может, мы по  гороскопу  не
совместимы?
   - Возможно, - вздохнула Эльза Петровна и достала из сумочки  знакомую
коробку. - Я привезла тебе краску для волос.
   - Ой, спасибо! - обрадовалась Настя.
   Только вчера она, глянув в  зеркало,  ахнула-волосы  отросли!  Жуткая
картина! Серебристые корни уже вылезли на целый сантиметр!
   Она взяла в руки коробку, а та вдруг  на  глазах  стала  уменьшаться,
прямо как у той, сказочной Алисы, хотя это ей только казалось. На  самом
деле Алиса просто росла. Коробка совсем исчезла, и Эльза  Петровна  ушла
не попрощавшись. И правильно сделала. Тогда, в Москве,  Настя  поступила
точно так же.
   Как-то ночью вломились монахи. Двое в белых капюшонах.  Они,  правда,
ее не заметили, говорили друг с другом о погоде, о природе. Настя им  не
мешала, молча лежала, слушала.
   - Мы вчера с Гришуней на пару четыре поллитры раздавили! -  хвастался
один монах своими успехами в математике.
   - Да не звезди ты! - не  верил  ему  второй.  -  Гри-шуня  сто  грамм
опрокинет - уже лыка не вяжет!
   - Я тебе говорю! Сукой буду!
   - Побожись!
   Первый монах щелкнул ногтем большого пальца о передний зуб  и  провел
им по шее.
   Потом Настя уснула, а когда проснулась, в комнате остался всего  один
монах. Он сидел на стуле в глубоко надвинутом капюшоне,  так  что  виден
был только рот. И рот кривой.
   - Проснулась, ласточка? -  спросил  этот  рот.  Вместо  ответа  Настя
отвернулась к стене.
   - Нет, так дело не пойдет!
   Он с силой перевернул ее, тряхнул за плечи. Настя открыла глаза.
   Откуда она взяла капюшон? Пит стоял перед ней в обычном своем одеянии
- в легком костюме болотного цвета.
   - Какого черта? - застонала девушка.
   - Это я хочу тебя спросить: какого черта? Тебя что, с ложечки кормить
прикажешь? Я тебе не нянька! Жрать не будешь  -  через  кишку  накормят!
Ясно?
   Здесь тебе не шахта, чтобы голодовки устраивать!
   - Отвянь! Твоя рожа у меня не вызывает аппетита!
   - Послушай, детка, я терплю оскорбления до  поры,  ссылаясь  на  твой
недоразвитый умишко! Лучше не доводи меня, а  то  недосчитаешься  многих
зубов!
   - Че ты пришел сюда? Я тебя не звала!
   - Пришел предупредить о кишке!
   - Ну и проваливай! Считай, что я предупреждена!
   - Еще не все. Снова звонил твой хахаль. Мы с ним договорились  завтра
утром обменяться товаром.
   - Я тебе не верю! А его никто не просил заботиться обо мне!
   - Тебя никто не спрашивает, детка!  Твое  место  у  параши!  Выгодней
иметь кассету, чем такую безмозглую куклу, как ты!!
   - А я не напрашивалась в гости.
   - Жрать будешь? - произнес он более ровным  голосом,  как  спрашивают
непослушных детей после сурового наказания.
   - Буду, - пробурчала она.
   Пит приоткрыл дверь и крикнул кому-то:
   - Давай!
   Охранник  внес  на  подносе  чашечку  кофе,  рогалик,  масло,   тонко
нарезанный сыр и блюдо с фруктами, поставил на стол и удалился.
   - Приятного аппетита! - пожелал ей босс и тоже направился к двери.
   - Постой! - крикнула Настя.
   - Что-то новенькое - ухмыльнулся он. - Я не хочу своей рожей  портить
тебе аппетит!
   - Послушай, Пит... - Она впервые обратилась к нему  по  имени,  и  он
даже присел от изумления. - Послушай. На хрена этот обмен?  Эта  кассета
тебе вряд ли повредит, даже если ее отправят в Москву.
