авный
редактор, полноватый мужчина лет  пятидесяти,  с  лицом  пролетария,  но
манерами аристократа.
   - Очень кстати, Антон Борисович. Попейте с нами чайку!
   В маленькой комнатке за стендом стоял самовар и шло мирное чаепитие.
   - Как жаль, что вы не пришли пораньше! -  прищелкнул  языком  главный
редактор. - Тут были англичане. Их заинтересовали ваши книги. Они  хотят
взять у вас интервью. Вас очень трудно застать дома. Я звонил  несколько
раз. А с  англичанами  может  выгореть  дело.  Не  отмахивайтесь,  Антон
Борисович. Они очень-очень заинтересовались.
   - Я не отмахиваюсь. Пусть будут англичане. Это даже закономерно. Ведь
работаю, пользуясь рекомендациями их соотечественника Пристли.
   - Погодите, сейчас набегут! К соседям, разумеется. Не к нам.
   - А что случилось?
   - Ждут Бадункова. Встреча с читателями и журналистами. Каждый день  с
кем-нибудь встречается! Когда пишет человек?
   - Мне бы хотелось взглянуть на их рекламные  проспекты,  -  признался
Антон.
   - Ничего нет невозможного. - пожал плечами главный редактор.
   Профессионально он был уязвлен, но виду старался не подавать.
   Принес Полежаеву толстую папку с проспектами соседей.
   Антон сразу же отсеял молодых и неизвестных авторов, а также тех, кто
не вызывал подозрений. Оставил  для  изучения  пять  фамилий.  Вычислить
дутых (или наполовину дутых) романистов не так уж  сложно.  Ведь  дураку
понятно, написать за три года двадцать толстенных романов никому не  под
силу. Даже безмозглая "мочилка" требует времени.
   Однако ни один из анонсируемых романов не напомнил Антону злосчастные
отрывки.
   - А почему на новый роман Бадункова нет анонса? - удивился Полежаев.
   - Действительно. Что это с ними? - изумился главный редактор. - А сам
Артурчик, между прочим, только и трезвонит о нем!  Вчера  по  телевизору
говорил.
   - Как называется?
   - Фи! Неужели вы, Антон Борисович, читаете такое?
   Антон испытал чувство, похожее  на  то,  когда  отец  застал  его  за
просмотром порнографических снимков.
   - Просто интересуюсь творчеством маститого автора.
   - Бросьте! Таких маститых будет еще миллион! А завтра о них никто  не
вспомнит! Временщики! И авторы, и издатели, выпускающие непотребное! Они
думают только  о  сегодняшнем  куске!  Чтобы  пожирнее!  Про  литературу
забыли! Бог с ней, с литературой! - Главный распалился не на шутку.
   Между тем шум за перегородкой их комнаты нарастал.
   - Кажется, пожаловал наш маститый писатель!
   Это действительно был  Бадунков.  Он  раздавал  автографы.  Казалось,
публика пришла на книжную ярмарку только ради него.
   Антон,  к  явному  неудовольствию  главного  редактора,  тоже   вышел
посмотреть на восходящее солнце русской словесности, которое что-то  уже
мычало, отвечая на первые вопросы журналистов.
   По поводу своего нового романа Артур Бадунков заявил следующее:
   - "Пушечное мясо" еще не сделано. Нужно внести кое-какие поправки.  И
я, само собой, не буду ничего говорить, потому  что  боюсь,  как  бы  не
сглазить!
   Ведь  это  моя  двадцатая  книга.  Само  собой,  цифра.  Само  собой,
отметина...

***

   Константин ждал его на набережной. Там они условились встретиться.
   Путь от метро не близкий, и Полежаев запыхался, пока бежал.
   - Опаздываешь! - вместо приветствия недовольно пробурчал Еремин.
   - Автомобилисту никогда не понять пешехода! - развел руками писатель.
