Она обернулась. Надменное личико девчонки-забияки вмиг исчезло.
   Осталась тихая, страдальческая улыбка. Ее улыбка.
   - Антошечка, милый мой!
   Она провалила свою роль. Она замерла на месте. Ноги подогнулись.
   Пальцы крепко сжали перила.
   Не обращая внимания на ее собеседника, Антон в  два  прыжка  оказался
рядом  и  притянул  к  себе  девчонку-забияку.  Ошеломленный  парень   в
косоворотке ретировался.
   Ида прижалась к его щеке, позабыв о гриме.
   - Как долго тебя не было!..
   Впоследствии он с трудом припоминал тот день. Утомительная дорога  до
общежития уместилась в один  длинный  пьяный  поцелуй.  В  ее  крохотной
комнатке с казенной мебелью и засохшими  розами  в  банке  (его  подарок
после первой ночи любви) они не проронили ни слова,  в  спешке  совлекая
друг с друга одежду.
   Незаправленная  смятая  постель,   свидетельница   беспокойных   снов
хозяйки, казалось, тоже изнывала от нетерпения. За окном стоял галдеж  -
стая грачей, облепив полуголый тополь, готовилась к отлету. Ида  еще  не
успела  дотянуться  и  прикрыть  окно.  На  подоконнике   бешено   тикал
будильник.
   Еще он помнил, как нежные  подушечки  ее  пальцев  скользили  по  его
затылку: вниз-вверх, вниз-вверх...
   Ближе к вечеру она, слегка отстранившись, прошептала:
   - Надо хотя бы сварить кофе.
   Она могла смаковать наперсточную чашку целый час,  мечтательно  глядя
сквозь стену. Глаза были при этом по-детски широко раскрыты. Он любил ее
такой.
   - О чем ты мечтаешь?
   - О тебе.
   - Я тут.
   - Пока еще там.
   - Глупости!
   - Ты ведь любишь ее. И это необратимо.
   - Я не хочу сейчас говорить о ней.
   - Уже прогресс. - Ида грустно улыбнулась. - А то  раньше  то  и  дело
расписывал свою счастливую семейную жизнь: "Ах, какая у меня  жена!  Ах,
какая у меня дочка!"
   - Прости...
   - Да ладно! - Она махнула рукой и закурила. - Ты не оригинален.
   Только я всегда презирала таких. Она усмехнулась. - А тебя  не  могу.
Просто очень больно. - Слеза потекла по щеке. - Может,  нам  расстаться,
пока не поздно?
   - Уже  поздно.  -  Он  медленно  растирал  виски.  -  Я  окончательно
запутался, Ида.
   - Я знаю.
   - Ничего ты не знаешь.
   - Я прочитала твой дневник.
   - Та-ак...
   - Так получилось, - сделала она вид, что  оправдывается.  -  Прочитав
первую страницу, я не удержалась. Захватывает, как детектив! Не понимаю,
почему ты до сих пор не пишешь романы?
   - Издеваешься?
   - Нисколько. Я говорю серьезно. Измены жены сделали тебя писателем. А
ты, ничего не подозревая, тратишь  драгоценное  время  на  эти  дурацкие
командировки. Кому это надо? Твоей похотливой Марго, которая тебя  ни  в
грош не ценит?
   - Ты ревнуешь. Оттого и превозносишь меня до небес, а ее  втаптываешь
в грязь. У меня ведь тоже были женщины. Так что вроде бы ничья.
   - У вас с ней шахматный турнир? Кто больше возьмет пешек? На этот раз
ты взял не пешку!
   Антон усмехнулся.
   - Я с самого начала мысленно называл тебя королевой!
   Ей было не до смеха. Она задрала подбородок, артистично выгнула бровь
и ткнула остреньким мизинцем в его грудь.
   - Ты будешь моим мужем!
   - Не надо так со мной говорить! -  произнес  он  медленно,  отчеканив
каждое слово. Перехватил руку Иды с указующим перстом, больно сжав ее  в
кулаке.
