ый шофер "мерседеса" прыгнул в салон. Там за бронированными
стеклами он чувствовал себя в полной безопасности.
   Но Константин и не собирался стрелять по стеклам. В  двух  метрах  от
"мерседеса" он резко затормозил. Хватило одной пули,  чтобы  продырявить
заднее колесо иномарки.  Следующие  два  выстрела  были  направлены  под
козырек подъезда, из которого пытались выскочить  обескураженные  братья
Угольцы.  Стрельба  задержала  их  на  какое-то  время,  это   позволило
"Москвичу" набрать скорость и вынырнуть из двора.
   - Туго придется братишкам! - усмехнулся следователь.
   Навстречу неслись машины с руоповцами, вызванные подругой Старцева.
   Несмотря на явный успех операции, Еремин не снижал скорость до самого
универмага. Там они благополучно пересели в его "шкоду" и взяли курс  на
центр города.
   - Куда мы едем? - Старцев перестал что-либо понимать.
   - Ко мне домой!
   - Вы очень рискуете!
   - Я привык, - был ответ.
   Неудача  с  Танцором  его  многому  научила,  и  все  же  следователь
продолжал вынашивать мысль об откровенном  разговоре  с  преступником  в
домашней обстановке. Тем более что собеседнику некуда было деться.
   - Они вам этого не простят! - прошептал авторитет.
   - Я сумею за себя постоять.  Лучше  думай  о  себе,  парень.  Я  могу
предоставить ночлег, а  завтра  разумнее  будет  перекочевать  в  другое
место. И желательно за пределами столицы.
   - Я подумаю.
   Они долго молчали на  кухне,  которую  Костя  окрестил  "писательской
кухней", курили, пили крепкий кофе с  коньяком,  отходили  от  утреннего
приключения, казавшегося теперь киношным трюком.
   - У вас мило! - похвалил Элвис. - Но, судя по всему, сыскное  бюро  -
дело не прибыльное.
   Видно было, как юный авторитет повзрослел, даже постарел за последние
дни.  Он  потерял  внешний  лоск,  и  глаза,  все  такие  же   холодные,
потускнели.
   - Мои клиенты  -  люди  неблагонадежные.  Частенько  обманывают.  Или
отправляются на край света, не предупредив и не выплатив всей суммы, или
их самих отправляют еще дальше.
   - Я оправдал ваши надежды? - впервые улыбнулся Старцев.
   - Вполне, - ответил улыбкой следователь. - Правда,  я  тоже  приложил
для этого кое-какие усилия.
   - Вы вели себя прямо как супергерой!
   - Должен тебя разочаровать, Элвис. Ты выложил деньги зря.
   - Но ведь вы нашли гильотину?
   - Нашел.
   - В чем же тогда дело?
   - Дело в том, что она не принадлежит тебе, так  же  как  и  остальная
коллекция мсье Фабра.
   Выдержав паузу, Старцев сознался:
   - Я вас недооценил. Ручки от комода вы открутили?
   - Да. Я их отвез  мадам  Фабр,  которой  по  закону  принадлежит  вся
коллекция.
   - Жива еще старушка? - ухмыльнулся авторитет.
   - Жива, несмотря на все твои старания.
   - Что вы хотите сказать?
   - Ничего особенного, кроме  того,  что  ты  сделал  инвалидом  бывшую
любовницу. Не понимаю только, зачем? Она тебя так любила, что  наверняка
сама бы подарила часть коллекции, если не всю.
   - Какое ваше дело! - вспылил Вадим. - Вы не представляете, что  такое
Катрин! Это она толкнула меня на грабеж! Я  уважал  старика  Мориса!  Он
ведь дал мне убежище! Она мне подала идею: хорошо бы перевезти коллекцию
в Москву!
   - Она имела в виду  -  после  смерти  отца,  зная,  что  тот  завещал
коллекцию ей. Она не  собиралась  жить  в  Париже,  и  желание  ее  было
естественным.
   Не надо,  Элвис,  оговаривать  несчастную  женщину.  У  Катрин  много
грехов, но отца своего она  любила  и  никогда  не  желала  ему  смерти.
Старика Мориса убил ты!
   - Он умер от сердечного приступа, - уточнил Старцев.
   - Так же, как бабушка, - напомнил Константин.
   - Какая связь?
   - Прямая.
   - Вы знаете имя преступника?
   - Конечно.
   - Что же вы медлите?
   - Не сейчас.
   - Боитесь, что в моем положении я брошусь его разыскивать?
   - Нет. Хочу сначала понять, кто из вас грязнее.
   - Что тут понимать? Грязнее Элвиса никто быть не может! Так ведь?
