ответила, только прикрыла ладонью рот.
   Он на руках внес ее в туалет.
   - Оставь меня, - еле выдавила Василина.
   - Ну да! Я уйду, а ты грохнешься!
   - Иди на х..., Антоша! - вдруг заорала она и  толкнула  его  с  такой
силой, что писатель, запнувшись о порог, открыл головой дверь спальни.
   Он приземлился на пол и почувствовал знакомый аромат духов. Запах  не
выветрился за целый день. Он включил ночник.  Постель  была  по-прежнему
смята. Он накрыл ее пледом, зачем-то сейчас  заметая  следы.  Это  давно
вошло  в  привычку  при  Маргарите.  Ее   болезненная   подозрительность
превратила его в раба. Даже  теперь,  когда  он  свободен  и  не  боится
чьих-либо упреков, все равно заметает следы.
   И  еще  он  вытащил  из  письменного  стола  свой  старенький   "ТТ",
оставшийся на память со  времен  экспедиторства.  Пистолет  с  патронами
хранился в обыкновенной фанерной коробке,  в  каких  держат  гвозди  или
гайки. Он закинул коробку на антресоли. От греха подальше.
   А Василину рвало.
   Антон вернулся на кухню. Поставил на плиту чайник  с  водой.  Его  не
покидала уверенность,  что  с  минуты  на  минуту  должна  прийти  Патя.
Странно, но в этот миг он испытывал полное равнодушие к происходящему.
   - Зачем ты мне дал эту гадость? - Василина уже привела себя в порядок
и уселась напротив.
   - Думал - так лучше.
   - Ты всю жизнь думаешь, как лучше, а выходит все наоборот.
   - О чем ты? Не понимаю.
   - О чем? О том, что жизнь моя искалечена благодаря  тебе.  Сначала  я
любила. Потом отравилась этой любовью. Но не могла забыть.  Всех  мерила
по тебе.
   И его. Его даже больше, чем остальных. Это понятно. Он  -  журналист,
ты - писатель. И жанр тот же самый. Как  все  глупо!  Никогда  не  прощу
себе. - Она говорила, казалось, спокойно, без эмоций, опустив голову.
   - Но при чем тут я? Опомнись! Ты себе выдумала сказочного принца, а я
обыкновенный!
   - Знаешь, Антоша, я тебя ненавижу. Ты мне омерзителен, как  эта  твоя
текила.
   - Спасибо на добром слове. Думаю, что не заслужил.
   - Мне наплевать, заслужил ты  или  не  заслужил.  Не  строй  из  себя
ангела.
   - Разве я когда-нибудь строил?
   - Не знаю. Мне наплевать.
   Наступила долгая, невыносимая пауза, во время которой  они  старались
не смотреть друг на друга.
   - Поедешь домой? - наконец нарушил паузу Полежаев.
   Василина встрепенулась - показалось, что с ужасом вспомнила  о  самом
главном.
   - Нет! Там Леня!
   - Ты серьезно? Это не бред?
   - Антоша, я не могу туда!.. Я сойду с ума!..  У  них  ключи  от  моей
квартиры! Ты понимаешь? Они украли у Лени ключи и принесли туда  это!  Я
не могу вернуться!..
   - Поедем вместе, - предложил он.
   - Нет! Нет! Нет! Я не могу.
   Она уронила голову на стол и разрыдалась. На этот раз  он  напоил  ее
чаем и дал таблетку валерьяны.
   - Хорошо. Я поеду один. Вот только позвоню Еремину.
   Несмотря на поздний час, Константина не было дома.
   "Что ж, пусть будет так. Все меня покинули сегодня..."
   Он добрался до ее дома на такси.
   Беспечно  насвистывая  незатейливую  мелодию,  бравируя  перед  самим
собой, Антон поднялся на нужный  этаж.  Перед  тем  как  открыть  дверь,
огляделся  по  сторонам.  Ему  показалось,  что  в  соседних   квартирах
наблюдают за ним, припав к глазкам.