   - Ты мне льстишь, ласточка. Я не Господь Бог.
   - Он ведь может сделать  копию  и  шантажировать  тебя  снова.  Такие
случаи бывали. Не надо обмена!
   - Ты не хочешь на волю? -  все  больше  поражался  Пит.  -  Тебе  так
понравилось у меня?
   Она сидела на диване, спустив ноги на пол, упершись локтями в  колени
и поникнув наполовину серебристой головой.
   - Зачем устраивать этот цирк? - пробубнила обиженным голосом Настя. -
Он - наивный парень, не понимает, что живой ты меня отсюда не выпустишь.
   - Что за чушь ты городишь? - ухмыльнулся  босс.  -  Пей  кофе,  а  то
остынет! - Он вновь сделал попытку уйти.
   - Стой! - закричала  она  с  такой  невероятной  силой,  что  мог  бы
остановиться танк на полном ходу.
   Криворотый с испугом посмотрел на девушку. Она подняла голову,  но  в
ее глазах не было мольбы  или  просьбы  о  пощаде  -  только  ненависть,
бескрайняя ненависть. Она быстро совладала с собой и вновь обратилась  к
нему по имени:
   - Пит, я прекрасно понимаю, что завтра умру...
   - Да кому ты нужна, соплячка!..
   - Заткнись! - Она тяжело дышала. После нескольких дней голодовки крик
давался с  трудом.  -  Пит...  -  Очень  трудно  было  говорить  ровным,
спокойным голосом с человеком, искалечившим ей жизнь. - Этот  парень  не
должен погибнуть.
   - У тебя бред, ласточка. Надо покушать.
   - Обещай мне, что он останется жив. Это  моя  последняя  просьба.  Ты
обязан ее выполнить.
   - Я никому ничего не обязан, а ты начиталась каких-то старых  романов
о благородных разбойниках...
   - Обещай мне. Криворотый! завопила  она,  пнув  поднос  со  всем  его
содержимым, да так ловко, что не остался целым ни один бьющийся  прибор.
- Обещай мне, сука!
   Она бросилась было  к  нему,  но  он  предупредил  попытку  вцепиться
ногтями ему в  лицо,  перехватил  руку  девушки  и  вывернул  ее  назад.
Вбежавшие охранники оттащили пленницу обратно к дивану.
   - Обещай мне! Слышишь? А иначе... - Настя недоговорила свое  условие,
потому что ей залепили пластырем рот.
   - Вот и ладушки! - произнес он любимое словцо, зачем-то подмигнул ей,
а потом приказал охранникам:
   -  Принесите  новый  завтрак!  И  не  забудьте  снять  эту  штуку!  -
усмехнувшись, он указал на собственный рот.
   Федор приехал к Балуеву домой в назначенный час.  Геннадий  Сергеевич
оказался не один. Он провел его в гостиную, где в широком мягком  кресле
восседал  Мишкольц.   Шеф   листал   какой-то   заграничный   журнал   и
поприветствовал вошедшего кивком головы. Федор сразу обратил внимание на
маленький кожаный  саквояж,  стоявший  перед  Мишкольцем  на  журнальном
столике.
   - Это твой, - пояснил Балуев. Федор щелкнул замком. Саквояж был набит
пачками долларов.
   - Он должен их пересчитать при тебе и отдать расписку, -  предупредил
Геннадий. - Без расписки не уходи!
   - Поликарп обязательно скажет: "Я верю  моим  друзьям!"  -  посмеялся
Мишкольц. - Не купись на его доброе  расположение.  Заставь  пересчитать
деньги.
   - Если скажет, что твоя расписка потерялась или он ее забыл,  попроси
дать новую расписку в получении денег, - продолжал наставлять Балуев.