   Следователю в его практике часто приходилось сталкиваться с  показным
самобичеванием.
   - Я не суд присяжных и не Господь Бог, - поморщившись, ответил он.  -
Я не хочу называть имя преступника из принципа. Потому что этого желаешь
ты!
   - Замечательно! - похлопал в ладоши Элвис. - Только  мне  теперь  все
равно. Гильотина оказалась в доме Катрин?
   - Нет. В антикварном магазине.
   - Вот как! Ее что же, там продавали?
   - В некотором роде.
   - Не понял.
   - Краденое вообще опасно продавать. А тем более дважды краденое.
   - Но ведь я не заявлял в милицию!
   - Чем тебе так дорога гильотина, Элвис? И почему у тебя украли именно
ее?
   - Это самая дорогая вещь в коллекции. И самая уникальная. Думаю,  что
вор в этом тоже разбирался, в отличие от Катрин. Ей было все дорого!  Ни
черта бы она мне не подарила!
   - Ну зачем же так! Нельзя судить людей по себе. Не  проще  ли  честно
сознаться, что Катрин тебе надоела и ты решил от  нее  избавиться.  Ведь
все, что могла, она уже дала. Любовь, убежище. А вот насчет коллекции ты
сомневался.
   -  Что  вам  надо  от  меня,  Еремин?  Вы  спасли  мне  жизнь,  чтобы
перевоспитать? Не получится. Поздно...
   - А как же перстень с  сапфиром?  Насколько  я  разбираюсь,  он  тоже
недешевый?
   - Это подарок Катрин.
   - Неужели?
   - Еще до моего отъезда во Францию. Что-то вроде талисмана на счастье.
   Ее отец,  кстати,  не  очень  был  доволен,  что  дочь  разбазаривает
коллекцию.
   - Помог талисман? Принес счастье?
   - Как видите, - развел руками Старцев.
   Перстень на пальце отсутствовал.
   - Не вижу.
   - Остался в Косине вместе  с  остальным  барахлом.  Вы  мне  не  дали
времени на сборы.
   - Не я, а твои друзья, - уточнил Костя. - Кстати, о друзьях. На  меня
в последнее время работал один человек. Он  добывал  ценные  сведения  о
некоторых организациях. Он и вышел на тебя, когда это мне  понадобилось.
А на другой день его не стало. Чья работа?
   - Могли бы и догадаться с вашей-то проницательностью.
   - Твоя?
   - Этот человек был связан с теми, кто сейчас  охотится  за  мной.  На
меня нарвался случайно. И, конечно, узнал. Не мог не узнать, потому  что
несколько лет назад присутствовал во время нашей стычки со стариками.
   - О твоем боевом прошлом я  достаточно  наслышан.  Старина  Кацман  -
твоих рук дело?
   - Нам надо было утверждаться! - твердо заявил Элвис. - За Жорика  мне
и хотели сегодня впаять! Здорово  вы  расправились  с  Угольцами!  Долго
будут помнить!
   - Ну и как, утвердились?
   - Вернувшись из Франции, я нашел нашу организацию боевой, мобильной.
   И не на последнем счету в городе! - не без гордости признался Элвис.
   -  Но  сам  пришелся  уже  не  ко  двору.  И   братва   решила   тебя
просто-напросто списать за ненадобностью, продать старикам, чтобы меньше
было хлопот. Будут они подставлять свою задницу из-за какого-то  дохлого
Жорика!  Кто  теперь  помнит  о  том,  что   когда-то   им   требовалось
утверждаться? У старых авторитетов такое было бы невозможно, но вы  ведь
сами выбрали игру без правил.
   Старцев ничего на это не ответил. Только сунул в рот новую сигарету.
   И отвернулся к окну.
   - А Катрин знает, что я жив? - спросил он, по-прежнему глядя в окно.
   - Знает и очень хочет увидеть.
   - Чтобы выцарапать мне глаза?
   - По-моему, она любит тебя до сих пор. Удивительная женщина!
   - Я обезумел тогда! Обезумел! Что-то накатило! Не знаю что! Мог бы  и
по сей день жить припеваючи! Кататься из Марселя в Париж! И обратно!  Да
обрыдла мне такая жизнь!  Катрин  надоела!  Папашу  ее  с  вечной  темой
якобинской диктатуры уже видеть не мог! Думал, увезу коллекцию в Москву,
продам постепенно и буду жить, как все нормальные люди! Не тут-то  было,
гражданин  начальник!   Коллекция   оказалась   пустышкой!   Антикварный
ширпотреб. Тоже, конечно, деньги, но не те, на какие я рассчитывал! Одна
только гильотина имела ценность, но с ней я не  торопился  расставаться.