   - Ладно, пешеход. Некогда отдыхать. Уже половина восьмого! Не дай Бог
закроет свою лавочку пораньше!
   Они прыгнули в машину.  Ее  пришлось  оставить  в  глухом  незнакомом
дворе. До магазинчика, расположенного  в  узеньком,  горбатом  переулке,
было пять минут ходьбы.
   Константин на бегу прояснял обстановку:
   - У меня вышла маленькая накладка.  Человека,  которого  я  собирался
поставить у черного входа,  пришлось  перебросить  на  другую  операцию.
Елизарыч заболел. Так что будь осторожен. С тылов ты не прикрыт. Я  буду
вести наблюдение из подъезда напротив.
   - По-моему, все эти предосторожности  напрасны,  -  беспечно  заметил
Антон.
   - Я так не думаю. Магазин принадлежит фирме Грызунова.
   - И что с того? - по-прежнему не понимал Полежаев.
   - Ничего. Просто  мне  это  не  нравится.  Куда  ни  ткнешься,  всюду
нарываешься на Сергея Анатольевича!
   - Он известный бизнесмен.
   - Помалкивай!  -  все  больше  раздражался  Еремин.  Оттого  ли,  что
приятель не придавал значения серьезности момента, от усталости ли...  -
Вот мы и пришли.
   Впереди маячила витрина в одно окно, с каким-то хламом внутри.
   - Если что - кричи и бей стекло! - напутствовал сыщик.
   - Да иди ты!
   - Ни пуха!
   - К черту!
   Еремин шмыгнул в ближайший подъезд.
   До закрытия магазина оставалось пять минут. Переулок  напоминал  кадр
вымершего города из фантастического фильма.
   Антон сделал несколько быстрых шагов и открыл дверь. Заиграл знакомый
мотив. "Вперед, сыны Отечества!"
   Магазинчик,  представлявший  собой  миниатюрный  убогий   закуток   с
единственным    прилавком,    наполненным    в    основном     столовыми
принадлежностями, казался естественным продолжением вымершего  переулка.
Воздух затхлый, заплесневелый. Стена напротив прилавка завешана платьями
и сорочками, пиджаками и жилетками десятых, двадцатых и тридцатых  годов
нашего века.  Все  это,  видно,  хранилось  в  сундуках  каких-то  особо
бережливых  бабушек.  Еще  он  успел  разглядеть  полку  с  фарфором   и
подсвечниками.
   - Магазин закрывается.
   Продавец действительно был похож на  волка.  Какой-то  едва  уловимый
хищный блеск в глазах под белесыми бровями. И эта странная шея, будто на
нее наложен гипс.
   Продавец вынырнул тихо и незаметно откуда-то сбоку. И Полежаев теперь
в тусклом свете старинной хрустальной  люстры  заметил,  что  в  глубине
закутка имеются две двери.
   - Магазин закрывается, - повторил безразличным голосом продавец, но и
сквозь это безразличие прорывалось презрение к покупателю.
   - Дело в том... - начал писатель.
   Но тот его перебил:
   - Вы разве не поняли? Магазин  закрывается.  Приходите  завтра.  -  В
руках он держал табличку "Магазин закрыт".
   - Меня прислала Патрисия Фабр! - выпалил Антон.
   Лицо волка сразу изменилось: челюсть, что называется,  отвалилась,  а
верхняя губа поползла к носу. Так улыбаются волки и некоторые продавцы.
   - С этого надо было начинать.
   - Я хочу взглянуть на гильотину.
   - Одну секундочку! - засуетился тот.  -  Я  только  повешу  на  дверь
табличку, чтобы нам не помешали!
   Он вышел из-за прилавка и  бочком  протиснулся  к  входной  двери.  В
закутке было непросто разминуться человеку с человеком, а тем более -  с
волком.
