названивай Василине. Ну и, разумеется, жди моих звонков.
   На прощанье он потрепал студента за плечо.
   - Сегодня у тебя настоящее боевое крещение!
   - Осторожно, не  ушибитесь  на  лестнице,  Константин  Николасвич!  -
напутствовал его тот, как напутствуют мамаши своих легкомысленных чад. -
А то мне придется вас обоих заменять...
   Ночная Москва стреляла фонарями в окна автомобиля,  когда  он  несся,
почти не выбирая пути.
   - Значит, женщина...
   Он остановился, чтобы заправиться. И тут смалодушничал. В конторе при
этом сосунке он ни за что бы не решился.
   - Оля? - сказал он в трубку.
   - Костя, ты? Почему так поздно?
   Она явно волновалась, хоть и стремилась это скрыть.
   - Когда ты улетаешь?
   - Восьмого.
   - Хочу тебя увидеть.
   - Мы еще успеем. В запасе целых четыре дня.
   - Я хочу сейчас! - настаивал он. - Хотя  бы  на  две  минутки.  Иначе
умру. - Отчасти это являлось правдой.
   - Ну хорошо!.. Приезжай!..
   Как влюбленный он радовался результату, а  как  сыщик  -  нет.  Такое
легкое согласие на визит говорило, что в ее квартире ничего нового он не
узнает.
   На всякий случай он сообщил Жене адрес и  телефон  своего  ближайшего
маршрута. Таков  порядок.  Пускаясь  в  опасное  предприятие,  лучше  не
рисковать.

***

   Антона ждал сюрприз. Возле подъезда его дома  стоял  джип  "вранглер"
знакомой расцветки. Окрыленный, он взлетел на свой этаж. Совсем выпустил
из виду, что у Патрисии есть ключи от его квартиры.
   Он тоже решил преподнести сюрприз - войти бесшумно.
   И все же по части сюрпризов он ей здорово уступал.
   Полежаев остолбенел еще в прихожей. В комнате раздавались голоса.
   "Патя не одна?"
   Голос был женский, не Патин; но слишком родной, чтоб его не узнать.
   "Она привезла ко мне Иду?"
   Постояв еще с минуту в темной прихожей, прислушиваясь к происходящему
в комнате, он горько посмеялся над собой в душе. Да, это была Ида. Но не
живая.
   Она вела свою передачу.
   "Патя привезла телевизор! Маленькая сумасбродка!"
   Антон нерешительно заглянул в комнату. Девушка развалилась в кресле.
   Маленький "самсунчик", водруженный на стеклянный  журнальный  столик,
который служил хозяину еще и обеденным столом, показывал ярко и четко.
   Над  красивым  лицом  Иды  поработали  визажисты.  Она  походила   на
говорящую  куклу,  как  и  сотни   других   теледив.   Говорила   легко,
доверительно, хорошо поставленным актерским голосом, но он-то знал,  что
все - фальшь. С ее лица не сходила улыбка. Совсем не  та  улыбка,  какую
выпадало счастье видеть ему.
   "Что они с тобой сделали, королева? Что ты сама с собой сделала?"
   Он стоял за креслом, в котором мирным детским сном спала Патрисия. На
экране телевизора улыбалась, смеялась, острила Ида.
   Предательские слезы покатились сами собой. Он испугался этих слез.
   "Это нервы. Не так-то  легко  пережить  четыре  трупа  за  неделю!  И
особенно - ощущение, что по соседству задушили человека и подбирались  к
тебе, а ты ждал, как агнец, приготовленный на заклание! Какая мерзость -
чувствовать себя агнцем!.. Это нервы. Надо взять себя в руки..."
   Он ополоснул под краном лицо. Вернулся в комнату. Осторожно поднял  с
колен Пати пульт.  Безжалостно  нажал  на  красную  кнопку.  Улыбка  Иды
погасла.