   "Идиот! Параноик!  Добропорядочные  москвичи  давно  уже  бай-бай,  и
только ты шастаешь по чужим квартирам! Тебе больше всех надо!"
   В нос ударил сладковатый  трупный  запах.  Полежаев  включил  свет  в
коридоре. Теперь ему казалось, что кто-то еще есть  в  квартире.  Кто-то
ходит.
   Медленно-медленно. Нет, это просто волосы  шевелятся  на  голове.  Он
попробовал улыбнуться. Не получилось. Шагнул в гостиную.
   На  низком  журнальном  столике  стоял  странный   круглый   предмет,
завернутый в газеты. Вернее, полузавернутый. Писатель подошел ближе. Это
была мужская голова. Настоящая  голова.  Уже  начавшая  разлагаться.  Из
приоткрытого рта вываливался черный язык.
   Он отвернулся от ужасного  зрелища.  Даже  дилетанту,  каким  являлся
Полежаев, было ясно, что Леонид Шведенко и Констанция  Лазарчук  приняли
одинаковую мученическую смерть. Вот чем для них  закончился  невиннейший
поход в кинотеатр.
   "Василина, ничего не подозревая, вошла в комнату и  увидела  газетный
сверток. Удивилась. Стала припоминать, откуда  он  тут  взялся.  Наконец
решила посмотреть, что там внутри. А внутри оказалась  голова  ее  мужа.
Зачем? Кому это надо? Изысканный садизм?  Но  для  того  чтобы  получить
удовольствие, надо за всем этим наблюдать. А наблюдать  неоткуда.  Разве
что забраться в шкаф!"
   Он осмотрел мебель в комнате. Взгляд его остановился на незашторенном
окне."
   "Что ж, идея не нова. В первом отрывке, найденном как раз у Шведенко,
говорилось о снайпере, засевшем в доме напротив. Какие-то детали из этих
таинственных опусов выплывают в реальности. Словно вещие сны!.."
   Напротив высилось административное здание, и свет горел лишь в одном,
дежурном окне. "Надо будет  поинтересоваться  у  Васи,  что  там  такое.
Выглядит чудовищно некрасиво. Голову бы оторвать архитектору..."
   Спускаясь вниз, Антон по инерции заглянул в почтовый ящик Василины. В
последнее время почтовые  ящики  преподносили  сюрпризы.  Василинин  был
набит газетами, а на самом дне лежала связка ключей.  Он  сравнил  их  с
теми, что держал в руке.
   "Кажется, я начинаю кое-что просекать в логике этих упырей!  Они  все
же руководствуются какой-то логикой!.."

***

   - Пощупать бы этого юного коллекционера! - сказал  себе  следователь,
как только они расстались на Красной Пресне.
   В конторе он тут же набрал номер диспетчера  и  попросил,  чтобы  его
срочно свели с осведомителем. С тем самым, с  которым  он  встречался  в
антикварном мебельном магазине.
   - К сожалению, я не могу этого сделать,  -  ответили  ему  на  другом
конце провода.
   Такой ответ Еремин слышал впервые.
   - Почему?
   -  Человек,  который  вас  интересует,  сегодня  найден   мертвым   в
собственной квартире.
   Он повесил трубку. Подробности сейчас следователя не интересовали.
   Оставался менее приятный  вариант.  Старый  знакомый,  перешедший  на
службу в РУОП. Тот взамен тоже  потребует  какую-нибудь  информацию.  Но
выхода не было.
   - Костян?  Ого-го!  Сколько  лет,  сколько  зим!  Как  поживаешь?  Не
оголодал еще от своей частной практики?
   - Не жалуюсь. У меня дело к тебе.
   - Вот как? Оказывается, и мы,  бедненькие-несчастненькие,  на  что-то
годимся?