   Запираться хозяин не стал, только повесил табличку.  Видно,  все-таки
рассчитывал  на  быстрый  уход  посетителя,  а  может,  преследовал  еще
какую-нибудь цель. Во  всяком  случае,  Антону  было  так  спокойней,  с
незапертой дверью. Ведь , за ней - Еремин.
   - Сюда, пожалуйста! - Продавец открыл перед ним одну из двух дверей в
глубине магазинчика.
   Они прошли в  такой  же  примерно  закуток,  служивший,  по-видимому,
комнатой, в которой принимался на комиссию товар.  Она  была  обставлена
могучей мебелью сталинских времен. Такая, наверно,  стояла  в  кабинетах
наркомов.
   Продавец стряхнул  со  стола  в  выдвижной  ящик  какие-то  бумаги  и
принялся рыться в сейфе, приговаривая:
   - Сейчас-сейчас, одну минуточку! Неделю уже никому  не  показывал,  а
все из-за  этой  вашей  француженки.  Просила  погодить,  не  продавать.
Казалось, что непременно купит.  А  сама  вот  прислала  вас.  Видно,  с
деньгами туго. Я подумал, вещица все-таки французская. Оттуда привезена.
Кому же ее, как не ей?..
   За разговорами он поставил на стол  небольшой  предмет,  размером  со
среднюю вазу, завернутый в красную тряпицу.
   - Вот она, родимая!
   Он сдернул тряпицу жестом иллюзиониста, и перед Полежаевым  предстало
нечто в массивном золотом футляре.
   - Это еще не весь фокус, - предупредил  хозяин  и  бережно  приподнял
футляр.
   На его лице застыла волчья улыбка с отвалившейся челюстью. Он  стоял,
поглаживая золотой футляр,  как  поглаживал  бы  рыжего  котенка.  Антон
приблизился на  шаг.  Это  была  миниатюрная  гильотина.  Орудие  казни,
превращенное в предмет мирной роскоши. Как и футляр, гильотина оказалась
золотой, только перекладина переливалась бриллиантами,  да  топорик  был
серебряный. И еще: дно  золотой  корзины,  которая  предназначалась  для
отрубленных голов, было  кровавым,  то  есть  рубиновым.  Вещь  довольно
безвкусная, в духе циничного восемнадцатого века.
   - Понимаете, для чего? Понимаете? - с жаром вопрошал продавец. Видно,
гильотина возбуждала его до крайности.
   Антон покачал головой.
   - Ведь это чернильница! Чернильница! - ткнул он  пальцем  в  кровавое
дно корзины. - Сюда наливали чернила!  Представляете?  А  об  серебряный
топорик точили гусиные перья!
   Хозяин радовался, как ребенок, пока посетитель не задал мучающий  его
вопрос:
   - Сколько стоит?
   И тогда прозвучала цифра, от которой у писателя  зашевелились  волосы
на голове. Такой подарок для невесты был ему не по карману.  И  продавец
это сразу понял. Его эйфория сменилась суровым заявлением:
   - Передайте этой  девчонке:  если  она  завтра  не  купит,  я  продам
другому! От покупателей, слава Богу, отбоя нет!
   - Что-то незаметно! -  съязвил  Антон,  припомнив  картину  вымершего
переулка.
   И в тот же миг входная дверь магазинчика сыграла "Марсельезу".
   - Это что еще такое? - возмутился хозяин. - Одну секундочку! - бросил
он Полежаеву и вышел.
   Антон только усмехнулся ему вслед, решив, что у  "железного  Еремина"
не выдержали нервы.
   "Какого  черта  вам  тут  надо?  Магазин  закрыт!"   -   услышал   он
раздраженный  голос  продавца.  В  ответ  раздалось  что-то   невнятное,
булькающее.
   Еремин так не говорил. Потом вдруг неожиданно  все  смолкло.  Никаких
голосов.
   Только странный скрип половиц, будто  те  двое  за  дверью  о  чем-то
договорились и беззвучно крались к двери. Антону  стало  немного  не  по
себе.
