у него листок с наброском и поплелся на кухню.
   - Начни с балкона,  Престарелый!  -  услышал  он  за  спиной  команду
следователя.
   Кухня представляла собой довольно просторный  куб,  в  котором  уютно
разместился гарнитур из вишни, холодильник, стол и пара табуретов.
   Антон сразу отметил, что посуда тщательно вымыта. Ему это  показалось
странным. Он, например, не  большой  охотник  до  мытья  посуды.  Потом,
правда, припомнил  Васины  слова  насчет  аккуратности  мужа  и  немного
успокоился.
   Однако на месте не сиделось. Заглянул в холодильник.
   - Эй, ничего там не трогай! - крикнул ему из комнаты Еремин. - Ты мне
все пальчики сотрешь!
   - Я с тряпочкой, - обиженно промямлил в ответ Полежаев.
   - Вот как раз тряпочкой и сотрешь!
   В холодильнике нечем было поживиться. В  том  смысле,  что  голодному
человеку вполне хватило бы насытиться его содержимым,  но  не  голодному
сыщику, каковым себя уже считал писатель.
   - Ну, что там? - заинтересовался Константин.
   -  Сосиски!  -  с  досадой  констатировал  тот.   -   Кстати,   могут
испортиться!
   Потом очередь дошла до мусорного ведра. Он видел в  каком-то  фильме,
как милиционеры преспокойно потрошат мусорные ведра и даже не морщатся.
   "Правда, они обычно орудуют пинцетом! Ничего, я не из брезгливых! Вот
только бы газетку найти, чтобы не свинячить".
   Антон присел на корточки и посмотрел за холодильником, между плитой и
шкафом - не завалялась ли газетка?
   Газетка завалялась за батареей.  Ее,  видно,  ненароком  смахнули  со
стола, а потом забыли достать.
   Развернув на полу газету, Полежаев вдруг воскликнул:
   - Оба-на!
   - Что у тебя? - откликнулся Еремин.
   - Газета!
   - Ну и удивил! У меня тут их столько!
   - Это французская газета!
   - И что с того? - разочарованно вздохнул следователь.
   - Махнемся не глядя, Костяк? Я хочу выпотрошить мусорное ведро, а эту
газету жалко. Я бы почитал потом.
   - Не лучше ли нашу газету почитать?
   - Наши я не читаю!
   На этот раз Константин удостоил его вниманием и собственной  персоной
появился на кухне.
   - Насчет ведра - молодец! Ведра мы с Елизарычем любим. Держи газету!
   Сейчас возьму пинцет - вместе пороемся.
   Ведро оказалось полупустым. Из него торчала бутылка.
   - Рейнский портвейн! - опознал  бутылку  писатель.  -  Пил.  Неплохое
вино.
   - Отнесу старику. Пусть посмотрит.
   Пока Еремин отсутствовал, Антон покопался в  картофельной  и  луковой
шелухе, и в глаза ему бросился голубой клочок бумаги, знакомый  каждому,
начиная со школьника.
   - Что это? - Константин застыл на пороге  кухни,  пытаясь  разглядеть
добычу, схваченную пинцетом.
   -  Два  билета  в  кинотеатр  "Иллюзион",  -  торжественно   произнес
Полежаев. - На двадцать пятое августа, на семь часов вечера.
   - Значит, накануне исчезновения он ходил в кино? Ничего странного.
   Пригласил  жену  в  кинотеатр.  Надо  же  было  им  в  конце   концов
помириться.
   - Костя, это была не она. Василина в тот день допоздна работала.
   "Ай да Леня-журналист! Пугает несчастную жену - не звони, не  приходи
ко мне! Та думает, что он, бедняга, барахтается  в  щупальцах  мафии!  А
Леня развлекается с другой бабой! Уж кому-кому, а мне хорошо знакомы эти
мужские хитрости!"
   - И бутылочку он наверняка не в одиночестве распил,  -  сделал  вывод
Антон.