   Федор  все  это  время  молчал,   безучастно   разглядывая   дорогие,
искрящиеся  костюмы  обоих  джентльменов.  Сам  он  оделся  по-простому:
широкие серые брюки и черная водолазка. Балуев поймал на себе его взгляд
и поинтересовался:
   - Почему так оделся?
   - На кладбище еду, - беспечно бросил тот. Джентльмены переглянулись.
   - Та-ак! - Балуев обошел Федора сзади и  сунул  руки  в  карманы  его
брюк.
   - Это что еще  за  фокусы?  -  Геннадий  вытащил  из  одного  кармана
небольших размеров модернизированный наган, а из другого - стилет.
   - Зачем же так, Федя? - по-отечески пожурил Владимир Евгеньевич. - Ты
ведь можешь нас подставить.
   - Машину обыскивать? - уничтожающе посмотрел на него  Балуев.  -  Или
сам головой будешь думать?
   - Сам.
   - Я поеду с ним, Володя! - заявил Геннадий Сергеевич. -  Он  в  таком
состоянии может дров наломать!
   - Ты останешься  здесь,  -  тихим  голосом  приказал  Мишкольц.  -  У
Поликарпа сегодня  не  самый  радостный  день  в  году.  Ты  хочешь  ему
доставить радость? Я не могу рисковать моим помощником.
   - А им? - Гена мотнул головой в сторону Федора.
   - Во-первых, никто не просил Федю занимать деньги у Карпиди, - здраво
рассуждал Мишкольц, - а долг, как известно, платежом красен.  Во-вторых,
Шалун обещал подстраховать.
   - А это разве не риск? - возразил Балуев. - Виталька может еще больше
дров наломать! Ты что, его не знаешь?
   - Мы с ним вчера  обговорили  все  до  мельчайших  подробностей.  Его
ребята на рожон лезть не будут, но впечатление произведут.
   Володя, как всегда, обезоружил, и Балуеву ничего не  оставалось,  как
пойти на кухню и сварить всем кофе.
   -   Владимир   Евгеньевич,   -   обратился   к    Мишкольцу    Федор,
воспользовавшись отсутствием Геннадия, -  вы  ничего  не  предприняли  в
отношении Насти?
   Балуев просил его не приставать к шефу со всякими глупостями,  но  он
не удержался.
   - Мы не можем сейчас ничего предпринимать, - был ответ. - На  текущий
момент отношения с Питом Максимовских не сложились. Мы  не  имеем  права
ставить ему какие-либо условия.
   Федор промолчал. Он не был посвящен в перипетии сильных мира сего. Он
не знал, что помощником Пита на днях стала Светлана  Кулибина,  что  она
билась как рыба об лед, пытаясь договориться с Балуевым и Мишкольцем. Он
и не подозревал, что отношения не  сложились  не  из-за  Криворотого,  а
из-за того, что тесто замесили на ревности и амбициях Балуева, на чистых
помыслах Мишкольца, а потому и не выйдет общего пирога.
   - Что ты собираешься делать с кассетой? - неожиданно  поинтересовался
Владимир Евгеньевич.
   - Пока ничего, - соврал Федор.
   - Не вздумай шантажировать Пита! Оторвет голову!
   - Хорошо.
   - Хорошо, что оторвет голову? -  пошутил  Миш-кольц.  -  Чем  намерен
заниматься дальше?
   - Не решил еще.
   - С  нами  не  хочешь  остаться?  На  тех  же  условиях.  За  полгода
поднимешься так, что мать родная не узнает!
   - Нет. Больше не хочу.
   - Как знаешь.
   Только сумасшедший мог отказаться  от  такого  предложения.  Мишкольц
снова уткнулся в  свой  журнал,  а  Балуев  наполнил  гостиную  ароматом
вечного напитка.
   - Я должен позвонить Поликарпу? - всполошился Федор.
   - Не суетись! - Геннадий поставил перед ним чашку с кофе.