   Девушка тут же проснулась. Громко зевнула. По-кошачьи выгнула  спину,
приставив кулачки к скулам. Потом засмеялась, глядя на него.
   - Ну и где же ты пропадала?
   Он опустился на колени перед креслом и принялся целовать  миниатюрные
руки с пухлыми широкими ладошками. Они совсем не были похожи на другие -
узкие, удлиненные, с тонкими пальцами, какие бывают у мадонн  на  старых
картинах. И все же он целовал руки Патрисии  с  нежностью,  с  трепетной
любовью. Сам не отдавая себе отчета в том, что происходит. Не  задаваясь
вопросом, поднялась ли  бы  в  душе  его  волна,  если  бы  не  женщина,
увиденная только что на экране. Она продолжала смеяться.
   - Ты мне звонил?
   - И даже был у тебя.
   - А я решила тебя немного помучить! - по-детски задиристо  произнесла
она. - На расстоянии лучше проверяются чувства!
   - Не морочь мне голову этими штампами!
   Он встал с колен и устроился в кресле напротив.
   - Да ты, кажется, ревнуешь! - снова засмеялась она и даже захлопала в
ладоши. - Как здорово! Ты умеешь ревновать!  О-ля-ля!  Если  так  пойдет
дальше, ты, пожалуй, начнешь кусаться!
   Приливы в душе человеческой сменяются отливами куда  быстрей,  чем  в
природе.
   - Убирайся вон! - вдруг  произнес  он  спокойным,  ледяным  тоном.  -
Забирай свой ящик и убирайся!
   Молчание, последовавшее за  этим,  было  минутой  памяти  по  чему-то
безвозвратно ушедшему.
   - Антоша, ты рассердился? - Голос ее задрожал. - Я ведь пошутила! Это
была шутка, не понимаешь?
   - Убирайся! - повторил он.
   - Что случилось, Антоша? Я не понимаю. Ты обиделся? Из-за чего? Из-за
такой ерунды? Хорошо, я тебе все расскажу. Только не гони меня! Я прошу,
не гони!
   Теперь она была у его ног и  орошала  слезами  колени  возлюбленного,
неприступного и обиженного, как статуя командора.
   - Я была у друзей. У хороших друзей. Своя  тусовка.  Что  же,  мне  и
повеселиться нельзя? Тебя не пригласила,  потому  что  ты  занят.  Вечно
занят этими  трупами.  Поисками  убийцы.  Все  это  ужасно!  Нужна  ведь
разрядка? Сотовый телефон по рассеянности забыла дома. Вот  так.  -  Она
положила голову ему на колени.
   - А кто этот принц Уэльский? - поинтересовался писатель.
   Она подняла на него заплаканные глаза  -  Ты  разве  не  знаешь?  Это
бывший муж принцессы Дианы.
   - В таком случае он неплохо  знает  русский  язык,  раз  в  состоянии
написать тебе письмо с угрозами.
   -  Ах  это!  -  вздохнула  Патя.  -  Какой-то  сумасшедший!  Мало  ли
сумасшедших в Москве! Тем более на Патриарших!
   - Я понял из письма, что ты скрываешься от него.
   - Глупости! Что ты пристал ко мне с этим письмом? - Она  чуть  ли  не
взвизгнула от раздражения.
   - Да потому что ты все врешь! Абсолютно все! - закричал он ей в лицо.
   - И на этом вранье ты хочешь строить со мной брак?
   - Ты мне тоже врешь! - закричала она, вскочив на  ноги.  -  Зачем  ты
возил к матери этого фараона?
   - Этот фараон хочет найти коллекцию твоего деда!
   - А кто тебя просил  лезть  в  наши  семейные  дела?  Нужна  мне  эта
коллекция? Нужна?
   - Нужна, раз хочешь получить в подарок гильотину!
   - Какую гильотину?
   - Ту самую, что в магазинчике с "Марсельезой" при входе!