   - Ладно тебе! Видел я ваших  ребят  в  деле.  Несчастненькими  их  не
назовешь, - подольстился Еремин.
   - Стараемся по мере возможностей! - не без гордости отреагировал  тот
на лесть старого приятеля. - Какое у тебя дело?
   - Есть у вас информация о малышах?
   - В Греции все есть, ты же знаешь! О малышах, правда, не так много.
   Давно ли они появились! Да и авторитетов у них кот  наплакал.  А  кто
тебя конкретно интересует?
   - Некий Старцев Вадим Игоревич.
   - Хорошо. Посмотрю. Тебе срочно?
   - По возможности.
   - К утру будет готово. Отправлю по телефаксу. Жди!
   Еремин был не  из  тех,  кто  ждет  и  бездействует.  Но  прежде  чем
пуститься в  ночное  путешествие,  он  сделал  еще  один  звонок.  Давно
обещанный самому себе.
   - Я слушаю, - ответил заспанный женский голос.
   - Ольга?
   - Да. Кто это?
   Следователь отрекомендовался.
   - Здрасьте... - растерянно произнесла она.
   - Не ожидали?
   - Откуда у вас мой телефон?
   - Вы  забыли,  с  кем  имеете  дело?  -  не  без  тщеславия  напомнил
Константин. - К тому же время от времени почитываю  французскую  прессу.
Нашли новое место?
   - Пока нет.
   - Большая конкуренция? Или спрос на  гувернанток  в  бывшей  Совдепии
невелик?
   - Просто многие варианты меня не  устраивают.  А  вы  позвонили  мне,
чтобы помочь с работой? - В ее голосе послышались иронические нотки.
   - Два месяца назад вы должны были явиться в мою контору, но почему-то
пренебрегли этим визитом. Почему?
   - Так ведь убийцу нашли. Я не видела смысла  в  своем  визите.  Кроме
всего  прочего,  вы  должны  понять  мое  тогдашнее  состояние.  Я  была
привязана к мальчику, и снова возвращаться в то страшное утро,  когда  я
его обнаружила в детской, было выше моих сил!
   Теперь голос женщины звучал вполне искренне. Однако Еремин еще раньше
распознал в ней прекрасную актрису.
   - Вы могли бы позвонить.  Я  вас  долго  тогда  искал.  Почему  сразу
съехали с квартиры?
   - Я ведь потеряла работу. Пришлось найти квартиру подешевле. А что не
звонила - так ведь все уже стало ясно. И мне, и вам, и всем...
   Ему показалось, что гувернантка вытягивает из него признание,  хочет,
чтобы он дал оценку минувшим событиям. Решил ей подыграть.
   - Ничего не ясно, - хмыкнул следователь.
   - Как?
   - Вот так. Приезжайте завтра, как уславливались, в обеденный перерыв.
   Поговорим. Только с квартиры снова не надо съезжать, - пошутил он  на
прощанье.
   - Я не страшный. Я вас не съем.
   - Буду надеяться.

***

   Ночное  шоссе  встретило  Еремина  моросящим  дождиком.  Сыщик   счел
необходимым вернуться в ту квартиру, куда утром его возил авторитет.  Не
привык  верить  на  слово  своим  клиентам.  Все  требовало   тщательной
проверки. Нужно было по крайней мере убедиться в наличии тайника,  чтобы
продолжить расследование.
   Если тайника в  квартире  не  окажется,  значит,  Старцев  хочет  его
втянуть в  какую-то  свою  игру.  Малыш  в  баках  под  Пресли  нравился
Константину  все  меньше  и  меньше.  Возня  с   безымянной   штуковиной
представлялась теперь не совсем чистой.
   Сыщик сейчас серьезно подозревал, что хозяин штуковины плохо кончил.
   Следователь не стал заезжать во двор  бабушкиного  дома.  Он  оставил
машину у обочины дороги и медленно,  размеренным  шагом  провинциального
жителя направился к дому.