   Теперь она смотрела на него с покорностью, а он поймал себя на мысли,
что никогда так грубо не обращался  с  Маргаритой.  И  устыдился  своего
поступка.
   - Прости...
   - За что? Ты поступил правильно. Я слишком многого хочу.
   - Знаешь, я сам во всем должен разобраться.  И  выпутаться.  По  мере
возможности. Так что оставим эту тему!..
   За двенадцать лет "счастливой  семейной  жизни"  Антон  впервые  стал
серьезно подумывать о разводе. Нет, он не сомневался,  что  до  сих  пор
любит Маргариту, но и  не  мог  не  признать,  что  Ида,  эта  девчонка,
понимает его, как никто другой. С ней уютно. С ней отдыхаешь и душой,  и
телом.
   Страсть, которая овладела им, не шла  ни  в  какое  сравнение  с  той
первой,  юношеской  любовью,  слепой  и  безрассудной.  Он   видел   все
недостатки своей новой пассии, но они его не отпугивали,  а  еще  больше
притягивали. Он  прикидывал  множество  вариантов  дальнейшего  развития
событий. И в основном эти расчеты были  не  в  пользу  Иды,  потому  что
развод - это крах жизненного уклада. После него все предстоит начинать с
нуля.
   - Как ты себе представляешь нашу жизнь? - в который раз спрашивал  он
Иду, и в голосе его звучала смесь иронии и отчаянья.
   - Мы снимем квартиру.
   - Это дорого. Нам не по карману с нашими заработками.
   - Тогда комнату. Но сначала мы уедем отсюда.
   - Зачем?
   - Я не собираюсь всю жизнь быть  на  вторых  ролях  в  провинциальном
театре! Мы уедем в Москву!
   - Чтобы быть на третьих ролях в столице!
   - Нет уж, я не дам затереть себя в массовку!
   - Именно там тебя и затрут в массовку, моя  фантазерка!  -  Он  хотел
погладить ее по головке, маленькую, но она отшвырнула его руку.
   - С такими рассуждениями ты всегда будешь сидеть в дерьме! -  бросила
она  ему  в  лицо.  -  Посмотри,  на  кого   ты   стал   похож,   бывший
студент-филолог, бывший учитель русской словесности! Разве для  того  ты
заканчивал университет, чтобы каждое утро похлопывать себя  по  заднице,
проверяя наличие табельного "ТТ"?
   - Что ты предлагаешь?
   - Мы поедем в Москву! Ты попробуешь написать роман и продать его.
   - Ты сумасшедшая!..

***

   ...Маргарита смерила  его  недоверчивым  взглядом  и  даже  не  стала
скрывать, что принюхивается к пиджаку.
   В честь возвращения мужа она приготовила царский обед,  но  Антон  ел
без аппетита. Оба молчали, только Дашка  хвасталась  своими  успехами  в
музыке, показывала новые лазерные диски, выменянные у школьных подруг.
   - Пойди к себе! - приказала мать. - Нам надо с отцом поговорить!
   - Господи! Не успеете наговориться, что ли? - надулась дочь и с шумом
покинула комнату.
   - Антон, я перед тобой виновата... - начала Марго.
   - Прекрати! - перебил он ее. - Не хочу ничего знать!
   - Но и у тебя кто-то есть...
   Это был не вопрос, а полудогадка-полуутверждение.
   Он сидел перед ней, как провинившийся мальчуган, уткнувшись  лицом  в
тарелку.
   - Признайся, у тебя кто-то есть?
   Она имела привычку  раскаленными,  инквизиторскими  щипцами  лезть  в
душу.
   - Да. Есть! - выпалил он. - Все это время я жил у нее.
   У Марго начались судороги. Он никак не ожидал такой реакции.  Она  не
плакала. Не билась в истерике. Перенесла удар  молча,  только  время  от
времени содрогалась всем телом.
   - Я люблю ее. Давай разведемся.