   - Святая дева Мария! И ты в это  поверил?  Серьезно  поверил?  -  Она
засмеялась веселым, заливистым смехом. - Бедненький  Антоша!  Поверил  в
мои сумасбродства! Ведь я тебя разыграла! Это  розыгрыш!  Нет  в  помине
никакого  магазинчика  с  "Марсельезой"!  И  откуда  взяться  в   России
гильотине?
   Полежаев опустил голову. Патя уселась к нему на колени, обвила руками
шею, носом потерлась о его щеку.
   - Миленький мой! Забудь и прости!
   Теперь уже не было сомнений, что он участвует в страшном, грандиозном
розыгрыше.
   - И ты меня прости. Я действительно приревновал.
   Он взглянул в ее чистые, светлые глаза, словно хотел убедиться  в  их
ангельской кротости, обнял за тонкую  талию  и  расстегнул  "молнию"  на
розовых джинсах.

***

   "Молния" на кожаных брюках Ольги немного заедала.
   - Зачем ты надела эти штаны? - в порыве страсти спрашивал сыщик.
   - Хотела тебе понравиться!
   - Ты мне больше нравишься без них!
   Он понимал, что сделал неверный шаг, приехав  к  ней.  Это  никак  не
продвигало  следствие...  Впрочем,  если  не  считать  одной   маленькой
детали...
   Кожаные штаны!
   Она встретила его в кожаных штанах бледно-зеленого  цвета!  Именно  в
таких штанах, по словам Элвиса, была внедрившаяся в его дом  незнакомка.
Штаны, конечно, не улика. Как и все остальное. Их  могут  носить  тысячи
девиц в Москве.
   И тысячи девиц любят белое вино и курят  "Данхилл"  без  ментола.  Не
говоря уж о порезанных пальцах! Но не слишком  ли  много  совпадений  на
одну душу населения?
   Она встретила его радостным возгласом:
   - Ты - настоящий полковник!
   Хотя в органах он дослужился лишь до майора.
   Костя вручил  ей  купленный  по  дороге  одинокий  оранжевый  гербер,
упакованный во что-то загадочно-красивое.
   Она только ахнула и  забегала  с  ним  по  квартире.  В  холодильнике
отыскалась бутылка шампанского.
   - Я купила для отходной.
   - Какое замогильное слово!
   - А ты не придирайся к словам!
   - А может, не поедешь?
   - Нет-нет!
   Испугалась. Как-то неестественно испугалась и залилась краской.
   - Уже все решено. Окончательно. Бесповоротно. Мне тут нечего делать.
   - А шестого куда пойдем?
   - Почему шестого?
   - Все-таки праздник. День Москвы.
   - Я уже забыла! Не знаю. Я не люблю праздников. Не  выношу  толпу!  А
ты?
   - В моей жизни слишком мало праздников, чтобы не любить их.
   - Хорошо, тогда пойдем, куда захочешь.
   - За что выпьем?
   - Не знаю. За счастливую дорогу - вроде рановато.
   - За нашу любовь!
   - Никогда не пила за любовь.
   Закусывали маслятами в медовом маринаде.
   - Ты ездил к горничной Грызунова? - ни с  того  ни  с  сего  спросила
Ольга.
   - Нет еще, - соврал Константин.
   - Почему?
   - А почему это тебя беспокоит?
   - Я ведь старалась для тебя. Доставала ее адрес.
   - Всему свое время, Олечка.
   А между тем у  него  совсем  не  было  времени.  В  воздухе  носилась
тревога, а он пил шампанское, произносил тосты и ругал себя  в  душе  за
дурость, за беспечность. Но никак  не  мог  просто  взять  и  уйти.  Его
умиляли ее кукольные ресницы, загнутые кверху. И рыжие веснушки на носу.
И прядь рыжих волос, лисьим хвостом спадающая с плеча.
   Как же он мог уйти, не проведя пальцами  тихо-тихо  по  ее  щеке?  Не
коснувшись губами тех самых веснушек, тех самых ресниц?
