Новичок, на свою беду,
не отказался и тем самым офоршмачился вдоль и поперек.
   Спать он ложился в петушином углу. Такие вот жестокие здесь законы. А
в "общей" хате эти законы еще и беспредельно жестокие.
   Родион застыл посреди камеры как бронзовый монумент Петра Великого  -
только без коня и с вещами в руках. Ждать пришлось  недолго.  Откуда  ни
возьмись перед ним образовались четыре злобных рыла с жадными до  поживы
глазами.
   - Пожрать чо есть? - спросил один.
   Просто и прямо. Никаких предисловий. И  вежливости  ни  на  грамм.  А
зачем она нужна, если есть  сила?  А  силы  в  этом  грубияне  порядком.
Рослый, плечистый, руки длинные, тяжелые.
   - И пожрать есть.  И  покурить.  Только  не  для  тебя.  На  всех  не
напасешься...
   - Эй, ты чо, крутой? - опасливо покосился на него второй.
   И этот далеко не хиляк.
   - А ты не видишь?
   - Видали мы крутых, - фыркнул третий. - Вона, под  нарами  парятся...
Лена, Ира, подъем!
   Из-под шконок, которые поближе к загороженному "дальняку",  выбрались
два крепких парня в  красных  майках.  Забитые,  затравленные.  Нетрудно
догадаться, кто это такие.
   И женские имена говорили сами за себя.
   И это были здесь не единственные  представители  петушиного  племени.
Из-под шконок на Родиона смотрело не меньше полудюжины таких же прибитых
взглядов. Слишком много опущенных на  одну  камеру.  Недопустимо  много.
Похоже, здесь царит полнейший беспредел.
   - Зачем ты своих птичек выставил? - с презрительной насмешкой спросил
Родион. - Это хата" или подиум?
   - Подиум?! А может, и подиум, гы-гы!.. Хочешь, мы и тебя  фотомоделью
сделаем?
   - А разве есть за что?
   - А разве нет?.. Не нравишься ты мне. Вот что мне делать, если ты мне
не нравишься?
   Ситуация стремительно набирала мощные беспредельные обороты. И так же
стремительно выходила из-под контроля.
   Безбашенная отморозь  видела  в  Родионе  угрозу  для  своего  сытого
существования. И торопилась от него избавиться...
   А может, это люди Кабальцева? А что, запросто. Этот мент  поганый  на
все способен.
   - Да ладно тебе, Груз, не грузи чувака. А то еще в штаны наделает,  -
осклабился самый мордастый отморозок.
   В камере было человек тридцать, не меньше. Но никто даже  не  пытался
подать голос в защиту Родиона. Сто пудов, эти "махновцы" держат в кулаке
всю хату. Никто даже пикнуть не смеет. И куда только воры смотрят. Давно
пора прижать к ногтю эту отмороженную свору. Или Кабальцев мешает?..
   Снова Кабальцев? Снова беспредельные прессовщики...
   -  Не  хочешь  на  подиум,  чувак?  -  спросил   самый   авторитетный
беспредельщик. - Тогда тебе прописка нужна...
   - Какая прописка?  -  стараясь  оставаться  невозмутимым,  возмутился
Родион. - Я не первоход. Шесть лет за мной. По понятиям, прописка мне не
требуется.
   - А у нас свои понятия!
   Заявление в высшей степени безответственное. Потому как заявитель  не
собирался за него отвечать. Сто пудов, башня у него разморозилась вместе
с мозгами.
   - Чабан прав, - кивнул лохмач по кличке Груз. -  Хоть  сто  за  тобой
ходок, все равно прописывать будем... Облажаешься, под нары пойдешь.
   Деваться Родиону некуда. Он один, да еще и руки заняты.
   А этих четверо, плюс вся хата под ними. Не потянуть ему  против  этой
махины. Придется принимать беспредельные условия.
   - Укроп, давай тащи табурет и полотенце! - велел Чабан.
   - Зачем? - спросил Родион. - Звезды считать?
   - Ну, звезды, а ч