   Тут уж она дала волю слезам.
   К вечеру совместное пребывание на шестнадцати  квадратных  метрах  их
комнаты стало невыносимым. Слишком многое накопилось за прошедшие годы.
   Требовался простор. И они отправились на вечернюю прогулку.
   Было зябко. Все закономерно в природе. Птицы улетели  на  юг.  Ударил
первый мороз.
   Марго взяла его под руку и  повела  той  самой  дорогой,  которой  он
когда-то провожал ее из школы  домой,  пересказывая  главы  из  мемуаров
Эренбурга.
   Потом она перешла в психологическую атаку, начиная каждое предложение
со слов:
   "А помнишь..."
   - А помнишь, - сказал он после продолжительного молчания, - я писал в
школе стихи.
   - Конечно, помню! - обрадовалась она тому, что воспоминания  школьной
поры его наконец увлекли. - Мы ведь вместе выпускали газету!
   - А почему я перестал их писать, помнишь?
   - Нет.
   - Короткая у тебя память, Маргарита. Когда мы  поженились,  ты  стала
копаться в моих черновиках,  выискивая  в  стихах  компромат.  Требовала
объяснить, кого я имел в виду  в  той  или  иной  строфе.  И  устраивала
скандал, если я не мог этого сделать.  Сочинительство  вскоре  перестало
приносить мне радость.
   Он больше не был к ней милосерден.
   - Отпусти меня! Я люблю другую! Я не могу  без  нее  жить!  -  заявил
Антон, когда они вернулись.
   Маргарита опустилась в кресло и тихо, жалобно заплакала.  Он  упал  в
другое кресло, обливаясь потом. Впервые осознал,  что  не  может  больше
любить эту женщину.
   - Ты от нас уходишь? - спросила  дочь.  Ее  васильковые  глаза  таили
угрозу.
   - Да.
   - Ну и вали к своей  девке!  -  закричала  она  и  бросилась  вон  из
родительской комнаты.
   Он стал собирать сумку, но Маргарита вырвала ее из рук.
   - Ты с ума сошел? Ты с ума сошел? - сквозь рыдания спрашивала она.  -
Я тебя не пущу! Никуда не пущу, слышишь? Я умру без тебя!
   Она кинулась ему под ноги, обхватила их.
   - Миленький! Родной мой! Как же так? Ведь мы столько лет вместе!
   Он вновь опустился в кресло.
   - Зачем ты? Ведь потом сама будешь презирать себя!
   - Пусть! Пусть буду! Но главное - ты останешься со мной!
   На следующий день Маргарита не пошла на работу.  Взяла  отгул,  чтобы
сторожить его.
   В театр он попал только через два дня. И тут его ждал сюрприз. Иды  в
театре не было.
   - Укатила в столицу, - ошарашил старый друг Вовка Мичуринский.  -  На
два месяца. Учится молодежь! Еще дедушка Ленин завещал...
   - Какая учеба? Что ты несешь?
   - Телевизионные курсы, Антоша.  Не  хухры-мухры.  Девчонка  пойдет  в
гору. Это тебе говорит не кто-то, а сам Владимир Мичуринский!
   Полежаев был раздавлен известием. Об отъезде она не  могла  не  знать
заранее  -  и  ни  словом  не  обмолвилась.  Он   расценивал   это   как
предательство.
   - Эй, куда ты? - выбежал за ним из гримуборной Вовка.  -  Она,  между
прочим, тебе адресок оставила. Заботливая девочка!

***

   Ида снимала мрачную, убогую комнатенку с  разваливающейся  мебелью  в
шестикомнатной коммуналке на Сретенке. Они не виделись  полторы  недели.
Ему казалось - больше года. Не могли  никак  нацеловаться,  наглядеться,
надышаться. А  он  остался  всего  на  одну  ночь.  А  завтра  домой,  к
Маргарите. Но на следующей  неделе  он  вернется,  а  потом  -  опять  к
Маргарите. Разгневавшись на Идин поступок, он пообещал жене, что  никуда
от нее не уйдет.