Какой смысл из-за одной-единственной вещички рисковать?
   Так что вся операция с якобинским хламом гроша ломаного не стоила!
   - И в итоге один человек умер, а один  остался  калекой,  -  еще  раз
напомнил  Еремин.  -  Постой-ка,  ты   говоришь,   коллекция   оказалась
пустышкой?
   Значит, ты ее кому-то показывал? Специалисту? А утверждал, что  никто
про нее не знает. Где же теперь этот специалист?
   - Там, где ему и следует быть!
   - Понятно.
   - Что вам понятно? Что вам понятно? Он сказал, что в его магазине все
это будет стоять года два-три и вряд ли уйдет!  А  знаете,  что  говорил
Морис, папаша Катрин? Что этому цены нет! Что антиквары у него с  руками
оторвут, если узнают! Вот как я лопухнулся! Смешно?
   - Не очень.
   День  казался  Еремину  на  редкость  тягучим.  Квартира,   казалось,
превратилась в  камеру  приговоренного  к  смертной  казни,  а  он  -  в
телохранителя обреченного.
   Больше всего  Константина  мучило  бездействие.  Правда,  он  отдавал
распоряжения по телефону.
   -  Ты  решил,  куда  поедешь  завтра?  -  спросил  он  Элвиса  в  уже
сгустившихся сумерках.
   Тот без конца курил на кухне, не зажигая света.
   - У меня есть дальние родственники в Киеве, - сообщил Старцев.
   - Не лучшее место,  но  все  же.  Тебе  надо  созвониться  со  своими
родственниками - Зачем?
   - Как зачем? Чтобы не свалиться как снег на  голову.  У  людей  могут
быть свои планы. Да и в конце концов, чтобы тебя там встретили.
   Парень вдруг ни с того ни с сего расхохотался  неприятным  истеричным
смехом.
   - Чтобы меня встретили? Встретили,  да?  Мальчик  едет  в  пионерский
лагерь! Один! Без папы! Без мамы!  Ничего  страшного,  малыш,  тебя  там
встретят!
   Неужели вы так наивны, Еремин? Выгляните в окно! Сколько добровольных
провожатых у малыша!
   Следователь бросился к темному окну. Парень был прав. Он насчитал  во
дворе пять  иномарок  с  праздно  болтающими  людьми  внутри  освещенных
салонов.
   - Стая ворон слетелась  на  падаль,  -  прокомментировал  Элвис  -  И
все-таки я закажу билет на Киев!
   Авторитет не слышал оптимистической  фразы  следователя,  потому  что
безутешно рыдал, уронив голову на стол, всхлипывая, как ребенок.  Может,
впервые в жизни  в  нем  всколыхнулась,  прорвалась  наружу  невыносимая
жалость. Жалость к себе.
   Самолет улетал ночью.
   - Мы выйдем из дома за четыре часа. Помотаем их по городу. Как только
оторвемся, прямиком в Шереметьево! - выложил свой план действий Костя.
   - Вам-то зачем все это? Они пришьют нас из "узи", едва мы покажемся в
дверях подъезда.
   - Почему же до сих пор ничего не предприняли? - возразил следователь.
   - Охота им ждать, пока мы выйдем?
   - Не знаю.
   - А я знаю. Их боссу год назад я помог в одном деле, - признался он.
   - Ерунда!
   - Не ерунда! Старики играют  по  правилам.  Правда,  среди  них  тоже
попадаются... - С его уст едва не слетело грубое слово,  но  он  пощадил
парня.
   Перед выходом Вадим попросил бумагу, ручку, конверт.
   Он написал два письма. Одно запечатал в конверт, другое просто сложил
вчетверо.
   - Если вам удастся выкарабкаться, не поленитесь, съездите в Косино  к
той самой девушке, у которой я прятался. Передайте ей записку  от  меня.
Она отдаст вам часть коллекции Мориса. Там же в  моем  чемодане  найдете
ключи от подмосковной квартиры, где жила бабушка. В подвале - мебель. Вы
видели ее.
   Поднять ее будет хлопотно. Если Катрин это надо, она оплатит расходы.
   Элвис сделал паузу. Видно было, как нелегко ему даются слова.
   - А это, - он указал на конверт, -  вскроете,  когда  убедитесь,  что
меня больше нет.
   - Катрин что-нибудь передать?
   - Пусть не поминает лихом, как говорили раньше.
   Старцев спускался по лестнице медленно, шаг за шагом - так,  наверно,
восходят на эшафот. Еремин его не подбадривал: сам сомневался  в  успехе
задуманного.