   Так продолжалось минуты две, а потом тишину взорвал грохот  бьющегося
стекла.
   Полежаев бросился  к  двери  и  рванул  ее  на  себя,  предварительно
отскочив в сторону на случай перестрелки. Но выстрелов  не  последовало.
Лишь революционный призыв: "Вперед, сыны Отечества!"
   - Это я, Антон! - услышал он знакомый голое.
   Следователь стоял у  прилавка  с  пистолетом  в  руке.  А  перед  ним
распластался на полу продавец. Глаза у бедняги вылезли  из  орбит.  Язык
вывалился. Шею стянула удавка.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Тот же день

   - Он ушел через черный ход! - крикнул Еремин.
   - Кто?
   - Некогда разбираться! Оставайся тут!
   В два прыжка Константин оказался у двери, соседствующей с приемкой, и
исчез за ней.
   Тут же раздался рев мотора.
   Полежаев перескочил через труп и приник к разбитой витрине.
   Из подворотни на бешеной скорости вылетел "форд" темно-синего цвета.
   Визжа тормозами, он развернулся к магазину задом так, что рассмотреть
лицо шофера было невозможно. На секунду-другую "форд"  застыл,  а  потом
рванул с места.
   - Костя, стреляй! - вырвалось у Антона, но тут же он заметил, что  по
тротуару  вымершего  переулка  ковыляет  древняя  старуха,  по-видимому,
глухая, потому что на визг тормозов она не реагировала, а смотрела  себе
под ноги: ведь любое препятствие на земле может стать для нее последним.
Выстрел не прозвучал.
   - Ушел, гад! - ударил в  отчаянье  кулаком  по  прилавку  вернувшийся
сыщик, да так, что столовое серебро задребезжало.
   - Кто это был?
   - Спроси что-нибудь полегче!
   - Но ведь ты следил за входом?!
   - Не ори! Не на базаре! - сорвался Еремин, но осекся и уже  спокойным
голосом добавил:
   - Он вошел с черного.
   - Кто же это? Ведь мы с  продавцом  слышали  "Марсельезу".  Отчетливо
слышали.
   - Все очень просто. Убийца вошел с черного и приоткрыл входную дверь,
чтобы зазвучала музыка, - ему надо было выманить хозяина из кабинета.  Я
видел, как дверь приоткрылась изнутри и тут же закрылась.  Подумал,  что
ты собираешься выйти, но тебе мешают. Я подождал еще с минуту,  а  потом
поспешил к тебе на  выручку.  В  последнюю  секунду,  борясь  за  жизнь,
жертва, видимо, что-то схватила со стола...
   Он не договорил. Подошел к разбитой витрине и присел на корточки.
   - Это была чугунная ступа! Продавец почему-то  не  воспользовался  ею
как орудием. Может, в силу своего недуга не смог достать до  убийцы.  Во
всяком случае, метнуть ступу в окно он сумел. Но было поздно... Итак, мы
имеем темно-синий "форд" без номера. И в утро убийства Шведенко один  из
свидетелей видел "форд". В нем  сидели  мужчина  и  женщина.  И  женщина
сказала мужчине: "Раз она пошла на это, значит, у нее туго  с  деньгами.
Завтра ты ей позвонишь и предложишь свои услуги". Черт, совсем  выпустил
это из виду!
   - Они говорили о Констанции! -  осенило  писателя.  -  Это  фотограф,
Костя! Точно фотограф! Он предложил ей свои услуги!
   - Логично, - согласился следователь.
   - А почему ты говоришь - без номера? Номер был.
   - Был-то он был, да я его не разглядел!
   - Записывай: МОК-12. Вторая цифра,  кажется,  тридцать  пять,  но  не
уверен.
   - Ну и крут же ты, брат! - похвалил Еремин. -  Считай,  он  у  нас  в
кармане! А что с гильотиной? - вспомнил вдруг он.