   - Все у нас будет хорошо, - уговаривала его и себя Маргарита.  -  Все
со временем забудется, встанет  на  свои  места.  Это  как  болезнь.  Ты
слишком близко подпустил ее к сердцу. Так нельзя, Антошечка!  Я  никогда
никого не подпускала к сердцу! Мое сердце принадлежало только тебе!
   Его мутило от этих  откровений.  Впервые  за  столько  лет  наступило
прозрение. Он жил с женщиной, которая его никогда  не  понимала.  Любила
ли?
   Так прошло два месяца. Он мотался  из  одного  города  в  другой.  От
любимой женщины к любимой жене, не разбирая дороги, не понимая, кого  на
самом деле любит.
   В конце концов Маргарита  догадалась,  с  кем  он  проводит  время  в
Москве. Слишком счастливым и "не голодным" он  возвращался  оттуда.  Она
потребовала, чтобы он бросил работу ради их благополучия.
   И поездки прекратились.
   Теперь он целыми днями и ночами просиживал на кухне и писал.  Дневник
распух от невысказанных слов. Но кому это было нужно?
   В одно прекрасное утро позвонила Ида.
   - Я приехала за вещами.  Завтра  уезжаю  в  Москву.  Навсегда.  Я  не
спрашиваю, куда ты пропал, почему не звонил. Я все понимаю. Тебе тяжело.
И ей тяжело. Но не думай только, что мне  легко.  Потерять  тебя  -  все
равно что потерять ребенка!..
   Он услышал в трубке тихий всхлип. Королева плакала.
   - Что ты предлагаешь? - в который раз за эту осень спросил Антон.
   - Побег, - не задумываясь, ответила Ида. -  Я  взяла  два  билета  на
московский поезд. Завтра в девять утра буду ждать тебя на перроне. - Она
назвала номер вагона.
   - Но что я буду делать в Москве? Без  прописки  меня  не  возьмут  на
работу!
   - Будешь писать романы!
   - Бред!
   - Или завтра, или никогда! - отчеканила королева.
   Он знал, что так оно и будет, и долго еще слушал беспомощное  пиканье
в телефонной трубке.
   Маргарита была в этот день радостная и возбужденная.
   - Я нашла для тебя работу! - сообщила она. - Только не  говори  сразу
"нет"! Мне стоило большого труда договориться с одной старой подругой...
   - Представляю! - сочувственно пробормотал Антон.
   - Работа - не бей лежачего!
   - Это как раз для меня!
   Очень придирчивая к словам,  Маргарита  не  замечала  иронии  или  не
желала замечать.
   - Киоск  "Роспечать".  Два  дня  работаешь,  два  отдыхаешь.  Полтора
миллиона в кармане, не говоря уж о том, что можно  приторговывать  левым
товаром.
   И ездить никуда не надо! Ты ведь  сам  говорил,  что  устал  от  этих
бесконечных разъездов!
   - Я устал от жизни, Марго.
   - Опять начинается! Антошечка, это пройдет! - погладила  она  его  по
голове. - А киоск ждать не будет. Ответ надо дать уже завтра.
   - Скажи своей подруге, что я согласен.
   Счастливая, она с вдохновением принялась готовить ужин.
   Спортивная сумка стояла в коридоре. Еще до  прихода  жены  он  бросил
туда  самые  необходимые  вещи.  Маргарита  не  станет   проверять.   Ее
бдительность на сегодняшний вечер  притуплена.  Даже  напевает  какую-то
знакомую мелодию. Адриано Челентано! Их первый поцелуй в  старом  кресле
во время большой перемены...
   Он сбежит от нее ночью, когда все будут спать!
   Но побег не удался по самой банальной  причине.  Он  заболел.  Как  у
школьника, не выучившего урок, резко поднялась температура. Но  школьник
чаще всего сам прибегает к хитрым уловкам, а тут хитрую  уловку  выкинул
организм Антона. То ли от страха перед Маргаритой, то ли от страха перед
будущим.