   Он первый открыл парадную дверь. Во дворе все замерло.  Парни  стояли
возле своих иномарок и смотрели на следователя.
   "Хорошо, что я поставил свою развалюху прямо у  крыльца!"  -  подумал
он.
   Открыв заднюю дверцу, позвал Элвиса.
   При появлении юного авторитета не последовало очереди из "узи". Парни
не двигались с места.
   Только когда следователь и Элвис уселись, один из них крикнул:
   - Эй, начальник! Оставил бы здесь паренька!
   - А ху-ху не хо-хо? - ответил сыщик и завел мотор.
   Гонка по ночному городу продолжалась около двух часов. Преследователи
действовали осторожно. На обгон не шли. Аварийных ситуаций не создавали.
   - А вы оказались правы, - признал Элвис.
   - Вот видишь! Они выжидают.
   Москва  за  окнами   автомобиля   была   сказочно   красива   в   эту
предпраздничную ночь. Отцы города не пожалели денег  на  иллюминацию,  и
высотные башни  еще  и  в  третьем  часу  ночи  горели,  как  гигантские
новогодние елки. Свет никогда не был на руку тем, кто  желает  скрыться.
Еремин пытался выбирать улицы потемней, но, как  назло,  одна  выглядела
нарядней другой, будто модницы-кокетки хотели перещеголять друг дружку.
   Им  повезло  в  районе  Сухаревки,  когда  сыщик  резко  свернул   на
перекопанную вдоль и  поперек  улицу  Гиляровского.  Он  на  днях  здесь
проезжал и основательно застрял уже при въезде. Теперь он  сразу  сделал
еще один крутой поворот и оказался  в  каком-то  ведомственном  дворе  с
охраной. Шофер преследовавшего "опеля" на какое-то время потерял его  из
виду и рванул вперед по Гиляровского, но не справился  с  управлением  и
врезался в ограждения, зависнув передними колесами над вырытой ямой. Это
позволило Еремину избавиться от хвоста. Он дал задний ход.  Развернулся.
Выехал по пешеходной дорожке на проспект Мира и снова нырнул в ближайшую
подворотню.
   - Отдохни немного! -  бросил  он  перепуганному  Элвису  и  вышел  из
машины.
   - Куда вы?
   - До ветру!
   - Я с вами! - схватил его за рукав Вадим.
   - Сиди, где сидел! - презрительно процедил Еремин. - При первой нашей
встрече ты мне больше нравился. Не теряй достоинства, черт возьми!  Даже
если это конец!
   Тот разжал руку и захлопнул дверь.
   Константин понимал: раз ни одна из иномарок не последовала за  ним  в
подворотню, значит, его  маневр  остался  незамеченным.  Но  понимал  он
также, что те в застрявшем "опеле" уже связались по мобильному  телефону
с остальной братвой и указали им направление поиска. Поэтому  необходимо
было до конца прояснить ситуацию.
   Он вышел на  проспект  Мира  и  спрятался  в  нише  дверей  какого-то
учреждения.
   "Опель" стоял в нерешительности при въезде на проспект.
   "У него не горит одна фара, - отметил Еремин. - Попадется  на  крючок
первому же гаишнику! Можно его сбросить со счетов!"
   "Опель" поджидал остальных, и вскоре те  объявились.  Пятеро  парней,
делегированных  от  каждой  иномарки,  провели  короткое   совещание   и
бросились по машинам. Две из них  тут  же  рванули  в  сторону  Рижского
вокзала. Две других разминулись на Сухаревской площади. "Опель" помчался
к Сретенке.
   - П...е, ребята! - напутствовал  их  следователь,  дав  наконец  волю
чувствам.
   Выждав еще какое-то время, он вернулся к своей развалюхе. И взял курс
на Шереметьево.
   Домой  вернулся  обессиленный,  но  довольный.  Все  же  спас   жизнь
человеку. Плохому, правда, человеку. Загубившему много душ. Честнее было
бы предать его правосудию. Но кто бы дал ему дожить до суда?
   Чайник свистел на плите. В комнате не унимался телефон.
   - Зря ты так, - услышал он в трубке знакомый голос с хрипотцой.  -  Я
понимаю, что Элвис тебе нужен был для какого-то дела. Потому и  приказал
братве не трогать, пока он с тобой.
   - Я это оценил.
   - А какого хрена ты с ним нянчился?
   - Он мой клиент.
   - Ясно. Как ты сумел улизнуть от моих раздолбаев?
   -  Расскажу  как-нибудь  при  встрече.  Надеюсь,  из  них  никто   не
пострадал?