   - Год назад я  в  точности  обговорил  с  Карпиди  дату,  -  напомнил
Мишкольц. - Он тогда сказал, что будет ждать тебя до  полуночи  в  своей
резиденции на кладбище. Надеюсь, он помнит свои  слова.  Недаром  именно
сегодня вернулся в город. - Владимир Евгеньевич  посмотрел  на  часы.  -
Половина одиннадцатого. Приедешь к нему в половине двенадцатого. Не надо
показывать гробовщику, что мы слишком усердствуем.
   - Но и медлить тоже опасно, - возразил Балуев. - В  последнюю  минуту
Поликарп может выкинуть какой-нибудь фокус. Это вполне в его духе.
   На  Федора  было  страшно  смотреть.  Последние  дни   вымотали   его
окончательно,  превратили  в  ходячий  манекен.  Он  похудел,  осунулся,
светлые живые глаза потонули в черных колодцах,  отпечатках  бессонницы,
стали неподвижными.
   Джентльмены плохо себе представляли, что на  самом  деле  творится  с
парнем, отнеся все на счет волнения от предстоящей встречи с Поликарпом.
   Правда, Геннадий Сергеевич  догадывался  об  истинной  причине  таких
изменений в облике  Федора,  но  не  придавал  этому  особого  значения.
Любится - перелюбится.
   Кому-кому, а • ему-то известно, что такое любовь, что такое  страсть.
Просто он умеет  держать  себя  в  руках  и  не  намерен  выворачиваться
наизнанку. Каждый человек судит о  ближнем  по  собственному  опыту,  не
подозревая, что у ближнего, может быть, все  устроено  иначе.  Один  всю
жизнь идет на компромисс и даже  получает  от  этого  удовольствие,  для
другого компромисс - казнь  о  двух  лошадях  и  двух  телегах,  которые
раздирают его на части!
   - Пора! - сделав последний глоток, подвел итог Геннадий.
   - В самом деле, - подтвердил Мишкольц, отодвинув свою чашку.
   - Я готов, - отозвался Федор, так и не прикоснувшись к напитку.
   Ни слова больше не говоря, он взял с журнального  столика  саквояж  и
направился к выходу.
   Мишкольц снова принялся листать журнал, а Геннадий прилип к окну.
   - Сел в машину, - комментировал он, - выезжает со двора. В хвост  ему
пристроился синий "джип".
   - Это Шалун, - не отрываясь от журнала, пояснил Владимир Евгеньевич.
   - Все. Скрылись.
   Балуев сунул  в  рот  сигарету  и  отошел  от  окна.  Его  раздражала
собственная безучастность на последнем,  завершающем  этапе  дела,  ради
которого он потратил столько сил и времени. Но шеф был неумолим:  "Вечно
ты лезешь на рожон, как Чапай на боевом  коне!  Ты  -  мой  помощник,  а
солидности в тебе ни на грош!" Геннадий напомнил, что ему всего двадцать
восемь лет, а это не тот возраст, когда солидность -  самое  необходимое
качество. И вообще,  не  настало  ли  время  получить  расчет?  Разговор
происходил незадолго до приезда Федора и оборвался на полуслове. Теперь,
когда Балуев сел рядом и закурил, Володя спросил примиренческим тоном:
   - Вы что, с Федей решили открыть собственное дело?
   - Он выходит из игры? - сразу догадался Балуев.
   - Да. Сегодня в полночь - он уже не наш человек.
   - Ненормальный!
   - А ты нормальный? Или это была шутка насчет твоей отставки?
   -  У  меня  по  крайней  мере  есть  деньги,  чтобы  обеспечить  себе
независимость.
   - Так! - Мишкольц швырнул журнал на диван. - И что дальше?
   - Ты хочешь знать все мои планы?
   - Хотя бы на ближайшие полгода.
   - Ладно, - согласился Геннадий. - Слушай, если это тебе интересно.
   Сначала я разведусь с Мариной.  Попробую  у  нее  отвоевать  хотя  бы
одного ребенка.