   Еремин же не торопился с выводами:
   - Послушаем, что скажет Престарелый.
   Иван Елизарович дышал тяжело, со свистом. Все  труднее  давалась  ему
каждая новая экспертиза. Войдя на кухню, он ткнул своей палкой в сторону
мойки.
   - Вот-вот, даже посуду вымыть не поленились!
   Он опустился на табурет и развел руками.
   - По нулям, мальчики. Все тщательно затерто. Бутылка тоже чистая. А я
поначалу подумал,  что  в  эдаком  кавардаке  что-нибудь  да  раздобуду!
Оказывается, и кавардак бывает  обманчивым.  На  полу  осколки  граненых
стаканов, как бы специально разбитых вдребезги,  -  не  собрать.  А  вот
шторку оборванную стоит посмотреть получше. Я заберу ее в лабораторию.
   - Тут высказывается версия "шерше ля фам", - усмехнулся Еремин, давая
понять, что автор версии не он.
   - Пуркуа па? - снова развел руками старик.  -  Но  смятая  постель  и
бутылка портвейна - это еще не доказательства.
   В это время в дверь позвонили громко, протяжно.
   Антон от неожиданности подскочил на месте.
   - Где твой пистолет?! - крикнул он сыщику.
   - Не трусь, Антон Борисыч! - засмеялся тот. -  Пока  ты  прощался  со
своей подругой, я вызвонил хозяина квартиры. Мы  условились  встретиться
здесь.
   Это, наверно, он.
   Это на самом деле был он. Полежаев  узнал  его  по  меткому  описанию
Василины. Полноватый мужчина лет сорока,  с  зализанными  назад  жидкими
волосами, с неприятной улыбкой на жирных губах и с глазами действительно
сальными замер на пороге комнаты. Улыбка тут же исчезла с его лица.
   - Это же  хлев!  Поросячий  хлев,  а  не  квартира!  -  задыхаясь  от
возмущения, начал он. - Что тут было?
   - Надо полагать, драка, - спокойно объяснил Еремин. - Вашего друга  и
квартиросъемщика похитили.
   - Чувствовало мое сердце, что добром это не кончится.
   - Что именно?
   - Ленькины выкрутасы с квартирой. Что ему дома-то не жилось? Почему я
должен страдать?
   - А вы-то каким образом пострадали?
   - Как это каким? Да я потерял из-за него триста баксов! Он  ведь  мне
не заплатил! И теперь уже вряд ли заплатит!
   - Откуда такая уверенность?
   - Ай, не морочьте мне голову! Будто не в курсе его дел с мафией!
   Кстати, хотелось бы взглянуть на ваше удостоверение.
   Константин протянул ему корочки своего сыскного агентства.
   - В первый раз имею дело с частным детективом, - ухмыльнулся  тот.  -
Раньше только в книжках о таких читал.
   Они принесли из комнаты стулья и устроились вчетвером на кухне.
   Елизарыч, опершись на клюку, все  это  время,  казалось,  подремывал.
Антон слушал внимательно, стараясь ничего не пропустить, хотя делал вид,
что читает газету.
   - Давно вы знаете Шведенко?
   -  Лет  пять.  Как  пришел  работать  в  издательство.  Я   ведь   не
профессиональный фотограф. Я танцор. Танцевал в оперетте, пока не  вышел
на пенсию.
   "Ну и танцор! С такой рожей только гнилыми  помидорами  торговать!  А
он, оказывается, исправно служил Терпсихоре, пока та не  пнула  его  под
зад и не отправила на пенсию!"
   - Когда Шведенко обратился к вам с просьбой о сдаче квартиры?  И  чем
он это мотивировал?
   - Да уже месяц прошел. Сказал, что у них с Василиной не заладилось.
