сорвавшемся по его вине субботнем походе в пещеру? Я,  разумеется,  дала
понять, что ни черта не помню.
   Потом заговорили  о  делах.  Я  наврала,  что  живу  на  дивиденды  с
отцовского вклада.
   На самом деле я уже давно была на  мели.  Он  начал  жаловаться,  что
много средств вложил в  магазин,  открыл  несколько  кредитов  и  боится
прогореть с самого начала:
   "Я ведь новичок в бизнесе".  Вот  тут-то  я  и  выложила  свой  план,
опуская детали, которые ему вовсе не обязательно  было  знать.  Алик  не
пришел в восторг, но глаза у него загорелись. Это я усекла. Он  позвонил
мне через два дня, и мы снова встретились в том же кафе. Он  согласился.
Еще бы, ведь я все брала на себя! Ему только покрутить отмычкой!
   Все произошло, как  в  американском  гангстерском  фильме,  гладко  и
быстро. Мы дождались, когда ты отбудешь на  Рабкоровскую,  и  поехали  к
гаражу.
   Оба твоих  замка,  Федя,  гроша  ломаного  не  стоили!  Алик  с  ними
справился в доли секунды!  Разве  так  хранят  драгоценности?  Потом  мы
вернулись в магазин. В своем недавно отремонтированном кабинете  Алик  с
восторгом рассматривал камни и  никак  не  мог  поверить  в  собственное
счастье. И правильно делал, что не верил. Он тоже очень удивился,  когда
увидел у меня  в  руке  револьвер,  хотя  прекрасно  знал,  что  я  дочь
Овчинникова, который вытащил его из дерьма и которого он позорно предал.
   "Я  был  тогда  болен,  Настя!  Честное  слово!  У  меня  даже   есть
бюллетень!" - "Хранишь, падла?" - "Храню! Могу  показать!"  -  "Покажешь
его Господу Богу!" И снова рука меня не подвела! Я села  в  его  машину.
Решила отогнать подальше, чтобы не  мозолила  глаза.  Гнала  на  пределе
возможного. Уже светало, как сейчас.
   Я оставила машину на окраине города, возле кладбища...
   - На котором похоронены твои родители? - догадался Федор.
   - Да, я сидела под тем самым похабным, трехметровым крестом и плакала
впервые с тех пор, как вышла из своего убежища, очнувшись  от  Бимкиного
воя.
   Меня прорвало, слезы лились потоком.  Согласись,  ночка  была  не  из
легких. Два убийства и ограбление. И все в первый раз. Я была  абсолютно
выжата. Этой ночи, видно, мне хватило надолго.
   - Ты решила отказаться от дальнейшей мести?
   - Никогда! - произнесла она хоть и с решимостью, но довольно вяло.  -
Восстановителя монастырей Шаталина, как видишь, взял на себя  Серафимыч.
Старик здорово удивился, когда  узнал  на  видеокассете  бывшего  жениха
своей дочери.
   Только вряд ли он  добрался  до  него.  Шаталина  надо  было  кончать
раньше, когда тот не пользовался охраной. Смерть Демшина напугала его. И
Максимовских усилил охрану. Представляю, как  он  рвал  и  метал,  когда
получил по почте коллекцию засушенных скорпионов!
   - Что получил? - не понял Федор.
   - Ах, да! Ты ведь не в курсе нашей скорпионовой  атаки  на  мафию!  -
усмехнулась она. - Это была идея Серафимыча. В зоомагазин завезли  живых
скорпионов, и он придумал устроить что-то вроде символических  посланий.
Тогда мы еще не знали, как распорядился жребий. Я почему-то считала, что
брата  убил  Шаталин.  Может,   меня   смутила   его   благотворительная
деятельность? Не знаю. Я послала ему  к  юбилею  голого  пупса  с  живым
скорпионом в коробке из-под торта.