   - Я это оценил, - передразнил следователя голос в трубке.  -  Правда,
Угольцы загремели в РУОП. Это уж шлюха Элвиса постаралась! Что  возьмешь
с дуры?
   А потом добавил:
   - А с Элвисом ты все-таки напрасно возился.  У  меня  ведь  в  каждом
аэропорту свои люди. В Шереметьеве тоже.
   И на прощанье:
   - Если понадобится помощь - не стесняйся!
   - Есть маленькая просьба.
   - Валяй!
   - Не трогайте подругу Элвиса!..
   Уже  после  праздников  Еремин  обнаружит  в  своем  почтовом   ящике
украинскую  газету  с   подчеркнутым   специально   для   него   абзацем
криминальной хроники, в котором будет говориться, что субботним утром  в
центре  Киева,  на  бульваре  Шевченко,  расстрелян  из  автомата  "узи"
известный российский авторитет по кличке Элвис, только  что  прилетевший
из Москвы.
   Как  раз  в  это  время,  позавтракав,  следователь  принял  таблетку
снотворного: необходимо было уснуть. Чтобы вечером быть в форме.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

6 сентября, суббота

   По Тверской праздно шатался народ. И не  только  по  Тверской.  И  не
только народ. Встречались люди прямо  замечательные.  А  также  кошки  и
собаки, которым немало перепало от всеобщего пиршества. Любит московский
люд животинку!
   У каждого  прилавочка  свой  нахлебник!  А  когда  народ  сыт,  то  и
животинке хорошо!
   И монументы в этот день тоже сиротами не остались.  Особое  почтение,
как всегда, оказали  Пушкину.  Веселые  петербуржцы  поставили  ему  две
бутылки "Балтики" ростом с самого гиганта. А напротив - статую Петра  на
лошади! Пей, мол, Александр Сергеевич, за здоровье  царя-батюшки!  А  то
знаем, какие у тебя в голове мыслишки были насчет самодержавия!
   И с распростертыми объятьями Высоцкий, зеленый, как утопленник, навек
лишенный постамента, не остался без внимания. Галдели  песни.  Надрывали
глотки подражатели.
   И  недавно  возведенному  Есенину,  сильно  смахивающему  на   Володю
Ульянова  в  студенческие  годы,  кто-то   возложил   веночек.   То   ли
почтительные старушки, то ли казенные писатели.
   Вот только горемыке Достоевскому опять не повезло. Надели  на  голову
холщовый мешок. Может, в знак того, что совесть человеческая до сих  пор
- у позорного столба?
   Э. Хиль на Пушкинской площади пел свое привычное:

   Человек из дома вышел,
   Посмотреть на мир поближе...

   На Воробьевых горах чужеземец Жарр наяривал на лазерном клавесине.
   У храма  Христа  Спасителя  собрали  двести  хоров,  дабы  восславить
Господа. Чтобы услышал. Чтобы не забыл.

   Русь живет, Русь поет.. -

   выводил гудящий бас, и хоры подхватывали навзрыд:

   Господи, помилуй!..

   "Иногда шепот одинокой, страждущей души до Него доходит быстрей,  чем
отрепетированное многоголосие! Вот Ида, например, молилась в ту ночь  на
трех языках - русском, польском, латинском. Много молитв  знала.  А  что
толку?.."
   - Алло! Где ты? - дернула его за рукав пиджака  Патя.  -  Ты  стал  в
последнее время слишком задумчивым.
   - Это значит, что пора садиться за новый роман.
   Они ехали в переполненном вагончике метро, возвращаясь с прогулки  по
праздничному городу. Свою машину она еще днем поставила возле его  дома,
решив, что в такой день благоразумней обойтись без нее.
   В метро было весело.  Шумные  компании,  в  основном  молодых  людей,
возвращавшиеся  с  Воробьевых  гор,  резвились,  как   стада   гиббонов,
перебегая с одной станции на  другую,  приветствуя  знакомых  радостными
воплями и оставляя после себя кучи мусора.
   На таком фоне писатель казался  угрюмым  человеком,  лишенным  всякой
радости в жизни.
   - Может, выйдем на Революции? - предложила девушка. -  На  Никольской
есть отличный кабак!
   - Я устал.
   - Хорошо, - сделала она недовольную мину, - тогда,  как  приедем,  ты
ляжешь спать!
   - А ты?
   - А я поеду веселиться!
   - Очередная тусовка?
   - Почему бы нет? Я свободный человек!
   Раньше он не замечал этих злых огоньков в ее взгляде. Он считал,  что
у Пати глаза ангела. Светло-серые, немного наивные, сияющие.
   Сегодня она была одета, как в первый  раз,  в  той  очереди  в  кассе
"Иллю