   Чего уж там! Жили вроде душа в душу! Мол, поживу месяц-другой у тебя,
а там  видно  будет.  Разве  другу  откажешь?  Пришлось  отказать  одной
семейной парочке с Кавказа. Они у меня  тут  почти  год  жили.  Платили,
кстати,  исправно,  с  двухмесячной  предоплатой.  И  срача  такого   не
устраивали!
   - Ну-ну, Роберт Игнатьевич, - принялся усмирять  его  следователь.  -
Ведь Шведенко не по своей инициативе...
   - А по чьей? По чьей инициативе?! - затрясся разгневанный  танцор,  и
по  лицу  его  пошли  красные  пятна.  -  Сколько  раз   ему   говорили:
"Остепенись, Леня!
   Не по зубам тебе эти громилы! Че ты к ним лезешь?"
   - Кто говорил?
   - Да хотя бы я. Предупреждал: "Если еще про мафию напишешь, съедешь с
квартиры! Мне тут баррикады  не  нужны!  Чай  не  Красная  Пресня!"  Его
пристрелят, а мне потом по ментовкам  таскаться!  Больно  надо!  Он  мне
слово дал, что в этой квартире ни строчки не напишет про мафию.
   - И что? Сдержал слово?
   Вопрос Еремина озадачил красноликого Роберта Игнатьевича.
   - По крайней мере в нашей газете ничего не  было.  Я  следил  за  его
публикациями. Он писал о выставке художника Шилова. Разгромил  подчистую
этого  придворного  "фотографа".  Душа   радовалась!   Потом   об   этом
религиозном законе, из-за которого Клинтон с папой на нас обиделись. Что
еще? Не помню. Да, он говорил, что у него наклевывается  какая-то  новая
работа, очень денежная.
   - Связанная с журналистикой?
   - Этого я  не  знаю.  Он  особо  не  распространялся.  Может,  боялся
сглазить?
   - По-вашему, выходит, что Шведенко превратился в пай-мальчика. В  чем
же тогда дело?
   - Мало ли что! Могли за старое тряхануть!
   - Могли и за старое...
   Полежаев, воспользовавшись заминкой, оторвался на миг от  французской
газеты и задал фотографу давно мучивший его вопрос:
   - Леонид по-французски свободно изъясняется?
   - Да бросьте! - махнул тот рукой. - Только "мерси"  и  знает.  К  нам
недавно приезжали коллеги из Франции. Так он не знал, с  какого  боку  к
ним подступиться. Переводчица спасла положение.
   - Эта переводчица - ваша сотрудница? - взял инициативу  в  свои  руки
Антон.
   - Да. Лизавета, Лизок.
   - Симпатичная девушка?
   - Симпатичная бабушка. Ей скоро шестьдесят стукнет...

***

   В  машине  Еремин  хмурился,  а   писатель   продолжал   наслаждаться
французской прессой.
   Высадив  возле  сыскного  агентства  Ивана  Елизаровича,   Константин
обрушился на друга:
   - Какого черта ты лезешь не в свои дела?
   - По-моему, ты что-то путаешь. Это как раз мое дело. Я тебя нанял.  Я
заказываю музыку.
   -  Я  отказываюсь  так  работать.  Я  привык   самостоятельно   вести
расследование. Я не нуждаюсь в помощниках-дилетантах.
   - Я ни на чем не настаиваю, - пошел на попятную Полежаев.  -  Только,
если честно, Костян, мне кажется, ты упускаешь очень важное звено.
   - Слов-то каких нахватался!
   - Все от тебя, мой друг, все от тебя.
   - Ладно, выкладывай, что я, по-твоему,  упускаю.  -  Тон  следователя
несколько смягчился.
   - Ты, например, совсем не придаешь значения тому, что накануне своего
исчезновения Шведенко ходил с кем-то в  кино.  И  эта  кто-то  наверняка
симпатичная девушка!
   - И что дальше?
   - Надо выяснить, кто она.
   - Только и всего? Может, подскажешь, как это сделать?