   Криворотому  отправила  по  почте  бандероль  с   пятью   засушенными
скорпионами на иголках. А Демшину Серафимыч насыпал в  багажник  "форда"
целое стадо кудрявых.
   Директор зоомагазина обнаружил это только на  Рабкоровской.  "За  что
меня так  возненавидел  старикан?  -  смеялся  Демшин,  не  предчувствуя
близкой  смерти.  -  То  любимую  крысу  отравил,  то  скорпионов  решил
разводить у меня в багажнике!"
   Конечно,  затея  была  дурацкой.  Серафимыч  только  подставился  под
ментов, и они тут же вышли  на  него.  Пришлось  ему  драпать  со  своей
квартиры и жить у меня.  -  Она  сделала  паузу,  а  потом  добавила  со
вздохом:
   - Думаю, что о Серафимыче уже надо говорить в прошедшем времени.
   - А кто та девушка, которая вчера...
   - Не важно! - перебила его Алиса. - Это уже совсем не важно.
   - Скажи, а почему ты назвалась Алисой?
   - Не знаю. Первое, что пришло в голову, когда знакомилась с Демшиным.
   Может, потому, что, живя у Эльзы Петровны, все время читала одну и ту
же книгу?
   Кстати,  Эльза  Петровна  обязательно  мне  звонит  раз  в  месяц   и
справляется, как у меня дела. Не собираюсь ли я поступать в институт или
устраиваться на работу...
   - И что ты ей отвечаешь?
   - Когда как, судя по настроению. В последний раз, накануне той  ночи,
я ей ответила, что собираюсь податься в проститутки!
   - Не остроумно.
   - Она мне сказала то же  самое.  И  вообще  мне  дела  нет  до  Эльзы
Петровны, до всех моих участливых родственников и до  кого-либо  еще  на
этом свете!
   - А до меня? - вдруг спросил Федор, вызвав у девушки припадок буйного
смеха.
   - До тебя меньше всех!
   - Зачем же ты привела меня сюда? Почему не убила в гараже?
   Алиса задумалась. Она и сама плохо разбиралась в этом.
   - Надо же было кому-нибудь рассказать обо всем, - нашла она выход.  -
А насчет гаража я тебе уже говорила - не  обольщайся.  Из  вас  двоих  я
выбрала Алика, потому что хотела  посмотреть  на  его  счастливую  рожу,
когда он перебирал изумруды, и на его удивленную рожу, когда он увидел у
меня в руке револьвер, и на его  обреченную  рожу,  когда  я  нажала  на
курок! А что было взять с тебя, кроме изумрудов?
   Федор почувствовал острую боль во всем теле. Никто еще  не  заставлял
его так страдать, как эта холодная, ненавидящая всех и вся девка. Что он
нашел в  ней?  Набор  достоинств,  который  или  отпугивает  мужчин  или
привораживает накрепко?
   - Что ты собираешься делать дальше?
   - Заварить крепкий кофе, - усмехнулась  девушка  и  вновь  подошла  к
окну.
   - Уже поднимается солнце, как тогда, пять лет назад.
   - Оно поднимается каждый день, - заметил Федор.
   - Ты прав, - согласилась Алиса. - Но сегодня - именно как тогда.
   - Тогда был июнь, а сейчас август, - возразил Федор.
   - Не спорь. Мне лучше знать.
   Они переместились на кухню. Шли вторые сутки его  пребывания  в  доме
Алисы, но за это время он видел только кухню и детскую. То ли его вообще
мало интересовал интерьер запущенной квартиры, то ли  рядом  с  ней  все
теряло смысл и становилось безразлично. Он ловил себя на этой догадке не
первый раз за последние сутки.
   - И все-таки что будет дальше?
   - Погуляю с Бимкой и лягу спать, - с той же усмешкой заявила она.
   - Я серьезно.