   Перееду жить в столицу. Найду работу по специальности в  каком-нибудь
музее и заживу тихой, праведной жизнью.
   - Ты меня прости, Гена, но это смешно.
   - Почему? Почему не смешно жить здесь и одновременно жить в Венгрии?
   Почему не смешно разрываться между двумя женами и сыновьями от разных
жен?
   Никогда в жизни Геннадий не высказывал своему шефу и  другу  подобных
вещей, хотя и раньше не скрывал своего презрения к первой жене Мишкольца
и уважения ко второй. Но это были незначительные, малоприметные ужимки и
реверансы. Сегодня прорвало плотину.
   - Все ясно. Ты устал, - похлопал его по руке Мишкольц, давая  понять,
что не намерен обсуждать с ним свои семейные проблемы. - Тебе  необходим
отдых.
   Мотани куда-нибудь на месяц.
   - Нет, - твердо заявил Балуев. - Сейчас не время.
   - Его никогда не будет.
   - Мне все опротивело, Володя, - признался  Геннадий  Сергеевич.  -  Я
хочу спокойной жизни.
   - Это хандра. Пройдет. Дождемся возвращения Федора, а потом  покрутим
глобус. Тебе надо отдохнуть.
   - Боюсь, что не поможет. - Балуев затушил сигарету, собрал на  поднос
чашки, поднялся и уже на пороге гостиной спросил:
   - Тебе с лимоном или с бальзамом?..
   Зачем он вооружился перед поездкой на кладбище, Федор и  сам  не  мог
толком объяснить. Просто вспомнил, как стояла на коленях Настя,  умоляя,
чтобы он убил Поликарпа, и наган машинально полез в карман  брюк.  Убить
Карпиди в его резиденции - это погибнуть самому, а такой роскоши  он  не
мог себе позволить.
   Ведь завтра главный день в его жизни, а значит, завтра еще надо жить.
Он начал вести переговоры с Питом за спиной Балуева и  Мишкольца,  когда
понял, что они ничем ему не помогут. Завтра он произведет великий обмен,
выкупит девочку, и они вместе уберутся прочь из этого проклятого города!
И никто не сможет упрекнуть его в нарушении правил игры или в  том,  что
он задел чьи-либо интересы.  Сегодня  в  полночь  он  уже  ничей!  Какая
прелесть! В городе, где даже  самая  последняя  уборщица  называет  себя
мафией, он - ничей!
   Еще выезжая со двора Балуева, Федор заметил, что следом за  ним  едет
синий "джип". В его блокноте уже года полтора записан номер этой машины,
и он прекрасно знает  тех,  кто  в  ней  сидит.  С  ребятами  Шалуна  он
сталкивался много раз, когда разорились оба его магазина. Чем они только
не  угрожали  ему  и  однажды  все-таки  избили,  произвели,   как   они
выражаются, косметический ремонт фэйса. Сегодня они его охраняют и будут
стоять насмерть, чтобы ни единый волосок не упал с его головы.
   У  ближайшего  перекрестка,  когда  он  стоял  на  светофоре,   слева
пристроился "форд" с затемненными стеклами. Он краем глаза заметил,  как
стекла "форда" стали быстро опускаться. Такие штуки он  хорошо  знал  по
гангстерским фильмам и стремглав бросился на пол.
   - Ты  че,  придурок?  -  донеслось  из  "форда".  Федор  поднялся.  В
раскрытом оконце автомобиля торчала голова Шалуна.
   - Следуй за нами, паря! - подмигнул он Федору, и  затемненные  стекла
поехали вверх.
   Теперь  он  держался  в  хвосте  у  "форда"  и  удивлялся  тому,  как
выслуживается Шалун перед Мишкольцем - даже самолично решил  участвовать
в операции.