   Вот только "молния" на ее кожаных штанах! Да и сами эти штаны...
   К тому же надрывался телефон.
   - Это тебя, - подала она трубку разъяренному сыщику.
   - Константин Николасвич! - Женя, казалось, был  возбужден  не  меньше
своего начальника.
   - Не кричи. И так все слышно.
   - Константин Николасвич,  пришел  ответ  насчет  отпечатков  пальцев,
которые я снял.
   - Что-нибудь серьезное?
   - Да!
   - Не кричи. Зачитывай.
   - Они принадлежат некоему Феоктистову  Илье  Харитоновичу,  пятьдесят
первого года рождения, рецидивисту-мокрушнику, находящемуся в розыске  с
1982 года! Кличка - Танцор.
   - Ну вот и приехали! - констатировал Еремин, одним  глазом  наблюдая,
как Ольга застегивает лифчик.
   - А Василина до сих пор не вернулась! Я звоню ей каждые полчаса,  как
велели. Может быть, Константин Николасвич, ее этот Феоктистов того!
   - Помолчи, парень! Дай собраться с мыслями.
   - А в МУРе очень даже заинтересовались нашими отпечатками. У них были
какие-то непроверенные сведения,  что  этот  Илья  Харитонович  давно  с
праотцами якшается!
   - Ладно, будь на месте! -  скомандовал  патрон.  -  О  своем  решении
сообщу через полчаса.
   Решение было единственное и не слишком мудреное - проехаться по  всем
квартирам Роберта Игнатьевича, обернувшегося вдруг Ильей  Харитоновичем.
Но надежды, что по одному из этих адресов  отыщется  Василина,  не  было
никакой. Ведь ей звонила  женщина.  Хотя  женщина  могла  ей  подстроить
ловушку в виде встречи с рецидивистом Феоктистовым! Но обсуждать  что-то
с помощником при Ольге он не собирался.
   Она сидела на краешке дивана и дымила сигаретой.
   - Поедешь? - поинтересовалась безразличным голосом.
   - Поеду.
   - Когда увидимся?
   - Шестого. Я позвоню.
   - Я буду ждать. - Улыбнулась, но как-то нехотя и очень грустно.
   Ему  бы  сесть  рядом,  взять  ее  за  подбородок,  развернуть  милое
рисованное личико так, чтобы лицом к лицу, глаза в глаза. Сказать  тихо,
доверительно: "Я не прокурор. Будь со мной откровенна". И  спросить  про
Шведенко. Про Элвиса. Про мальчика Сашу, которого она учила французскому
языку.
   Где гарантия, что она не поднимет его на смех? Ведь ни  одной  улики.
Только - детали. Вот если показать ее фотографию Элвису? Но  где  теперь
Элвис?
   Расставание получилось скомканным. Он чмокнул ее в щеку.  Она  вообще
обошлась воздушным поцелуем. Так не  прощаются  пылкие  влюбленные.  Так
расстаются представители противоборствующих спецслужб.
   Он не знал, где искать Василину. Он  не  понимал,  кому  понадобилось
запугивать и без того  несчастную  женщину.  Даже  если  она  чем-то  не
угодила Танцору?.. А  Василина  давно  говорила  о  нем  -  это  грязный
человек. Достаточно ли этого, чтобы взять на  себя  право  распорядиться
человеческой судьбой?
   Отдавшись рассуждениям на темы морали, следователь  не  заметил,  как
добрался до цели. Первым он выбрал адрес прописки  Роберта  Игнатьевича,
посчитав своим милицейским умом, что жить логичнее всего именно по этому
адресу.
   Сталинская постройка в шесть этажей в районе Садового кольца смотрела
на сыщика угрюмым монолитом, приветствуя тусклым сиянием двух-трех окон.
