ет к нему претензий.
   Сегодня Нырков снова разговаривал с ним. В мэрию к себе вызывал. И  сразу
разговор пошел начистоту. Мол, спровоцировать Романа Лозового надо.
   Нельзя, дескать, допустить, чтобы он на Маргарите женился...
   А потом Нырков денег ему предложил. Двадцать пять тысяч долларов.
   Наличностью. За провокацию.
   Неспроста он Рому в магазин заманил. Неспроста  о  разговоре  с  Нырковым
рассказал. Все шло по сценарию,  который  Нырков  разработал.  И  финал  был
спланирован. Ударил его Рома. И  теперь  его  можно  привлечь  за  нанесение
увечий. Именно этого и хотел Нырков.
   А для убедительности он просил его сумочку с собой прихватить.  А  в  ней
диктофон. Весь их разговор на пленочку записывался. Только Павел  не  совсем
понял, зачем это  надо.  Ведь  достаточно  будет  побои  снять  и  заявление
написать И все, Рома виновен, и его можно брать под стражу.
   Зря он, конечно, друга предал. Но жизнь ведь такая гадкая штука...
   Павел не удивился, когда в комнате появились двое Этих ребят он знал, это
люди Ныркова. Вместе с ним при разговоре присутствовали. Да и вообще  он  их
раньше видел.
   - Ну что? - спросил один.
   - Все в порядке... Кажись, челюсть сломал, - горько усмехнулся Павел.
   - Ну, тогда все...
   Тот повернулся, будто собираясь уходить.
   - А бабки когда?
   - А-а, бабки... На, держи!..
   Словно в замедленной съемке видел Паша, как крепыш снова  разворачивается
к нему. Будто его какая-то пружина по спирали раскручивает.
   И в руке у него остро заточенный прут.
   - Не надо! Убери штырь! Не убивай!.. - только это он и успел крикнуть.
   А еще он успел закрыть голову. Но заточенный прут вошел ему в печень.
   И снова вышел.
   Обливаясь кровью, Паша упал на живот. Но был еще жив.
   Он умер, когда тот же штырь вошел ему в спину под левую ключицу...

3

   Рому разбудил голос матери. Он открыл глаза, но не она стояла перед  ним,
а мужчина в кожанке, а по бокам - двое в милицейской форме, в бронежилетах и
с автоматами.
   -  Здравствуйте,  Роман  Георгиевич!  -  дружелюбно  поприветствовал  его
мужчина.  -   Рад   с   вами   познакомиться.   Старший   оперуполномоченный
Семиреченского РОВД капитан Фурцев...
   И чтобы закрепить знакомство, протянул ему руку.
   Рома спросонья не успел  разобраться  в  ситуации  и  тоже  протянул  ему
"краба". Щелк, и на запястье его руки сомкнулся  браслет  наручника.  Второй
браслет защелкнулся на руке опера.
   Можно было сломать этого Фурцева. Но свобода маневра уже потеряна.
   Сержанты из группы немедленного реагирования сомнут его.
   А потом, ему нет смысла сопротивляться. Ведь он ни в чем не виновен.
   Хотя, похоже, капитан Фурцев думает по-другому.
   - Это какая-то шутка? - стараясь сохранять спокойствие, спросил Рома.
   - Шутка... - кивнул опер.  -  Собирайтесь,  гражданин  Лозовой,  в  отдел
поедем. Дальше шутить там будем...
   - Ну вот, уже и гражданин...
   - Собирайтесь! - жестко отрезал Фурцев.
   - А наручники?
   - Наручники, извините, снять не могу.
   Рома сумел надеть только брюки, обуться. А рубаху пришлось брать с собой.
Ее он надел в камере изолятора временного содержания.
   Камера  сухая,  свежей  краской  пахнет,  четыре  шконки  и   ни   одного
задержанного. Он единственный узник.
   За что его арестовали?.. На этот вопрос ему никто так и не дал ответа.
   Всю дорогу капитан Фурцев молчал.
   Молча  привезли  в  отделение,  сняли  отпечатки  пальцев,  поместили   в
изолятор, закрыли на все замки. Отдыхай и думай, думай...
   И Рома думал. Лег на шконку и приставил палец к носу.
   Причин для задержания нет. Но они легко найдутся, если твой  противник  -
сам  Нырков.  Неужели  он  все-таки  скинул  ментам  окровавленный  штырь  с
отпечатками его пальцев?.. Похоже на то...
   Рома лежал на шконке, курил и ждал, когда его вызовут к следователю.
   Должны же ему в конце концов предъявить обвинение. Но про него, казалось,
забыли.