   Во дворе - адская темень. Фонари тут не были предусмотрены,  лампочки
под козырьками подъездов давно выкрутили чьи-то вороватые руки,  а  сами
граждане подмосковного городка  спокойно  похрапывали  на  своих  уютных
кроватях с  панцирными  сетками.  Так  представлял  себе  провинциальную
идиллию Еремин, пробираясь сквозь заросли сирени и других неопознанных в
темноте кустов вдоль окон первого этажа.
   Он знал, на что шел, и поэтому  предусмотрел  все.  И  крепко  спящих
граждан, и открытое окно на кухне бабушкиной квартиры. Не  ожидал  лишь,
что какая-то приблудная дворняга поднимет истеричный  лай,  когда  ловко
запрыгивал в окно. Да кто обратит внимание на эту пустолайку? И  все  же
Константин  некоторое  время  сидел  на  корточках   под   подоконником,
прислушиваясь к каждому шороху во дворе.
   Убедившись, что никто, кроме собаки, не заинтересовался его персоной,
он зажег карманный фонарик.
   Обследование мебели и стен квартиры не дало никакого результата.
   Заваленные хламом антресоли он  тоже  отверг.  Для  коллекции  такого
пройдохи, как этот Старцев, они не годились.
   Но так просто сыщик не сдавался. Стоило ехать в такую даль?
   С новыми  силами  он  взялся  за  исследование  пола,  предварительно
свернув вышарканный бабушкин ковер. На доски пола возлагалась  последняя
надежда. Ведь как-никак первый этаж. Можно много чего накуролесить.
   Так оно и оказалось. Только не  в  комнате,  а  в  тесной  хрущевской
прихожей. Под ковровым покрытием едва приметный квадрат - крышка люка  с
малюсеньким (для мизинца) стальным  кольцом.  Он  дернул  кольцо  вверх.
Крышка поддалась. Деревянная лестница с  поручнем  вела  вниз.  Посветив
фонариком, он обнаружил выключатель, вмонтированный в  потолок  подвала.
Свет оказался насыщенно-красным, как в фотолаборатории.
   Еремин спустился вниз, прикрыв за собой крышку люка.
   Подвал по площади был равен квартире, но выглядел куда шикарней.
   Стены обшиты атласом с бронзовым отливом.  Пол  мраморный.  Массивный
стол и кресла в стиле ампир. На столе  -  письменный  прибор  с  часами,
украшенный  золотозадыми  девицами.  Следователь  мало  что  понимал   в
антиквариате, но прибор его  впечатлил.  Что-то  подобное  он  видел  на
выставке, посвященной Екатерине Великой:  нечто  похожее  украшало  стол
императрицы.
   А вот потолок здесь был современный, подвесной. Приглядевшись к  нему
получше, Константин понял, что он состоит из множества глаз  с  горящими
красными зрачками.
   - Вот так тайничок! -  вырвалось  у  него.  -  Этот  молокосос  умеет
использовать всякую щель в полу!
   Еремин не удержался  от  соблазна  усесться  в  одно  из  кресел.  Он
представил, что совершает экскурс во  времени.  По-дилетантски  отсчитал
двести лет назад.
   - Правление Павла! - блистал он сам перед собой. - На фига он  только
сделал этот красный свет? Глаза устают. Может, символизирует что?  Такое
впечатление, что сейчас вспыхнет пожар!
   Мысль дальше не пошла. Перед  глазами  опять  возник  загородный  дом
Грызунова. Гостиная, где  следователь  вел  допрос.  Кресло.  Старинное,
антикварное кресло. И тоже ампир.
   - Что за чертовщина!
   За что ни брался в последнее время, все оказывалось как-то  связанным
с убийством мальчика! А может, просто нераскрытое дело не дает  покоя  -
вот и все объяснение?