   - Гильотина стоит на столе в приемной.
   - Да ну!
   - Только это чернильница.
   - Из-за чернильницы сыр-бор?
   - Игрушка жутко дорогая!
   - Пойдем взглянем, - предложил  Константин.  -  А  потом  решим,  что
делать.
   Следователя не столько заинтересовала сама гильотина, сколько  футляр
к ней. Он покрутил его в руках, рассматривая замысловатый узор из  плюща
и копий.
   - Эту штуку мы заберем с собой, - решил он.
   - Ты серьезно? - удивился Антон. - Это же мародерство!
   -  Называй  как  хочешь.  Вещь  краденая.  И   вряд   ли   где-нибудь
зарегистрирована. Сдается мне, что я  наполовину  выполнил  заказ  моего
клиента.
   Именно эту безделушку ищет Элвис. А  твоя  невеста  узнала  ее,  ведь
гильотина из коллекции ее деда, потому и хотела получить в подарок. Рано
или поздно она вернется к ней. Так будет справедливо. А пока я спрячу ее
у себя. Не возражаешь?
   Антон пожал плечами,  этичность  поступка  все  же  вызывала  у  него
сомнения  -  Отнесешь  в  машину!  -  приказал  Еремин.  -  А  я  вызову
муровцев-тимуровцев. Им тоже есть над чем  пораскинуть  мозгами.  Заодно
объявим розыск "форда".
   Еремин снял уже телефонную трубку, но Антон, не торопившийся покинуть
магазин, вдруг спросил:
   - А зачем он убил его?
   - Ну ты даешь! Это  ведь  только  в  романах  на  все  вопросы  сразу
находятся ответы. В жизни совсем не так.
   - Он не мог не слышать нашего разговора! Понимаешь?
   - Ты хочешь сказать, что убийца знал, что в магазине есть еще кто-то,
но это его не остановило?
   - Вот именно. Значит, он не собирался грабить.
   - Просто захотелось замочить продавца? - Костя явно насмехался. -  Да
еще и при свидетеле! Так эффектней, правда?
   - Может, продавец располагал какой-нибудь информацией?..
   - Тебе показалось, что хозяин знал убийцу?
   - Нет. Скорее, не знал.
   - Так вот что я тебе скажу. Он приходил за гильотиной. Или за  чем-то
еще. А присутствие в магазине покупателя его только возбудило! Он же  не
дурак, сообразил, что дело идет о  покупке,  а  значит,  покупатель  при
деньгах. Иначе зачем притащился в антикварный? Замочив продавца,  он  бы
глазом не  моргнул  и  замочил  бы  покупателя.  Но  грохнувшая  витрина
испугала его. Шум всегда действует на преступника отрезвляюще.
   - Мне угрожала смертельная опасность? - осознал наконец Полежаев.
   - А я тебя предупреждал.
   Антон не стал спорить. Завернув старинный предмет в красную  тряпицу,
он направился к выходу.
   - Только через черный ход! - предупредил следователь. - И жди меня  в
машине!
   Наступившие сумерки сделали переулок еще более зловещим,  и  писатель
прибавил шагу, чтобы побыстрее уйти от этого кошмара.

***

   Женя ждал начальника до упора. Так было приказано.  И  студент-медик,
впервые получив серьезное задание, не мог  не  оправдать  надежд  своего
патрона.
   - Ждешь? Умница! - оценил Еремин, ввалившись в контору в  двенадцатом
часу ночи.
   - Константин Николасвич, я... - начал было новоиспеченный эксперт.
   Но тот его перебил.
   - Потом доложишь. Надо сначала выпить по  чашке  кофе  и  чего-нибудь
пожевать.
   - Сейчас все сделаю! - объявил Женя. - Чайник только что вскипел.
   Есть торт.
   - Торт? С чего бы это? Аллочка решила загладить свою вину?
   - Нет, я сам купил по дороге. Надо же отметить мой дебют.