   - Подскажу. Надо взять фотографию журналиста и показать  ее  служащим
кинотеатра. И заодно узнать, что они смотрели.
   - А вот последнее уж точно ни к чему! - расхохотался Еремин.
   Антон и сам понял, что сморозил чепуху, но сдаваться не собирался.
   - Все играет роль.
   - Может быть.
   Константин притормозил на улице  Павла  Корчагина,  чтобы  посмотреть
нумерацию домов. В одном из них жила Василина.
   - Я, кажется, на верном пути.
   Он проехал еще несколько метров и остановился, но выходить не спешил.
   - Я не отвергаю твою версию, Антоша, - признался он. -  Но  в  первую
очередь хочу отработать свою. Мне хорошо знаком тот мир, о котором писал
Шведенко. Там обиды не прощают.  Я  бы  очень  хотел,  чтобы  все  вышло
по-твоему, чтобы журналист увлекся красивой девчонкой и мотанул с ней на
юга, наплевав на все остальное.  Правда,  твоей  подруге  это  может  не
понравиться. Но слишком густую кашу заварил наш  клиент  (и  в  этом  ты
сейчас убедишься, когда просмотришь  его  публикации),  чтобы  мы  могли
пойти по такому пути. Легких путей в этом деле не будет.
   - Но ведь не помешает общему делу, если я завтра съезжу в  "Иллюзион"
и порасспрашиваю о журналисте?
   - Лучше бы ты вместо этого сидел завтра весь день за пишущей машинкой
и закручивал сюжеты, один забористей другого.
   Полежаев  нахмурился.  Он  не  любил,  когда  ему  указывали.   Чтобы
разрядить обстановку, Константин ткнул пальцем в газету и спросил:
   - Что интересного пишут братцы-лягушатники?
   - Разное.
   - А все-таки?
   - Тебя серьезно это волнует? Шведенко не умел читать по-французски, а
значит, к делу это не относится.
   - Но ведь как-то газета попала к нему в  квартиру?  -  снисходительно
улыбнулся Еремин.
   - Газета, кстати, издается в Москве.
   - С этого и надо было начинать. - Следователь  явно  хотел  польстить
товарищу, делая вид, что придает значение находке.
   И Полежаев не на шутку разошелся:
   - Здесь интересная информация о московских клубах. Например,  всякого
рода предостережения, куда Анри с  Колеттой  лучше  не  ходить.  Недурна
также театральная страничка.  Я  узнал  здесь,  кто  из  наших  корифеев
побывал нынче на гастролях  в  стране  Мольера  и  Бомарше.  В  Авиньоне
проходили Дни русского театра.
   Информация о католических  мессах  на  французском  языке  в  Москве.
Указаны числа и адреса, где и когда они должны состояться.
   - Зачем это тебе?
   - Просто интересно, - пожал  плечами  писатель.  -  Это  все,  что  я
прочитал, а вообще тут куча  всего.  Последние  две  страницы  посвящены
объявлениям. Я и не подозревал, что их жизнь так кипит в нашей  столице.
Создают  группы  популярной  французской  песни,  ищут   помещение   для
театральной  студии,  дипломированные  гувернантки  жаждут  обучать   их
детей...
   -  Вот  как?  На  самом  деле  любопытно.  Почитай-ка  мне  про  этих
гувернанток.
   -  Да  сколько  угодно.  Вот,   например,   с   дипломом   Женевского
университета, лингвист, сорок лет, может обучать испанскому,  немецкому,
русскому. Работала во Франции и Швейцарии.  Другая  -  студентка  МГИМО,
двадцать один год и тоже, кроме всего прочего, знает  испанский.  А  вот
дамочка  с  музыкальным  дипломом,  консерватория   имени   Чайковского,
тридцать лет,  свободно  говорит  по-французски,  имеет  опыт  работы  в
Бельгии...
   - Перепиши-ка мне ее телефончик! - неожиданно попросил Еремин.