   - Не знаю. Боюсь, что Пит Криворотый мне не по зубам. А ведь есть еще
один человек, которого надо прикончить. Самый главный! Тот, кто  заказал
это убийство!
   - Ты знаешь его?
   - Если бы знала, то начала бы с него.  Даже  этот  болтун  Демшин  не
раскололся!
   - А ведь это очень просто, Настя. Все эти годы у тебя  были  записаны
его фамилия и телефон.
   - Издеваешься?
   - Ничуть! Записная книжка твоего отца. Посмотри на букву "К"!
   В тот же миг она соскочила со своего места  и  бросилась  в  одну  из
комнат. Федор же, подобно Мюнхгаузену, потянул  себя  обеими  руками  за
волосы, словно хотел подобным образом избавиться от  болота,  в  котором
увяз. "Зачем это тебе?" - спросил кто-то внутри, но было уже поздно. Она
держала  перед  ним  раскрытую  записную  книжку  отца.   Как   это   ни
парадоксально, но на столь распространенную букву в  ней  была  записана
только одна фамилия, жирно обведена несколько раз  и  даже  заключена  в
черную рамку.
   - "Карпиди", - прочитала девушка.
   - Да. Это тот самый толстый господин, который погладил тебя по голове
во время поминок, - объяснил он. - Демшин до последнего времени  работал
у него, так что он контролировал себя во время разговора с тобой. Именно
Карпиди, и никому иному, нужно было, чтобы я погиб  в  ту  ночь,  но  ты
испортила ему игру.
   Сама того не подозревая, отомстила.
   - Этого мало. Разве ты не понимаешь? Алиса провела ладонью  по  лицу,
потерла лоб. Он знал, что в ее голове роится сейчас десяток  кровожадных
мыслей, строятся новые планы.
   - Федя, ты должен помочь мне!
   - Каким образом?
   - Ты ведь пойдешь к нему отдавать долг?
   - Если ты вернешь изумруды!
   - Я их верну! А ты убьешь Карпиди!
   - Ты с ума сошла? Это самоубийство! Кроме того, может начаться  война
между двумя организациями, и погибнут еще  несколько  десятков  человек!
Тебе, конечно, на это наплевать! А я не хочу! Слышишь, не хочу!
   - Разумеется, - опустила она голову, - у тебя ведь никого не убили...
   И вообще, Федя, ты свободен. Можешь идти на все четыре стороны!
   Почему-то именно эти слова он больше всего боялся от нее услышать.
   - Не гони меня, - прошептал Федор. - Ты останешься совсем одна.
   - Это мое обычное состояние. Не много  пользы  я  получила  от  своих
сообщников. Скорее наоборот. Ты прав. Это самоубийство. На  такое  могут
пойти люди, которым нечего терять. Например, Серафимыч  или  я...  А  ты
можешь идти... Я тебя не держу...
   Это становилось невыносимо, и он сказал:
   - Я люблю тебя, Настя... Неужели ты не понимаешь - я никуда отсюда не
уйду!
   Она подняла голову. Он впервые видел слезы в ее глазах.
   - Феденька, милый, - произнесла она дрожащим голосом, - я тебя  очень
прошу... - Алиса бросилась перед ним на колени, схватила за руки,  чтобы
он не смел ее поднимать, заглянула в глаза  преданно,  по-собачьи.  -  Я
тебя очень прошу. Убей Карпиди. У тебя  получится.  Это  на  самом  деле
очень просто. А я... Я позволю тебе делать со мной  все,  что  захочешь!
Тебе  понравится,  ей-Богу.  Я  ведь  еще  девочка.  Ко  мне  никто   не
притрагивался!
   - Дура ты! - воскликнул он в сердцах и  встал,  чтобы  уйти,  но  она
обхватила его ноги и закричала:
   - Не пущу! Никуда не пущу! Пришлось вновь опуститься на табурет.  Она
рыдала, уткнувшись лицом в его колени, и шептала:
   - Прости!