   "Мало ли  кто  собирает  антикварную  мебель!  Это  сейчас  модно,  -
успокоил он себя и тут же приказал:
   - Хватит рассиживаться!"
   Он уже догадался, где прятал свои безделушки Старцев. Комод из той же
эпохи, с инкрустацией, давно привлекал внимание сыщика.
   - А ведь похититель тоже был в этой красной комнате и  тоже  полез  в
комод. И, возможно, оставил отпечатки пальцев. Жаль,  не  взял  с  собой
Престарелого! Не помешал бы. Заодно приобщился бы к прекрасному!
   Следователь натянул лайковые перчатки и принялся  исследовать  комод,
шесть ящиков которого не были заперты, потому что нечего было запирать.
   - Дуб. Ящики довольно тяжелые, - комментировал  Еремин.  -  Их  можно
выдвинуть, только потянув за ручку. Если не стерли отпечатки пальцев, то
они должны быть на ручках. Правда, сам Старцев их мог ненароком стереть.
И все же надо хвататься за любую ниточку.
   Он осторожно начал откручивать ручки комода.  И  тут  только  обратил
внимание, что все они сделаны в виде голов. Мужских голов. И все  головы
разные.
   Отвинтив первую, осветил ее фонариком. Это был круглолицый,  довольно
суровый дядя  в  парике.  Под  подбородком  едва  можно  было  разобрать
полустертую надпись, сделанную латинскими буквами.
   - "Термидор", - прочитал Еремин вслух. - Вот  тебе  и  Павел!  Хренов
историк!  Французская  буржуазная   революция.   Якобинская   диктатура.
Термидор - революционное название какого-то  месяца.  Что  еще?  Поэтому
красный свет.
   Революционный пожар. А парень  с  фантазией!  Вот  какие  безделушки,
принадлежавшие одной эпохе и одной стране, собирает малыш!  Что  еще?  А
еще торт в холодильнике Констанции Лазарчук  назывался  "Моя  любовь-моя
Бастилия!".  А  еще  гувернантка  Оля   обучала   маленького   Грызунова
французскому языку. Бред? Навязчивый бред?
   Он отвинтил все головы-ручки и пустился в обратный путь.

***

   Антон не мог прийти в себя после увиденного.
   "Я понимаю, что журналист кому-то по-крупному насолил, но при чем тут
Василина? Ей-то с какой стати  выпало  это  испытание?  Бедная  девочка!
Натерпелась от мужиков!  Можно,  конечно,  все  свести  к  божественному
промыслу или к проискам дьявола, а по  радио  "Криш-наука"  сказали  бы:
"Карма!" Легко объяснить необъяснимое,  когда  придумано  такое  удобное
слово! И все-таки это дело рук человеческих,  и  ничьих  больше!  Чей-то
замысел, жестокий и кровожадный! Вот только чей?.."
   Но через несколько минут его мысли потекли,  а  вернее,  поскакали  в
другом направлении: он увидел у подъезда своего  дома  джип  "вранглер",
розовый с черным.
   "Она все-таки приехала! Не выдержала! Сумасшедшая!  Представляю,  что
она испытала, обнаружив в моей квартире женщину! Бедняжка!"
   Он всех жалел в эту ночь, но в особенности -  себя.  Ведь  предстояли
нудные, выматывающие души объяснения - и с ней, и  с  другой.  А  зачем?
Разве он не свободен, как... Нет, не свободен. Его до сих пор  сковывает
рабский страх, словно инъекция, введенная под кожу Маргаритой.
   Пришлось даже остановиться, чтобы выработать план действий.
   Но ничего не потребовалось. Маленькая  француженка,  ревнивица  Патя,
оказалась на высоте.
   - Я сразу поняла, что эта женщина - жена того самого друга,  которого
ты ищешь. Она мне все рассказала. Какой ужас!
   Они сидели на кухне и  пили  чай.  Василина  во  время  эмоциональной
Патиной тирады скривила рот в  презрительной  усмешке,  как  бы  говоря:
"Что, опять потянуло на девочку? Ну-ну, посмотрим, что из этого выйдет".