   "Форд" вел Федора по  центральным  улицам  города,  тогда  как  Федор
намеревался добираться до кладбища окольными путями. На  проспекте  Мира
он сбавил скорость и немного отстал,  успел  взглянуть  на  окна  пятого
этажа в доме с ювелирным магазином. На миг ему показалось, что он спутал
их с какими-то другими окнами, потому  что  в  окнах  Настиной  квартиры
горел свет. "Быть этого не может! - чуть не  воскликнул  Федор  и  почти
остановился. Нет, он ничего не перепутал - свет действительно  горел!  -
Что за чертовщина?" - вновь набирая  скорость,  спрашивал  себя  парень.
Теперь он досадовал, что не сможет в скором времени разгадать эту тайну.
После кладбища надо вернуться к Балуеву, а  завтра,  уже  в  семь  утра,
состоится обмен, и они вместе с Настей приедут на  проспект  Мира,  ведь
ключи от квартиры до сих пор у него. Он сам назначил Питу это время.
   И  сам  выбрал  место.  Он  все   хорошенько   продумал.   Во-первых,
нейтральная территория - запущенный парк Лермонтова  контролирует  Лось.
Во-вторых,  обветшалый  пешеходный   мостик   через   высохший   ручеек,
выстроенный еще до изобретения  автомобиля.  В-третьих,  он  подъедет  к
мостику со стороны главных ворот парка,  а  они  -  со  стороны  старого
завода, не функционирующего уже несколько лет. Это поможет им  с  Настей
избежать погони. Правда, главные ворота могут заблокировать  люди  Пита.
Но и на этот случай Федор все предусмотрел. Он  не  станет  возвращаться
той же дорогой. Дело в том,  что  парк  Лермонтова  плавно  переходит  в
огромный лесной массив. Недаром последние два  дня  Федор  посвятил  его
обследованию. От дороги, ведущей к главным воротам,  ответвляется  узкая
заасфальтированная полоска с односторонним движением в  сторону  лесного
массива, впадающая потом в огромную реку под названием Колымский  тракт.
Это и будет их спасением. Он специально  выбрал  ранний  час,  чтобы  на
узкой дороге не было машин. Тогда он на хорошей скорости  ее  преодолеет
за пять-семь минут.
   Но это все будет завтра, а сегодня надо покончить с Поликарпом.
   Вернее, с долгом. С последним долгом.  Кошмар  длился  полтора  года.
Кажется, черная полоса жизни закончилась. Не может быть все время черно.
Завтра он  обнимет  Настю.  Скажет:  "Выходи  за  меня!"  Она,  конечно,
заартачится. А как же иначе, все-таки девушка, невинная. Он  ее  покорит
своей любовью. Кто еще будет ее так любить? А дурь  с  этой  бесконечной
местью вскоре выветрится из головы. У нее не будет времени убиваться  по
брату и по любимой кукле -  он  ей  быстро  настругает  ребятишек!  Дети
облагораживают. А кого облагораживала месть?
   И тут на него навалилась новая дума. Он совсем упустил из  виду,  что
за Настей числятся два убийства! Вот дурень! Влюбился, и будто  не  было
ничего! Он спасет ее от Пита - это только полдела. Надо еще спасти ее от
правосудия! Нет, они не поедут завтра на проспект Мира. К тому  же  этот
подозрительный свет в окнах! Нет-нет! И к нему ехать  тоже  небезопасно.
Что  же  делать?  Надо  бежать  из  этого  города!  И  нечего  думать  о
регистрации брака! Курам на смех!  Он  представил,  как  Настя  в  загсе
одевает ему на палец кольцо и в это время щелкают наручники!
   Федора бросило в жар. Выхода не было! Он заставил себя не  думать  об
этом сейчас, тем более что обстановка вокруг резко изменилась. Он достиг
окраины города, территории Поликарпа. "Форд" с  Шалуном  куда-то  исчез,
зато впереди маячила машина автоинспекции.  Он  понял,  что  теперь  она
ведет его к кладбищу, и оценил  н