   Федор гладил ее короткие черные волосы, корни которых  уже  отчетливо
серебрились, и приговаривал:
   - Это ты меня прости!
   А потом они пили кофе и весело болтали.
   - Может, мне на самом деле податься в проститутки? Как  ты  считаешь?
Ты ведь поверил мне тогда, что я девочка по вызову?
   - Тебе бы в актрисы в самый раз!
   - Я занималась в драмкружке с первого класса. Мне очень нравилось.
   - А Эльза Петровна об этом знала?
   - Не думаю. Она вообще  обо  мне  ничего  не  знала,  потому  что  не
поддерживала  отношений  с  нашим  номенклатурным  семейством.   У   нее
наверняка был какой-то конфликт с мамой, но я не стала выяснять.  Нам  с
Бимкой пора было отправляться в дорогу. И сейчас тоже пора.
   Собака давно проснулась и тоскливо смотрела на хозяйку из коридора.
   - А если бы ты в Москве занималась театром, вернулась бы сюда?
   - Меня бы ничто не  остановило,  Федя.  Так  что  не  горюй  по  моим
актерским талантам и по каким-либо другим.  Их  расстреляли  на  даче  в
девяносто первом году.
   - Я вряд ли смогу тебя переубедить, но пойми наконец:  мы  не  вправе
сами вершить суд. У каждого свой жребий...
   - Про жребий я уже где-то слышала...
   - Оставь их в покое, Настя!  Такие  люди,  как  Пит  и  Поликарп,  не
умирают в своих постелях. Суд свершится без твоего участия!
   - Не надо мне читать проповеди! Хоть я  и  родилась  в  атеистической
семье, но прекрасно знаю про щеку, которую надо  подставить,  если  тебе
уже один раз вмазали! Это, Федя, не для меня. И монахи в белых капюшонах
здесь не живут.
   Пусть такие, как Шаталин, пекутся о загробной жизни. Я-то  знаю,  что
ничего нет!
   Ничего, Федя! Пустота. Пойдем, Бима.
   Собака уже держала в зубах поводок.
   - Может, я погуляю с собакой? - вызвался Федор. Она  в  ответ  только
помотала головой, и дверь за ними захлопнулась.
   Федор остался сидеть за столом. Слышал, как за дверью  приехал  лифт,
как Алиса с чувством хлопнула железной дверью и кабинка поползла вниз.
   Он вернулся в детскую. После исповедальной ночи она показалась Федору
слишком светлой. Коллекция автомобилей за  стеклом  серванта  неожиданно
растрогала до слез. Теперь он понимал, кому она принадлежала.
   По традиции он выглянул в окно. Во двор въезжали  две  машины:  белая
"Волга" и зеленый "мерседес"...
   Человек стоял этажом выше. Девушка не видела его, и Бимка не  придала
значения - слишком далеко он находился. Как только дверь лифта  за  ними
закрылась, человек  резко  вскинул  руку  с  растопыренными  пальцами  в
открытое окно. Это был знак. Его  увидел  другой  человек,  сидевший  на
скамейке у подъезда соседнего дома.  Он,  в  свою  очередь,  подал  знак
машинам, ожидавшим у торца здания, после чего быстрым шагом направился к
подъезду, из которого уже выходила девушка с собакой...
   Алиса не чувствовала под собой ног. Сердце дрожало.  Не  знала,  чему
приписать это странное состояние. Бессонной ночи, случившейся только что
истерике или резкой смене погоды? Небо совершенно очистилось от облаков.
   Надвигался знойный день с беспощадным августовским солнцем.  Девушка,
как и в прошлый раз, не собиралась покидать крыльцо.  Бимка  скрылась  в
зарослях акации.
   - Чудное утро, не правда ли?
   Перед ней вырос некто долговязый, в потрепанной штормовке и с  бинтом
на голове. На всякий случай  она  расстегнула  сумочку  и  нырнула  туда
рукой.