   Для начала Константин внимательно изучил двор  -  нет  ли  поблизости
знакомого "форда" "Форд" нашелся, но номер слишком  отличался  от  того,
какой, по словам Полежаева, имел автомобиль убийцы.
   Следующим шагом должно было стать проникновение  в  подъезд,  но  тут
вышла осечка. Предприимчивое население дома закодировало парадные двери.
От  услуг  домофона  следователь  отказался.  Он   положился   на   свой
профессиональный опыт, который ему подсказывал, что  Танцор  сегодня  не
ночует в этой квартире.
   "Вряд ли он бросил свою тачку, - рассуждал Еремин. - Ведь мы  его  не
преследовали".
   Из  двух  оставшихся  адресов  он  выбрал  наиболее  отдаленный,   на
юго-западной окраине Москвы, руководствуясь тем, что убийца  не  захочет
проводить ночь на квартире, которую  сдавал  журналисту,  своей  жертве.
Хотя и существует поверье, что преступника тянет на место  преступления,
но следователь не верил  во  все  эти  полумистические  домыслы,  чуждые
логике, не оправданные психологически.
   Уже  проехав  половину  пути,  Еремин  подумал:  что  могло  ее   так
напугать?
   За каким лешим она погналась?
   Версий  было  немного.  Вернее,   всего   одна-единственная   версия,
возникшая сразу, как только  Женя  заикнулся  о  тревожном  звонке:  "Ей
пообещали останки мужа, чтобы она смогла наконец его похоронить". Но сам
процесс отдачи останков он себе плохо представлял.  И  был  уверен,  что
никаких останков нет, это только ловушка. Ловушка для бедной вдовы.
   На этот раз его встретила стандартная хрущоба.
   Плохо освещенный двор прибавил проблем. Пришлось прибегнуть к услугам
карманного фонарика. К счастью, машин во дворе стояло  немного.  Ничего,
хоть издали напоминающего "форд", не наблюдалось И тут не  имело  смысла
ломиться в чужую квартиру. Тем более все  оказалось  на  виду.  Войдя  в
подъезд, он убедился, что квартира находится на  первом  этаже,  а  окна
выходят во двор.
   На кухне горел свет, и сквозь тюлевую занавеску было  видно,  как  на
экране телевизора, если представить, что он накрыт дамской вуалью.  Хотя
данная занавеска походила, скорее, на рваные женские колготки.
   Он увидел  невысокого  худощавого  парня  в  грязно-зеленом  махровом
халате, истрепанном до последнего издыхания. На кухонном столе  высилась
груда металлолома, которая при внимательном рассмотрении превратилась  в
"ундервуд". А рядом ютились стакан с недопитым чаем и огрызок сухаря.
   Отбарабанив  несколько  фраз  на  своей  допотопной  машинке,  парень
задумался, встал из-за стола, подошел к окну и закурил. Еремин находился
в трех метрах от него, но квартирант вряд ли  заметил  бы  сыщика,  даже
если бы вглядывался в густую тьму, - мешал свет на кухне.
   Итак,  это  квартирант  Роберта  Игнатьевича,  который  видит  своего
хозяина раз или два в месяц. И в квартире нет никакого криминала.  Разве
только с каретки "ундервуда" сыплются трупы? Эта массивная штука  похожа
на орудие убийства.
   "Неужели тоже поденщик?" - мелькнула мысль.
   Константину почему-то хотелось верить, что этот парень  в  заношенном
халате - настоящий  писатель  и  что  его  ждет  блестящее  будущее.  И,
конечно, вспомнился Полежаев, проживший у него  на  кухне  целый  год  и
каждую ночь досаждавший стрекотом своего электронного убийцы.
   Еремин  улыбнулся,  кивнул  ничего  не   подозревающему   трудяге   и
отправился в дальнейший путь.
   Увы, оставалось  надеяться  на  не  поддающуюся  логическому  анализу
формулу: преступника тянет на место преступления. Он взял курс  на  дом,
где еще на прошлой неделе жил журналист.