   К исходу дня он начал барабанить в  дверь.  Ему  нужен  был  телефон.  Он
должен был связаться с кем-нибудь. С Артемом или хотя бы с Пашей.
   Кто-нибудь из них мог бы позвонить в Москву, в родной  отдел.  Только  из
Битова могла прийти ему помощь.
   Можно было связаться и с Ритой. Даже лучше ей позвонить в первую очередь.
Для него она сделает все.
   Рита... Любимая... Ничего, скоро они снова будут вместе...
   Но дверь никто не открывал. К ней  никто  даже  не  подходил.  Как  будто
никому не было никакого дела до узника в камере.

***

   Каменным изваянием Рита стояла рядом с гробом  и  смотрела  на  Пашу.  На
мертвого Пашу.
   Казалось, он спит. Оделся в парадный костюм, обулся в черные лакированные
туфли и прилег отдохнуть...
   Но нет, он не спит. Это смерть!
   Его убили позавчера.
   Вместе с Ромой он отправился осматривать помещение  под  магазин.  Там  и
остался. С остро заточенным штырем в сердце.
   А Рома исчез.
   Он позвонил ей поздно ночью и сказал, что завтра утром заедет за ней.
   А утром его забрала милиция.
   Оперативно-следственная   бригада,   прибывшая   на    место,    раскрыла
преступление по горячим следам. Рому обвинили в убийстве и арестовали.
   Сейчас он под следствием, в изоляторе временного содержания.
   Как же так! Почему он так поступил?.. Ведь Паша его лучший друг и  родной
брат  Риты.  Ну,  повздорили,  помахали  бы  в  крайнем  случае  кулаками  и
успокоились. Но нет, Рома убил Пашу. Жестоко, хладнокровно.
   Он ненавидел Пашу. За что? За то, что он познакомил его с ней, с Ритой?..
Он не хотел жениться на ней. Только делал вид, что хочет. А  на  самом  деле
она была ему в тягость... И со зла Рома убил Пашу...
   Может, причина в другом. Но Рита во всем винила себя. Не  нужно  ей  было
связываться с Ромой. Надо было сразу понять, что их роман ничем  хорошим  не
кончится.
   А ведь Паша и сам понял свою ошибку. Незадолго до смерти он  разговаривал
с ней. Сказал, что ей следует хорошо подумать, прежде чем выходить замуж  за
мента. Не будет у нее с ним жизни.
   Такой  красавице,  как  она,  нужен  другой   муж.   Солидный,   богатый,
могущественный. И он знает такого человека. И этот  человек,  между  прочим,
питает к ней симпатии...
   Она тогда посмеялась над Пашей. Сказала, что, кроме  Ромы,  ей  никто  не
нужен.
   Ей и сейчас никто не нужен. Даже Рома. Он - подонок и убийца,  и  она  не
может его любить... Хотя сердцу не прикажешь. Любовь зла...  Она  продолжала
любить его. Но в то же время презирала и ненавидела.
   А вдруг он ни в чем не виновен?.. Вряд ли... Но все  равно,  ей  хотелось
увидеть его, поговорить  с  ним...  Она  ходила  в  милицию.  Только  ее  не
подпустили к Роме и на  пушечный  выстрел.  На  свидание  с  ним  никого  не
пускали. Вообще никого. Как будто сгинул человек...
   Гроб с телом Павла стоял на столе в комнате. Здесь он пролежит всю  ночь.
Мама, Юля и Рита  будут  сидеть  возле  него,  плакать.  И  все  будут  тихо
ненавидеть Рому.
   А завтра Пашу похоронят. И никогда больше никто его не увидит.
   По щекам Риты текли слезы. К ней подошла мама.
   - Доченька, по одному адресу зайти надо,  -  тихо  сказала  она.  -  Паше
нашему могилку вырыли, денежки нужно отнести...
   Они зарыдали обе.
   А потом Рита вышла из дома и направилась по нужному адресу.
   Она возвращалась обратно, когда возле нее остановились  две  машины.  Два
красавца-джипа. Из одной машины вышел не  кто  иной,  как  Матвей  Данилович
Нырков.
   - Маргарита! - обрадовался он. Он подошел к ней, взял ее руку. Только она
высвободилась, убрала ладошку.
   - Прими мои соболезнования, Маргарита...Ты куда-то идешь?
   - Домой.
   - Садись, подвезу, - кивнул он на свою машину.
   - Нет, - покачала она головой.
   - Боишься?
   - Может быть...
   - Да не бойся. Я ведь взрослый мужчина. И достаточно серьезный. У меня  и
в мыслях нет сделать тебе дурное.