   Позади долговязого остановились две машины. Одновременно за ее спиной
открылась дверь. Алиса успела подумать, что это кто-то из соседей.
   Дверца зеленого "мерседеса"  распахнулась.  Искривленный  рот  вблизи
показался ей еще омерзительней, чем на кассете.
   - Вот и нашлась беглянка, - обронил  он  фразу,  понятную  только  им
двоим.
   Она почувствовала что-то похожее на счастье оттого, что  эта  встреча
наконец состоялась. Резко выдернула руку с револьвером, но выстрелить не
смогла. Дикая боль в плече оглушила ее. "Это не сосед", - поняла  она  и
застонала от обиды. Руки своей она больше не чувствовала - только  боль.
И револьвера у нее больше не было - только отчаяние.  Сзади  ее  держали
железной хваткой. Она дернулась изо всей силы и лягнула верзилу каблуком
под коленную чашечку. Тот вскрикнул и покрыл ее матом.
   - Что ты брыкаешься,  кобы...  -  ласкового  слова  Пит  недоговорил,
потому что плевок достиг цели, залепив ему оба глаза.
   - В машину ее! Быстро! - распорядился Беспалый, пока босс утирался  и
приходил в себя.
   Ей заткнули тряпкой рот и надели наручники.  Бим-ка  лаяла  изо  всех
сил, выходило хрипло, негромко. На нее  не  обращали  внимания.  Девушку
наконец затолкали в белую машину. Кто-то из парней нашел мудрое  решение
- ударил кулаком под грудь, и преступница лишилась чувств...
   Федор хотел броситься ей на помощь, но  увидел,  как  из  "мерседеса"
выходит Балуев и показывает ему рукой,  чтобы  он  оставался  на  месте.
Развязку Федор наблюдал, испытывая мучительные, противоречивые чувства.
   Обе машины тронулись в путь. Бимка бежала за  "Волгой",  задыхаясь  и
захлебываясь в хрипах, отдаленно напоминающих лай.
   Балуев проводил взглядом обе машины, еще раз махнул Федору и вошел  в
подъезд.
   Было на самом деле удивительное, чудное утро.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

   - Свободен и легок полет!
   Сам летчик и сам самолет,
   Я - птичка в облаке розовой ваты!
   Но все же ночною порой
   Мне снятся конвой и солдаты...
   - Оставь, не жалей ни о чем,
   Летай, пока горячо,
   Пока за полеты не просят платы!
   Рок-группа "Агата Кристи"

   Самолет из Будапешта  приземлился  в  десятом  часу  утра.  Прибывшие
мадьяры громко делились впечатлениями от полета на своем певучем  языке.
Русские держались обособленно, в крайнем случае, спустившись  по  трапу,
сбивались в пары, еще реже - в тройки, и все как один угрюмо молчали.  А
чего веселиться? На родину прилетели.
   Из всей массы, выдавленной разноцветным  чудовищем  на  летное  поле,
выделялся высокий загорелый мужчина  средних  лет,  одетый  в  бирюзовую
майку навыпуск и белые шорты, с ярко-красной спортивной сумкой на плече.
Его темно-русые с проседью волосы были  безукоризненно  причесаны.  Лицо
гладко выбрито. Толстые губы сурово сжаты. Большие миндалевидные  глаза,
будто подведенные тушью, высокомерно прищурены то  ли  под  воздействием
испепеляющих лучей, то ли под бременем собственных дум.
   Мужчину нельзя было отнести ни к той, ни к другой группе сошедших  на
землю, как нельзя было определить, прилетел он на родину или на чужбину,
и вообще распознать в нем представителя  какого-либо  клана,  какой-либо
национальности.  О  таких  говорят:  индивидуум,  гражданин   Вселенной,
отщепенец, инопланетянин и Бог знает что еще.