   Он вспомнил, что давно не выходил  на  связь  с  помощником,  и  явно
разбудил задремавшего студента, хоть тот и старался говорить бодро.
   -  Никаких  новостей,   Константин   Николасвич.   Телефон   Василины
по-прежнему не отвечает.
   - Бог любит троицу! - сказал он себе. -  По  третьему  адресу  должна
быть хоть какая-то добыча.
   "А если эта добыча - труп Василины?" - кольнула мысль-игла.
   Знакомая многоэтажка выглядела  приветливее.  Наступало  утро  нового
дня. Жильцы просыпались. В окне на двенадцатом  этаже  уже  горел  свет.
"Проснулся Танцор! Или не ложился спать. Творил новое черное  дело.  Или
только замышлял.
   Недолго тебе осталось!.."
   Константин решительным шагом направился к подъезду. Осматривать  двор
не потребовалось. "Форд" с нужным номером стоял прямо у подъезда.
   Он поднялся на лифте и  сделал  два  длинных  звонка.  Внутри  кто-то
скрипел половицами, но дверь открывать не торопился.
   "Бог любит троицу!"
   Третий звонок был продолжительней первых двух.
   "Смотрит на меня в глазок, падло! Узнал? Как не узнать, родимый?
   Пришел твой час! Пятнадцать лет ты гулял на  свободе.  Пора  и  честь
знать".
   Следователь зря сжимал в кармане брюк рукоять  пистолета.  Ему  и  не
думали открывать. Несолоно хлебавши он спустился вниз. Теперь в окне  на
двенадцатом было темно. "Наблюдает из окна, сволочь! Ну,  сейчас  я  ему
устрою показательные выступления!"
   Не торопясь, он осмотрел со всех сторон  "форд".  Посветил  фонариком
внутрь салона. Вынул из кармана блокнот и переписал туда  номер  машины.
Попинал  между  делом  все  четыре  колеса,  проверил,  не  спущены  ли.
Сработала сигнализация.
   Под ее какофоническую мелодию спокойно выкурил сигарету. Сел за  руль
своей "шкоды" и медленно выехал со двора.
   Показательное выступление было оценено по достоинству.  Остановившись
у первого светофора, Еремин увидел преследователя. "Клюнула рыбка!"
   Не дожидаясь зеленого света,  он  рванул  с  места  и  резко  свернул
вправо. "Форд" повторил его маневр. Теперь сомнений не оставалось.
   Ему часто приходилось преследовать преступников, но быть преследуемым
довелось впервые. Его видавшая виды "шкода" во всем уступала "форду", но
следователя  это  не  смущало.   Он   выбирал   широкие   магистрали   с
многочисленными постами ГАИ, чтобы Танцор не вздумал устраивать танцы на
проезжей части. И тот пока вел себя мирно.
   Еремину ничего не стоило связаться с помощником, и Женя поднял бы  на
ноги тимуровцев, но у сыщика накопилось слишком много вопросов к Роберту
Игнатьевичу, и ответы на них он хотел выслушать без свидетелей.  Поэтому
и заманивал убийцу к себе домой.
   Небо светлело. Бульвары шумели еще не пожелтевшей листвой.  Уже  были
различимы силуэты бродяг на скамейках. Кто-то выгуливал псов неизвестной
породы. Две молоденькие спортсменки, красивые и наивные,  как  антилопы,
стремились обогнать железных вонючих чудовищ.
   На Гоголевском он вздохнул с облегчением. Они  минули  целую  эскадру
машин ГАИ на Новом Арбате,  и  те,  кажется,  не  обратили  внимания  на
объявленный в розыск "форд". А до дома рукой подать.
   Свернув в переулки, Константин прибавил скорости.  Преследователь  не
отставал, плавно вписываясь в повороты. Маневрируя,  Еремин  не  пытался
скрыться,  а  делал  это  лишь  во