   - Верю. Но лучше я пешком...
   - Тогда и я с тобой. Тоже пешком. Ты не возражаешь?
   Он был таким милым, добрым. Только ей вовсе не хотелось находиться с  ним
в одной компании. Но не гнать же от себя столь уважаемого человека.
   Нырков провожал ее домой. В прежние  времена,  если  бы  парень  вот  так
провожал девушку, можно было бы всерьез говорить об их скорой свадьбе. Да  и
сейчас в Семиречье думали по старинке.
   Только Рита и не помышляла ни о какой свадьбе. Разве что о  той,  которая
должна была состояться. Но все испортил Рома...
   - Маргарита, еще раз прими мои соболезнования, - скорбным голосом  сказал
Нырков. - Мне жаль, что так случилось...  Я  знал  твоего  брата,  он  очень
хороший человек.
   - Завтра в двенадцать похороны, - всхлипнула она.
   - Да, я уже знаю Обязательно приду... Я чувствую себя виновным в том, что
произошло.
   - Вы?! А вы-то здесь при чем?
   - Я мэр города и за все здесь в ответе.
   - Но вы же не можете все предусмотреть...
   - Не могу... Но я должен делать это. По долгу службы... Кстати, в  гибели
вашего брата мы виновны вместе. И ты, Маргарита, и я...
   - Почему?
   - Ты вступилась за Романа Лозового. Если бы не ты, я  бы  передал  его  в
руки закона, его бы осудили за изнасилование... Ведь уже установлено, что он
на самом деле изнасиловал мою жену.  Не  в  тот  день,  когда  вы  ездили  в
Лесокаменск, в другой...
   - Этого не может быть! - ужаснулась Рита.
   - Может... Роман Лозовой очень нехороший человек. Насильник, убийца...
   Его вина полностью доказана... Это он убил твоего брата.
   - Нехороший человек, - автоматически повторила Рита. - Я бы очень  хотела
встретиться с ним, поговорить. Хочу спросить, как он мог докатиться до такой
жизни.
   - Я не думаю, что тебе это нужно. Не  важно,  что  толкнуло  Лозового  на
преступление. Важно, что он его совершил. И нет ему прощения.
   - И все же я хотела бы встретиться с ним... Матвей Данилович, пожалуйста,
сделайте так, чтобы меня к нему пропустили. Вы же все можете.
   - Для тебя, Маргарита, я могу сделать все. Твое желание для меня закон...
Завтра у тебя трудный день. Давай я устрою встречу  с  твоим  бывшим  другом
послезавтра.
   Рита не возражала.
   - Будьте добры!
   Она как будто соглашалась с тем, что Рома ее бывший друг.
   - Ну вот и договорились...

***

   Рома гордо отказался от предложенной сигареты.
   Точно так же и он подыгрывал задержанным, угощал их сигаретами. Сейчас на
месте арестанта он сам. Двое суток прошло с момента его задержания, и только
сегодня о нем вспомнили. Вызвали на допрос.
   Напротив него за столом сидел местный прокурор. Банякин Федор  Авдееевич.
Неказистой внешности мужичок с серым лицом и желтыми зубами, до самых корней
пропитанными никотином.
   Прокурор не стал насильно совать ему сигарету в зубы. Он  положил  ее  на
стол, рядом с ней зажигалку. Будто знал, что Рома скоро вспомнит о ней.
   - Ну так, наконец, я могу узнать, в чем меня обвиняют?
   За двое суток его никто ни разу не побеспокоил. Только три  раза  в  день
давали вонючую баланду. И передачами с воли не баловали. О встрече с родными
и думать было нечего. Все это время он намертво был изолирован  от  внешнего
мира.
   Неволя - это страшно. Но куда страшней не знать, за  что  тебя  упекли  в
кутузку. А ведь он уже давно должен был об этом узнать.
   - В какие-то игры тут за моей спиной играете. Двое суток держите.  Но  ни
санкции на арест, ни постановления о привлечении... Беспредел сплошной!
   Его возмущение справедливое. И, судя по всему, прокурор  был  согласен  с
ним. Только солидарности не проявлял.
   Он открыл свою папку, достал бумаги.
   - Вот и санкция, и постановление о привлечении в качестве обвиняемого...
   От волнения Рома сглотнул слюну.
   - Лозовой Роман Георгиевич? - официально посмотрел на него Банякин.
   - Нет! Я Пушкин Александр Сергеевич... Не тяните резину! Моя личность вам
известна... В чем меня обвиняют?
   Прокурор молча протянул ему постановление о привлечении.