   Абстрактным, необозримым.
   Маргарита  хлопотала,  поила  лекарствами,  и   дочь   уже   смотрела
жалостливо. Она простила его. Ведь он не уехал  к  той  девке!  Как  все
глупо!
   Лучше бы они его вышвырнули из  дому  на  декабрьский  мороз!  Он  бы
бежал, бежал не останавливаясь! По сугробам! По  рельсам!  Но  только  к
ней! К ней!
   Температура подскочила под  сорок.  Ночь  он  провел  в  полубредовом
состоянии.
   Очнулся в полдень. С чувством, что лежит на дне  бассейна.  Посмотрел
на часы и заплакал. Все кончено. Поезд ушел.
   К вечеру опять поднялась температура. Какие-то тайные неведомые  силы
судьбы удерживали его в этом городе, в этом доме, в  этой  постели.  Так
ему казалось.
   Утром жена, уходя на работу, поцеловала в лоб. Ее  васильковые  глаза
вновь приобрели девичий задор.
   - Как выздоровеешь, сразу на работу! Я договорилась. Хорошо?
   Он только кивнул в ответ.
   Лежал с закрытыми глазами, пока дочь не пришла из школы.
   - Тебе не помешает музыка? - осторожно осведомилась она.
   - Не помешает.
   - Для начала поставлю "Стабат Матер" Вивальди.
   Легко, непринужденно  заиграли  скрипки,  словно  беспечные  зверюшки
скакали по лужайке.  Вступил  мощный,  поднебесный  орган  -  как  бы  в
назидание беспечным зверюшкам. Потом где-то между небом и землей  возник
голос. Очень низкий женский голос. Что-то скорбное на загадочной латыни.
Он разобрал единственное слово - "амен".
   - Ни фига не "амен", - сказал себе и поднялся с постели.
   Шатаясь, вышел из подъезда. В кармане пальто лежали последние деньги,
оставшиеся от экспедиторства. Он радостно пел себе под нос: "На  самолет
хватит!
   На самолет хватит!" Уже предвкушал, как ступит  на  столичную  землю,
как бросится к первому автомату и крикнет в трубку: "Я приехал!  Я  -  в
Москве!"
   Но в самолете вновь  начался  жар.  Стюардесса  дала  ему  что-то  из
аптечки, но сделалось только хуже. В бредовом кошмаре незнакомая  певица
бесконечно выводила  "амен!"  низким,  зловещим  голосом.  "Ни  фига  не
"амен"! - кричал он кому-то. - Мы еще поборемся!"
   Два часа полета показались десятиминутным  провалом.  Его  растолкали
соседи.
   С трапа сошел благополучно.
   Такси ему никто не предлагал. Что взять с пьяного?
   Автобусный провал был еще короче.
   В метро даже умудрился правильно сделать пересадку.
   Вот на станции "Сухаревская" при выходе в город возникли проблемы.
   Появилось большое красное  пятно.  И  никуда  не  исчезало.  Пришлось
остановиться. И тут он услышал знакомый запах роз. Кто-то  тыкал  ему  в
лицо  букетом,  предлагая  купить  для  любимой  девушки.  У  него   еще
оставались деньги. Он отдал все, что было.
   И наконец ночная Сретенка! Фонари  над  дорогой  танцуют.  Троллейбус
двигается странно, зависая на проводах.
   "Любимая, родная Сретенка, приведи меня к ней! И пусть  она  меня  не
выгонит! Пусть простит! Скажи, чтобы простила!"
   Вдоль стены ее старого дома он продвигался уже на ощупь.  "Как  Павка
Корчагин с брюшным тифом!" - вспомнился кадр из забытого фильма.
   Дверь открыла незнакомая старушка. Быстро замигала глазками  и  вдруг
выдала нечто странное:
   - Вы - Идочкин Антон?