   - Кого?
   - Той, что имеет опыт работы в Бельгии.
   - Ты спятил? На кой черт тебе гувернантка? У тебя ведь ни ребенка, ни
котенка! Или сам решил на старости лет обучаться музыке?
   - Уж не такой я старый, - весело  подмигнул  Константин.  -  Всего-то
тридцать пять, а ей - тридцать. По-моему, в самый раз. Всю жизнь  мечтал
о девушке, чтоб она и на фортепьянах, и по-французски!
   Полежаев не  узнавал  друга.  Вроде  бы  всегда  казался  холодным  и
практичным.
   - Что ж, пиши. - Все еще недоумевая, он продиктовал Еремину телефон и
воскликнул. - Вот и газетка пригодилась!

***

   Василина жила в тесной хрущевке.
   "Бедная девочка! Квартира ее родителей была раза в два больше! Каково
ей было перебираться в эту нору? Зато Москва! Кто  не  мечтал  пожить  в
Москве с той поры, как увидел на первой  страничке  букваря  кремлевские
башни?  А  когда  старенькая  провинциальная   учительница,   страдавшая
болезнью Паркинсона, с чувством декламировала: "Москва! Как много в этом
звуке..." - у кого не щемило при этом сердце?"
   Писатель мог бы еще долго брюзжать про себя, если  бы  не  переключил
внимание на диалог следователя с хозяйкой квартиры.
   - Когда произошло покушение на вашего мужа?
   - Зимой. В  феврале.  Об  этом  сообщалось  в  нашей  газете.  Я  вам
подготовила весь материал. - Она передала  ему  стопку  газет.  -  Здесь
Ленины статьи, связанные с мафией. И то, о чем вы спрашиваете, тоже.
   - И что, с февраля месяца наступило  затишье?  -  Еремин  недоверчиво
прищурил глаз. - Больше не было попыток, угроз?
   Он напоминал Полежаеву  дотошного  врача,  который,  будь  его  воля,
вывернул бы пациента наизнанку.
   - Угрозы, кажется, были. После  некоторых  телефонных  разговоров  он
ходил сам не свой.
   - Кто ему звонил?
   - У меня нет привычки подслушивать. - Она сделала недовольное лицо. -
Его я тоже ни о чем не спрашивала. У  нас  так  заведено.  Если  сам  не
расскажет, значит, не хочет. Зачем лезть человеку в душу? Но эти  звонки
могли быть связаны не только с мафией. У Лени хватало  неприятностей  на
работе.
   - Например?
   - Он конфликтовал с главным  редактором.  Тот  часто  задерживал  его
материалы. У Лени возникли подозрения, что мафия дает  главному  за  это
взятки.
   Буквально неделю назад я видела, как Леня вышел от редактора  красный
и такой вздрюченный. Это редкое для него состояние. Мне хотелось подойти
к нему, успокоить. Но у нас был уговор - на работе друг другу ни слова.
   Полежаев заметил, с каким трудом ей дались последние  слова.  Женщина
смотрела не на следователя, а куда-то мимо. И левый  глаз  у  нее  начал
косить.
   Вспомнил - так всегда случалось во время глубокого раздумья.
   "А я и забыл про этот маленький дефект. Раньше он сводил меня с ума!"
   - Чем был вызван такой уговор? - продолжал лезть в душу Еремин. -  Вы
боялись коллег по работе?
   - Если честно, после взрыва в нашей машине мы вообще всего боялись. Я
хотела уехать к маме, но Леня удержал меня. В общем-то,  мы  больше  для
других делали вид, что в ссоре. Он сказал: "Так будет лучше. Тебя  никто
не тронет".
   Это, наверно, конец, да? - доверительно обратилась она к следователю,
словно от него зависело,  будет  ли  жить  ее  муж.  -  Я  плохая  жена!
Следовало уже обзвонить все морги и больницы!