   -  Ознакомьтесь  сами.  Вы  оперуполномоченный  уголовного   розыска,   с
юридическим образованием.  Уверен,  мне  не  нужно  объяснять  вам  сущность
обвинения. Сами все поймете. Да вы и без того все знаете...
   Рома взял бумаги, пробежал по ним глазами  опытного  юриста.  И  лоб  его
покрылся испариной.
   Его обвиняли в убийстве Голикова Павла Семеновича... Пашка  Голиков,  его
лучший друг... Время убийства - час, когда они расстались  в  помещении  под
магазин. Орудие преступления - остро заточенный металлический прут.
   Удары нанесены в область печени и под левую ключицу в область сердца. Оба
ранения не совместимы с жизнью... Дальше все поплыло перед глазами.
   - Я не убивал! - от волнения стало трудно дышать.
   Рома расстегнул  верхнюю  пуговицу  на  рубашке.  И  лихорадочно  схватил
сигарету со стола. Все-таки пригодилась. И зажигалку взял. Чиркнул, закурил.
Только глубокая затяжка облегчения  не  принесла.  Прокурор  забрал  у  него
бумагу.
   -  Итак,  вы  ознакомились  с  постановлением,  разобрались  с  сущностью
обвинения. Распишитесь вот здесь...
   - Не буду, - тупо посмотрел на него Рома. - Не буду, и все... Я никого не
убивал...
   - Не будете, не надо...
   Прокурор взял ручку, стал что-то писать. Рома тем  временем  собирался  с
мыслями.
   Пашки больше нет. Его убили. И не Рома это сделал. Он всего  лишь  ударил
его. Пусть в лицо, и сильно. Но никак не остро заточенным прутом в печень  и
сердце... Остро заточенный прут... Уж не тот ли это?..
   - Так, от подписи вы отказались. Теперь  я  должен  разъяснить  вам  ваши
права.
   - К черту права! - Рому залихорадило. - Я хорошо знаю свои права.
   - Тогда распишитесь вот здесь.
   - Я не буду расписываться.
   Он должен расписаться на постановлении в  том,  что  ему  разъяснили  его
права. Но он сейчас в сильнейшем  волнении.  Как  бы  ему  не  подсунули  на
подпись другую бумагу.
   - Не будете, не надо... Зря  вы  ломаете  комедию,  Лозовой,  -  с  вялым
осуждением посмотрел на него Банякин. - Ваша  вина  полностью  доказана.  Вы
можете отрицать что угодно. Только ничего вам не поможет. Любой суд припаяет
вам приличный срок за убийство.
   - Я никого не убивал.
   - Орудие преступления - металлический прут Он найден в теле убитого. И на
этом пруте ваши отпечатки пальцев.
   - Чушь!
   - Не знаю, не знаю... Это прямая улика. Но есть и косвенные улики. Да еще
какие...  Есть  показания  свидетелей,  которые  утверждают,  что  вместе  с
Голиковым Павлом Семеновичем вы ходили осматривать его новый магазин.
   - Странно, - горько усмехнулся Рома.
   - Что странно?
   - Вы осмотрели  труп,  провели  дознание,  допросили  свидетелей,  у  вас
имеются результаты экспертизы... А вот допросить меня вы удосужились  только
сейчас, по прошествии почти трех суток с момента убийства... Почему так?
   - На это у нас  были  свои  субъективные  причины,  -  уклончиво  ответил
прокурор.
   - Гражданин Нырков - вот ваша субъективная причина! - взорвался Рома.
   - Вы все под ним, как стая  гончих  под  сапогом  старого  ловчего...  Вы
видите, я не прошу у вас адвоката.  Если  он  будет,  то  только  купленный,
полностью подконтрольный вам и Ныркову. И телефон я у вас  не  прошу,  чтобы
позвонить хотя бы родственникам. Мне нужно срочно связаться с Москвой. Но вы
не дадите мне этой возможности. Потому что знаете, что я никого не убивал. И
когда из столицы прибудет компетентная комиссия,  вас  всех  тут  пустят  на
колбасу!..
   - В мои обязанности не входит выслушивать оскорбления подследственных,  -
спокойно произнес прокурор.
   Угрозы Романа не произвели на него никакого впечатления.
   - Завтра мы выедем на место преступления.  Для  проведения  следственного
эксперимента. Это всего лишь формальность...
   - Ну да, конечно, формальность, - горько  усмехнулся  Рома.  -  Не  более
того... Ведь вам хорошо известно, что убийца был  примерно  моего  роста.  И
сила его удара соответствует моей.
   - Вот видите, вы косвенно подтверждаете свою вину.
   - Ничего я не подтверждаю.