   Владимир Евгеньевич Мишкольц редко  пользовался  услугами  Аэрофлота,
как,  впрочем,  и  любыми  другими  услугами  общественного  транспорта.
Предпочитал передвигаться на собственном автомобиле  -  черном  "ягуаре"
последней модификации. "Любимый вид транспорта  нефтяных  шейхов!"  -  с
улыбкой говаривал он. Владимир Евгеньевич не  был  нефтяным  шейхом,  но
кормили его тоже недра земли.
   В аэропорту Мишкольца никто не встречал, так как оба его сына  и  обе
жены (официальная и неформальная) находились в разных  городах  Венгрии,
на родине  его  предков  по  отцовской  линии,  трансильванских  евреев,
корчмарей и ростовщиков. Мамина же линия восходила к старинному русскому
дворянскому роду Тенишевых и, вероятно, откликнулась в  нем  многолетним
увлечением - уникальной коллекцией русских картин.
   На привокзальной площади  он  сел  в  такси,  назвал  адрес  офиса  и
погрузился  в  раздумья.  То,  что  сообщил  ему  по  телефону   Балуев,
подтверждало его опасения. В обстановке всеобщей  неразберихи  рано  или
поздно что-то должно разразиться. Не зря он выжидал,  почти  три  месяца
пребывая за границей, начала чьих-нибудь поползновений. Выжидал,  но  не
предполагал,  что  это  будет  Пит,  тупая  и  вечно   криворотая   тень
Стародубцева! Мишкольц в первую очередь ставил на Шалуна,  которого  год
назад  послал  к  чертовой  матери.  Но  Шалун  подозрительно  молчал  и
бездействовал.
   Таксист крутил баранку и гнусаво  напевал  блатной  мотив.  По  обеим
сторонам дороги тянулись хвойные леса.
   - Из Будапешта прилетели? - оторвал он Миш-кольца от раздумий.
   Тот что-то промычал  в  ответ.  "Только  этого  еще  не  хватало",  -
вздохнул он о своем "ягуаре", оставленном в одном из  подземных  гаражей
старой Буды.
   - Как там погода? - не унимался шофер.
   - Тепло.
   - Оттуда загар везете? Здорово! Здесь бы вряд ли так загорели.
   Нет  ничего  хуже  пустой,  бессмысленной  болтовни.  Мишкольц  любил
взвешивать каждое слово. Еще на зоне научился ценить слова. Туда угодил,
будучи студентом истфака. Там был настоящий университет.
   - Возьмем попутчиков?
   Прежде  чем  спросить,  таксист  уже   остановил   машину.   Пассажир
промолчал.
   На обочине голосовали двое парней потрепанного вида,  с  одутловатыми
серыми лицами, будто перенесли не известную медицине болезнь.
   - Нам в центр! - неопределенно бросил один из  них,  и  Мишкольцу  не
понравилось, что таксист сразу согласился.
   - Подвинься, земляк, - попросил второй, открыв заднюю дверцу.
   Подвинувшись, Владимир Евгеньевич  обнаружил,  что  у  другой  задней
дверцы отсутствует ручка. "Похоже, я в ловушке! - не без иронии  подумал
тот,  кого  в  городе  называли  "изумрудным  королем".  -  Аэропорт  до
последнего времени держал Шалун. За три месяца вряд ли  что  изменилось.
Во всяком случае, Балуев бы  меня  известил.  Значит,  Шалун.  Интересно
шутит судьба!"
   Интуиция редко подводила его. Не проехав и двух километров,  ущербные
люди с нездоровыми лицами  достали  из-за  пазухи  наганы  и  навели  на
таксиста  и  пассажира.   Шофер   как-то   неестественно   взвизгнул   и
притормозил.
   Выручки они взяли немного, шофер недавно заступил на смену, но и  эти
жалкие гроши  он  слезно  умолял  оставить,  потому  что  нечем  кормить
детишек.
   "Придум