   Он в ответ пробурчал  невнятное.  Наверно,  попросил,  чтобы  ушла  с
дороги.
   В комнате стоял дым. Невероятно густой.
   Когда дым немного рассеялся, он увидел край стола с пепельницей. А  в
пепельнице целая гора окурков.
   Девушка выплыла из дымовой завесы. Вроде бы Ида. И вроде не Ида.
   Очень худая девушка. Щеки впали. Под глазами чернющие круги.
   - А я тебя сегодня похоронила... - пролепетала Ида-не Ида.
   Розы рассыпались по щербатому паркету. Все закружилось вокруг.  Успел
только проговорить приготовленное для телефона:
   - Я приехал! Я - в Москве!..

***

   - ...Москва - все-таки мистический город, не правда  ли?  -  Глаза  у
Катрин чудесные, немного насмешливые. У Пати такие же. - Вы стали  очень
рассеянным, Антон. Наверно, обдумываете сюжет нового романа?
   - Я прекрасно все слышал. Вы сказали, что Москва - город мистический.
   Они уже полчаса как вернулись в гостиную. И даже что-то опять ели.
   Патрисия, кажется, тоже несколько не в себе.
   "Наверно, думает, что у меня крыша поехала от ее Кандинского!
   Бедняжка! Надо быть с ней поласковей!"
   - Мне порой кажется, что Булгаков мало что придумал в своем  "Мастере
и Маргарите", - продолжала Катрин. - В Москве  с  вами  могут  произойти
самые невероятные вещи! Вы ведь, по-моему, не москвич?
   - Нет. Я с  Урала.  Там,  пожалуй,  мистики  поменьше.  Одна  суровая
действительность.
   - Знаете, Антон, мне бы хотелось, чтобы вы почаще навещали  нас.  Вам
здесь понравится. В этом доме прекрасные условия для работы.  Ведь  так,
Па? - обратилась она к дочери, но та никак не отреагировала.
   Зато отреагировал писатель:
   - Патрисия тоже пишет?
   - А вы не знали?
   - Мама, как  всегда,  преувеличивает!  -  вмешалась  Патя.  -  Писала
когда-то стихи. А кто их не пишет в школьные годы!
   - Ты мне покажешь?
   -  Никогда!  Давайте  оставим  в  покое  тему  моего  творчества!   -
раздраженно попросила она.
   После этой  вспышки  гнева  в  зале  установилось  молчание.  Катрин,
опустив голову, смотрела куда-то под стол. Потом она подняла  взгляд  на
Антона, и ему  показалось,  что  подмигнула,  будто  они  участвовали  в
заговоре против Пати.
   Он не ответил на подмигивание, но первым нарушил затянувшуюся паузу:
   - Нам, наверно, пора.
   - Так скоро? - расстроилась Катрин. Ей, видно, скучно в этом доме.
   - У нас еще дела в городе, - пояснила дочь.
   - Ты вернешься?
   - Не знаю.
   - Позвони, чтобы я не волновалась. Еще к вопросу о мистике,  -  опять
обратилась Катрин к Антону. - Я так всегда  переживаю,  когда  она  одна
ночует  в  нашей  московской  квартире.  Ведь  дом-то  стоит  прямо   на
Патриарших!
   - Вот здорово! Жить на Патриарших - сказка!
   - Вы там еще не были?
   - Нет.
   - Тогда лучше не завидуйте!
   - Мама, ну хватит! - взмолилась дочь.
   - Я надеюсь, что в ближайшие дни вы нас навестите. - И она вновь едва
уловимо подмигнула Антону.
   Теперь он был уверен, что и в первый раз ему не показалось.
   - Обязательно навестим, - ответила за него Патя, - чтобы ты опять про
меня нагородила черт знает что.
   Он нагнулся над инвалидным креслом, чтобы  поцеловать  ручку  будущей
теще. Катрин успела шепнуть ему на ухо: "Приезжайте!" И тут он  заметил,
что одно из трех колец