   - Я  же  говорю  вам,  следствие  не  нуждается  в  вашем  чистосердечном
признании. Все факты налицо.
   - Отпечатки моих пальцев на стальном пруте...
   - На стальном? - ехидно посмотрел на него Банякин. - А откуда вы  знаете,
что прут именно стальной?
   Рома с досадой понял, что сам подцепил себя на крючок.
   - В постановлении написано, прут металлический...
   - Но ведь он мог быть чугунным или алюминиевым.
   - Да? Но я почему-то подумал, что он стальной.
   - А хотите, я скажу, откуда вам известна такая  подробность?  -  прокурор
смотрел на него, как ястреб с высоты на неосторожного цыпленка.
   - Хотелось бы узнать.
   - Этим-прутом вы пользовались не впервые.
   - Да ну?..
   Рома усмехнулся. Только ирония не очень сейчас была  уместна.  Он  понял,
что попал в сверхнеприятную историю. Он знал, откуда в деле взялся прут.
   Это тот самый штырь, которым была убита  неизвестная  ему  женщина.  Этот
прут ему сунули в руку в пыточном каземате. Оставили на  нем  его  отпечатки
пальцев. А потом этим же прутом убили Пашу.
   - Экспертизой установлено, что на острие прута кровь не только  Голикова.
Этим прутом убили или ранили другого человека. И напрашивается вопрос -  кто
это сделал?
   - Думаете, я?.. Ошибаетесь!
   - Утверждать не буду... Но дело в том, что подана в розыск некая Комарова
Людмила Панкратовна. Ее группа крови соответствует той,  которую  обнаружили
на острие прута.
   - Ловко закручено. - Рома чувствовал себя загнанным зверем.
   Но старался не поддаваться пораженческому настроению.
   - На  оперативном  уровне  есть  информация,  что  вы  изнасиловали  одну
женщину...
   Рома готов был ко всему. Поэтому не удивился этой небылице.
   - Есть доказательства?
   - Я же говорю, оперативный уровень...
   - Извините меня. Но я вам  не  мальчик  из  детского  сада.  Я  не  желаю
выслушивать в отношении себя всякую гадость из области домыслов.
   - Все правильно, это гадость. Изнасиловать женщину - это самая  настоящая
гадость... Итак, есть основания подозревать вас в еще одном убийстве.
   - Можете не продолжать. Я изнасиловал некую Комарову Людмилу Панкратовну,
а затем ее убил...
   - Значит, вы сознаетесь...
   - Да нет, ошибаетесь, любезный Федор Авдеевич. Это я читаю ваши мысли.
   - Вы ясновидец?
   - Может быть...
   - Я, между прочим, тоже...
   Банякин достал из ящика стола диктофон.
   - Наша беседа записывалась на пленку? - спросил Рома.
   - Нет, мне это ни к чему... Но на этот диктофон  записывался  другой  ваш
разговор.
   - Интересно.
   - Мне тоже... Здесь запись вашего разговора с убитым Голиковым.  Не  знаю
почему, но он записал свой последний в жизни разговор. Как будто чувствовал,
что вы его убьете... Кассету нашли в его диктофоне.
   - Я его не убивал.
   Банякин не стал спорить. Он просто включил диктофон. И в уши влился голос
Паши. И его собственный голос. Рома  разговаривал  с  ним  в  помещении  под
магазин.
   "Легко же ты покупаешься... А я думал, ты друг. А ты, оказывается, полное
дерьмо..."
   "Сам ты дерьмо! Кто ты такой!.. Что я с тебя иметь буду?.."
   "А с него, значит, ты что-то будешь иметь!"
   "Буду. Он меня в люди выведет... А что ты мне дашь?"
   "Вот это!"
   Звук удара. Шум падающего тела.
   "Козел!" - голос Пашки.
   "Да пошел ты, ублюдок!" - голос Ромы.
   И снова Пашка.
   "Не надо! Убери штырь! Не убивай!.."
   Звуки ударов. Хрипы. Получалось, это Рома всаживал в Пашку прут. Это  под
его ударами тот корчился в предсмертных муках.
   - Ну вот и все. Картинка ясна, - заключил  прокурор.  -  Вам  нет  смысла
дальше отпираться.
   - Я никого не убивал.
   Рома опустил голову под тяжестью безысходности.
   Паша записывал их разговор. Зачем?
   Возможно, это ему посоветовал Нырков. Смог же он  склонить  его  на  свою
сторону. Поэтому и советы его могли восприниматься  Пашкой  как  указание  к
действию.
   Только не нужен был Пашка Ныркову.  Для  него  он  всего  лишь  расходный
материал. Попол