   "Это любовь, что бы вы там ни говорили", -  вспомнил  бывший  учитель
русской словесности надпись на доске. - Ты, наивный дурак, полагал,  что
она будет всю жизнь любить тебя одного? Это заблуждение иногда придавало
силы.
   Где-то далеко живет она, которая тебя  помнит,  любит  и  каждый  миг
только и делает что  думает  о  тебе!  Боже,  какое  самомнение!  Индюк!
Самодовольный индюк!"
   -  Не  надо  никуда  звонить!  -  Константин  Еремин,   привыкший   к
человеческому горю, казался неодушевленным предметом. - На той  квартире
мы не нашли его документов. Может, они лежат в бардачке машины? Завтра с
сотрудником милиции мы попробуем ее вскрыть.
   - Леня никогда там не держал документов.
   - Тогда документы остались при нем, - сделал заключение  следователь,
- и вам уже позвонили бы из больницы или морга.
   Не успел он это произнести, как в прихожей зазвонил телефон.  Женщина
вздрогнула. С мольбой посмотрела на бывшего  любовника,  ища  поддержки.
Полежаев опустил глаза. Она перевела взгляд на Еремина.
   - Ну-ну, смелее! - подбодрил тот.
   Телефон не унимался. Василина  заставила  себя  подняться  и  сделать
несколько шагов.
   Тут же вернулась с призрачной улыбкой на бледном лице, а в  улыбке  -
крохотная надежда.
   - Это вас, - обратилась она к следователю.
   В отсутствие Константина писатель решил действовать:
   - Ты не могла бы мне на время дать фотографию мужа? Он ведь, наверно,
часто фотографировался, имея друга-фотографа?
   - Зачем тебе? - встрепенулась она и выгнулась, как кошка, готовящаяся
к прыжку.
   "Похоже, что старое чувство в ней не  только  не  сохранилось,  но  и
переросло в ненависть! А я, тупица, так  радовался  этой  встрече!  Весь
день хожу как пьяный! Пора отрезвляться! Пора!"
   - У меня  имеется  свой  план  расследования...  То  есть  поиска,  -
поправился Антон - Хоть я и не детектив, но все же детективщик.
   Звонил Иван Елизарович.
   - Есть новости, - прохрипел он в трубку, а потом вдруг раскашлялся  -
верный знак, что  новости  не  из  приятных.  -  Шторка  пригодилась.  Я
обнаружил на ней отпечатки зубов, то есть прикус. -  Престарелый  сделал
паузу, чтобы Еремин переварил услышанное, а потом со вздохом добавил.  -
Кажется, нашего клиента придушили. Царство ему небесное...

ГЛАВА ВТОРАЯ

28 августа, четверг

   Полежаев не изменил своей привычке и в это утро.
   "Пользуйся благами жизни, пока за  тобой  не  пришли,  пока  тебя  не
удавили, пока ты способен сопротивляться и радоваться солнышку!"
   В этот сезон он не нашел  ничего  лучше,  чем  лужайка  Измайловского
парка, заросшая высокой крапивой и репейником. Писатель мог бы позволить
себе отдых на пляже в какой-нибудь не заполненной российскими нуворишами
стране, но не любил развлечений в одиночку, а на  данном  отрезке  жизни
его единственной спутницей  была  пишущая  машинка.  Заводить  курортный
роман ему представлялось бездарной пошлостью. Уж лучше в крапиву!
   Он выбирал специально самые глухие, труднопроходимые  заросли,  чтобы
вокруг  все  стрекотало,  жужжало  и  квакало  -  и  чтобы  ни   единого
человеческого звука!
   Вчера, уже в машине, Костя сказал:
   - Ее надо подготовить к самому худшему. Боюсь, что твоя  подруга  уже
вдова. Приятная женщина. Очень жаль.
   "Вот как? Что-то не везет Васе с мужиками. А тебе - с бабам