   - Я только не понимаю, зачем ты туда поехал? - продолжала  горячиться
Патрисия. - Надо было просто вызвать милицию!
   - Все не так просто, - подал наконец голос Полежаев, убедившись,  что
синоптики ошиблись: гром не грянул. - Сначала должен  посмотреть  Еремин
со своим экспертом.
   - Что же я буду хоронить? Одну  голову?  -  вдруг  тихо  и  задумчиво
произнесла Василина.
   Возникла  неприятная  тишина.  Антон  заметил,  как   ангельские,   с
поволокой глаза Пати увлажнились. Она,  подобно  загнанному  зверьку,  в
отчаянье переводила взгляд то  на  мужчину,  то  на  женщину.  Наверное,
хотелось найти слова утешения, но ничего не получалось.
   - Пойду еще раз  звякну  Костяну,  -  попытался  разрядить  тягостную
атмосферу Антон.
   Телефон следователя не  отвечал.  Полежаев  вслушивался  в  протяжные
гудки и  волей-неволей  сравнивал  свою  бывшую  любовницу  с  нынешней.
Сравнение было явно в пользу  последней.  Вася  уступала  Пате  по  всем
статьям. И он досадовал, что ночь безвозвратно пропала, что он не сможет
сегодня насладиться этой каштановолосой, грациозной, как балерина. Более
того, положение безвыходное. Василине  некуда  пойти.  В  Москве  у  нее
никого нет. А постель у него одна. Как же быть? Придется спать на полу в
гостиной. А Патя? Вряд ли ее устроит такое ложе. Да и вообще это пошло -
проводить ночь с двумя женщинами одновременно, хотя одна и за стенкой. А
оставить их вдвоем с Василиной Патя вряд ли решится.

***

   - Я пойду. - Она едва коснулась холодными пальцами  его  затылка.  Он
вздрогнул то ли от неожиданности прикосновения, то ли от  внезапности  и
правильности ее решения.
   - Побудь еще, - попросил он шепотом, чтобы не услышала та, другая.
   - Мамочка будет  волноваться,  -  улыбнулась  уголками  рта  девушка,
излучая свет.
   - Вчера ты об этом как-то не беспокоилась, - продолжал он шептать.
   - И получила сегодня нагоняй!
   - Однако уже три часа ночи, - взглянул он  на  часы.  -  Позвони  ей,
чтобы не волновалась.
   - Я позвоню из машины. До скорого! Салют!
   - Салют... - вздохнул ей вслед писатель.
   Он вышел на балкон,  чтобы  помахать  рукой,  но  Патрисия  стремглав
выбежала из подъезда и, даже не взглянув в его сторону, прыгнула в  свой
"вранглер", и машина взмыла с места.
   "Обиделась, что ли? Черт! Мы ведь  не  договорились  о  встрече!  Она
обещала свести меня с этой бабой, феминисткой! Как же я  упустил?  Дурья
башка! А если обиделась, то вряд ли быстро отойдет. Знаю я этих девиц со
вздернутыми носами!"
   На  самом  деле  писатель  часто  так  хорохорился,  отстаивая  право
называться  инженером  человеческих  душ,  доказывая  самому  себе  свою
многоопытность,  умудренность,   значительность.   О   девицах   же   со
вздернутыми носами судил, по сути, понаслышке.
   Василина  принимала  душ,  когда  он  вернулся  с  балкона.  Это  ему
показалось странным. После пережитого ужаса помнит о гигиене!
   Он постелил себе на полу в гостиной. Поставил будильник на девять.
   Выключил свет. Слышал, как она выбралась из ванной. Прошла в спальню.
Он не собирался желать ей спокойной ночи.
   Горбатый,  расшатанный  мостик,  соединявший  прошлое  с   настоящим,
сегодня