   -  Ах  вот  оно  что!  А  я  уж,  грешным  делом,  подумал,  что   ты
подхалимничаешь! Ведь я ужасный сладкоежка! Тащи его скорей!
   За чашкой кофе начальник возвестил, что  говорить  о  делах  пока  не
будет.
   - Ты на каком курсе, студент?
   - На четвертом.
   - Живешь где?
   - Дома.
   - Москвич, значит?
   - Ну да.
   - Папа, мама живы?
   - Живы, слава Богу!
   Женя все больше удивлялся учиненному допросу, а следователь  -  тому,
что ничего не знает о своем подчиненном.
   - Как же нам с тобой поступить, студент? Лето  кончилось.  Тебе  надо
учиться. А Елизарыч вышел  на  время  из  строя.  Мне  нужен  постоянный
эксперт.
   - Я могу взять академический.
   - Ладно, не будем пороть горячку. Снял отпечатки?
   - Так точно, Константин Николасвич, - по-военному отрапортовал Женя.
   - Женщина тебя нормально приняла?
   - Удивилась тому,  как  помолодел  Елизарыч.  Чаем  напоила.  Хорошая
женщина. Только очень напуганная. Ей кто-то позвонил при  мне.  Так  она
после этого сама не своя ходила.
   - Когда это было?
   - Часов в девять.
   Не откладывая в долгий ящик, Константин  набрал  номер  Василины,  но
трубку никто не поднял.
   - Где дактилоскопические снимки?
   - Я их по факсу  отправил  муровцам-тимуровцам,  -  спокойно  ответил
Женя, воспользовавшись любимым термином начальника.
   - Чего ради?
   -  Так  делал  Иван  Елизарович,  когда   наша   картотека   его   не
удовлетворяла.
   - И все-таки прежде надо было посоветоваться со мной!
   - В следующий раз буду умнее, - пообещал студент и добавил:
   - А вам тоже факс пришел!
   Еремина информировали по вопросу о месте регистрации квартир  Роберта
Игнатьевича, фотографа. Также прилагались адреса двух  квартир,  которые
он сдавал жильцам.
   - Вкусный торт, Женя! -  похвалил  патрон  и  снова  снял  телефонную
трубку.
   Номер Василины Шведенко снова ответил длинными гудками.
   - Расскажи-ка подробней про этот звонок, - попросил он парня.
   - Да что рассказывать! Мы  пили  чай.  И  тут  позвонили.  Она  сразу
насторожилась.  Я  не  прислушивался  к  разговору.  Неприлично  как-то.
Телефон у нее тут же на кухне.  Но  я  не  слушал.  Даже  хотел  уйти  в
комнату.
   - Ты на сыскной работе, парень, и нечего играть  в  воспитанность!  -
Еремин не на  шутку  рассердился.  -  Кто  это  хоть  был,  женщина  или
мужчина?
   -  По-моему,  женщина.  Точно  -  женщина.  Хозяйка   квартиры   была
немногословна, только "да", "нет". Потом положила  трубку  вся  бледная,
дрожит. Я спрашиваю: "Что случилось? Чем-нибудь помочь?" А она: "Ничего.
Сама разберусь".
   После этого я ушел. Мне показалось, что мое присутствие ее тяготит.
   -  Если  это  касалось  ее  погибшего  мужа,  то  могла  бы  передать
информацию для меня, - рассуждал  вслух  сыщик,  -  или  позвонить  мне.
Значит, ей  угрожали,  -  сделал  он  окончательный  вывод.  -  Женщина,
говоришь, звонила? Опять женщина...
   Он с такой силой растер пальцами виски, что со стороны это можно было
принять за особый род шаманства.
   - Придется ночку  не  спать,  -  решил  Еремин.  -  Как  ты  к  этому
относишься?
   - Я готов.
   - Тогда будешь  сидеть  до  утра  в  конторе.  Через  каждые  полчаса